Призыв

Из воспоминаний призывника-уклониста.
               
               
                Всё это было бы смешно,
                Когда бы не было призыва…

  Сам по себе факт призыва на военную службу не заслуживает пристального внимания. Вещь банальная, тривиальная и обыденная. Если тебе так не повезло и ты  родился в нашей стране юношей, то ничего тут не попишешь. Дело не в этом, а вот в чём.
 У военкомата – план по поставке в ряды вооружённых сил нового и свежего пушечного мяса. У призывников - учёба, болезни, нежелание отдавать долги Родине. Полное непонимание сторон, одним словом. Складывается такое впечатление, что если бы первый не прислал повестку вторым, а вторые не придумали бы, как её не получить, то эти два представителя рода человеческого не встретились бы никогда. Хотя в обычной жизни военные – такие же люди. Если бы не чеканный шаг, расправленные плечи и привычка рассматривать человеческие отношения с позиции строгой субординации, в толпе их было бы вообще не отличить от нормальных людей. Хотя понятия «норма» и «патология» весьма и весьма относительны и расплывчаты…
 Но это всё общие фразы и абстрактные размышления по поводу, я же предлагаю вполне конкретные страницы из дневника моего знакомого, сделанные им во время бесчисленных весенне-осенних призывов. Но вначале следует сделать ряд оговорок, ставших, впрочем, вполне типичными для данного жанра литературы:
1)печатается не весь дневник целиком, а лишь то, что касается непосредственно призыва автора – Васи Тапочкина -  на военную службу;
2)как водится в подобных случаях (не я придумывал эти литературные законы), максимально сохраняется стиль, манера повествования и язык первоисточника – всё того же Васи Тапочкина.
 Итак, «Здравствуй, Дневник…»:
 
                « Записки на портянках»

ЭПИЗОД 1. Близкое знакомство с военными.

 Впервые с настоящими военными я столкнулся на заре своего восемнадцатилетия.
 До этого момента люди в форме попадались мне на экранах кино, в телесериалах и на улицах. В кино это были все сплошь положительные герои, жертвующие собой каждые 7 минут и ведущие пламенные речи про непобедимость советского оружия. В телесериалах они были уже менее храбры, погибали гораздо реже и пили за Россию, говоря при этом, что зря она отвернулась от своих верных сынов и что теперь ей точно хана, поскольку защитить её теперь уж точно некому будет. А на улицах были просто люди, выделяющиеся из толпы наличием военной формы,  неестественно прямой спиной (они называют это «военной  выправкой») и громким голосом (т.н. «командным»).
 Вот и всё, что мне было известно о них на момент вручения повестки. Сам факт вручения сразу же произвёл отталкивающее впечатление. Во-первых, её принесли в 7 часов утра, когда нормальные люди отсыпаются после ночного бдения за подготовкой к выпускным экзаменам. Во-вторых, очень не по душе пришелся сам текст повестки. В ней говорилось, что я подлежу призыву на военную службу и обязан явиться в военкомат в 8 часов 30 минут. Но самыми интересными для меня были 2 вопроса: «почему?» и «для чего?». И на эти вопросы в повестке нашёлся ответ. Меня любезно приглашали для проведения мероприятий, и не просто каких-то там, а связанных с призывом на военную службу. Вместо же причины было приведено соответствие с Федеральным законом «о воинской обязанности и военной службе» (к слову сказать, без каких бы то ни было номеров статей и пунктов).
 Моему непроснувшемуся сознанию не понравился и насторожил категорический императив сего документа. По всей видимости, прогресс PR-технологий не вполне дошёл до структур, охраняющих покой мирных граждан, но ссылка на федеральный закон и 100%-я отмазка внушали спокойствие, по крайней мере, на 5 лет моего грядущего, если повезёт, обучения в ВУЗе.
 Скрепя сердце и совершив открытие двух век, в условленное время, обозначенное на повестке дня, я был уже у ворот военкомата.
 Была середина апреля, в городском воздухе вовсю пахло весной, словом, какой-нибудь лирик призывного возраста века 19-го придумал бы что-то вроде:
« Весна! Как много в этом слове для слуха нашего слилось…»;
 а какой-нибудь средневековый самурай, вытерев свою катану о  цветное кимоно и разведя тушь, вывел бы на листе рисовой бумаги красивые и непонятные иероглифы, обозначающие что-нибудь вроде:
                «Апрель – месяц жестокий
                Сакуре время цвести.
                Мне же на службу пора».
 И хотя ваш покорный слуга, а по совместительству, «лицо, подлежащее призыву в ряды вооруженных сил» не был ни тем, ни другим, лирическое настроение всё же коснулось и его своим крылом. Ненадолго. Слегка. И  тут же рассеялось, как только я переступил железные двустворчатые ворота военкомата.
 Сразу же показалось, что и весна тут ходит строем, в ногу, да ещё и под бравые песни – настолько было всё четко, по-военному чисто, но как-то пусто. А ведь когда-то на этой территории размещался детский сад, и она вся была наполнена, а точнее будет сказать – пропитана детским смехом. По этим, ныне безукоризненно чистым и как будто бы от этого ставшими более прямыми дорожкам, бегали маленькие дети, играли в «догонялки», лепили куличики, а некоторые из групп постарше даже целовались за какой-нибудь верандой, не по-настоящему, в щёчку, но воспоминания от этого первого поцелуя – на всю оставшуюся жизнь. А теперь по тем же, но уже претерпевшим невидимую, но ощущаемую метаморфозу дорожкам, к зданию, ставшему  уже «военкоматом», плетутся «лица призывного возраста».
 Вот такие вот видоизменения происходят на нашей планете. Такое ощущение, что вместе с детьми растут и развиваются здания, в которых они проходят свой процесс социализации… И моему сознанию сразу же представилась вполне логичная в данном контексте цепочка: детский сад – военкомат – дом престарелых (а точнее, дом инвалидов, но чур меня, чур от таких мыслей).
 Вполне символично…
 Но от этих размышлений на отвлечённые понятия меня грубо и бесцеремонно отвлёк громкий грозный голос: «По повестке?».
 Первой мыслью было как-нибудь сострить (типа «Нет, погреться зашёл» или «Возьмите, ну возьмите меня в АРМИЮ! Я хочу защищать Родину! Я ей должен и не могу доле нести это бремя обязательств!»), но эти фразы так и остались непроизнесёнными, так и не сорвались с моих уст, потому что мой взгляд наткнулся на лицо, которому принадлежал голос. И я испугался. Точнее даже сказать, не испугался, а вдруг ясно осознал, что любое слово будет понято буквально и напрямую, и промолчал, кстати сказать, один из немногих раз в жизни.
 Я просто показал повестку и пошёл в указанном мне направлении в помещение, где уже томилось несколько коллег по несчастью. Коридор был длинный и узкий, а от строгого взгляда дежурного становилось как-то не по себе: спина выпрямлялась, шаг становился чеканнее, а из горла так и рвалась уже наружу бравая залихватская солдатская песня… На моё счастье, коридор был недостаточно длинён, и моя мутация прекратилась, не дойдя до точки невозвращения.

ЭПИЗОД 2. Кого туда только не призывали…

 Кого тут только не было! Хотя лучше описать тех, кто был. А стоит ли? Никаких уж сильно выдающихся личностей там не было – мои сверстники, 18-ти летние ребята, собранные в одной комнате. Компания необычная и крайне разношёрстная. Необычная потому, что по свой воле эти люди никогда бы не собрались вместе: у них были настолько разные привычки и манеры поведения, стиль жизни и мировоззрение… объединял их только возраст и место жительства, а точнее – прописка. Честно сказать, нет никакого желания давать подробные портретные характеристики персонажам, которые играют в повествовании даже не второстепенную роль. Они скорее интерьер, как ни негуманно это может прозвучать.
 Подробная детальная характеристика каждого из 20 человек, которые находились тогда в одной из комнат военкомата, заняла бы много места и отняла ещё больше бы душевных сил (на вспоминание, подбор эпитетов, увязывание всего этого в связный читаемый текст и т.д. и т.п.). А какой вывод из этого можно было сделать? Что призыву покорны все молодые люди 18-ти лет (а если не покорны, то их преследуют уже другие организации на вполне официальных, законных основаниях), или насколько же отличаются внешне и внутренне особи мужского пола, рождённые примерно в одно время и проживающие на одной территории, то есть сколь многогранна и причудлива природа рода человеческого?
 Всё это можно было бы сделать, но, по правде сказать, – лень. Оставим сей предмет тому майору или полковнику (точно не помню, поскольку тогда я не слишком разбирался в соотношении звёздочек и званий и, следовательно, не обращал на это серьезного внимания), который проводил у меня и у других таких же, как я, призывников, тесты на  что-то там - как будто бы от них на самом деле зависело, в какие рода вооруженных сил я попаду служить. Пусть он, выйдя на свою военную пенсию, сядет за мемуары и живописует о том, как изменилась молодёжь:
что никому нет дела до защиты Отечества,
что
         «…Были люди в наше время,
          Могучее, лихое племя
          Богатыри – не вы…».
И  так далее в том же духе, пока хватит сил, здоровья или не надоест.
Я же находился по другую сторону баррикад, и мне очень даже светило в ближайшее время стать доблестным защитником своей Родины.
 Но не будем забегать вперёд. Пока я лишь в первый раз очутился под сводами военкомата и не знаю, чего хорошего мне от него ждать. И ждать ли чего вообще.
 А вот мои коллеги по призыву, похоже, знали, чего от него можно ждать, и охотно делились друг с другом информацией.
 - Ну, так вот,- продолжал свой рассказ бритый крепкий парнишка ( видимо, мой приход прервал его рассказ на полуслове), -  Проходит он медкомиссию – здоров по всем показателям: хоть в морфлот, хоть в космонавты. Его уже оформляют в призывной комиссии, и спрашивают: «Где ты, мил призывник, долги Родине отдавать хочешь?» Он отвечает: «В ВДВ». Его, значит, продолжают оформлять, и тут он спрашивает: «А автомат мне дадут?» «Конечно»,- отвечают ему, не отрываясь от бумаг. «А лопатку сапёрную?» «Конечно, а зачем тебе лопатка-то?» «Ну как же, я буду стрелять и закапывать, стрелять и закапывать…» Тут вся приёмная комиссия напряглась и давай его дело перелистывать. Пошептались немного и на дообследование к психиатру послали.
- Откосил?
- Не знаю, но случай такой был – факт.
- У моего знакомого тоже случай был интересный. Живёт он себе, никого не трогает. Восемнадцать лет, а его никто не трогает, даже из военкомата повестки не приходят. Ну, не приходят – и ладно, и хорошо ему. Он институт закончил, женился, ребёночка себе завёл, а повесток всё нет и нет. Стукнуло ему двадцать семь, он и приходит в военкомат за билетом военным. Смелый такой, типа все сроки вышли – не призовёте. Удивились там, конечно такому раскладу и начали дело его искать, а дела-то и нет. Все архивы подняли-перерыли – ноль, тишина, глухо и слепо, человек есть, а дела – нет. И тут кто-то под сейф заглянул и нашёл! Оказалось, что сейф этот стоял несколько криво, вот под него и подложили первое, что попалось под руку. И оказалось это, правильно – личное дело моего знакомого…
- Здорово. Вот бы и моё дело тоже куда-нибудь завалилось!..
- Мечтай.
 Вот так вот, с шутками-прибаутками мы и ждали начала «мероприятий, связанных с призывом на военную службу».
 И дождались.
 
 ЭПИЗОД 3. Началось.

 А началось всё, как и водится в России, с опозданием. И не просто на 10-15 минут, а на 40, по истечении которых в учебное помещение (то место, где мы томились ожиданием всё это время, называется в военкомате именно так) вошел уже упоминаемый мной выше потенциальный сочинитель мемуаров и раздал нам тесты, сказав, что на выполнение заданий отпущено полтора часа. В моей голове сразу же возник вопрос: «Время пошло с назначенного на повестке часа  или с момента раздачи?» Но здравый смысл заставил вопрос умереть не родившись, и тот майор или полковник так и не услышал его.
 К слову сказать, тест был простенький и предсказуемый. Но одним  им только дело не ограничилось. После выполнения всех заданий и сдачи листков с ответами нас заставили раздеться по пояс (сверху) и отправили на медицинское освидетельствование нашей пригодности к несению армейской службы.
 И вот тут действительно началось! Не знаю, как обследовавшие нас доктора, но я иногда просто-таки диву давался, как с такими букетами заболеваний некоторые из призывников не умерли ещё в раннем детстве, как они ещё ходят без посторонней помощи, умудряются ещё и курить (а от некоторых к тому же так несло перегаром, что становилось понятно – вчерашний праздник удался, а сегодня их явно приводили в порядок долго и безуспешно).
 Здоровые и крепкие ребята жаловались на всё, что только может и не может болеть, показывали справки, ссылались на дурную наследственность, намекали на то, что их родители весьма состоятельны, и «в случае чего – не обидят…».
 Призыв в вооружённые силы Российской федерации  шёл полным ходом. Прочитав все буквы на указанной мне строчке и назвав все цифры, произнесённые мне интимным шёпотом стареющей медсестрой, я предстал пред светлые очи психиатра.
 Там мне пришлось несколько подождать, ибо доктор был занят обследованием моего собрата по несчастью.
- Объясни смысл выражения: «Не по Сене шапка».
 «Так, проверка ассоциативного мышления и общей эрудиции,- подумал я.- Но при чём тут Сена, и какое отношение к ней имеет шапка?» Такие вот мысли промелькнули в моей голове, а вслед за ними зазмеился вполне логический вывод о моей интеллектуальной некомпетентности. Но всё оказалось намного проще, чем я себе напридумывал: река Франции и вправду была ни при чём, а главным смутьяном моего душевного спокойствия оказался мальчик Сеня, который надел не свой головной убор. Хорошо, что меня об этом не спросили, иначе я повесил бы такую же длинную паузу, как и мой коллега по призыву, хотя, судя по его не обезображенному интеллектом лицу, замешательство его было несколько иного рода – видимо, он даже не знал, что есть такое имя «Сеня»
- Ты считаешь себя здоровым?- этот вопрос уже адресовался мне.
- Ну, в общем-то, да.
- Сотрясения, травмы головы были?
- Были, но к врачу не обращался.
- Значит, не было. Учишься?
- Собираюсь поступать на психолога.
- Коллега, значит.
(К слову сказать, уже на первом курсе и в течение всего обучения разные преподаватели на разных предметах единогласно твердили нам, что психолог и психиатр – не одно и то же, эти профессии даже звучат и пишутся по-разному… Но мэтрам психиатрии из военкомата виднее, кто кому коллега.)
- Ты считаешь себя адекватным?
- Ну, в общем-то, да.
- В армии служить хочешь?
«Вот она – психологическая вилка: скажу «да» - значит, псих и неадекватен (кто же в трезвом уме и в здравой памяти, да еще и в 18 лет, захочет оторвать себя от нормальной жизни на целых два года?), скажу «нет» - и рискую нарваться на длиннейшее нравоучение» - подумал я в ту же секунду.
 Не помню, как я выкрутился и что ответил, но меня признали вполне вменяемым. Так я дошёл до призывной комиссии.

ЭПИЗОД 4. Призывная комиссия.

 Это отдельная песня, для свободы многих призывников ставшая лебединой. Длинный стол на пять человек. Напротив каждого места – фамилия, имя, отчество и воинское звание. А на двери, со стороны коридора – табличка с рапортом. То есть призывник должен войти и четким поставленным голосом отчеканить: «Товарищ председатель приёмной комиссии, призывник Иванов на заседание приёмной комиссии явился».
 И неважно, что призывник – не Иванов, а какой-нибудь Вайнштейн.
Так военкоматские лейтенанты-майоры-подполковники-полковники-генералы играют в армию. Нашими… словами.
 Зашёл я, отрапортовал. А они – ноль эмоций. Дело моё перелистывают, шепчутся о чём-то. Тут председатель и спрашивает: « А куда ты после школы собирался?».
 Меня сразу же напрягло это прошедшее время глагола. Я сказал, что собираюсь в пед на псифак, что половина экзаменов – прямым переводом, половина – ещё на курсах сдана.
«Да, мало там мужиков-то…» - сказал он, неизвестно к кому обращаясь.
«Вымираем как вид! – не задумываясь выпалил я, впоследствии сам удивляясь своей же собственной наглости.
«Ну, что ж, будем сохранять вас, как вид… но, если не поступишь, осенью – точно заберём!»
 «Поистине, нет страшнее зверя, чем мышь, загнанная в угол», - подумал я, выходя из военкомата.

                ***

 То ли у них был перебор, то ли на тот момент я не подходил им, то ли председателю комиссии понравился мой ответ – я не знаю. Но мне дали поступить и спокойно отучиться пять лет, абсолютно не оглядываясь в сторону военкомата. Только в начале первого курса мне пришла повестка с просьбой (в тоне приказа) принести справку с места учёбы, что я и не преминул исполнить к великой радости и с большим облегчением.

                ***

 ЭПИЗОД 5. Ничто не предвещало повестки.

 Всё как у классика: и грянул гром, а точнее звонок в дверь. Своими руками впустил беду, о чём впоследствии раскаивался не хуже любого средневекового грешника, корчившегося на дыбе перед судом инквизиции. Кто же мог предположить, что повестка в военкомат подкрадётся в самом начале весны, когда в голове - сдача диплома и госэкзаменов, и кажется, что достойно закончить институт – самое главное в жизни не только студента, но и вообще?
 Лично я этого предположить никак не мог. А зря. Но дверь уже отперта – и деваться уже некуда – подпись о получении стоит, а неявка – уголовно наказуемое преступление.
 Ни о каком душевном спокойствии и концентрации на тщательной подготовке  не могло быть уже и речи: аппетит пропал, а во снах всё чаще виделись ворота с красной звездой.
 И весна не радовала, и экзамены не пугали – я ждал означенного дня.
 И дождался. И пошёл. И не интересовала меня ни весна, ни странная метаморфоза, произошедшая с некогда детским садом, ни забавные истории из жизни призывников, которые, к слову сказать, были почти дословной цитатой тех, которые я слышал пять лет назад, ни трогательно-забавные врачи, ни играющие в настоящих военных члены приёмной комиссии. Меня интересовало только одно – когда.
 Когда, с какого числа можно будет начинать по дню вычёркивать год из жизни? Когда меня призовут в ряды вооружённых сил, и я, наконец-то отдам-таки этот пресловутый долг Родине?
 И мне назвали эту дату, и я, было, начал возражать: дескать, слишком рано! а как же выпускной! я же в этот день только последний экзамен сдаю!
- Во сколько экзамен начинается?
- В десять.
- Утра?
- Да.
- А отправка в семь вечера, так что успеешь.
 И не было ни возможности, ни сил оспаривать это… Жребий брошен. Рубикон перейдён! Поздняк метаться!! Суши сухари и учись наматывать портянки!!!
 Сдал все экзамены, защитил выпускную квалификационную работу и, не получив диплома об окончании высшего учебного заведения государственного образца, оправился служить в Российскую Армию.»


 На этом история жизни моего друга никоим образом не заканчивается. Наоборот, в армии из него сделали настоящего мужчину, там он возмужал, окреп. Он даже не бросил писать свои опусы, но читать их, а тем более перечитывать, лично у меня, нет никакого желания. Хотя в них и появилась и зрелость, и знание жизни, и какая-то мужественность, твёрдость и точность, но исчезло что-то более важное, едва уловимая ирония, переходящая местами в самоиронию, свежесть взгляда и юмор, иногда циничный, иногда злой, но не жестокий. Его письма оттуда невозможно было читать – столько в них было армейщины и солдатских шуток, которым уже много-много лет. И если раньше казалось, что буквы в слова, а слова в фразы складываются у него плавно, естественно, сами собой, то теперь - полное впечатление, что они строятся по приказу неведомого главнокомандующего согласно субординации и всем правилам русского языка, по росту, подтянутые, подстриженные, отутюженные. И в этом строю уже нет места ни вольностям, ни шалостям, ни нарушениям норм языка…
 Из армии он вернулся в полном смысле слова другим человеком (как ни заштамповано и банально это звучит). Не абсолютно другим, а просто другим. Все качества, которые у него были, так и остались при нём, но потерялось НЕЧТО, какая-то детская непосредственность, спонтанное ощущение действительности.
 Хотя нет, такие люди, каким он был, не могут повзрослеть. Его СДЕЛАЛИ взрослым. И стал он теперь не Вася Тапочкин, а Василий Сапогов, если бы и в жизни могли бы быть говорящие фамилии…
               
  P.S. Дотошный и въедливый читатель может спросить: « А при чём тут «Записки на портянках», вынесенное в заглавие? Не пародия ли это или подражание «Записками на манжетах» М. А. Булгакова?»
 Отвечу честно – меня тоже интересовал ответ на этот вопрос. Неоднократно я приступал с расспросами, но ответом всегда служило одно – Вася мрачнел и надолго замыкался в себе. Вероятно, любое упоминание, даже косвенное, армии, задевает какие-то струны его души, кои он не хочет бередить…
 Ну что ж, это – его дело. А наше с вами дело – гадать, что там с ним произошло, как он к этому отнёсся и почему прекратил свою литературно-графоманскую деятельность.
Если на это есть, конечно, желание.


Рецензии
Впечатления лирического героя от встречи с миром муштры, строевой подготовки, приказов и шаблонности. И честно, и субъективно, и достойно.

Михаил Анисимов   28.02.2011 19:04     Заявить о нарушении