Леший Глава 19. Припадочный

Глава 19.
Припадочный.

Всё у Сашки хорошо было, пока летом медичку из района не  послали. Мода такая тогда пошла – фельшерско-акушерские пункты открывать.  Отвели в сельсовете две комнаты, прибрали, покрасили, из больнички на моторке шкафчики   стеклянные привезли, склянок разных да таблеток. Фельдшерице Насте, чтобы зарплата побольше была, еще и библиотеку отдали на заведование. А чего там заведовать, коли  годами никто книг не брал.
Медичка девушка старательная оказалась да обходительная, даром, что детдомовская. Иван Михайлович от сельсовета ей домик выкупил. Хоть и не рядом с медпунктом,  но всего-то и делов – поле перебежать.
Председатель её на своей таратайке по всем деревням прокатил, с народом познакомил. А кем и знакомить-то? Это раньше одиннадцать деревень было, да по несколько десятков дворов в каждой, а теперь  в основном только старухи и остались: в колхозе на работу отрядить некого.
Степан свой старый велосипед отладил и медичке отдал – всё не пешком по деревням шастать. На колёсах-то оно сноровистее, везде поспеть можно. Ну, летом, известное дело, бабам болеть некогда: грибы-ягоды собирать, потом огород, картошку копать, а когда весь урожай в заготконтору продан да в подпол укладен, так можно и о себе подумать. И тогда одна на сердце жалуется,  другая на поясницу, а у третьей голова болит, не унимается. И главно дело, молодые мужики как-то враз захворали, за медицинской помощью ходить  повадились. Но Настя девка строгая оказалась, одного высмеяла, другому укол больной поставила, что он неделю за задницу держался, и выздоровели кобели проклятые. А вот Сашка всё не унимался никак, всё повод зайти на медпункт искал. Правда, на хворобы не жалился, а так – не подсобить  ли, мол, чем? Дровишек там поколоть, за водой на дальний колодец сбегать: там вода скуснее. Ему уж два года как в армию надо было, да матушка навроде всё хлопотала, что без кормильца останется: она по инвалидности пенсию получала, иждивенцем  у сына числилась. Ну, Сашке отсрочку-то и давали. А Настя его не отваживала. И жениха в районе не было, и тут особливо-то с парнями не разбежишься. А без отпору Сашка-то и привадился кажинный вечерок на огонёк заглядывать. Допоздна засиживался, покуда девка его  силой не выставит, чтобы домой шёл.
Он уж с ней про женитьбу начал разговоры разговаривать, и вроде бы всё к тому шло, а  тут вернулся из военкомата с какими-то бумагами от врачей в конверте запечатанном для фельдшерицы. Та их внимательно  изучила и спрашивает: «И часто  у тебя эпилептические припадки случаются?». Сашка-то, как потом сказывали, весь покраснел, замялся, начал глупости какие-то пороть, отнекиваться, мол, ни в жисть ничего такого не бывало. А по деревне слух давно ходил, что Нюшерина бабка его от падучей травами разными пользовала да заговоры заговаривала. И будто бы  у парня от этого всё со здоровьем наладилось.
А тут справка от врачей да печатью чин чином заверена, что должен Сашка у докторов наблюдаться, и в армии служить совсем не годен, потому что, не дай бог, припадок во время боевого дежурства случится – беды не оберёшься.
Ну, когда Сашка Насте-то начал всякие небылицы плести да от хвори своей отнекиваться,  она и распсиховалась. За дверь его выставила, а наутро в районную больницу позвонила узнать, как да что, да про лечение уточнить. Там и сказали, что парень прямо на комиссии в обморок упал, и припадок с ним страшный случился. Хорошо там врачей полным-полно, сразу ему в зубы деревяшку вложили, чтобы пеной не захлебнулся, укол поставили.  Тут же и решение о непригодности к армии   приняли, то есть белый билет выписали.
В деревне сразу опять пересуды начались, хоть Сашку никто в припадке-то и не видал никогда. А тут еще и с Настей у него ссора случилась из-за пустяка. Он ее на крыльце  весь вечер прождал, а она в Дерюгино заночевала, потому что у Марьи гипертонический криз случился.  А Сашка-то подумал, что она с Валеркой  роман закрутила. Не зря же он её  уже  который раз вечерами к дому на своём мотоцикле подвозил. Он ведь и в первый раз тогда, как увидел, что морячок ее домой привёз, сразу же обомлел от ревности и злости. Но тогда смолчал. Смолчал и во второй раз, и в третий, тем более Настя ему  ласково волосы потрепала: «Дурачок! У них же дети болеют, а я через лес одна побоялась. Пугает меня этот ваш чёртов Чёрный ручей!»
-А хочешь, я тебя там на опушке ждать буду, и мы вместе через лес пойдём?
-У тебя что, других дел нету, кроме, как меня у леса ждать? Я же не могу точно сказать, когда обратно добираться буду. К тому же меня то Иван Михайлович подвозит, то Иван Степанович.
Хотел было Сашка сказать, что он в своей распирающей грудь любви и к ним тоже девушку ревновать может, но смолчал. А вот когда домой ночевать не вернулась, уже не стерпел. Устроил ей на другой день обидный допрос да с оскорблениями. А девка-то была детдомовская, за словом в карман не лезла, могла и отшить, как следует, тем более, что оскорблений никогда никому не сносила.
-А я тебе жена что ли? Перед каждым припадошным отчитываться должна? – вспылила девушка и выгнала ухажёра на улицу. А Сашка домой пришёл, мать как раз в хлеву корову доила, взял ружьё, достал патрон с пулей, зарядил, в бане закрылся, правый ботинок снял, ствол в рот вставил и нажал большим пальцем ноги на спусковой крючок.