Кукла

Анна нерешительно вышла под холодный моросящий дождь и, глубоко вздохнув, бросилась через лужи к темнеющей на той стороне дороги остановке. Холодило, после жаркого зноя на пыльный город неожиданно обрушился резкий заморозок, словно лето, пренебрегая золотистой осенью, решило сразу перейти к зиме, чтобы побыстрее запорошить белыми звездочками асфальтовые тут и там заставленные автомобилями просторы. Несмотря на то, что дождь еще не успел разойтись и падал мелкими каплями, холод все равно пробирал до костей, будто бы старался добраться до спрятанной в глубине сердца затаившейся души. Девушка осторожно вошла под железную, не спасающую от дождя и пронизывающего ветра крышу и выжидательно замерла. Руки через несколько минут замерзли, лицо покраснело и, казалось, покрылось неприятной на ощупь ледяной маской. Небо затянуло непрозрачной серой пеленой. Вдалеке неожиданно едва слышно громыхнуло, сверкнуло, вспышка озарила мокрый город, мокрый темно – серый асфальт, редкие машины.


 Несмотря на ранний час, на улице было почти пусто. Будто бы никто не спешил на работу, мучаясь в бесконечных пробках, не гудели рассерженные водители, уставшие стоять в заиндевелом потоке неподвижных машин.  Прошло уже более часа, а автобуса с надписью Митюшино  все не было, словно и не должно быть. Анна подняла голову на тусклое небо и, вздрогнув от очередного раската грома, подула на застывшие пальцы. Все началось не так давно, когда она месяц проснулась в холодном поту непонятно от чего и, тяжело дыша, оглядела покрытую черным полумраком полупустую комнату. В сердце неумолимо кололо, оно бешено билось, словно она только что пробежала забег на длинную дистанцию. Оно так и старалось вырваться из груди. Анна глубоко вздохнула и, пытаясь успокоиться, вдруг резко вспомнила  сон, который почему – то так напугал ее. Высокий серый дом, пустые сумрачные коридоры, звенящая тишина практически висящая в воздухе, такая, что слышно, как отдается в глубине каждый шаг по старым от времени скрипучим половицам ударом острого каблука.  А в  глубине темнота. Подходишь ближе, разводя руками черноту, и перед испуганными глазами возникает еле заметная лесенка, ведущая на чердак.  А вверху на самом потолке  дверца, на ручке которой колышется от неуловимого ветра красная ленточка, когда – то ею самой привязанная. Поднимаешься выше по хрупким ступенькам, старательно удерживая равновесие, протягиваешь руку и, уже практически коснувшись тонкой шелковой материи, просыпаешься в холодном поту с бьющемся в ускоренном ритме сердцем. Анна опустила голову на подушку и, закрыв глаза, попыталась уснуть снова, но сон в эту ночь к ней так больше и не пришел.
Утро оказалось мучительным. Гудела не отдохнувшая за ночь голова, налилась, казалось, свинцовой тяжесть, ноги предательски подгибались в коленях, руки мелко дрожали, словно поднявшие неимоверную тяжесть. День прошел медленно, словно нарочно растянутый и заморозивший стрелки на часах. Но вечером, оказавшись наконец дома,  она вновь погрузилась тяжелый беспокойный сон с длинными коридорами, пустыми таинственными комнатами, пугавшими своей неизвестностью и колышущейся в абсолютно неподвижном воздухе  тусклой красной ленточкой.  И вновь, как и в прошлую ночь, она проснулась в холодном поту и уже больше не смогла сомкнуть глаз. Неизвестный сон, взявшийся из глубин чьей -  то памяти, продолжал преследовать ее каждую ночь на протяжении всего месяца, на протяжении месяца лишал спокойного отдыха, не давал сосредоточится на сложной работе, требовавшей повышенного внимания. Та ночь, спустя месяц была похожа на остальные, как один близнец на другого, такая же бессонная после каждодневно повторяющегося кошмара, одинаковая до дрожи в коленях.


Правда иногда во сне она проходила не по коридору, а скользила через полупустые, наполненные непонятными вещами комнаты, но все равно каждый раз неизменно оказывалась у подножия лестницы, ведущей на чердак. Как всегда протягивала руку, чтобы откинуть казавшуюся очень тяжелой деревянную дверцу  и как всегда проснулась в холодном поту. Девушка в страхе заметалась по комнате и, чувствуя, как по щекам текут слезы, опустилась на холодный пол, прислонила ладони к пылающему лицу и неожиданно вспомнила. Вспомнила этот старый дом, когда – то гордо возвышавшийся среди ровно скошенной ярко – изумрудной травы, вспомнила длинные коридоры, тогда в детстве казавшиеся бесконечными, вспомнила  просторные комнаты, ярко – красную ленточку, вытащенную из волнистых волос, и повязанную на ручку дверцы чердака, вспомнила деда. Слишком давно все это было, время пролетело быстро и унесло на крыльях без малого двадцать  лет.  Тогда она вместе с дедом несколько лет подряд жила в доме, слишком большом для их двоих, уезжая лишь изредка на несколько дней в город  к вечно беспокойной, занятой рабочими делами суетливой матери, а потом вновь возвращалась к деду, под навес большого серого дома. А потом вдруг уехала снова к матери на несколько дней, а обратно в деревню уже больше и не вернулась, и больше не увидела деда.  Не увидела его высокой, статной не по годам фигуры, белых волос, пушистой шапкой накрывающих голову, не увидела ласковой легкой улыбки, от которой внутри становилось тепло даже в самые морозные вечера.  На беспокойные вопросы маленькой дочери мать не отвечала, лишь мимоходом целовала в пахнущую июльским солнцем макушку и вновь спешила на работу, отнимавшую у нее все свободное и несвободное время. Дочь оставалась одна в тесной пустой квартире и задумчиво замирала у окна, по которому холодными каплями бежал бесконечный дождь. Она только потом поняла, что дедушка умер. В ее детском, еще не омраченном никакими печалями сознании никак не хотело откладываться неожиданное совершенное самою страшное открытие. На протяжении многих лет ей все время казалось, что вот – вот они с матерью вновь сядут в старенький дребезжащий автобус и вернутся в серый дом, к доброму улыбчивому деду. Но время неумолимо летело, и места, когда – то обычная реальность, растворилась прозрачной дымкой и вскоре рассеялась, будто ее и не было. Через несколько лет и это забылось, как самое лучшее детское воспоминание, исчезло в глубинах памяти, которая оказывается его еще все таки помнила.

 
Сверкнуло еще раз и последовавший за вспышкой гром оглушил немногочисленных прохожих, решившихся выйти на улицу в этот дождливый день, напрочь пропитанный пронизывающим душу холодом. Неожиданно и неслышно, взметнув ледяные брызги подъехал старый автобус, маленький, словно игрушечный,  и Анна, почувствовав, что все внутри всколыхнулось, нерешительно приблизилась и замерла перед распахивающимися дверями. Холодное туманное утро, по-видимому, решило перейти сразу в вечер, такой же холодный, наполненный до краев моросящими тяжелыми каплями. Автобус, то и дело угрожающе накрениваясь на поворотах, и, подпрыгивая на ухабах неровной дороги, через несколько часов остановился, и хриплый от холодного воздуха голос водителя практически беззвучно объявил остановку. Анна, до этого времени безучастно смотревшая в окно а проносившиеся мимо небольшие деревеньки, вздрогнула и ощутив сильную дрожь в ногах, торопливо выбралась из автобуса. Он мгновенно тронулся с места и вскоре скрылся на горизонте, пропадающем в сырых золотистых деревьях. Девушка медленно, словно завороженная наплывающими воспоминаниями, поправила воротник насквозь промокшего плаща и осторожно направилась по узкой тропинке к деревне. Несколько минут и вот она, снова как в детстве, стоит на обочине дороги, которую как всегда уже сильно развезло от проливного дождя у таблички с надписью, сделанной ярко – синей краской. Только сейчас краска стерлась, местами облупилась и облетела, да и сама табличка покосилась и накренилась, чудом удерживаясь в вертикальном положении. Анна медленно выдохнула воздух и, вытерев с лица выступивший от напряжения пот, направилась вглубь узких улиц и разбросанных вразнобой домов.


Родная с детства деревня встретила ее неприветливо, словно успела позабыть смешную светловолосую девчушку. Маленькие домики испуганно жались задниками к сырым уже давно опустевшим огородам, боязливо смотрели на незваную гостью темными глазами – окнами, замолкли в неподвижной тишине. Вот на пороге ближайшего дома показалась замотанная в длинный темный платок старуха. Торопливо встряхнула тусклыми плетеными половичками  и, вновь испуганно обернувшись на шумящий неподалеку лес, шмыгнула обратно, в сумрачные недра дома. Анна в нерешительности подняла руку, но старуха уже пропала, дверь громко захлопнулась. Девушка поднялась было на крепко сколоченное крылечко, прикоснулась  к шершавой двери рукой, но в последний момент почему – то передумав, быстро сбежала вниз. Ноги в изящных туфельках намокли от холодных капель, непрекращающимся потоком сыпавшихся с неба, светлые брюки запачкались, но девушка, не обратив внимания даже на то, что пальцы на ногах превратились в бесчувственный лед, неожиданно замерла, и в груди, под сердцем разлилось приятное тепло. Старый серый дом по – прежнему стоял, гордо выпрямляясь среди высокой травы. Анна бросилась вперед и, прильнув щекой к мокрым холодным стенам, почувствовала, как в глазах закипают горячие слезы. Столько времени прошло, а дом по – прежнему стоял, словно ожидая, что кто – то приедет.  Местами, правда, покосился, прогнили редкие доски, заржавела и потрескалась железная кровля. Анна смахнула бегущие по щекам слезы и, толкнув дверь, осторожно вошла в пахнущий сыростью старый дом. И снова, как во сне, мучавшем ее на протяжении целого месяца, она медленно прошла по сумрачному полупустому коридору, заглянула в темные комнаты, по которым через выбитые стекла свободно гулял ветер. Дом еле слышно скрипнул. Сердце девушки неожиданно забилось быстрее. Она протянула  руку  и, ощутив пальцами слегка влажные деревянные ступеньки, вздрогнула, но, несмотря на усилившуюся дрожь, подошла ближе. Так и есть. Чердак. На потолке маленькая дверца, на ручке виднеется почти незаметная в темноте, потускневшая от времени красная шелковая ленточка. Анна судорожно сглотнула и осторожно коснулась тонкого едва уловимого материала и, испугавшись того, что  это все же не сон, резко откинула деревянную крышку. В детстве она казалась неподъемной, а сейчас с легкостью упала на пол, подняв целый столп пыльной дымки. Через чердачное окно слабо проникал далекий свет, которого с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Сумрак сгущался все больше, окутывал своими мягкими руками лишком рано заснувшую замерзшую деревеньку. Анна поднялась наверх и, забыв отряхнуть руки от слоя прилипшей пыли, глубоко вдохнула воздух и закашлялась. Взгляд неожиданно упал на стоящие в углу, разбухшие от прокравшейся сырости коробки. Он медленно подошла ближе и, опустившись на колени, провела рукой по шершавой поверхности. Открыла коробку и на свет показалась игрушка  детства – старая кукла. Она бережно провела рукой по завитыми крупные кольца волосам куклы и, вздрогнув, неожиданно вспомнила, как дед принес ее. Зашел в комнату и, присев перед внучкой на колени, лукаво улыбнулся и достал из – за спины золотоволосую красавицу. Внучка радостно засмеялась и, уткнувшись в дедушкино плечо, счастливо улыбнулась, чувствуя, как внутри все поднялось и затрепетало. Сейчас платье потускнело от времени,  появились желтые в разводах пятна.


На глаза снова навернулись слезы, как же много она не успела ему сказать.  Анна глубоко вздохнула и, чувствуя, что в ногах опять появилась неприятная слабость, медленно вышла из дома. Через несколько минут на дороге громко зашумел автобус, редкие пассажиры недоуменно оглянулись на насквозь промокшую девушку, которая, не произнеся ни слова, осторожно опустилась на холодное сиденье и, приникнув головой к темному стеклу, устало замерла, по – прежнему сжимая в руках куклу, волосы которой были повязаны тусклой красной ленточкой.