Кызылкум. Глава седьмая

               


               



В Ташкент въехали со стороны Южного вокзала. Было раннее утро.

 - Где она живёт, твоя Света? – спросил Родин у сидящего рядом парня.

 - Возле «Голубых Куполов»

Ещё через полчаса подъехали к ЦУМу.

 - Давай командуй, командир, куда дальше ехать. Случайно не на Чимкентскую? А то я там когда-то жил.

Оказалось, на Германа Лопатина.

 - Теперь доставай свой сотовый и звони, вызывай её сюда. Живо. А я посмотрю. И попробуй только ещё когда-нибудь с ней поссориться! Если она мне на тебя нажалуется, тебе несдобровать, так и знай! Усёк, Георгий Жуков?

 - Так вы из-за этого меня?.. – наконец-то задал тот главный вопрос.

 - Ну да. А ты что подумал? Огурцы не забудь. Скажешь своей Линде: это, мол, гостинец от дяди Андрея. А своим родительнице и прародительнице - мои респект и уважение.

Девчонка вышла через минуту. Ничего так девица, красивая. И ножки что надо, стройные. Только всё равно не чета его Женьке. Его девчонки, что Женька, что Кристя, любым красавицам дадут сто очков форы.
 
Девица шелестящей походкой кинулась к своему Гоше, обхватила обеими руками за шею, прильнула губами к его губам. Потом оторвалась и метнула взгляд на Родина, после которого с заднего сидения «Нексии»  моментально послышалось возмущённое рычание. Пришлось им с собаками  спешно ретироваться.
 
Так. С этим делом покончено. Теперь –  на Дархан.
 
Подъехал к своему дому. Пока парковался, углядел добрый знак: в окне спальни горит свет. Значит, Анька не на дежурстве.

Он поднялся на третий этаж. Позвонил. Позвонил так, как звонил всегда – протяжно и требовательно.
 
 Дверь открыла она. Его Анька. Цветастый сарафанчик в форме маковой коробочки с оборкой по вороту, судя по всему, новый, потому что он его на ней раньше не видел. Домашние шлёпанцы с божьими коровками. На голове –  спрятанные под косынкой бигуди. Увидела его, встала в театральную позу, кокетливо отставила в сторону ножку и с выражением сказала:
- Ужель? Глазам своим не верю. Доктор Родин, это вы?

Анька есть Анька.

-  Я, кто же ещё? – ответствовал он и улыбнулся обезоруживающей улыбкой. Оказывается, он ещё не разучился улыбаться. -  Явился, не запылился. Пустишь? Только я не один…

Он оглянулся. За его спиной на площадке отчуждённо маячили две собаки. Они часто и тяжело дышали и в такт дыханию трясли своими мощными пёсьими башками. Похоже, что ту, которая с наметившимся пузом, в дороге совсем растрясло. Шатается, как контуженная, и пасть не закрывает, а из пасти капает безостановочно, как из проворачивающегося крана. Видно, скоро ему принимать роды.

Он хотел ей сказать, чтобы она их не боялась, что они хорошие – его собаки, хорошие и добрые, и что пусть она не беспокоится, он не собирается навязывать их на её голову, что он поселит их в дедовом доме на Циолковской, там им будет хорошо, ведь там громадный двор, а они привыкли к простору, ещё хотел спросить, любит ли она его всё ещё или уже нет,  но вместо этого вопреки всем намерениям вырвалось вдруг совершенно другое:
 - Ань, случайно не знаешь, как финал  сыграли?