Нет

В парке за автобусной остановкой сидел на скамейке мужчина. Он сидел спиной к толпе, курил папиросу и смотрел на бабушку, подкармливающую голубей. Дала бы она кусок хлеба голодному бомжу? А если бы дала, если бы он все-таки выпросил, то получила ли бы моральное удовлетворение? Вероятно, нет. Жизнь скучна именно потому, что слишком предсказуема. Видишь человека, у тебя складывается о нем определенное впечатление, а потом оказывается, что ты был прав. Недолгую радость доставляют случаи, когда ошибаешься. Недолгую – потому что все равно потом оказываешься прав.
Рядом на ту же скамейку присел военный, трезвый, опрятный, серьезный, достаточно молодой.
– Давно курите? – спросил он.
– Четверть века, – ответил Петр Петрович, пытаясь интонацией дать понять, что не питает к военному традиционных для штатского чувств.
– А я пять лет покурил и бросил.
– А я бросил бросать, буду курить, пока не сдохну.
Вопреки ожиданиям, военный не стал объяснять, насколько неразумно такое упорство. Вместо этого от него поступило довольно странное предложение:
– У меня через полчаса свидание с девушкой. Здесь, в кафе, через дорогу. Может быть, разделите компанию? Вы, я вижу, человек интересный, сможете поддержать разговор, а то я боюсь, что с первого раза ей наскучу.
Петр Петрович не заставил себя долго уговаривать. Если ты решил покончить жизнь самоубийством, то какая разница, сделаешь ты это через час или через два?
– Ладно, идемте, с удовольствием вам все испорчу.
Военный засмеялся.
– Когда судьба ставит тебе палки в колёса, ломаются лишь негодные спицы. В интернете прочитал.
Петр Петрович был поражен, но решил не показывать виду, чтобы не обидеть собеседника: мол, я то думал, что ты дурак дураком, как все солдафоны. Хотя, скорее, даже не поэтому, а чтобы не спровоцировать с его стороны апологию интеллекта военных.
– А на каком сайте?
– Миры Харуки Мураками. Хотел посмотреть, что народ пишет о «Кафке на пляже». Читали?
– Дерьмо. Страшно обломался. Страниц четыреста Мураками как Мураками, а потом как будто отдал дописывать американскому сценаристу, специализирующемуся на дешевых триллерах.
Видно было, что военного огорчил такой строгий приговор роману.
– А мне понравился. Хотя я не специалист.
– А я специалист.
– Правда?
Они спустились по лестнице в подвальное помещение. Народу в кафе было немного. Знакомая военного уже сидела за столиком и курила длинную тонкую сигарету. Зеленоглазая брюнетка лет восемнадцати-девятнадцати, с экстравагантными жизненными планами, определил Сторожевский.
– Знакомься, Даша, специалист по Мураками.
– Петр Петрович, – уточнил тот.
– Александр, – представился его собеседник и, после того как Петр Петрович пожал руку Даше, пожал руку ему.
– Мы еще даже не познакомились. Так, разговорились в парке, я решил пригласить его посидеть с нами.
– А поскольку я собираюсь покончить с собой, то мне было все равно и я согласился.
Александр улыбнулся, хотя видно было, что он не принял эти слова за шутку.
– Значит, я угадал.
– И мы теперь будем уговаривать Петра Петровича не совершать этот бессмысленный поступок? – скучающим голосом проговорила Даша.
– Считайте, что я уже труп. Часа через два-три меня расстреляют, а на этот период зафрахтовали для аттракциона «Проведи время с приговоренным к казни».  В котором вам захотелось принять участие.
Даша посмотрела на Петра Петровича пристально и строго, как на таксиста, который не выключил счетчик, пока ходил за сигаретами.
– К сожалению, есть кое-что, чего лично мне хотелось больше, – сказала она.
– Трахаться с этим типом? – попытался уточнить Сторожевский, указывая в сторону Александра.
– Да, - после некоторой паузы сказала Даша.
– Кто-то теряет, а кто-то находит, – сказал Петр Петрович и посмотрел на Александра с демонстративным сексуальным интересом.
Но его новый знакомый не собирался выступать в качестве теннисной сетки.
– Вот именно! Давайте за это выпьем! – предложил он, имея в виду, конечно, расширительный, а не окказиональный смысл прозвучавшего фразеологизма.
После того как все выпили по рюмке водки, Даша достала еще сигарету. Петр Петрович тоже закурил.
– Вы не похожи на гомосексуалиста, - сказала девушка. – Скорее, на мудака, который дрочит по ночам в туалете, тайком от осточертевшей жены.
– Допустим, так и есть. Но на пороге иного мира мне захотелось чего-нибудь ранее неизведанного. Впрочем, аттракцион ваш. Можете нажимать на какие-угодно кнопки.
– За Мураками! – воскликнул Александр.
– За Кафку! – уточнил Сторожевский.
– А мне за кого предложите выпить? За Достоевского?
Прежней строгости в голосе Даши уже не чувствовалось. Она даже улыбнулась, хотя довольно саркастически.
Петр Петрович решил дать понять, что заметил в ней перемену к лучшему:
– Вот увидите, Даша, у вас скоро снова появится желание трахаться.
Александр посмотрел на Петра Петровича с усталой улыбкой:
– Не сочтите меня ханжой, но эта тема еще менее интересна, чем развод караула. Не так много нового можно по ней сказать. Тем более, если брать ее абстрактно. Вот если бы между нами троими уже что-то было или реально планировалось…
Даша, склонившаяся над салатом, сделала вид, что чуть не подавилась.
– …тогда другое дело.  Лучше скажите: вы читали Кафку?
– А вы?
– Только один рассказ, про то, как человек проснулся и обнаружил, что он превратился в жука…
– «Превращение», – уточнила Даша. – Я тоже читала этот рассказ и еще роман «Процесс». По-моему, круто. Но Мураками лучше. Правда, до «Кафки на пляже» я еще не добралась.
Петр Петрович откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, стремясь показать, что сейчас произнесет нечто немаловажное и небезынтересное.
– Я не просто читал почти всего Кафкку, я кафкианец до мозга костей. Но Мураками тоже, по своему, люблю. Точнее, любил до «Кафки на пляже». Мне у него нравилась непрозрачность сюжетных операций. У европейских авторов как – они берут наше логическое мышление и вкладывают в какой-нибудь банк, скажем, детективный. Там из одного кабинета (скажем, подозрительный свидетель) наш капитал перемещается в другой (скажем, политическая интрига), третий (скажем, любовный треугольник) и так далее. На выходе получаем дивиденды, свое окрепшее или в чем-то изощрившееся логическое мышление. Испытания, которым его по ходу дела подвергали, для нас в принципе не новость. Как бы плотно не были заперты кабинеты, их стены остаются или в конце концов становятся прозрачными. У Мураками же наш капитал оказывается то в одном банке, то неожиданно в другом банке, потом где-нибудь в сортире, в конференц-зале, в подвале. А дивиденды мы получаем сразу в нескольких, не очень понятно как между собою связанных, местах. Осознание существования этой непостижимой связи и есть главный прибыток нашему логическому мышлению. Что касается «Кафки на пляже»...
Петр Петрович заметил странную улыбку Александра, смотревшего куда-то через его плечо. Он оглянулся и увидел двух девушек. Они склонились над столом, пытаясь скрыть лица, и тряслись от еле сдерживаемого смеха. Заметив движение Сторожевского, они встали и, пригибаясь, поспешили к выходу.
Даша одобрительно посмотрела им вслед.
Петр Петрович негодующе покачал головой.
– Чёрт!
Александр попытался вернуть разговор в прежнее русло:
– Так что там насчет «Кафки на пляже»?
– Это мои студентки, – объяснил заминку Петр Петрович, – я им вчера то же самое рассказывал на лекции.
– Опозорились, профессор, – съязвила Даша. – А вы когда-нибудь трахались со своими студентками?
– Нет.

2005