Куда хочется вернуться

В доме было холодно и пусто.
Удивительно, как один человек может заполнить собой такое пространство одним только своим присутствием. Скрип открывающейся двери, грохот горшков, звук отодвигающегося стула, и силуэт жены, мелькающий то у печки, то за окном, и ее внимательный взгляд, способный развеять пустоту.

Он был наемником, смерть обходила Его стороной. Нет, пару раз она пронеслась совсем рядом, схватила за руку и заглянула в глаза, но каждый раз что-то ей мешало, может быть, воля случая, а может Ему уж слишком хотелось жить.
Он был удачлив. Он был хороший воин. Его уважали мужчины. Его любили женщины. Многие мечтали разделить с  ним если не жизнь, то хотя бы постель.
А она была всего лишь девчонкой из племени гитан. Эти бродячие актеры, которые скитаются всю свою жизнь от города к городу, рождаются, живут и умирают в дороге, растворяются, как будто бы их и не было никогда.
Яма в овраге или придорожной траве, и повозки двинутся дальше, лишь небольшой холмик земли подскажет, что в мире одним гитаном стало меньше.
Но кого это волнует?
Люди шепчутся, что они – проклятый народ, прогневили богов,  и теперь бродят по дорогам в поисках искупления.

Касу выделялась, было понятно, что пусть она и выросла в пути, но родилась совсем не в племени гитан – кожа чуть светлее, тонкие черты лица, легкие аристократические движения, все эти отличия были заметны, но не резали глаз. Пышные юбки, дерзкие огромные карие глаза, волна черных кудрей, тонкий стан – да уж, бродячий образ жизни не располагает к излишней полноте.
Она была яркая, она была красивая, она манила, вызывала желание  обладать, она насмехалась над ним, не желая идти в руки. Пусть он хорош, пусть великий воин, слава о котором останется на долгий годы в былинах, ей то что?
Она не привыкла подчинятся, но привыкла подчинять. Такая маленькая, совсем юная чертовка.
Она поймала удачу за хвост, ей - бродяжке, сделал предложение граф, и пусть его графство мышь обежит за неделю, пусть он сам стар, и от него дурно пахнет, все равно никто не станет спорить, что ей крупно повезло.

- Ты думаешь, наша жизнь - сплошное веселье, песни, пляски и ветер степей в волосах, - говорила она, сидя на берегу, - что я машу, как бабочка крыльями, своими юбками и порхаю от города к городу легко и беззаботно. Тебе ли, наемнику-бродяге, не знать, что это не так? Мы голодаем, мерзнем, жизнь в дороге – тяжкий труд, нас презирают и ненавидят. Знаешь, голод и холод умеют, как никто другой, договорится с совестью.
Касу насмешливо на него посмотрела и продолжила:
- Не буду скрывать, ты мне очень нравишься, и когда я слышу твой голос, мое сердце замирает, я грущу, когда долго тебя не вижу. Но что ты мне можешь предложить? Красочные воспоминания о проведенном вместе времени, и потом ты отправишься своей дорогой, оставив меня сожалеть  о том, что не вернуть, - еще один насмешливый взгляд. – Ну ладно, раз наши чувства так сильны, давай выждем какое-то время: граф уже стар, через несколько лет он умрет, я стану веселой вдовой, найди меня, и мы сможем утолить нашу , - она фыркнула, - страсть.
Его накрыло волной злобы, он с силой притянул ее к себе:
- Нет, ты слышишь нет!!! Ты будешь моей!
Затем оттолкнул девушку от себя, развернулся и зашагал прочь.

Мысль о том, что пора бы оставить вольную жизнь наемника и обзавестись собственным домом с недавних пор посещала Его. Пусть никогда и не скопить на замок с прислугой, зато на хороший просторный дом как раз хватит, еще и останется на несколько лет безбедного существования.
Глаза Касу искрились от счастья, она с радостью отказалась от мыслей о графстве и согласилась стать хозяйкой в Его доме. Гитаны запросили за нее огромный выкуп, проклятое племя, им до конца дней предстоит скитаться, никогда они не исправятся, никогда им не удастся умилостивить богов, но без лишнего торга, Он предоставил все, что просили.

Потом началась новая странная, но счастливая жизнь. Ему нравилось засыпать в собственном доме, ощущая дыхание жены на груди, нравилась растекающаяся по телу усталость трудового дня, нравилось наблюдать, как приятно округлившаяся беременная Касу плывет среди колосьев, Он был на седьмом небе от счастья, когда взял на руки сына.
А потом в душе поселилась тоска, Он становился хмурым и молчаливым. Задумчиво гладил меч, висящий на стене, трепал по шее жеребца, как бы извиняясь, что ему - боевому коню, приходится таскать телегу.
Касу тоже хмурилась, доставала из сундука бубен и начинала петь и приплясывать. Сын хлопал в ладоши, жена задорно смеялась, тоска отступала, что бы ночью снова вернуться в сновидениях.
Снились походы, ночи у костра и битвы, старые враги, и друзья.
Когда прибыл посланник, и сказал, что Он нужен сомнений не было.
Жена растрепанная и раскрасневшаяся от гнева бежала за ним до ворот, кричала, что Он обещал оставить свое ремесло наемника в прошлом, что если сейчас покинет ее и ребенка, то может не возвращаться, а то она выцарапает ему глаза, много слов, много слез. Он развернул коня, и облако дорожной пыли скрыло от него разъяренную, рыдающую Касу.
Был поход, и еще один, Он снова ощутил себя живым. Кто был рожден воином, тому глупо себя обманывать, прикидываясь мирным крестьянином.

Шло время, и тоска вернулась. Теперь во сне он видел жену, как она месит тесто, или развешивает белье, или укачивает младенца у окна, или…
Глядя на деревенских мальчишек, думал о сыне. Какой он? Помнит ли отца?

В один из дней Он оказался рядом с домом. Чистый убранный двор, хотя и чувствуется, что не хватает мужской руки – калитка перекосилась,  поваленной бурей дерево завалилось на забор.
Скрипнула дверь. Касу бросила лишь взгляд и вернулась к своим делам. Он некоторое время потоптался на пороге, потом повесил плащ и сел за стол. Тут же появилась крынка молока и кусок хлеба, а спустя какое-то время жена поставила дымящуюся картошку с куском солонины, все так же, не проронив ни слова.
Снова скрип двери. На пороге мальчишка лет семи. Вопрошающий взгляд на мать.
- Поди отцовского коня расседлай, и поставь в стойло.
И все.
Он понял, что может остаться, и остался.
Сын поначалу сторонился, но очень скоро лед отчуждения растаял. Мальцу нравилось держать рукоять меча, нравились рассказы о ратных подвигах, нравилось помогать отцу по хозяйству.
Касу молчала, если ей что-либо было нужно, то произносила слова в пустоту, глядя куда-то перед собой.
День сменялся ночью, и так по кругу, однажды она снова назвала Его по имени, а потом улыбнулась в ответ. Но  продолжала ложилась спать отдельно.
А потом, зимой, Он ушел на охоту, увлекся, преследуя зверя, началась метель, заблудился. Неделю скитался по лесу, прежде чем вышел к деревне.
В ее глазах прочел тревогу и облегчение.  Она бросилась к нему на шею, все вернулось на круги своя...

Как-то утром  заметил в ее волосах седую прядь и дал себе слово, что он больше не вплетет в волосы супруги ни одного светлого волоса, больше не заставит ее страдать.
Она снова пела Ему по вечерам, Он снова пахал, чинил калитку, учил сына правильно держатся в седле, и гнал, гнал прочь мысли о новой дороге, о новых битвах.
Отрицательно качал головой на просьбы посланников.
Нет, его бой окончен.
В один из дней в дверь постучал старый ратный друг. Друг, который слишком хорошо Его знал, тот самый друг, который смог подобрать правильные слова. Ему он тоже ответил «нет».
- Как знаешь, мы выезжаем на рассвете, так что у тебя есть еще время до утра подумать.

Легкий туман поднимался над речкой, конь подрагивал от утренней прохлады. Скоро взойдет солнце, а Он, как вор, покидал родной дом.
У калитки он обернулся.
На пороге стояла Касу с дорожной сумкой в руках:
- Я собрала тут… Думаю пригодится… Знаешь, когда ты тогда уехал, я тебя ненавидела. Ненавидела, когда слышала ехидное шушуканье у себя за спиной, когда сын спрашивал, где отец, когда мне приходилось делать мужскую работу, и еще больше я тебя ненавидела, когда она у меня не получалась. Представь себе, так не бывает, но однажды сюда приблудился наш табор, уж не знаю, каким ветром их занесло. Я пошла к старой Тальве излить душу, рассказать, что она была права, а я ошибалась. В моей речи было много угроз и упреков, все, что мне хотелось сказать тебе, я высказала ей. Когда я закончила, она еще долго
молчала. А потом произнесла:
- А что ты ожидала, что сможешь опутать его своими кудрями, заворожить глазами, и он будет сидеть подле тебя, как собачонка на привязи. Ты вышла замуж за воина, ему ближе меч чем плуг, его зовут ратные подвиги, он не будет весь век возить сено на телеге. Что значит, ты не пустишь его на порог? Да кто тебе дал право? Ты живешь в его доме. В доме, который он выстроил, и куда может вернуться, когда пожелает, и который может покинуть, когда захочет. Он милостиво разрешил тебе разделить с ним кров. Что значит, он тебе больше  не муж? А как же клятвы, что ты давала? Разве он нарушил их, да хоть бы и нарушил, в брачных обетах нет слов: «Я буду соблюдать мою клятву, покуда мой супруг их соблюдает». Ты сделала свой выбор, ты выбрала мужчину, за которым следовать, тебя никто не неволил.
Старуха умолкла, потом снова продолжила:
- Жизнь не всегда дает нам второй шанс, но тебе я его дам. Ты не можешь запретить ему вернутся, а он вернется, поверь мне, но можешь уйти сама. Можешь показать, что ты - гордая гитан. Что с тобой не возможно расстаться, а потом вновь появится в твоей жизни, от тебя можно лишь навсегда уйти. Мы примем тебя. Ты снова будешь бродить с нами по дорогам. Пусть твои танцы больше не будут радовать глаз большинства, но ты сможешь передать  свой опыт нашим девушкам. У тебя не будет почетной старости. Нет, постарев ты станешь, как я, - она улыбнулась, обнажив гнилые, желтые от табака зубы, - старой ведьмой. Зато, раз и навсегда ты поставишь точку в отношениях с мужем-предателем. Не нужно криков и громких слов, он оставил тебя, и ты вернись к своему прошлому. Подожди, не нужно спешить с ответом, однажды, ты уже дала согласие впопыхах. Подумай, поразмышляй, мы пробудем здесь еще до Урожайника, время у тебя есть. Если что, приходи в день отъезда. Решишь остаться, имей ввиду, муж твой вернется, а потом снова уйдет, и так пока ноги его держат, оставаясь, ты принимаешь это.

Мне снились дороги, засыпанные снегом, и как ветер задувает под одежду, как коченеют на морозе руки, и наша теплая печь, и злобные крики женщин из селений, и наш сад. Я не смогла уйти, я не была рождена гитан, меня не манит бесконечный путь.

Касу грустно улыбнулась, протянула сумку, и направилась к дому.
Он уезжал и возвращался. Переступал порог, и жена ставила перед ним крынку молока, накрытую куском хлеба. Несколько дней сторонилась, пытаясь привыкнуть к присутствию мужа, потом все становилось, как прежде. Хотя нет, не совсем, росло отчуждение.
Каждый раз Его встречала новая Касу, в волосах прибавлялось седины, на лице - морщин, в глазах - усталости.
Она никогда не спрашивала, были ли у него другие женщины. Ей не хотелось , что бы Он врал, и не хотелось слышать правду.
Да, были.  Тонкие и пышногрудые, кучерявые блондинки, темноволосые воительницы, но не с одной из них не хотелось остаться. Вернее, ни к одной, не хотелось вернуться.

Сын вырос, нашел себе жену, сыграли свадьбу.
А на свадьбе Касу вдруг начала петь, Его взгляд как будто заволокло туманом. Он слышал потрескивание костра, видел как кружит Касу в танце, как мелькают пестрые юбки и черные волосы, она снова была юной чертовкой, она снова хохотала и дразнила его, не было долгих лет ожидания, не было горестей, не было ничего, лишь степь да ночь.
Утром Он снова ее покинул.
Он знал, что ему есть куда возвращаться, кутаясь в плащ у костра, был уверен, что есть очаг, где Его всегда ждут.
А двор встретил в этот раз тишиной: не лаял пес, не кудахтали куры, в доме было пусто и сыро.
Нет,  это он должен был сложить свою голову на поле брани, и лишь его дух должен был вернуться к жене, что бы шепнуть на ушко поздней ночью:  «Нет больше твоего мужа».
Удивительно есть стены и крыша, но нет больше дома, куда хочется вернуться…..