Зигмунд Фрейд

       Светлой памяти Кости Сарапаева, записавшего эту лекцию.


         В том, что Фрейд, будучи евреем, решил поступить на медицинский факультет Венского университета, ничего удивительного нет. Когда австрийское общество допустило евреев к высшему образованию, многие евреи избрали медицинские факультеты университетов, ибо у евреев была традиция занятия медициной, уходящая в глубокое прошлое. Известно, например, что Трулльский собор, состоявшийся в Константинополе в 692 году, запретил христианам лечиться у евреев, из чего мы узнаем, что уже в VII в. н.э. среди евреев были врачи, бравшиеся лечить и христиан. Но не сразу христиане привыкли к тому, что евреи становятся полноправными членами научных сообществ, университетских советов и т.д. Фрейд жил в то счастливое время, когда даже в католической Австро-Венгрии еврей мог получить высшее образование, не изменяя своей религии, т.е. не принимая христианства. Итак, Фрейд успешно закончил медицинский факультет Венского университета. По окончании университета и после защиты докторской диссертации он работал в Венском госпитале – в то время самой крупной больнице в Европе. В 1885 он поехал во Францию стажироваться у Шарко – знаменитого психиатра, лечившего гипнозом – а затем вернулся в Вену и стал преподавать в Венском университете в качестве доцента невропатологии. Также с 1886 по 1897 Фрейд возглавлял отделение невропатологии в детской клинике в Вене. Параллельно с 1886 стал заниматься частной практикой. В 1889 Фрейд еще раз отправился во Францию, чтобы посетить еще одного психиатра, лечившего гипнозом, – Ипполита Бернхайма. В 1902 Фрейд стал профессором Венского университета.
       После того как Фрейд вернулся из своей второй поездки во Францию, он все больше внимания начал уделять частной практике. К нему обращалось множество пациентов, страдавших неврозами, и Фрейду часто удавалось им помочь.
       В чем же была тайна успеха Фрейда? Дело в том, что в те времена большинство европейских психиатров и невропатологов подходили к психике грубо материалистически. Они рассматривали человека как машину. Если эта машина плохо работает, надо, считали они, искать поломку на, так сказать, физиологическом уровне. Т.е. искали у психически больных какие-то мозговые нарушения. Мозг травмирован – и вот человек становится раздражительным, его мучают головные боли и т.п. Т.е. искали поломку в самом организме. А Фрейд придерживался психологической теории происхождения психических заболеваний, согласно которой болезнь не в самом мозге, не в его органических поражениях – она лежит глубже. Она лежит на уровне души. Т.е. больна у человека душа. И эта болезнь души проявляется в сновидениях, в вытеснениях, т.е. в процессах работы памяти и сна. Или в свободных ассоциациях, когда человек пытается рассказать о своей жизни, о своих проблемах. Т.е. фактически Фрейд дал пациенту возможность высказаться, рассказать о себе. Здесь есть некая аналогия с таинством исповеди. Но надо сразу оговориться, что материей таинства исповеди являются грехи, а Фрейд настраивал человека не на покаяние, а на некую бесстрастность. Фрейд никогда не говорил пациенту: «Ты виноват, ты поступил плохо». Эту возможность высказаться современный священник, кстати, не всегда предоставляет верующим. Оправдывается отсутствием времени: доски привезли, храм надо ремонтировать или епископ вызывает срочно. И некогда, некогда, некогда. Очередь на исповедь и т.д. Хорошо, если какой-нибудь священник обладает даром ясновидения, «кардиогнозии», как Падре Пио, и сразу видит ваше состояние без вашего подробного рассказа о себе. Фрейд не претендовал на провидческие способности, хотя, наверное, под конец жизни, благодаря своему большому опыту, какие-то вещи видел сразу. Как опытный агроном видит с первого взгляда болезни растений. Но это приходит с опытом, а сначала Фрейд просто собирал информацию, факты. Потом наступил момент, когда он почувствовал, что улавливает какие-то закономерности. И тогда он приступил к описанию тайн психической жизни и к анализу причин психических заболеваний.
       Итак, по Фрейду, психические болезни, вообще говоря, не связаны с органическими поражениями и нарушениями в работе мозга, т.е. с чем-то материальным, а связаны именно с психикой, т.е. с чем-то духовным. В этом смысле он нам, католикам, близок. Потому что он все-таки, получается, идеалист. Кстати, марксисты его в этом и упрекали. Но, как это ни странно, Фрейд как врач был идеалист, а как мыслитель – материалист. В нем как бы уживались два человека. В чем проявился материализм Фрейда? В том, что он считал, что причины психических болезней коренятся, в конечном счете, в «главных» инстинктах (точнее, в их неправильном развитии). А таких «главных» инстинктов два: это «эрос» (или «либидо», Lusttrieb, стремление к наслаждению) и «танатос» (Todtrieb, стремление к смерти, проявляющееся в присущей человеку от природы агрессивности). Но все это можно, конечно, и идеалистически толковать. Ведь и идеалисты говорят о «способности к любви»: воля способна любить, а интеллект способен понимать. «Либидо» у Фрейда – это не просто сексуальное влечение, но нечто большее, потому что «либидо» может сублимироваться и проявляться в творчестве. Т.е. «либидо», по Фрейду, – это стихийная, неоформленная энергия любви. Это энергия, соединяющая все в единое целое, то, что Платон называл «эросом», влечением друг к другу двух разлученных половинок некоего первоначально единого существа. Материалистическая интерпретация «либидо» – лишь одна из возможных. То же самое, когда мы рассматриваем понятие «танатос». «Танатос», по Фрейду, это некое стремление к смерти, к разрушению, к самоуничтожению, к уничтожению других. Вот женщина говорит: «Я сорвалась», т.е. «разгневалась» (если выражаться по старинке). Или учитель говорит: «Я сорвался на детей, наорал». А что в действительности произошло? Разрядка произошла, как в конденсаторе. Накопилось внутреннее напряжение и нашло выход, разрядилось. Здесь Фрейд усмотрел волю к смерти, к тишине, к покою. Как у Шопенгауэра: стремление к нирване. И часто эта разрядка внутреннего напряжения проявляется в виде агрессии, направленной или на других, или на самого себя. Так что эти две силы: эрос и танатос – движут человеком. Эти силы можно трактовать материалистически, а можно – и идеалистически: это уж как вам угодно.
       В чем, по Фрейду, состоит задача психиатра или психоаналитика? Задача его состоит в том, чтобы выявить, когда и в связи с чем возникли определенные препятствия на пути нормального развития психики (которое идет параллельно с нормальным развитием сексуальности). Эти препятствия часто возникают еще в раннем детстве и могут быть вызваны разными причинами. Главное для нормального развития ребенка – чтобы правильно развивались его взаимоотношения с матерью. Ребенок с младенчества любит мать. А что такое любовь? Любовь – это стремление соединиться с любимым существом. И это соединение проявляется и в телесном аспекте. Отсюда – «эдипов комплекс».
       И на протяжении всей жизни у человека сохраняется эта детская потребность испытать ласку, прикосновение (нежное) другого человека. Многие христианские таинства связаны с тем или иным тактильным контактом: возложение рук (в таинстве священства), прикосновение руки епископа к щеке миропомазуемого (в таинстве конфирмации). При причастии вы устами прикасаетесь к хостии, более того, поглощаете ее. В восточном обряде священник читает разрешительную молитву, возлагая руки на голову кающегося (через епитрахиль). В Евангелии мы читаем, что Христос прикасался к людям, чтобы исцелить их, и люди к Нему прикасались, ища исцеления. Одна из женщин (по преданию, это была Мария Магдалина) даже целовала Ему ноги. И это не воспринималось ханжески как нарушение целибата. Это ведь Христос: совершенный человек. Вспомните Конфуция, который говорил: «В семьдесят лет я мог следовать влечению своего сердца без опасности отклониться от истинного пути». Но нам опасно следовать нерассудительно примеру Христа и Конфуция. И это ощущение опасности создает напряжение: иногда даже между самыми близкими людьми. Это напряжение надо снять: если его не снять, оно, как считает Фрейд, может привести к неврозу. А невроз проявляется в беспричинных страхах, головных болях, бессоннице, навязчивых действиях и т.п. Жизнь становится человеку в тягость, и он сам идет к психиатру, психотерапевту, просит о помощи. И Фрейд считает, что лечение состоит в том, чтобы помочь человеку осознать причины своего болезненного состояния. Осознает больной причину, и ему станет легче.
        Вот здесь сближение Фрейда со Спинозой. Спиноза говорил: «Не надо смеяться, не надо плакать, не надо гнушаться, а надо понимать». Т.е. надо понять, что это так, и иначе не может быть. Ну вот, например, как Татьяна утешает Онегина: «Но я другому отдана, я буду век ему верна». Таинство брака совершилось, и я не могу переступить через это: я люблю Бога больше, чем тебя. Счастье не только в наслаждениях любви, но и в сознании выполненного долга, т.е. человек должен быть самим собой, не потерять себя. И это тоже создает постоянное напряжение в отношениях между людьми. И если бы Фрейд занимался лечением, к примеру,  католических священников, которые живут в обязательном безбрачии, то он тоже столкнулся бы с массой неврозов и массой других проблем, связанных с этим их стилем жизни… По Фрейду, для успешного лечения необходимо, чтобы человек понял, откуда у него все это берется. А понять он может, если вернется мысленно в детство, если погрузится в воспоминания о своем детстве и увидит там причины своих нынешних проблем, увидит, где начались его беды. И Бог, беседуя с Каином, тоже пытается провести некую психотерапию. Бог говорит Каину: «Почему ты печален, почему поникло лице твое?». Что произошло, почему ты не радуешься? Ведь если человек не радуется, значит у него есть проблемы. Это нормально, чтобы человек радовался. И далее Бог говорит Каину: «Если ты печален, то, может быть, ты согрешил?». Когда у человека чистая совесть, он радуется. Он печален, когда у него нечиста совесть. А если совесть нечиста, «то при дверях грех лежит. Он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним». Т.е. Бог пытается привести Каина в разум, чтобы Каин проанализировал свое состояние. То же самое в притче о блудном сыне. Вот вернулся блудный сын. А его брат вовсе не рад этому возвращению. Он ревнует, и эта ревность проявляется в гневе на отца: «Вот, он все расточил, и ты закалываешь тельца в честь его возвращения. А мне ты не дал даже козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями». И отец пытается провести психотерапию с ревнивым старшим сыном: «Все мое – твое, а о брате твоем следовало радоваться, ибо он был мертв и ожил, пропадал и нашелся». Т.е. надо человеку объяснить ситуацию, и когда ему объяснишь, он поймет и успокоится.
         Т.е. масса кругом напряжения, которое надо как-то снять. И один из способов снятия напряжения, по Фрейду, это юмор. «Вот я мужчина, ты женщина». И посмеемся над этим, не будем делать из этого проблему. Примем это с юмором. Вот сцена из «Жития протопопа Аввакума». Жена протопопа стала говорить о чем-то с местными жительницами, язычницами (дело было в Сибири). И Аввакум пишет: «Ну, раз бабы поладили, значит, мир будет». Самое страшное, когда люди молча сходятся, и никто не может первый сказать что-нибудь примирительное и снять напряженность. Как два барана, которые встретились на узком мосту и не могут уступить друг другу.
         Поэтому юмор очень важен, и в этом Фрейд прав. Говорят: как же, христиане не имеют права смеяться, потому что Христос никогда не улыбался. Но как раз Каин, Саул, Иуда – самые неприятные люди, отрицательные персонажи Библии – именно они как раз отличаются депрессивным, угрюмым нравом и поведением. Вот что, например, сказал Иуда, когда увидел Марию Магдалину, отиравшую ноги Иисуса волосами своими? Какова была реакция Иуды? Иуда спросил: зачем потратили впустую столько денег? Т.е., выражаясь современным языком, начал ворчать. И Каин тоже ворчит, как бы говорит: Вот, не призрел на мою жертву. "И поникло лице его". Т.е. выражение лица его было депрессивным. Христианин не должен быть таким, потому что если он такой, то «у дверей грех лежит». Христианин должен быть радостным. А улыбка – это нормальное проявление радости. И, кроме того, это средство установления контакта. Как говорила Мать Тереза Калькуттская: «Peace begins with a smile» (Мир [между людьми] начинается с улыбки). Вот сказано: «Любите друг друга». Ну а как можно любить и ни разу не улыбнуться? Я не могу этого понять. Вы, конечно, напомните мне о русской поговорке: «Смех без причины – первый признак дурачины». Конечно, смех без причины не нужен.  Фрейд говорит, что смех – это попытка снятия напряжения, преодоления цензуры, которую осуществляет «Сверх Я», т.е. наше социальное «Я». Поэтому чаще всего в шутках и анекдотах обыгрываются темы отношения между мужчиной и женщиной и национальный вопрос. И напряженность, связанная с этими отношениями, снимается в смехе. А снятие напряжения необходимо для того, чтобы любовь была нормальной, без надрыва. Замкнутость, уход в себя, аутизм – это, по Фрейду, признак невроза, а иногда и паранойи. Фрейд не был христианином, но если бы он был христианином, он бы сказал: «Надо всех простить». И сейчас католические службы психологической помощи, которые во многом основаны на фрейдизме, развивают эти же идеи, доводя их до логического конца. Вот недавно (напомню, что эта лекция была прочитана в марте 1998 года) психологи-католики проводили занятие с разведенными супругами и просили их как бы заново прожить свою жизнь и постараться простить своего партнера. И представьте, в течение 8 дней 80% партнеров, давно уже не объявлявшихся, позвонили или каким-то иным образом дали о себе знать этим пациентам. Они как бы почувствовали на расстоянии, что они прощены. Простить своего врага – это снять самое главное напряжение. Фрейд, впрочем, так далеко не заходит: он прямо не говорит о прощении. Но, по крайней мере, он требует понимания. А от понимания до прощения один шаг. Если вы поймете, то вы и простите. Почему Иуда не мог простить Христу Его превосходства? Иуда должен был бы понять, что Христос  – Сын Божий и не может быть равен ему, Иуде. И тогда не было бы соперничества и зависти, не было бы и предательства. Также и Каин зафиксировался только на своей обиде. У него не было понимания ситуации в целом: как переживают Адам и Ева свое изгнание из Рая, как они будут страдать, когда узнают, что их младший сын убит. Т.е. никакой попытки взглянуть на ситуацию объективно. Эта эгоистическая позиция, по Фрейду, может привести к паранойе, которая очень плохо поддается излечению. Если же человек попытается посмотреть на ситуацию объективно, т.е. не рассматривать себя как центр земли, тогда у него есть шанс исцелиться.
         Фрейд говорит: я продолжаю коперниканскую революцию. Коперник нашу Землю перенес на периферию, а Фрейд предлагает наше «Я», т.е. наше сознание, тоже перенести на периферию. Не надо уподобляться Декарту, который помещал сознание (рефлексию) в центре системы координат и говорил: Cogito, ergo sum. «Я мыслю, следовательно, существую» – а остальное не так важно. А Фрейд говорит, что и в самом человеке «Я» не занимает того центрального места, которое ему отводит Декарт: там есть и бессознательное, и «Сверх Я», т.е. много есть пластов в самом человеке. Надо понимать, что то, что человек испытывает, не обязательно неотъемлемая часть его «Я» – это может быть наносное, внешнее, и вовсе не должно стать центральным. Вот, например, человек испытывает зависть. И рассуждает сам с собой: «Как же я могу не завидовать? Ведь эта зависть – часть меня самого. Сколько я себя помню, я всегда кому-то завидовал. Если я не буду завидовать, я как бы себя не узнаю. Это уже будет какой-то другой человек. А я боюсь измениться». Как некоторые боятся облысеть или остаться без зубов. Дисморфофобия… Боятся не узнать себя в зеркале… Но если человек понимает, что душа его бессмертна, нематериальна, он уже не будет так бояться изменений, происходящих с телом и со страстями тела, и постарается избавить душу от пороков, в частности, от зависти. Грех повреждает душу – и это самое страшное. Т.е. человек должен понять, что грех – это не он сам, и если он избавится от греха, он не потеряет себя.               
        Фрейд прав, когда призывает принять мир таким, каков он есть. Когда человек принимает мир таким, каков он есть, он являет в этом принятии свою зрелость. Вот Конфуций говорил: «В сорок лет я избавился от иллюзий». Что значит «избавиться от иллюзий»? Это значит принять мир таким, каков он есть. Ропот на Бога, нежелание принять мир таким, каков он есть, это начало невроза или паранойи, а начало исцеления – принять вещи такими, какие они есть, и не пытаться их изменить. Т.е. пытаться-то можно, но сначала надо принять. Сначала принять, а потом уже изменять, а не наоборот. Все принять: и детство, и травмы, полученные в детстве. А они могут быть очень глубокие. Вот митрополит Антоний Блум вспоминает, что он жил в Париже, в эмиграции, и родители отдали его в обычную парижскую школу. И там дети над ним издевались. И вот он, будучи уже взрослым человеком, врачом, проезжал как-то мимо той станции метро, где находилась та школа – и упал в обморок от нахлынувших воспоминаний. Вот какие бывают травмы! Трудно пережить снова свою жизнь. Многие не хотят вспоминать, вытесняют неприятные воспоминания. И это вытеснение тоже рождает неврозы…
        Надо вспомнить, как бы заново пережить, простить… Это основа фрейдизма, но она может быть взята на вооружение и христианами. Потому что это, в общем, очень христианский путь – смириться с реальностью и простить своим врагам. И таким образом избавиться от неврозов. Фрейд понимал, что все жрецы всех религий делают это: т.е. лечат человека, примиряют его с реальностью. Но Фрейд считал недостатком религии то, что она уводит человека в нереальный мир. Верующим, по Фрейду, не хватает мужества, чтобы признать, что в мире Бога нет. Верующие еще живут как бы детскими иллюзиями. Фрейд как раз обвинял нас, христиан, в том, что мы невротичны. Религия – невроз. Человек не может смириться с реальным миром и изобретает себе вымышленный мир, где якобы существует Бог Отец, этот вытесненный образ земного отца, и т.д. О Богородице Фрейд писал не так много: в письме к Карлу Абрахаму (18 февраля 1909) он утверждает, что Дева Мария есть идеализация женского начала. Но если бы он лучше знал Католическую Церковь, то, наверное, больше сказал бы о Богородице. Т.е. по Фрейду религия – это попытка снять напряжение за счет изобретения вымышленных сущностей. Но вот здесь как раз Фрейда можно остановить, потому что это всего лишь гипотеза. Есть ведь и много фактов, которые заставляют нас иначе посмотреть на мир. Например, сложность устройства живых существ, сложность устройства самой вселенной, ее загадочное происхождение в результате Большого Взрыва – все это может говорить о том, что мир объективно имеет первопричину, что Бог не есть некое измышление, а есть данность. И тогда можно все это перевернуть на 180 градусов и сказать, что человек, которому страшно видеть такие реальности, как рай и ад, Бог и дьявол, Христос и Антихрист, стремится бежать от этих реальностей в иллюзорный мир атеизма. Т.е. тогда получается, что атеизм есть миф и иллюзия, а реальный мир – это мир, где есть Троица, Иисус Христос, Дева Мария, Страшный суд. Все это не миф, а суровая реальность, и от этой суровой реальности бежит в свой иллюзорный мир атеист. Ему не хочется принимать всерьез слова Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий», – ему хочется, чтобы ад был всего лишь выдумкой. Поэтому Фрейд, критикуя религию, создает обоюдоострое оружие, которое можно успешно использовать и против атеизма.
         Недостаток фрейдовского (атеистического) психоанализа в том, что он не дает ответа на главное напряжение, вызываемое краткостью человеческой жизни и неизбежностью смерти. От страха смерти фрейдистский психоанализ нас вылечить не сможет. Любая красивая женщина, решившая противостоять всеобщему закону тления, обречена вести борьбу с чудовищем, имя которому «старость». И в этой борьбе Фрейд ей помочь ничем не сможет. По сути, неравная борьба красивой женщины со старостью – это и есть неприятие реальности. Да и вообще никто из неверующих не хочет смириться с тем, что человек обречен умереть. Значит, причина главного невроза – невроза неврозов – это ощущение бессмысленности своей жизни. И это ощущение создает в душе человека, может быть, большее напряжение, чем отношения между полами и между национальностями. Эта общая проблема – бессмысленность жизни – может даже сблизить людей, например, еврея и русского. Еврей не знает, для чего он живет, и русский не знает, для чего он живет: и еврей говорит русскому: «Давай выпьем» (смех в аудитории). Мы все братья перед лицом неизбежной смерти. У Достоевского в романе «Подросток» описывается «сон Версилова»: когда-нибудь наступит век атеистов и люди ощутят братство, будут любить друг друга, потому что они все будут понимать, что они умрут и некому спасти их от смерти. Но в реальности, а не во сне, получилось по-другому. Атеисты начали уничтожать друг друга. Воровская поговорка: «Умри ты сегодня, а я завтра», – вытеснила благородную цветаевскую строку: «Еще меня любите за то, что я умру».
         Религия, конечно, примиряет самое главное противоречие. По крайней мере, она дает шанс на бессмертие. И за этот шанс стоит ухватиться, потому что никакой психоанализ вам этого шанса не дает. От боязни смерти он вас не избавит. Простое христианское восклицание «Христос воскресе!», которое мы иногда слышим, или слова из Символа веры: «И воскресшего в третий день по Писаниям», – играют огромную психотерапевтическую роль. И этого вам не даст ни один психоаналитик из школы Фрейда. Фрейд не мог бы вам сказать: «Христос воскресе!». А Серафим Саровский мог сказать: «Христос воскресе, радость моя!». Здесь, в этом пасхальном приветствии, примиряется противоречие противоречий, и уже не надо объявлять жестокую и беспощадную войну морщинам – то, чем занимаются женщины и даже некоторые мужчины. Человек не может (и не должен) молодиться до смерти. Надо понять и принять реальность такой, какая она есть. А люди не хотят. И поэтому старение и перспектива смерти есть источник огромного числа неврозов в наши дни. Почему-то Фрейд молчит об этом источнике неврозов. И понятно, почему. Он материалист, атеист – и ничего не может предложить пациенту. А очень много людей мучаются от мысли о том, что они должны умереть. И они гонят эту мысль (вытесняют ее – по Фрейду), пытаются чем-то себя занять, придумывают себе занятия: или мыть посуду, или читать газеты, или смотреть телевизор, или стирать белье – обязательно чем-то быть занятым, ни в коем случае не оставаться наедине с собственными мыслями.
        И эта проблема столь многих людей решается христианством. И не то чтобы человек придумал себе Христа воскресшего. Воскресший Христос – это факт. И этот факт надо принять так, как мы принимаем факты нашей собственной биографии. Фрейд говорит: Бог, сотворивший, и возлюбивший, и искупивший нас, – это слишком хорошо, чтобы в это поверить. Но не так уж и очевидно это «слишком хорошо». Для кого-то, может, и хорошо, но для дьявола, например, плохо. Т.е. кому хорошо, а кому – не очень. Тем более, можно рассуждать и так: слишком хорошо, что земля круглая, потому что по ней очень удобно ходить, а если бы она была плоской, то вертикальное положение было бы неустойчивым (учитывая центральный характер сил тяготения). И по этому поводу можно сказать, пародируя Фрейда: «Слишком хорошо, что земля круглая, так уж все неправдоподобно подыграно!». Или: «Слишком хорошо, что у нас есть кислород, и мы можем дышать». Без кислорода невозможно дыхание, а без Бога невозможно спасение. Но что человеку нужно: дышать, чтобы потом погибнуть, или все-таки дышать и спастись? И потом, спасение – это не кислород, здесь многое зависит от самого человека. И не такой уж Христос легкий для принятия. Ведь это принятие требует огромного смирения от человека. Да, Он дает человеку спасение, но не надо забывать, что, как пишет средневековый немецкий мистик Иоганн Таулер, Бог тех, кого особенно любит, погружает в такое море скорби, что кажется, что из него и выплыть невозможно. Или святая Тереза Авильская как-то мучилась (от усталости или от болезни), и ей явился Христос и сказал: «Вот видишь, как Я поступаю с теми, кого люблю». И Тереза ответила: «Вот теперь понятно, почему так мало людей за Тобой идут» (смех в аудитории). Отношения с Христом непростые. Это отношения с Личностью Божественной, очень сложной, очень требовательной. И Фрейд, говоря о «легкости» христианства, рассуждает как человек, который никогда не пробовал жить по-христиански.