Метаморфозы

- Ты бесчувственная сволочь!
Семенов неловко потоптался у двери. В принципе он был согласен с Людмилой. Но не хотелось расставаться вот так.
- Ну, я пойду? – спросил Семенов.
Людмила не ответила. Плакала.
- Да!, - вспомнил Семенов, - у тебя не найдется рублей тридцать?
Захлопнув за собой дверь, Семенов потер ушибленную ногу и вывернул карманы. Четырнадцать пятьдесят мелочью. Кепку забыл. Не возвращаться же.
Пройдя полквартала, Семенов остановился и раздумчиво поглядел в небо. Перспектива представлялась неясной.
- Семенов, дарлинг! Куда же ты пропал?
Кристина, как всегда оживленная, подлетела, чмокнула в ухо. Семенов улыбался. Поправил съехавшую набок шляпу и распахнул дверцу новенького BMW X5. Кристина впорхнула внутрь и, не дожидаясь, пока Семенов усядется рядом, скомандовала водителю:
- В "Гуся"!
Семенов сидел, прикрыв глаза, под мерное журчание мотора, сливавшееся с бесперебойным монологом Кристины. Она информировала, кто их ждет в ресторане, какое платье она вчера купила, какого лобстера она ела позавчера… Семенов довольно ощупал во внутреннем кармане смокинга упитанный бумажник, открыл бар и плеснул в стакан виски. Внезапно ощутил какие-то беспокоящие нотки в кристининой болтовне:
- Слушай, Семенов, ты молодец! Наконец-то обновил тачку! Бэха – вещь! Сколько можно на драндулете… Беридзе уже смеется. Я, говорит, ему "Оку" подарю. Слушай, Семенов, и что Беридзе в этой Нинке нашел? Вчера с ней к Рюрику завалился. Вести себя не умеет, набухалась через час… Слушай, Семенов, давай с тобой завтра…
Семенов больше не слышал Кристину. Так. Стало быть, Беридзе вчера уже был в городе. Это могло означать только одно: он Семенова сдал. Сдал фирму, сдал бизнес. Сдал друга. Теперь Беридзе единоличен.
Когда авто остановилось перед рестораном, Семенов еще не решил, как он поступит с Беридзе. Вариантов было немного – разбить об его башку бутылку "Дом Периньона", вызвать на дуэль, сделать вид, что ничего не знает… Кристина выскочила первой и унеслась прихорашиваться в дамскую комнату. Семенов нерешительно остановился у входа.
Наконец, из дверей торжественно выплыла Иноземцева. Близоруко щурясь, она подставила щеку для поцелуя, обдав Семенова ароматом незнакомых духов:
- Что же ты задерживаешься, Пьер? Все в сборе, ждут тебя.
Семенов одернул мягкий твидовый пиджак и проверил, на месте ли рукопись. Войдя в зал вслед за Иноземцевой, убедился, что все, действительно, в сборе. Рядом со свободным креслом, предназначенным, очевидно, Семенову, сидел Великий Режиссер. Рядом с ним, конечно, Примадонна. Далее, по ранжиру, Первый Любовник, Инженю, Комический Старик… Замыкал паноптикум Театральный Критик, тощий и желчный, в роговых очках с линзами, пригодными для разглядывания крупных микробов.
- Милости просим, драгоценный Петр Иннокентьевич, - пропел Великий Режиссер привычно-неожиданным тенорком, столь дисгармонировавшим с его массивной фигурой, - с нетерпением ждем, что осчастливите нас новым творением. Господа, аплодисменты автору!
Семенов сел в свободное кресло и, разворачивая листы, украдкой посматривал на рукоплещущих. Имея немалый опыт читок, он знал, что актеров интересует только список действующих лиц, в котором содержится краткая характеристика оных, профессия, особые приметы, а, главное, возраст. Возраст, господа! Найдется ли роль, на которую можно претендовать? Вот вопрос! А уж что там за бодягу накалякал драгоценный Иннокентьевич – не влияет. Только Критик перебегал вылезающими из очков глазищами с Семенова на Великого, пытаясь предугадать мнение последнего. Иноземцева нервничала по двум причинам – как завлит театра, ответственная за репертуар, и как любовница Семенова, ожидающая изменения статуса гражданского состояния.
Семенов глотнул боржоми, который Великому тайком от Онищенко присылал Саакашвили в знак нежной дружбы, и огласил:
- Пьеса, которую я имею честь предложить вниманию моего любимого театра, продолжает традиции русского классицизма, а, именно, посвящена конфликту отцов и дедов.
По аудитории явственно пронесся вздох облегчения. Слава Богу, не о проблемах тинейджеров. Труппа молодежью не славилась. Список действующих лиц был воспринят благосклонно. Читка покатилась. В смешных местах охотно смеялись. Иноземцева плакала от надежд. Критик торопливо чиркал тезисы будущей рецензии. И когда прозвучала ремарка "Занавес", последовавшая за ней отнюдь не немая сцена оказалась полной неожиданностью.
Оказывается, уже некоторое время за читкой наблюдала Галка из овощного. Она стояла, уперев руки в мощные бедра, и когда Семенов смолк, заверещала:
- Вот ты где, бухарик! Опять шары залил и изображаешь всякую хренотень!? А кто ящики разгружать будет? Пушкин твой будет?
С этими литературными словами она схватила Семенова за шиворот и выволокла к своей раздолбанной "семерке". В машине Семенов старался не испачкать своей грязной робой относительно белый галкин халат, и отворачивался, стараясь скрыть запах перегара от дешевого портвейна. Галка уже отошла от гнева, и теперь причитала:
- Да хрен с ними, с ящиками этими, других колдырей не найду, что ли… А вот на что ты ночью годиться будешь, гребарь окаянный… Ну что ты за человек, скотина ты бесчувственная!
Семенову показалось, что круг замкнулся. Он виновато улыбался и наощупь пересчитывал мелочь в кармане робы – должно быть четырнадцать пятьдесят. На пиво не хватит, придется подбомбить.
Галка остановила машину возле семеновского дома.
- Вот что, Семенов, ты мне такой на хрен не нужен. Иди, проспись, помойся, и завтра чтобы ни-ни! На, вот, опохмелись.
Зажав в кулаке пятидесятирублевку, Семенов открыл английским ключом дверь своей квартиры и шагнул за порог.
В квартире царил полумрак, и только из спальни струился мягкий свет невыключенного торшера. Из ванной тянулся запах ароматного мыла. На ворсистом ковре, покрывавшем середину гостиной, спал кот Василий, подняв к потолку все четыре лапы.
Семенов устало потер начавшее обрастать щетиной лицо, снял пиджак в мелкую полоску и аккуратно повесил на плечики в прихожей. С удовольствием снял ботинки и носки, босиком прошлепал в ванную, почистил зубы. Посомневался, бриться или нет. Решил не бриться. Прошел в спальню, плюхнулся на диван, взял с тумбочки недочитанную газету, и через несколько минут уже спал.
Так и не выключив торшер.