Первая охота

Он бы казался красивым, если бы не чрезмерная бледность. Девушки слетались бы к нему, не будь дикой улыбки и безумного взгляда. Он бы слыл приятным молодым человеком, если бы был им. Человеком.
Гансу всё еще казалось, что он обыкновенный живой человек. Что его сердце бьется, а легкие наполняются воздухом. Он отказывался принимать страшную реальность, признавать себя мертвым телом, которое ходит, улыбается, пьет кровь только благодаря Фредерику. Он убил его, и воскресил его, и обратил его, этот незаметный скрипач, скверно пиликающий где-то слева, во втором ряду их Королевского симфонического оркестра. Американская рассадка, соединившая скрипки и флейты, сдружила их: скрытного скрипача и серьезного флейтиста. Они вместе бродили по пивнушкам после концертов, вместе посещали публичные дома, а теперь они убивают. Вместе. До этой ночи, когда Фредерик увлекся одной певичкой из борделя и отправил Ганса на охоту одного.
Молодой вампир твердо знал, куда он пойдет один. Пронзенный трепетом и желанием, он нетерпеливо ждал, когда, наконец, Фредерик освободит его от тесной опеки и предоставит ему возможность самостоятельно распоряжаться силами, полученными от друга. Так что смазливая блондинка пришлась как нельзя кстати, и Ганс нисколько ее не жалел, твердо зная, чем завершится ее жаркая ночь со странным клиентом.
Он неслышно ступал по узким улочкам, сливаясь с тенью, молнией проносясь по освещенным местам, ведь уже четыре луны минуло с тех пор, как тьма стала ему родным домом. Он четко видел свою цель, он уже представлял ее, прекрасную баронессу фон Вейн. Он будто ощущал манящий аромат ее кожи, его кончики пальцев трепетали от желания коснуться гладкого бархата ее тела, его терзала жажда. Жажда ее крови.
Елизавета. Его маленькая Лиззи, которую он выхватил взглядом на домашнем концерте в особняке барона фон Вейн, ее безобразно толстого и омерзительно богатого мужа. О, как она была мила с супругом, как громко смеялась, запрокидывая прелестную головку, чтобы все могли оценить ее изящную длинную шею, увешанную блестящими драгоценностями. Как обольстительно она наклонялась к нему, чтобы нашептать ему несколько сальных словечек и продемонстрировать гостям огромную грудь, затянутую в тугой корсет. Ее ресницы зовуще трепетали, когда она переводила взгляд с одного музыканта на другого, словно выбирая себе сувенир в торговой лавке. Их глаза встретились, и баронесса больше ни на кого не смотрела. Это была молния, промелькнувшая между ними, электрический разряд, яркая вспышка, пожирающая всё, что было раньше.
Он сам не знал, каким чудесным способом надушенный клочок бумаги с назначенными временем и местом свидания оказался в кармане его жилета. Он прижал послание к губам, его сердце бешено заколотилось о ребра… Да, тогда сердце у него еще билось.
После их первой ночи он будто помешался: ходил как в тумане, пропускал репетиции, был то весел, то мрачен, и все его мысли устремлялись к ней. Она разжигала в нем необузданную страсть, он был готов бросить к ее ногам всё, он был ослеплен желанием, а она играла им, забавлялась и вертела «ее сладким Гансиком», как она часто его называла. Он пылал, ревновал ее к мужу и остальным поклонникам, она лишь заливисто смеялась и требовала поцелуев.
Но буря не может бушевать вечно, и в один знойный вечер малышка Лиззи не пришла. О, как он метал, мучился, он был готов грызть прутья ограды ее особняка, выть в ее окна, и тогда Фредерик тихо положил ему руку на плечо и позвал за собой. Он следил за ним и за его романом. Почему? Скрипач пожал плечами. Вампирам иногда бывает скучно. Что Ганс хотел сейчас, о чем мечтал, чего жаждал? Мести. Фредерик кивнул и рассмеялся. Предсказуемо. Решаемо. Пойдем? Он пошел.
Он шёл к ней сейчас, шёл за ней, за ее жизнью, за ее кровью. С неслышным смехом он прошел сквозь витую ограду, которую бешено ненавидел тогда. Поднялся на ее этаж, невидимый для слуг. Проник в ее комнату, полный решимости и желания. Она сидела на кровати, прижав ладони к лицу и жалобно всхлипывая. Он бесшумно подошел к ней, но она, повинуясь какому-то потустороннему женскому чутью, отняла руки от лица и направила на него печальный взгляд. Он высился над ней, как каланча, рассматривая любимую когда-то женщину и не узнавая ее. Он искал в ее лице те черты, которые сводили его с ума, но всё было скрыто за печатью скорби. Еще минута, и он стоял скованный ее объятиями, его щеки увлажнились от ее слёз, в его ухо плыл горячий шепот. Не двигаясь, он слушал, что ее муж погиб на охоте, родственники разграбили ее усадьбу, а сама она осталась в горе и одиночестве. «Соберись, тряпка!» - мысленно подстегивал он себя, пытаясь вырваться из тесного круга ее рук. Она ослабила хватку, он сел на кровать, сжал виски пальцами. Что же делать? Что делать? Жалость и пробудившаяся любовь захлестнули его, он смотрел на это жалкое подобие женщины и думал, думал, мучительно думал, что может для нее сделать. Лиззи одна, ей нечего терять, нечего обретать. Как это ему знакомо! Не эта ли душевная пустота погнала его за Фредериком четыре луны назад? Фредерик, вампир. Боль, страх, жизнь утекает, немеет тело, и живительные капли, пробуждающие его… нет, не к жизни. К вечной смерти.
Он вскочил так резко, что она отпрянула. Сжал ее в объятиях, горячо зашептал о наслаждении, ожидающем ее, если она согласится, пойдет с ним, отринет земной путь. Она часто кивала, прижимаясь к нему, и еле слышно вскрикнула, когда он вонзил клыки в ее шею. Она тихо стонала в его руках, наконец, обмякла, и он осторожно положил ее на кровать. Его глаза безумно сверкали, по губам текли струйки липкой крови. Ее крови.
Она умирала, не сводя остекленевших глаз с его лица. Он ободряюще ей улыбнулся, торопливо прокусил себе запястье и поднес рану к ее губам. «Пей», - коротко проговорил он. Она повиновалась. Сначала она еле шевелила губами, но потом жадно припала к его ране, и ему пришлось отнять у нее свою руку. Как же она напоминала ему себя, когда он также жадно пил кровь скучающего скрипача.
Лиззи жалобно заскулила, когда Ганс отнял у нее пищу. Потом она оцепенела, ее глаза округлились, и она закричала от боли и страха: в ее теле происходили необратимые изменения, превращающие ее в вампира. Он утешал ее, гладил по щеке, шептал романтические глупости. Когда она обрела немного силы, он помог ей подняться и усадил ее на кровать. Он не выпускал ее руку, она прижималась к нему, спрашивала, почему не бьется ее сердце, почему она не дышит. Он терпеливо ей объяснял, обрисовывал ей прекрасное ночное будущее, ожидающее их.
Когда леса вдали озарились красками восходящего солнца, они вышли из особняка, взявшись за руки, и растворились в предутреннем воздухе.