Леший Глава 14. Радио

Глава 14.
Радио.

Многолетние разговоры о том, что на Кьянду проведут радио, кажется, переставало быть только разговорами. Наказ об этом из года в год давали избиратели своим районным депутатам, да только были дела поважнее, чем обеспечить вещанием две сотни человек одиннадцати небольших деревушек,  испокон веков оторванных от внешнего мира бескрайним простором Белого озера, по которому когда-то, как утверждали историки, проплывал сам Петр Первый, чтобы своими глазами увидеть град Белозерск, бывший неприступной крепостью Великой Руси на протяжении тысячи лет и потому сохранивший уклад местного населения в его первозданном состоянии. С другой стороны от людных мест это урочище отделяли непроходимые летом болота, пройти через которые до больших морозов можно было только пешком, да и то по большой необходимости.
Радио районные власти обещали давно. Оторванное от мира население с каждым годом быстро таяло, бывшие два колхоза захирели, слились в один, но это не спасало экономику урочища. Из трёх школ: двух начальных и семилетки, осталась одна начальная малокомплектная, в которой Александра Михайловна учила сразу четыре класса в одном просторном помещении. Отапливать его зимой было не под силу даже при изобилии дров, потому что огромные окна дома, построенного по универсальному советскому проекту, рассчитанному на все климатические зоны одновременно, тепло совсем не держали, хоть техничка тётя Нюра каждую осень тщательно их конопатила паклей и проклеивала щели бумажными  ленточками, нарезанными из остатков обоев.
В клубе зимой, когда Мишка привозил со своей передвижкой кино, народ сидел в валенках, шапках и верхней одежде. А иногда из-за холода сеансы приходилось отменять, потому что пленка от холода ломалась и никак не хотела заползать через ролики с зубчиками под жаркий луч проектора. В кинопрокате на Мишку ругались за испорченные копии, лишали нескольких рублей премии, грозили уволить к чёртовой матери, но мирились, потому что другого приобщения местного  населения к культуре не было. Разве что иногда зимой приезжала на «козлике» агитбригада. Девки из районного Дома культуры принимали для сугреву по сто граммов привезённой с собой водки, натягивали расписные сарафаны поверх толстых свитеров да кофт, лихо плясали в разношенных валенках, пели разудалые частушки, и сорвав жидкие аплодисменты, хлопающих не снимая вязаных варежек зрителей, забивались в тесную машину и по ухабам промерзшего болота катили  домой, отчитаться о выполнении программы по окультуриванию отдалённых населенных пунктов.
Молодёжь, отучившись в леспромхозовском  интернате за двадцать километров, старалась уехать куда подальше.  Одних привечали родственники,  раньше обустроившиеся  в холодном Мончегорске за Полярным кругом, других звали к себе в дымный Череповец, третьи уезжали в Ленинград и становились лимитчиками на стройках, на чулочной или трикотажной фабриках. И в этих городах к культуре они не слишком-то тянулись, но приезжая летом в отпуск гонора показывали много, взахлеб хвастая про свою развесёлую жизнь, большие заработки и этими россказнями мутили голову подрастающим малолеткам, что счастье светит только там. Поэтому и оставались в деревне только те, кому некуда было ехать или по разным причинам не на кого оставить семью с кучей подрастающих детей, которым требовалась помощь старших братьев и сестёр.
Для них, так же как их родителей, даже выезд в район был событием поистине историческим, о котором потом вспоминали долгое время. В своё время власти обещали провести на Кьянду не только радио, но и электричество. Но менялись в стране правители, корректировалась политика, на смену линии развития села за счет мелкотоварного производства приходило постановление об укрупнении сел за счет неперспективных деревень с последующим быстрым вымиранием последних. Кьянда под эту политику попадала как нельзя лучше. Только вот куда переселять, где настроить столько новых домов, заселять большинство из которых придётся пенсионерами, никто толком не знал, и потому начальники спокойно ждали  новых указаний партии и правительства. А тут как раз начали готовиться к очередному съезду КПСС. Как всегда – историческому. И об этой подготовке, согласно разосланным из центра директивам, народ должен был знать поголовно. Вот тогда и нашлись деньги на радиофикацию.
Сначала позвонили Ивану Михайловичу и настойчиво потребовали принять все меры для оперативной заготовки столбов для какого-то Фидера. Этому немцу или еврею их требовалось не менее четырёхсот штук. Потом из разговора выяснилось, что фидер – это вовсе и не фамилия, а  просто название главной линии, столбы под которую должны быть такими же, как телефонные, но просеку надо прорубать отдельную и в ближайшие дни потребовали забрать из района инженеров, которые наметят эту трассу.
Ну, Иван Михайлович не расстроился. Наоборот, даже обрадовался, потому что местные мужики смогут до сенокоса хорошо заработать по обещанным из района расценкам. Просеку рубить вряд ли отправят чужаков. Значит, снова будет денежная работа для местных. Столбы ставить опять же. Ну, линию тянуть кроме Анемподиста специалистов нет, так что с этим справятся и приезжие.
Иван Михайлович радостно потёр руки, перешёл в колхозную контору, расположенную с другого крыльца старого барского дома, стоявшего на отшибе больше ста лет, посовещался с Иваном Степановичем. Вдвоём и порешили, что с этой радиофикацией им просто удача сама идёт в руки. После весеннего сева до сенокоса можно занять свободных от работы мужиков и дать им возможность хорошо заработать. А заодно и колхозу получить доход, потому что районное начальство разрешило столбы заготавливать не только в государственном, но и колхозном лесном фонде.
Загоревшийся идеей Иван Михайлович собрался было ехать к Анемподисту, как тот пришёл сам. Пока два председателя совещались, ему тоже позвонило из района его начальство и поручило взять заготовку столбов под контроль, то есть самому отобрать нужные для этого деревья, организовать валку, заготовку и складирование. А потом, когда столбы будут напилены, приедут из района люди и обработают бревна химикатами от гнили.
-Так что, Анемподист Кенсоринович, посмотри, где  лучше рубку вести. Хорошо бы к дороге поближе да в колхозном фонде.
-Дак это, известно где. На Зелёном бору и заготовим. Там как раз строевой лес вызрел.
-Вот-вот, самое то! Бригадиром мы решили Степана назначить. Рыбаки сейчас все на тоне заняты. Сам понимаешь, отрывать никак не можно. Так что снарядим со Степаном Ивана да Веньку. Один помощником вальщика, другой сучкорубом.  Фёдор на тракторе трелевать будет. Билет, мы уже договорились, потом оформим честь по чести, не боись. Дело, понимашь, государственной важности, проволочки не будет. Ты это сам отметь, какие деревья валить, да скажи, чтобы вершинник на столбы для загонов пилили. Пригодятся. Корить Иван Степанович пацанов отрядит, пусть тоже подзаработают.
Наутро Леший пришёл к Степану часам к семи, зная, что его не поторопить, так и к обеду не соберётся. Жена его Дарья, баба сноровистая, уже оладушек мужу с собой напекла, трёхлитровую банку клюквенного морса наварила, вяленых лещей  из-под стрехи достала, завернула в старую газету, в сумку положила и на крыльцо вынесла, у двери на гвоздь повесила, чтобы не забыл тормозок второпях.
 Анемподист уже трактор заслышал, но Степану приспичило в туалет.
Сел Анемподист на ступеньки, ждёт, когда Иван с Венькой подойдут да Степан опростается. Напарников не видно, а этот кряхтит да кряхтит. Вон и трактор уже из Неумоевки показался, только поле пропылить осталось, и пришла Кенсоринычу в голову озорная мысль. На крыльце как раз старые испачканные навозом Дарьины шлёпанцы лежали. Леший их схватил, сумку с гвоздя снял, лещей вяленых из газеты развернул и вместо них шлёпанцы упаковал. Сумку на место повесил, а рыбу, крадучись,  в сенях на стол положил.
Доехали в тракторной тележке до Зелёного бора быстро. Анемподист, пока мужики разминались да потягивались, пока Иван самокрутку сворачивал да смолистый лесной воздух едким своим табачным дымом травил,  успел с полсотни деревьев затёсами отметить. Лес тут был как на подбор. Деревья высокие, прямые, почти без сучков. Веньке на радость да и пацанам потом корить такой ствол намного легче.
Дело пошло споро. Федька трактор в сторону отогнал от греха подальше, чтобы ненароком не пошло какое дерево в сторону да не накрыло технику. К обеду Анемподист уже все четыре сотни стволов отметил.  Мужики как раз на перерыв усаживались. Венька костер развёл,  соплями кровавые мозоли на ладонях смазывал. Говорено же было, что верхонки надевать надо, так нет, мол, и так руки к топору привычные. Вот теперь в ветоши тракторной роется, чем бы замотать израненные руки. Намотал тряпок, сидит в огонь смотрит.
-Ты это, Венька, в огонь-то долго не смотри, а то ночью обоссышься, - шутливо предупредил Леший.
-А я, дядя Аник, на сеновале сплю. Не страшно, – откликнулся незлобивый на шутки парень.
-Ну, смотри да помни, что предупреждал. Ладно, мужики, я своё дело сделал, пойду домой, - Анемподист  обмотал свой небольшой топорик тряпкой, сунул под ремень, вскинул на плечо ружьё и потопал в сторону дороги, хотя очень хотелось посмотреть на реакцию Степана.
Когда вода в котелке закипела, мужики бросили заварки, стали доставать  и раскладывать обед.  Почти у всех были хлеб, варёная картошка, прошлогодние солёные огурцы, баночки с волнушками, обильно сдобренные густой сметаной. Про рыбу накануне договаривались, что на этот раз её возьмёт Степан, хвалившийся жирными вялеными лещами.
Степан с чувством некоторого превосходства перед остальными почти торжественно начал доставать из сумки газетный свёрток, медленно разворачивать мятые страницы областной газеты большого формата, и не успели мужики ничего сообразить, как он вдруг вскочил, заматерился, демонстрируя виртуозное владение русской ненормативной лексикой, и швырнул в костёр скомканный газетный свёрток.
-Ты чо? – встрепенулся Фёдор. – Испортились лещи што ли? Червяки завелись?
-Да какие нахер червяки? Какое испортились? Леший, ети его мать, со своими  шутками голодным оставил!
-Да што хоть случилось то? – никак не мог врубиться Фёдор. Остальные мужики тоже сидели и с нескрываемым недоумением смотрели на  беснующегося мужика широко раскрытыми и ничего не понимающими глазами.
-Да, ети шутника мать! Верно, пока я в туалете сидел, Леший мне лещей подменил на Дашкины шлёпанцы, в которых она корову обряжает.
В это время быстро вспыхнувшая газета обнажила испачканные навозом шлёпанцы, от тления которых  невыносимо завоняло горелой резиной.
-Вот, ёптать, просрал, значит, Степан наш обед, - подытожил Фёдор.
-Ты, ети мать, ишшо мне соль на рану сыпать будешь! – взъярился было Степан, но под дружный хохот всей компании тоже быстро отошёл и заулыбался.
-Ну, я ему припомню! Старый хрен! Будет знать, как подтрунивать!
-Нет, Степан, на выдумки у тебя ума не хватит. Это ведь надо пакостником родиться, чтобы такое на ходу придумывать. А ты у нас мужик хозяйственный, на такие шутки неспособный. А лещей твоих мы и завтра съедим. Если, конечно, опять просрать не умудришься.
Но на следующий день у Анемподиста была заготовлена новая пакость. Нравилось ему подтрунивать над Степаном, потому что тот на эти шутки неподдельно злился, иногда даже свирепел, но всякий раз не мог ничего придумать в отместку. Аник с вечера заварил пучок сенны, слил слегка зеленоватую жидкость в небольшую баночку, закрыл крышкой и положил в карман.
Утром, как обычно пораньше зашёл к Степану, у которого всегда собирались мужики, получив наряд на очередную работу. Степан, не смотря на расторопную жену, собирался дольше всех, и мужики успевали покурить на его лавке из широкой церковной плахи.
-Опять пакостить припёрся? – вместо приветствия спросил Степан. –Вот я тебе, Кенсоринович, точно когда-нить бока намну. Попадёшь ты мне под горячую руку.
-Так што это приключилось-то?
-Ты, ети мать, не делай такое ангельское личико! Кто окромя тебя мог вчерась мне лещей на шлёпанцы подменить. А окромя  тебя некому, потому что Иван с Венькой даже в ограду не заходили.
-Дак, шлёпанцы-то хоть скусные были? - засмеялся Леший.
-Скусные, скусные! Меня Дарья вчера весь вечер пилила, что её любимые шлёпанцы в огне сжёг.
-Ладно, как думаешь, за сколько управитесь?
-Да дён за пять, поди, управимся.
-Я с вами съежжу, посмотрю, что да как. На обратном пути заодно присмотрю, где новую просеку рубить.
-Вот ты скажи, нахрена новую просеку? Что провода нельзя на телефонные столбы натянуть?
-Там напряжение другое. Говорят, помехи пойдут, да и в случае порыва опять же…
-Выдумывают херотень всякую! Ладно, вон мужики пришли, да и Федька подъезжает. Пойдём, пока ты новую какую пакость не учинил. Уж пока в трактор не сядем, я с тормозка глаз не сведу.
На делянке  сумки с едой сложили к кряжистому дереву, прикрыли ветками, покурили, как полагается перед началом работы, и взялись за дело. Завизжала, вгрызаясь острой цепью в сочные стволы сосен  «Дружба»,  заухали кронами сваленные деревья, натужно задымил трактор, волокущий на тросу длинные хлысты. Анемподист пересчитал сваленные вчера  деревья, прикинул, что дня за три такими темпами мужики валку закончат, потом дня два-три уйдёт на распиловку. До сенокоса справятся без проблем.
Анемподист оглянулся на занятых работой мужиков,  незаметно подошёл к сложенным под ветки сумкам, открыл Степанову банку морса, влил туда вчерашний отвар, снова закупорил и пошёл восвояси.
Первый перекур мужики устроили через час. Спины у всех уже были мокрыми от пота, хотелось пить. В деревне все знали, что Степан ни в сенокос, ни на какой другой работе из своей посуды пить не даёт никому. Даже своей Дашке, да на чужое никто никогда и не рассчитывал. Клюква и брусника были у всех, и потому каждый брал с собой посуду с морсом или квасом.
Едва Степан после перекура свалил десяток сосен, как заглушил пилу и торопливо зашагал в сторону от делянки. Вернулся минут через десять, но едва приступил  к работе, как пилу пришлось глушить снова.
-Это што с тобой? – поинтересовался Иван, когда Степан заглушил пилу в пятый или шестой раз.
-Да ети её мать, Дарья, видно, воду на морс не прокипятила. Пронесло, никакого спасу нет. Чистит, как с недостоялой браги.
-А ты вчера не этого? Не перебрал недобродившей браги, - поинтересовался знающий в этом деле толк Фёдор.
-Да вы што?! Ни в одном глазу!
-Дак может съел чево такова?
-Да яишницу только, да чай и хлеб с маслом.
-Дак может масло прогорклое?
-Вчера вечером  Дашка сбивала.
-Может перетрудился? Вон вчера сколько напластали, - высказал предположение молчавший до этого Иван.
-Вот это вернее всего, - охотно  согласился Степан, чтобы на законном основании сбавить сгоряча взятый вчера темп заготовки столбов. Куда торопиться-то? На день раньше, на день позже, у бога дней  не решето. Главное, до сенокоса управиться. А то действительно, надорвешься, как потом страду встречать немощному?
Но вечером Дарье про непрокипячёную воду всё же упрёк высказал, но та клялась и божилась, что зашпаривала ягоды крутым кипятком из самовара. Так очередная проделка Лешего опять прошла для него безнаказанно, но, главное, и без всякого интереса, потому что посмеяться не довелось ни самому шутнику, ни  Степановым помощникам.


Рецензии