183 письма с Севера. 1982 год. Главы 28-30

     На фото: я стою на сваебое «Сумитомо», в кабине - машинист Александр Анашкин. г. Надым. Апрель 1982 года. (К главе 28).


Глава 28


     В одном из своих писем я упоминал, что весной 1981 года в наше управление для работ по забивке шпунта* пригнали копёр** «Сумитомо», по-простому мы называли его сваебоем. Каждая шпунтина — это металлический прокат специальной конфигурации шириной 0,6 метра и длинной более десяти метров. Такие шпунтины одна за другой последовательно забивались в береговую кромку причала. Длина надымского причала — 600 метров, плюс боковые стенки.

     На сваебое работал экипаж из трёх человек — машинист и два сваебойщика. Для продуктивной работы им требовался ещё и сварщик-резчик. Как-то в сентябре ко мне подошли сваебойщики Славик Соловьёв и Иван Букреев с машинистом Александром Анашкиным и предложили перейти работать к ним в звено сварщиком (в бригаде я выполнял общестроительные сварочные работы). «Работа, конечно, тяжеловатая, — сказали они, — надо будет постоянно устранять поломки на сваебойной установке, варить оголовники, при том, что кругом мазут. К тому же работа постоянно на открытом воздухе. Но зато и зарплата будет повыше, чем в бригаде — здесь мы работаем на сдельщине: как потопал, так и полопал. Мы заметили, что ты парень прилежный, в работе добросовестный, нам такой и нужен. Согласен?»

     Ну, как после такой похвалы отказать хорошим ребятам? Я согласился. Работа, конечно — не приведи Господи... Мало того, что оказалась очень тяжёлой, но ещё и опасной. Копёр пригнали не совсем новый, постоянно что-то ломалось и отрывалось то на самОм молоте (его назначение — методичными мощными ударами забивать сваи), то на чёрной от копоти стреле, высота которой чуть не двадцать метров. Туда нужно было регулярно со сварочной маской и со сварочным кабелем в руке не только залезть, но и что-то там, на высоте, варить. А если мороз за минус тридцать и ветерок с позёмочкой? Да... Был молодой, лазил, как обезьяна по лианам.

     Опасен и процесс забивки шпунтин. Каждая из них весила около полутоны. И вот такое стальное профильное полотно пятнадцатиметровой длины свебойщики цепляли крюком за один край и лебёдкой вздымали вертикально на всю её высоту. В ветреную погоду шпунтину, несмотря на её тяжесть, мотало из стороны в сторону как былинку, она так и норовила сорваться с крюка, упасть и задавить кого-нибудь, при этом невозможно было попасть её нижним боковым гребнем в паз той, которую забили раньше. Эта процедура выполнялась сваебойщиком с лестницы, на высоте трёх метров — такой впоследствии предполагалась высота причальной стенки.

      Когда же всё-таки паз удавалось поймать, шпунтину осаживали до тех пор, пока она не упиралась в грунт. Затем к верхней части шпунтины, туда, куда цепляли крюк, по стреле подводили тяжеленный, тот самый молот и заводили его на неё. И начинался процесс забивки. По научному — процесс осаживания. Десять минут — и шпунтина погружалась в грунт на всю глубину (в Надыме грунтом везде служил мелкий речной песок, собственно, и сам город Надым стоит на огромной песчаной площадке — песок везде, как на пляже, такая особенность). За это время я успевал прорезать резаком небольшое отверстие  в верхней кромке следующей шпунтины — и всё повторялось сначала. Труд просто каторжный — трудней не было работы ни до, ни после этого звена. Но и зарплату получали хорошую.

    Поскольку летом в отпуске мне побывать не удалось, я решил съездить в Ермак зимой, в январе, навестить маму, немного развеяться, да к тому же забронировать там нашу квартиру в Беловке на следующие три года. Когда моё заявление (на недельный отпуск с 18 по 25 января) оказалось подписанным, я стал готовиться к отъезду. Купил билет на субботу, 16-го, приготовил гостинцы. И тут случилось непредвиденное.

     14 января я пришёл с работы, поужинал, и вскоре почувствовал ноющую боль в животе. От еды? Но в еде я отличался всегда разборчивостью, и чтобы, как говорится, просто так «набакланиться» — это не в моём характере. К тому же Люба пищу всегда готовила добросовестно, у неё на это природный дар кулинара — кухню любила, так что к продуктам и еде вопросов у меня не имелось. Но живот болел. Я не мог понять, от чего. Перед сном выпил таблетку анальгина, стало полегче, уснул. С утра вышел на работу, боль в животе не проходила. Тут ещё помимо сильной боли в животе, началась диарея. Через каждые полчаса я бегал в ближайшие кустики и вносил под них не предусмотренные агрономической наукой «удобрения». Приятели по звену мне сочувствовали, и в то же время видя моё зелёное озабоченное  лицо, пытались меня развеселить — рассказывали анекдоты и шутили, но мне легче не становилось. Наконец, кто-то подсказал, что надо съездить в городскую поликлинику — мало ли чего...

     После обеда я поехал туда. Больничный комплекс ещё достраивался, а современная двухэтажная поликлиника, только-только сданная в эксплуатацию, уже работала. Кабинетов с терапевтами штук пять, нашёл тот, который обслуживал посёлок, где я проживал. Верхнюю одежду снял в гардеробе (в ней приехал прямо с работы) и, войдя к врачу, объяснил причину визита, мол, нестерпимо болит живот. Терапевт положил меня на кушетку и когда начал пальцами надавливать мой живот, я почувствовал, что больнее всего только справа внизу. Повёл он меня к хирургу на второй этаж, тот более уверенными движениями также стал пальпировать мне территорию вокруг пупка — больно там же, внизу живота. Отправили меня срочно сдать анализ крови, и сразу выписали направление в хирургическое отделение на операцию — признали аппендицит, который оказался острым.

     Я как был в рабочей шубейке, так после сдачи крови и отправился в двухэтажное, стоящее с южной стороны больницы, здание хирургии. Здесь какая-то бабулька-вуайеристка*** приняла у меня одежду, и когда я остался в одном стареньком трико, завела меня в подсобную комнатку и напрямую сказала, что будет брить мне лобок — так положено перед операцией. Я не был эксгибиционистом****, поэтому вежливо попросил у старушки бритвенный прибор, как оказалось, с тупым лезвием, и в туалете без мыльной пены, почти на сухую сам себя «привёл в порядок». В каком-то не совсем чистом душе сполоснулся и отправился на второй этаж, в операционное отделение.

     Операцию назначили мне на семь часов вечера. Я позвонил в контору, где работала жена, и попросил, чтобы ей передали, что меня положили в больницу, в хирургию. Через полчаса суженая была уже здесь, перепуганная, не понимая, что произошло. Я её успокоил, сказал, что только вырежут аппендикс — и всё, и попросил, чтобы она ехала домой, но она сказала, что будет находиться здесь, пока не закончится операция.

     Вскоре меня пригласили в операционную. Сначала медсестра завела меня в отдельный небольшой кабинет, предложила снять всё исподнее и прикрыться небольшой простынкой, потом завела в более просторное помещение, по оборудованию которого я понял — тут меня будут резать. По поводу того, чтобы кто-то портил мою шкуру, я был, если мягко сказать, «трусоват» — с детства не любил не только уколы, но даже когда делали прививки, теперь же такая ситуация, что пришлось смириться со своим уделом.

     В операционной, помимо устрашающего оборудования, я увидел одетых в белые халаты, в белых шапочках и с повязками на лицах мужчину и трёх женщин, они стояли все вместе у окна, о чём-то шушукались и негромко хихикали. «Анекдотики травят», — мелькнула мысль. Мужчина был хирургом, это я знал по разговору ещё в поликлинике: «Шишкин будет делать, Шишкин».

     Меня уложили на длинный операционный стол и накрыли той простынёй, в которой я вошёл. От окна отделилась одна из медсестёр, подошла к моему изголовью, положила мне на рот и нос маску и сказала:
     — Спокойно дышите, будет лёгкий наркоз.

     Мне что лёгкий, что тяжёлый — без разницы, но я знал, что операцию по удалению аппендицита обычно делали без наркоза, поэтому стал волноваться. Прошло какое-то время, я лежал с закрытыми глазами и думал: заснул я уже или нет, и почему мне операцию будут делать под наркозом? В какой-то момент почувствовал, как тело стало невесомым и зависло над столом, потом начало плавно запрокидываться головой вниз. Уже откуда-то с небес слышу, как медсестра — мой анестезиолог — говорит хирургу:

     — Сергей Сергеич, по-моему, он уже готов.
     На что хирург небрежно произнёс:
     — Ничего, пусть крепче засыпает...
     «Ну, и конова...» только успел я подумать, как провалился в бездну.

     Очнувшись, увидел, что лежу на кровати в больничном коридоре, где в ряд стояли и другие койки, как потом узнал, в палатах не было мест: отделение оказалось переполнено больными. Не только низ живота, но и всё тело пронизывала невыносимая боль, после наркоза на части раскалывалась голова — нельзя было шелохнуться. А тут ещё захотелось кашлянуть. Ох, если бы кто умный подсказал, что это лёгкое покашливание отдастся такой резкой болью, словно кто-то воткнул в кишки нож, — перетерпел бы. Потом старался уже ни кашлять, ни хмыкать, ни даже сопеть.    

     Два дня я спал (если это можно было назвать сном) в тесном коридоре, а потом меня поместили в четырёхместную палату. Жена приходила ежедневно, но поскольку посетителей в отделение не пускали, «передачи» я получал в авоськах: то дефицитные апельсины, то сок, то ещё что-то, потом почти всё это возвращал ей. Несколько раз мне приносили весомые посылочки, переданные братом и его женой,  и я был искренне благодарен им. Сноха всегда была оптимистом, на записках, вложенных среди фруктов, я читал: «Лёнчик, выздоравливай, мы все тебя ждём!»

     На третий день я не только мог ходить по коридору, но даже спустился на первый этаж, где меня ждала жена. Я рассказал ей о том, как мне делали операцию, о наркозе. Насчёт наркоза она сильно удивилась и обещала у знакомой медсестры узнать, почему такие простые операции делают здесь с усыплением.

    Оказалось, что за два прошедших года в больнице случилось несколько неудачных операций по удалению аппендикса, один или два пациента даже скончались — и всё это из-за слабой профессиональной подготовки хирургов. В конце концов, разрешение на проведение операций было дано только одному хирургу — Шишкину, который был на хорошем счету у врачей, однако он стал делать операции с подстраховкой, с наркозом. Но всё равно мне очень повезло — попади я в больницу на полгодика раньше, кто его знает, какой бы доктор резал мне живот, да ещё и без наркоза... Говорят, были случаи, когда ножницы в животе зашивались... и бинты... Могло быть и так — заболей живот на сутки позже, и операцию мне делали бы где-нибудь в Тюмени. Было бы смеху. А, скорее всего, было бы не до смеха: врач сказал, что у меня аппендицит был опасный, гнойный, с устрашающим названием: флегмонозный. Ещё немного — и каюк Лёне. Спасибо Сергею Сергеевичу — операцию по удалению моего рудимента провёл успешно.

     Пока я лежал в больнице, наслушался и насмотрелся разных больничных историй. Как-то в хирургическое отделение поступил мужчина, рассказал, что с ним произошло. Летел из Кривого Рога в Надым через Тюмень. Когда до регистрации оставалось около часа, пошёл в уличный туалет, так как вокзальный не работал. Дело было вечером, внутри туалета темно — заходить не стал, зашёл за угол, и  тут кто-то долбанул его по голове. Шапку сорвали и скрылись. Шапка, говорит, добрая была, из норки, за 400 рублей. Мужик пришёл в себя, на вокзале ему смыли кровь, всё записали, и посадили в надымский самолёт, а здесь уже прямо из аэропорта отправили в больницу. Ходил теперь этот мужчина с красным глазом и залатанной головой. Есть, вроде, сотрясение. Ведь могли и убить...

     А один товарищ тут лежал, так тому в Лонг-Югане брюхо распороли (посёлок в 100 км к югу от Надыма). Он, этот товарищ, лежал здесь, а четыре хулигана сидели в милиции там, ожидая следствия.

     Ещё дедульку ошпаренного привезли из посёлка Ныда. Мылся он в местной баньке, а рядом какой-то мужик кипятком споласкивал свой тазик и случайно (а может, умышленно) выплеснул остатки в сторонку, где этот дед расщеперился. Теперь старичок ходил от пояса и ниже перебинтованный.

     Вскоре меня выписали из больницы и дали больничный лист на один месяц. Шов мой понемногу затягивался, я валялся на кровати и читал книги, а когда они надоедали, смотрел телевизор. Замечал, что сердце иногда как-то странно покалывало, а то вдруг ни с того ни с сего начинало учащённо биться. Решил сходить в поликлинику. Тот же терапевт, который отправлял меня на операцию, мне разъяснил, что такое бывает после наркоза. Должен сказать, что такой посленаркозный синдром с покалыванием сердца у меня наблюдался лет пять. Потом прошло.

________________
*Шпунт (шпунтина) — металлическая свая с гребнем и пазом вдоль боковых сторон, забиваемая в грунт вплотную к другой такой же свае при укреплении границ гидротехнических сооружений; гребень одной сваи входит в паз другой, и образуется сплошная шпунтовая стенка.

**Копёр — строительная машина для поддержания сваебойного оборудования, а также для направления сваи при погружении в грунт.   

***Вуайеризм (мед.) — влечение к созерцанию половых органов противоположного пола; подглядывание.

****Эксгибиционизм (мед.) — получение полового удовлетворения от показа своих частей тела другому лицу



Глава 29



     В феврале я вышел на работу. Мне в сваебойном звене работать не разрешили, направили на две недели в бригаду, определив после аппендицита на лёгкий труд. Я то подметал бытовку, то занимался просушкой электродов, то ремонтировал кислородные резаки.

     Как-то Люба пришла с работы и сказала, что в ПСО-35 организуется отдельный участок по обслуживанию механизмов — ОГМ (отдел главного механика)  и туда нужен сварщик. Я без промедления встретился с механиком ОГМ Виктором Михайловичем Железняком, и спросил, не возьмёт ли он меня сварщиком.
     — Ну, как же, конечно возьму, переходи хоть сегодня.

     В конце февраля я перешёл работать в ОГМ. База и гараж, где производился ремонт машин, находились прямо на территории посёлка ПСО-35. Теперь отпала необходимость ездить спозаранок на причал до посёлка «107-й километр». Обедать ходил домой вместе с Любой, которая стала работать кладовщицей на складе в посёлке.

     Я по-прежнему входил в состав постройкома и вёл культмассовую работу. Два раза в неделю собирал на репетицию ансамбль. Пока лежал в больнице, репетиции не проводились. И вот теперь, когда работать стал недалеко от конторы (красный уголок находился здесь), репетиции начал проводить в неделю по три раза. К празднику 8 Марта мы организовали для рабочих небольшой концерт и вечер танцев. Жизнь продолжалась.

     *****

     «Здравствуй, дорогая мамулечка!
     С ответом я немного задержался, всё откладывал. Сегодня все дела отложил и сел за письмо. Жизнь наша идёт своим чередом. Я до 22 января лежал с аппендицитом. Потом месяц находился на больничном. Собственно, самые морозы просидел дома. Операция прошла удачно. Шов аккуратный. Сейчас о нём забываю. В отпуске обо всём расскажу подробно. Дома отметили мой юбилей — мне стукнуло 35!

     Как-то приболела Люба. Хоть и бережётся, всё равно где-то простыла, стала сильно болеть голова. Сходила на рентген — признали гайморит. Почти месяц ходила на электрофорез. Сейчас чувствует себя хорошо. У неё повышение: из учётчиц перешла работать кладовщицей на склад ПСО-35. У меня тоже новость: я перешёл работать сварщиком по ремонту механизмов в ОГМ (отдел главного механика). Работа вроде ничего, и домой ходить недалеко.

     У нас ещё есть одна новость — скоро будем справлять новоселье. В новом, строящемся прямо в посёлке ПСО, одноэтажном доме нам должны дать двухкомнатную квартиру. Я в очереди второй. Думаю, что вселимся до отпуска. Купили холодильник «Бирюсу», и кухонный уголок, это к новоселью. Отпуск в этом году у меня и Любы льготный,  проезд нам потом полностью оплатят. По графику отпуск с июля.

     Игорёк ходит в школу, не болеет. Нынче сыну исполнилось 10 лет — юбилей. Купили ему фотоаппарат «Смена», учится фотографировать. Надо теперь купить фотоувеличитель. Как появятся первые фотографии, сразу вышлем. И ещё купили Игорю коньки на ботинках (о таких мы когда-то в детстве мечтали). Теперь он всю зиму не вылезает с катка. Катком у нас служит небольшая площадка, залитая водой прямо из водовозки. Зима нынче была не особо лютая, поэтому дети часто и катались.

     У Льва бываем, правда, не часто. Были у них на 8 Марта, и ходили 11 апреля. В этот день в городе проходил праздник — проводы зимы. Народу в центре города пришло много, наверно, тысяч пять. Погода на удивление стояла тёплая и солнечная, +8. А кругом еще снег, но уже рыхлый. Продавались шашлыки, апельсины. Вино продавалось прямо в трёхлитровых банках, какой-то «Жасарат», мы со Львом взяли банку, но осилить сразу не смогли. Люся и Люба не пили.

     У Льва на работе неприятность. Пока он находился дома в отгулах, его напарник разбился на «Урагане», сейчас в больнице с переломом ног. «Ураган» у них с тралом — специальной платформой для перевозки тяжёлых грузов, тракторов и др. Лев поехал на 86-й километр (это 60 км от Надыма), чтобы забрать трал, но трал кто-то угнал. Лев в понедельник пойдёт в милицию, чтобы заявить.

     Павлик у них уже как мужичок. Крепенький. Шалунишка. Ему уже почти полгода. Сильно похож на Юрика.

     Вот такие у нас дела. С Любой по-прежнему много читаем. Из последних книг, что понравились, «Сотворение мира» Виталия Закруткина, «Судьба» Петра Проскурина, «Великий Моурави» Анны Антоновской (прочитал все 6 томов), а так же прочитали в журналах: «Три жизни Окини-Сан» Валентина Пикуля в «Октябре», № 9-10-11 за 1981 г., «Богач, бедняк...» Ирвина Шоу в «Иностранной литературе», № 8,9,10,11 за 1980 г. Отличные вещи, читали запоем. Одним словом, стараемся от жизни не отставать. Пиши, мамулечка, что у тебя нового, готовишься ли к огородным работам? Привет всем от всех нас. Скоро отпуск. Соскучились. Целуем. Леонид, Люба, Игорёк. 13.04.82».

     *****

     Самым заметным событием у нас в 1982 году стало, конечно, получение квартиры в ПСО-35, где мы жили потом до сентября 1989 года. Деревянный «бамовский» дом построили к маю. В нём имелось шесть квартир: четыре двухкомнатных и две однокомнатных. Две двухкомнатных квартиры выходили общим коридором и дверью на одну сторону дома, две других точно также на другую сторону, и однокомнатки располагались по центру дома, деля его как бы пополам. Нам выделили двухкомнатную, в которую мы в июне и въехали. Соседом нашим оказался водитель Саша Дридигер, здоровый рыжий немец, которого за глаза ребята звали «Гансом». На его огромном «КРАЗе» мы свои вещи и перевезли, оставив добрую память о приютившей нас в трудное время комнате № 14, что находилась в бараке посёлка Лесного.

     Сашину жену звали Леной (нам везло на соседок по имени Лена), это была чернявая полноватая грузинка. У них росло двое детей: один по возрасту как Игорь, — Женька, а второй поменьше, Валёк. (Что примечательно, когда в 1989 году мы получили квартиру на четвёртом этаже в пятиэтажке, нашими соседями, получившими квартиру на пятом этаже, снова оказалась семья Дридигеров).

     Двери наших обеих квартир здесь выходили в крохотный коридорчик, с которого мы попадали (а бывало и падали) сразу на улицу. Недолго думая (машина под рукой) с Сашей припёрли немного стройматериала и к коридорчику пристряпали веранду. 

     Когда ещё только заселялись, я заметил, что из нашего коридорчика есть лаз с крышкой на чердак. Мы с Сашей нашли деревянную лестницу, приладили её и когда залезли туда, не поверили своим глазам: под ногами простирался ровный деревянный пол величиной с футбольное поле. Я тут же натянул под стропилами верёвки, чтобы сушить бельё, и начал над своей квартирой строить кладовку. Вскоре мы с Любой уехали в отпуск.

     Почему вдвоём с Любой? Дело в том, что Игорька накануне мы отправили по путёвке в пионерский лагерь под Омск. Сезон — 18 дней. Решили, что когда поедем в отпуск, по пути заберём. Через неделю получаем от него слезливое письмо: «Здесь очень плохо, заберите меня скорей!!!» Дали ответ: «Жди, скоро будем». По пути в Ермак забрали его дней на пять раньше окончания сезона. Вот уж был рад!

     У меня это был уже второй отпуск! Как же я соскучился по своей матушке, по сестрёнкам, по городу, по Иртышу! Только в разлуке понимаешь, как тебе всё дорого. Накануне отъезда из Надыма мы с Любой обсудили наши дальнейшие «жизненные планы»: сколько ещё будем жить на Севере, что делать с вещами, которые остались в Беловке?

     Решили, что возвращаться с Севера пока не будем, а вещи контейнером отправим в Надым, тут они нам очень пригодятся, тем более что есть куда ставить.

     В отпуске я съездил в Павлодар, заказал пятитонный контейнер. Три дня спустя мы погрузили в него вещи: спальный гарнитур, диван-кровать, книжный стеллаж и книги (пока мы были на Севере, со стеллажа куда-то «уплыло» несколько хороших книг, до сих пор не знаем, кто их «читает»). Погрузили аккордеон «Вельтмайстер», Игорев велосипед, полированный стол и кое-что из домашнего инвентаря. Поскольку в нашей квартире оставалась жить тёща, мы некоторые, необходимые ей, вещи оставили здесь.

     Когда в Павлодаре стал оформлять контейнер, долго с работницами выискивал станцию назначения. Надыма нет, Салехарда нет. Какой-то кошмар! Ну, что бы мне, идиоту, стоило до отпуска спросить в ПСО-35 у наших снабженцев, каким путём идут грузы в Надым? Самой ближайшей станцией, которую нашли в справочнике, оказался город Лабытнанги, расположенный недалеко от Салехарда на реке Обь. Туда мой контейнер в июле и был отправлен. А через месяц, когда нам уже надоело и загорать, и пить пиво, мы вернулись в Надым.


Глава 30


     «Здравствуй, дорогая мама!
     Сегодня 21 сентября. Получили от тебя письмо, я сразу сел писать ответ. Долетели мы в Надым хорошо. До Тюмени ехали поездом, а из Тюмени вылетели буквально через три часа на дополнительном рейсе, хотя у нас имелась бронь. В Надыме холодно, +5, пасмурно и ветер. Натянули на себя все свои кофты. Добрались до ПСО быстро. В новой квартире холодно, отопления ещё нет. Почему-то не горело и электричество. Легли спать голодные, укутавшись всеми одеялами и матрасами. На следующий день всё наладили, включили обогреватели.

     Тут нас ждала неприятность. 3 сентября мы получили телеграмму из Лабытнаног: «Получите контейнер». Вот тебе новость! Пришлось лететь туда, а это 400 км от нас.  Чтобы контейнер пришёл прямо в Надым, мне требовалось указать в адресе станцию «Иевлевские пески», а я этого не знал. Пришлось провозиться в Лабытках почти десять дней, чтобы переоформить контейнер. Вспоминаю это «путешествие» с содроганием. Еле отправил контейнер на какой-то случайной баржонке на Надым.

     В общем, к середине сентября получили мы свои вещи. Всё целое, ничего не испортилось. В квартире сделали небольшой ремонт, достали линолеум, всё застелили. Обставили квартиру. Когда поставили стеллаж с книгами, знакомые ахнули — до того было впечатляюще и красиво. Я к стеллажу привык, ну, а со стороны он, наверно, смотрится. Хорошо вписался цветной телевизор, в ПСО ни у кого ещё цветных нет, все живут, как временщики: поработать, урвать, и уехать. Нам это теория не подходит, мы приехали сюда жить. Сколько ни поживём здесь, жить будем достойно, по-человечески. Такой же тактике придерживается и Лев.

     Ну, что ещё сказать о квартире? Игорю в его комнату поставили деревянную кровать, рядом тумбочку с настольной лампой, письменный стол. Настоящий кабинет! Игорь очень доволен, спит на перине, как король. Учится он уже в 4-м классе.

     После отпуска Льва ещё не видел, а Люба с Игорем ходили к ним в гости, когда я был в Лабытнангах. У них всё нормально. Паша здоров, Люся поправилась. Сейчас Лев где-то в командировке. Как приедет, придёт с семейкой к нам в гости, они в нашей новой квартире ещё не были. Льву 23 сентября исполнится 34 года. Поздравим.

     В доме после ремонта стало уютно и тепло. С коридора на чердак есть лаз. Я поставил лестницу, натянул на чердаке бельевые верёвки, чтобы Люба вешала бельё. Удобство большое: не выходя на улицу можно развешивать и сушить бельё.

     На работу мне выходить 5 октября. До этого времени постараюсь сделать весь ремонт. На кухне кроме гарнитура смастерил нижний шкафчик, вмонтировал мойку. Вода идёт и холодная, и горячая. Туалет и ванна совмещены, но это ничего, семья небольшая. На чердаке доделываю кладовку под муку, инструменты, старую одежду.

     Сейчас готовимся к закупке картошки, лука, капусты. Картошку нынче будем хранить в погребе участка № 2, где работает Люба. Капусту заквасим и заморозим.

     Ездили на конторском автобусе в лес за ягодой. За несколько часов набрали ведро брусники, а голубику только ели. После приезда бруснику ссыпали в трёхлитровые банки, на всю зиму теперь хватит делать брусничные компоты.

     Те вьетнамские соломенные половички, что отправляли посылкой из Ермака, очень удобны и весьма кстати. Остальное всё нормально. Ну, ладно, мамулька, пиши всё о своих делах, о родных. Нам всё интересно. Привет всем родным от семьи Льва и от всех нас. Целуем. Леонид, Люба, Игорь. 21.09.82».

     *****

     В конце ноября меня неожиданно пригласил к себе в кабинет председатель нашего постройкома Александр Петрович Глушко, он работал начальником ПТО, и сказал, что мою кандидатуру предложили народным заседателем Надымского нарсуда. Я опешил:
     — Всё что связано с судом, мне не нравится, я даже не знаю, что там надо будет делать, и потом, вы же знаете, что я выплачиваю алименты.

     — Ничего страшного, алименты у нас платит пол-Надыма, мало ли как складывается жизнь у людей, а вы человек серьёзный. В нарсуде нужно будет раз-два в месяц присутствовать на суде, быть как бы помощником у судьи. На дни заседаний вас освободят от основной работы.

     Короче, Глушко меня убедил. 1 декабря 1982 года меня избрали народным заседателем от ПСО-35 сроком на два года. Люба моя по этому поводу начала меня вроде как в шутку стращать:
     — Вот посадит судья какого-нибудь бандюгу, а ты рядом заседал — бандюга тебя и запомнит. А когда отсидит, тебя и причикает.

     Я в кино видел, как судят уголовников: на кресле с высокой спинкой сидит грозный судья, а справа и слева от него на таких же креслах сидят два народных заседателя и мучают вопросами подозреваемого. Потом, посовещавшись, дают ему срок. От колючих реплик своей жены я отмахнулся и сам ей пригрозил (конечно, в шутку), что если она от меня не отстанет, я её при первом удобном случае за что-нибудь привлеку к ответственности. Весь вечер мы с ней ёрничали, потешаясь над моей необычной новой обязанностью.

     На следующий день я оделся понарядней и пошёл в нарсуд, в небольшое двухэтажное здание, которое располагалось по улице Полярной через дорогу от нынешнего здания «Надымгазпрома». Зайдя в приёмную, заметил расположенные направо и налево двери, ведшие в кабинеты народных судей. Секретарша, худощавая молодая дама, узнав, что я избран народным заседателем, сказала, что судей сейчас нет и попросила меня пройти на первый этаж в кабинет судебных исполнителей.

     Судоисполнителями работали две молодые девушки, Света и Валя. Весь кабинет у них уставлен стеллажами, на которых стояли если не тысячи, то сотни всевозможных папок и личных дел. Моему приходу девушки обрадовались, как позже я понял, причины на то у них были.
     — Вы новый заседатель? — спросила одна, которая Валя.
     — Да.
     — Вот вы нам сегодня же и поможете, — сказала та, которая Света.
     — С удовольствием, — учтиво ответил я.
     — Тут надо несколько повесточек доставить по адресу, сделаете? — спросила Валя, она, как я понял, здесь за старшую.
     — Как скажете...

     Девушки оперативно вручили мне с десяток небольших листков, и я по крепкому морозцу с радостным идиотским блеском в глазах от оказанного доверия понёсся выискивать адреса нерадивых жителей города, которыми интересовался нарсуд. Тут и уклоняющиеся от уплаты алиментов мужчины, и не явившиеся на заседания суда свидетели, и те, кому нужно явиться на собеседование с судьёй по поводу буйного поведения дома и так далее, и тому подобное.

     Так много, как в этот день, я по городу раньше не ходил. Все, кому предназначались повестки, почему-то жили в балкАх, густо расположенных вокруг города. Я с проворством вездехода лазил по глубоким сугробам, в одном месте чуть не покусали собаки, но во многих балках никого не оказалось дома. Устал и замёрз. Радостный блеск в глазах испарился, осталось какое-то досадное разочарование. Таким оказался мой первый день на общественной работе.

      На второй день девушки поручили мне разбирать по алфавиту списанные «дела» бывших алиментщиков, чтобы потом сдать эти документы в архив. Столько макулатуры я видел последний раз в детстве, когда наш пионерский отряд нагрузил целый кузов школьного грузовика бумажным хламом.

     Постепенно романтическое представление о миссии народного заседателя у меня развеялось полностью.  В течение месяца заседатель для выполнения своих обязанностей в нарсуде освобождался от работы на производстве на пять дней. Но и этого времени хватило, чтобы в гараже накапливалось масса невыполненной работы, хотя кроме меня здесь работал ещё один сварщик. Механик едва скрывал недовольство. Забегая вперёд, скажу, что в течение двух лет на судебных заседаниях я присутствовал раза три-четыре, и то каких-то мелких, семейно-бытовых. А так в основном поручалась мелкая канцелярская работа в подчинении у судоисполнителей.

     Как-то сижу, разбираю документы, слышу, как Валя возмущённо говорит подруге:
     — Вот читаю письмо. Это ж надо, до чего обнаглела баба — сама здесь бросила мужа и уехала на «землю», теперь пишет сюда: вы там проверьте, почему от мужа в сентябре поступила сумма в 207 рублей, а в октябре только 203. Из-за рубля удавится.
     — Вот, вот, — поддакнула Света.
     — Кстати, у нас ваша карточка по учёту уплаты алиментов тоже есть.
     Я  понял, что это относилось уже ко мне.
     — Да, да, выплачиваю, задолженности, кажется, нет, — кисло улыбнувшись, ответил я, так как эта тема для меня являлась  довольно болезненной, неприятной.
     — Вы не обижайтесь, я хотела у вас поинтересоваться, какая сумма в месяц в среднем поступает от вас по исполнительному листу?
     — Четверть от зарплаты, рублей 170, может, чуть больше.
     — Вот видите! А знаете, сколько зарабатывает женщина в южных районах? — спросила Валя и сама же ответила: — 90 рублей! А она...ваша бывшая... там работает?
     — Кажется, работает. Не интересовался. Хотя при таких алиментах можно, конечно, и не работать.
     — Вам не кажется, что на того ребёнка выходит денег больше, чем на этого?
     — Как-то не задумывался, — ответил я и про себя подумал, что Вале не исполнителем бы работать, а судьёй.
     — Вот так всегда в жизни существует несправедливость, — подытожила Валя разговор.
    
    
     *****

     Продолжение воспоминаний здесь: http://www.proza.ru/2010/08/25/1389