Les annees folles в Антибе. 1923 - 1929

Les annees folles в Антибе. 1923 - 1929
   
        Век первого пришествия в Антибы американцев в чем-то сродни новейшему набегу в последние десятилетия бывших советских граждан или новорюсов, как их здесь называют французские аборигены. Но именно в чем-то, а вернее, в малом, поскольку есть кардинальное различие в результате. То поколение американцев, которое десантировалось в Европу в двадцатых годах прошлого века, прошло очищение первой мировой войной, новорюсы этого целебного кровопускания избежали. Янки думали, что пережив  кошмар  тупых по своей неизбежности газовых атак и гниения в полузатопленных окопах, или же просто очутившись под  обаянием литературных изысков взращенных этим военным ужасом новых американских гениев литературы, усердно родивших  так называемое ”потерянное поколение”, они получили индульгенцию на все, или full, то есть то ли полную, то ли дурную, но все равно, как сейчас выясняется, очень симпатичную. Они считали, и, вероятно, вполне заслуженно, что получили право на свободную жизнь, не скованную достаточно жесткими предрассудками прошлого. И вот янки всех мастей сначала заполонили Лондонский Бонд-стрит, элитные бондовские портные потирали руки, подсчитывая барыши и учились шить костюмы нового поколения- широкие и свободные.
          Американцы вместе с собой принесли в Европу новое музыкальное понимание  жизни - джаз. Скотт Фитцджеральд, который сыграл определенную и значительную роль в истории Антиба, считал, что джаз, собственно как музыка, третичен, а сначала это секс, затем танец, а уж потом... Ему же принадлежит гениальное, на мой взгляд, определение джаза- состояние  нервной  взвинченности,  примерно  такое,  какое воцаряется в больших городах во время войны при  приближении  к  ним  линии  фронта. Точнее не скажешь. 
        И вот такие отчаянно веселые и разбитные ребята двумя колоннами отправились на завоевание Франции – первая десантировалась в Нормандии, на скованный традициями Довиль, вторая, числом поменьше, но погуще, отправилась на Лазурный берег, берег искусства и полной свободы. Американской. Попутно, разумеется, пал Париж. Фитцджеральд впоследствии годы с 1926 по 1929 назвал великими годами Кап Антиба. В эти годы на Кап Антибе, самом роскошном, по его мнению, месте на Средиземноморском побережье для пловцов, занимались все и чем угодно, но только не купанием и плаванием, разве что для протрезвления окунались разок пополудни после пробуждения. Если изредка в уютных антибовских бухточках среди скал можно было встретить ныряющего пловца, но на сто процентов можно было быть уверенным, что это была чья-нибудь прислуга или англичанин. Захотели поговорить с американцем- смело идите в бар.
        Примерно в таком духе описывал Фитцджеральд  свое пребывание в Антибе, но на самом деле реальная история появления этой пары, Скотта и Зельды, на Лазурке, равно как и остальных ярких представителей Lost generations, немного отличается. Первоначально чета Фитцджеральдов появилась в Париже весной 1924 года. Париж – это не город контрастов, Париж- это город проколов. Генри Миллер на все века распял индийца, который в парижском  номере проститутки запустил в биде свою толстую колбаску, между тем как его же, Миллера, соотечественники,  Фитцджеральды, в первые дни своего пребывания в Париже умудрились в таком же самом биде искупать свою дочку Скотти. Что ж, свежий и не зашоренный,  взгляд на вещи и предметы. Как он им и нам пригодился в будущем. Почти сразу же Фитцджеральды  свели знакомство с семейством Мэрфи -Джеральдом и Сарой, которых многие сейчас называют золотой парой потерянного поколения,и известные нам как Дик и Николь Дайвер в Фитцджеральдовской Ночь нежна, и Роберт Кон в Хэмингуэевской Фиесте. Вот эти люди сыграли как раз огромную роль в новейшей истории не только Антиб, но и всего Лазурного побережья. Они были  отпрысками богатых американских семей (Семейство Джеральда основало небезызвестную и сейчас компанией Mark Cross, а семья Сары владела успешным бизнесом по производству чернил для литографий), и перебрались в Европу по целому ряду причин, среди которых было  и недовольство их семей этим браком- Сара была на пять лет старше мужа, что, естественно, вряд ли приветствовалось родителями Джераральда, и желание самого Джеральда посвятить свою жизнь искусству, а не бизнесу, и... и целый букет других нет. По приезду во Францию они изучали в Париже, если так можно выразиться, то искусство, которое еще не захватило человечество.Уроки живописи в течении шести месяцев Джеральд брал у кубо-футуристки Натальи Гончаровой. Сегодня работы Джерадьда Мэрфи украшают многие коллекции и его считают одним из отцов поп-арта.
        Семья Мэрфи – витрина, которая, как тогда всем казалось, будет эталоном на все времена. Богатые, красивые, элегантные, и счастливые. Веселые мордашки их троих маленьких детей. Все это невыносимо притягивало к ним все и вся. Их положительный эмоциональный настрой электризовал пространство вокруг них, от официантов в кафе, которым доставляло истинное удовольствие обслуживать их, до парижской богемы, для попадания в которую Мэрфи не пришлось прилагать ровным счетом никаких усилий, она сама радушно раскрыла свои объятия перед ними. Университетскому приятелю Джеральда по Йелю, композитору  и будущему бродвейскому королю Колу Портеру, при случае только пришлось представить Мэрфи парижскому  художественному бомонду, а дальше уже выстроилась очередь из желающих стать их друзьями. Леже сразу же оценил талант Джеральда, как художника, и помог выставить несколько его картин в Независимом салоне. Через полгода их квартира в Париже, обычно полу обставленная, чтобы ее можно было с молниеносной легкостью и вкусом преображать для каждой новой тематической вечеринки, причем в интерьере  использовались вещи, и в этом они тоже были пионерами, которые сегодня мы усердно разыскиваем на блошиных рынках, (тогда впервые все увидели, как стильно "это" может выглядеть),стала культурным и интеллектуальным центром "потерянного поколения". А летом этот центр с 1923 года стал перемещаться в Антибы.Среди их друзей были практически все, знакомством с кем через несколько лет хотели  бы похвастаться многие. Это и Пикассо, Фернан Леже, Жан Кокто, Джон О'Хара, Дороти Паркер, Джеймс Олдридж, Миро, Стравинский, Леон Бакст и  Браке, Джон Дос Пассос и неизвестный совершенно в то время молодой писатель Эрнест Хемингуэй. Такое притяжение нельзя списать только на деньги. В Париже в это время было достаточно богатых американцев, но для того, чтобы стать центром для такого круга людей, одних денег недостаточно. Пример новорюсов опять-таки налицо. Да и не так уж много денег у них было. Но было море обаяния.  И вот однажды Кол Портер, рассказал им о прелестях Антиба, они съездили туда в 1923 году и  были так очарованы нашим кусочком рая, что немедленно прикупили на Кап Антибе кусок земли и стали строить собственную виллу, которую по американски скромно впоследствии назвали Америкой, а Джеральд лично стал заниматься расчисткой расположенного рядом небольшого пляжа Гаруп, перелопатив огромное количество мусора, бревен и камней. Не гнушался помогать ему в этом и Пабло Пикассо, серьезно увлекшийся Сарой Мэрфи, ставшей в этот период  его музой и вдохновившей Пикассо на создание в Антибе в 1923 году как минимум четырех полотен.  Велико было удивление местных аборигенов и приезжих парижан, когда на берегу, где раньше среди камней попадались лишь лодки местных рыбаков, бросавших их прямо на берегу, привязанными к камням, появились одетые в элегантные купальные костюмы мужчины и женщины, которые часами валялись на песке, подставляя свои тела под палящее солнце и позволяя ему покрывать свои тела немодным в то время загаром. Мало того, вместо того, чтобы хоть немного  позволить отдохнуть себе под  парасольками, они еще и намазывали друг друга кокосовым маслом, чтобы  загар был погуще да покоричневее. Невиданное доселе зрелище  в этих местах среди бывших доселе законодателями местной моды бледных до восковой прозрачности англичан. Чете Мэрфи было суждено вдохнуть новую жизнь во всю Французскую Ривьеру и надолго стать центром американской колонии в Антибах- они затащили туда всех своих друзей и были объединяющим стержнем каповской интеллектуально-художественной жизни, включая и ее французскую часть. Золотая пара без всяких дураков.
       Практически никому из местных аборигенов сегодня неизвестно, кому они обязаны своим процветанием. А ведь именно Мэрфи ввели моду на летний отдых на Лазурном берегу. До 1923 году лето, что сейчас кажется бредом умалишенного, здесь было мертвым сезоном. Именно летом 1923 года Мэрфи убедили руководство знаменитого и теперь легендарного кап антибовского отеля дю Кап не закрываться на летний сезон, чтобы Мэрфи, пока их вилла Америка еще не была достроена, могли принять и развлекать всех своих парижских друзей. Чтобы никому не было скучно валяться на пляже, Мэрфи постоянно устраивали на нем пикники и сумасшедшие пляжные тусовки, так называемые  Mad Beach Party, с костюмированными переодеваниями и танцами. Жена Пикассо, русская балерина Ольга Руиз Пикассо ( урожденная Хохлова), танцевала для всех прямо на песке пляжа Гаруп. Сара Мэрфи загорала в своем легендарном жемчужном ожерелье на спине. Сара любила приговаривать, что жемчужины тоже хотят солнца.

      В 1924 году к этим тусовкам присоединились и Фитцджеральды. Это было лишь предисловие к грядущим великим американским годам в Антибе. Мерфи еще не достроили свою виллу, поэтому продолжали жить в отеле Дю Кап Эден Рок, а Фитцджеральды остановились в деревушке под Сан Рафаэлем,(где  Зельда увлеклась  французским летчиком Эдуардом Жоза), но каждый день они приезжали загорать и развлекаться на пляж Гаруп, а затем веселье продолжалось местном кинотеатре под  звуки разбитого пианино и в окрестных ресторанах. Любили компанией съездить в Сен Поль де Ванс, где, кстати, правда немного позже, в 1926 году, произошла известная ссора между Фитцджеральдами, когда Зельда в местном ресторане приревновала Скотта к изрядно погрузневшей Айседоре Дункан и свалилась с террасы заведения. Слава богу, все обошлось без членовредительства, только ободранные Зельдины коленки еще пару недель продолжали давать повод для очередной истерики.
      В августе 1924 года Мерфи переселились на свою виллу Америка, расположенную под капантибовским маяком, и с видом на Канны и Гольф Жуан. На ней был установлен герб. На американском флаге пятьдесят с лишним звездочек по числу штатов, на этом гербе, только пять, по числу членов семьи Мэрфи-Джеральд, Сара и их трое детей.
     Друзей селили в гостевом домике-бастиде, а тех, кто не помещался- на расположенной через дорогу вилле Ferme des orangers.
         В 1926 году, в первых числах марта, Фитцджеральды уже основательно обосновались в Антибах, заняв виллу Пакита (Villa Paquita), а Хемингуэй с женой Хэдли и сыном Джоном Бэмби присоединился к ним в мае и поселился на вилле Америка у Мэрфи в гостевом доме. Мэрфи построили виллу в удивительном для местных краев  и своего времени стиле, Никаких душных рококо салонов,  разработанная Ле Курбуазье плоская крыша -солярий, вентиляторы, черные полы, покрытые коврами-зебрами, белые стены, огромные зеркала, экранные двери и сантехникой из нержавейки.  Большая садовая терраса, выложенная бело-серой плиткой. На этой террасе  Мерфи устраивали знаменитые коктейльные вечера, знаменитые не размахом, как сразу бы подумали в наше время, а своим выдающимся составом. За одним столом Фитцджеральды, Хемингуэй, Джон Дос Пассос, Дороти Паркер – с американской стороны, а от Европы одной командой выступали Кокто, Пикассо, Леже, Стравинский и Дягилев. И это все на одной террасе одной виллы. Воздух, пропахший запахом высаженных в саду эвкалиптов, ливанских кедров, лимонов, мандаринов, апельсинов, гелиотропа, помидор, добавлял крепости в коктейли, над которыми колдовали Джеральд Мэрфи вместе с Дос Пассосом, составляя необычный букет из сока разных цветов, сорванных прямо в саду. На этих парти звучала джазовая, музыка, коей большим любителем и обладателем огромной коллекции был Джеральд. В расширенный состав их компании входила, благодаря дружбе с Пикассо, и Габриэль Коко Шанель. И хотя именно ей приписывают появление моды на загар, немногим известно, что Коко Шанель принесла ее в Париж после летнего отдыха в Антибе в кругу Мэрфи и его друзей. Сегодня этим удивишь разве что снежного человека, а в то время в Париже появление загорелого человека высшего света это было сродни высадке человека на Луну. Равно как и моду на полосатые матроски –джерси, шорты, вязанные шапочки и эспадрильи, которые Габриэль присмотрела у Мэрфи,  относившегося к одежде творчески - он обожал морские мотивы, носил все это  сам и раздавал всем своим гостям в качестве обязательного атрибута на тематических вечеринках.
         Все вместе, и каждый по отдельности, они считали Антибы лучшим в мире местом для отдыха и работы. Правда, после того как сын Хэмингуэев заболел, милые Мэрфи, которые опасались за здоровье троих своих детей, попросили Хэдли съехать. Эрнест в это время был в Испании.  В этом есть что то мистическое- через три года, летом 1929 года, их сын Патрик заболел туберкулезом, и Мэрфи увезли его в Швейцарию, были вынуждены продать и парижскую квартиру, и знаменитую виллу Америка, но несмотря на это, через несколько лет, в 1935 и 1937 году оба их сына умерли, один от туберкулеза, второй от мененгита. А в тот раз  все разрешилось счастливо, Мерфи, чувствуя свои вину, оплатили все счета врачей за лечение Бэмби и перевели 400 долларов набанковский  счет Хэмингуэя, а Фитцджеральды отдали Хемингуэям в ренту свою виллу Пакита, а сами переехали в более просторную виллу Сент-Луи, рядом с пляжем, и что не менее важно, казино, где они веселились ночами. До сих пор в местном казино гуляет легенда о том, как Зельда однажды под утро забралась на столик, задрала кружевную юбку выше пояса и танцевала сама с собой. Французики окружили стол, вообразив, что это шоу для них, но возбудиться не получилось. Зельда танцевала сама с собой. После казино Зельда запросто могла завести Скотта и вызвать его на ночное ныряние с десятиметровых каповских скал в море, занятие, действительно, без дураков, опасное. На вилле Сент-Луи они прожили до конца 1926 года.
          Все счастливо совпало еще и потому, что в это же самое время один успешный ресторатор из Ниццы и хозяин казино Эден Эдуард Бадуа (Edouard Baudoin) прикупил в Жуан ле Пане убыточное казино и полностью перестроил и модернизировал его в надежде превратить во французское Майами, т.е. во что-то похожее на увиденное им во время путешествия по Америке, и в частности, в Майами. Наконец, казино открылось снова, полностью преображенное, с интегрированным в него кабаре, на открытие которого Бадуа пригласил известных звезд американского мюзик холла Dolly Sisters, так что Мэрфи подвернулись на радость Бадуа и вовремя и кстати. Мэрфи хотели диктовать моду в Антибе во всем, с утра и до глубокой ночи, и они ее диктовали. Джеральд и Сара частенько стали устраивать в казино икорно-шампанские парти, благо некоторые предприимчивые импортеры специально под Мэрфи навострились возить в Антиб черную икру самолетами, тем самым дав возможность народу шиковать и летом. Раньше, при летних поставках поездом, в которых, впрочем, с учетом царствовавшего до тех пор мертвого летнего сезона, и особой надобности то не было, случались неприятные казусы с испорченным черным золотом. Теперь же, с при счастливо возникшего спросе,  появилось и предложение. Такое парти, кстати, Мэрфи устроили и для Хемингуэеев по возвращении Эрнеста из Мадрида, когда он узнал от встречавшей его на антибовском вокзале Хэдли, что их выселили. Проклятое чувство вины.
         Несмотря на эти мелкие пакости судьбы, все частенько собирались и  на вилле Пакита у Хэмов, ограда которой через месяц к концу лета представляла забавное зрелище, будучи густо увешана пустыми бутылками от выпитого тесной компанией вина.
        Между тем, в Антибе проводила лето и сама мать “Потерянного поколения” Гертруда Стайн, которая отправилась туда к Пикассо, который жил на вилле La Vigie на бульваре Эдуарда-Бодуа. Вилла, построенная в 1912 году в стиле трубадур, принадлежала супружеской паре, американскому железнодорожному магнату-миллиардеру, и, как говорят, по совместительству,  гангстеру  из печально известной криминальной семьи,  Фрэнку  Джей Гулду и его жене Флоранс (Frank et Florence Jay Gould). Флоранс была француженкой, оперной певицей, ее отец был французский издатель, сделавший успешную карьеру в Новом свете,   и  сам бог велел ей по прибытию во Францию открыть здесь  художественный салон. Она покровительствовала  многим известным художникам и писателям. Андре Жид, Кокто, Чаплин,  Эсти Лаудер были частыми гостями на этой вилле.
        Парадоксально, но факт- Пикассо расписал им стены дома, но работа мэтра  пришлась не по вкусу, и Гулды безжалостно  закрасили работы мэтра, о чем, вероятно, не раз впоследствии пожалели. На этой вилле Пикассо также написал целый ряд картин, среди котрых и знаменитая  Поль и Арлекин. В Антибе Стайн познакомилась с матушкой Пикассо, вела с ней бесконечные разговоры о сыне, несмотря на то, что Гертруда не владела испанским, а Мадам Пикассо английским. Все это позволило Гертруде написать в Антибе известный портрет Пикассо.
         Кстати, вилла Гулдов  расположена по соседству с виллой Сент –Луис, на которой жили бывавшие у них Фитцджеральды. Именно в это время на эту виллу  и положил глаз Фрэнк Гулд, выкупил ее, пригласил известного отельера Бома Эстэна (Boma Estene) и реализовал с ним проект по открытию в здании виллы шикарного отеля, известного теперь под названием Belles Rives.
         Фрэнк Гулд оказал огромное влияние на развитие той части Антиба, которая называется Жуан ле Пан. Он облагородил центр, превратил его в зеленый сквер, построил новую систему канализации, улучшил дороги,  ввел новый американский стандарт для отелей, все, чем гости Антиба с удовольствием пользуются и сегодня.
        В целом, резюмируя сказанное и подводя итоги этим безумным годам двадцатого века в Антибе, первому американскому десанту, следует признать что эти они дали новую жизнь не только нашему городу, но и всему Лазурному побережью Франции, и главная заслуга в этом, безусловно принадлежит семейству Мэрфи, чей вклад в свое благосостояние, лазурчане, безусловно, до сих пор не оценили в полной мере.
Les annees folles


Иллюстрации прилагаются