Благословение родного гнезда

 
Все мои прозведения можно увидеть вместе с иллюстрациями на моем персональном GOOGLE WEB SITE
https://sites.google.com/site/mylifebookssite/
-----------------------------------------------


      Киевский старый дом постройки Бродского в начале 20 века на ул.Шота Руставели (ул. Мало -Васильковская раньше).  Фотографию его я разыскал в Интернете, сайт  которого мог предоставить фото любого другого дома по указанному адресу. Я из интереса просмотрел множество таких домов, стоявших каменными громадами  в старых центральных частях города. Каждый из них цепко сохранился в моей памяти еще «с тех времен».
      Сколько людей жило в каждом из них в своих гнездах, сколько судеб прошло за их толстыми стенами, сколько видели и слышали эти дома – никогда не узнать и не пересчесть. Но из всех домов сердце мое выбрало только этот, потому что...
 В этом доме было мое гнездо...      
      1. В "курятнике" (тогда это быпа деревянная надстройка) жил Валера Кузнeцов.
      2. Это  окно  комнаты, где жили Вова, я и Ксения Николаевна.
      3. Главная комната нашего гнезда. Здесь жили родители. С этого балкона ударил в     меня гиперболоидный луч Бпагословления.
      4.Здесь жил композитор Игорь Шамо.
      5.Чердак - штаб, наблюдательный пунт для нас в детстве и любимое место встречи   котов.               
      6.Здесь жила тетя Роза.
      7.Здесь жила семья Коломейских.
      8.Здесь жил Андрей Биба.
      9. Тир.
      10. Видна школа 79.
(Фото см. на моем персональном сайте, ссылка на него на авторском листе)



---------------------------------------------------------
   
                У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.
                Как горько было сердцу молодому,
                Когда я уходил с отцовского двора,
                Сказать- прости, родному дому!

                У зверя есть нора, у птицы есть гнездо,
                Как бьётся сердце, горестно и громко,
                Когда вхожу в чужой, наёмный дом
                С своей уж ветхою котомкой!


                Иван Бунин

---------------------------------------------------------




Пролог
----------
Эта попытка продлить цикл своих жизненных воспоминаний вызвана  моим относительным удовлетворением от законченного повествования  "Чернобыль, 1986...", которое было опубликовано сначала в укороченном виде в журнале "Partner" а затем, к 
20–й годовщине Чернобыльской аварии в газете "Форвертс". Совсем недавно полный вариант появился на сайте бывших сотрудников Киевского института "Промэнергопроект", моих коллег по проектированию электростанций,

http:// brinkster.pepovez.net    (cм. Раздел Творчество)

и я пользуюсь случаем выразить создателям сайта мою благодарность. Cтранно, но многим понравилось ворошение событий 20-летней давности. Я понял, что заинтересованность  вызвана не столь тем, что у кого-то расширился кругозор и понимание рабочих особенностей (в том числе и печальных) атомных электростанций, хотя для т.н. "технарей",  а  ведь  их среди Нас немало, и это было интересным. Я думаю, что многие бывшие жители Киева и Украины окунулись в хорошо прочуствованый ими мир чернобыльских событий и рассматривали все написанное сквозь призму собственныx ощущений и воспоминаний.
      
      Вообще-то , Чернобыльские воспоминания должны были увидеть свет после этой книги, но осмыслить и переварить в голове даже одну мою жизнь, имеюшую несравненно меньшее обшественное значение, чем Чернобыль, оказалось вовсе не простым и не быстрым делом , затянувшимся на годы.

------------------------------
10.3.2008   При чтении  Этой книги Вы столкнетесь с вставками текста  с датой вначале, как и в этом абзаце. Это то, что я добавляю уже после окончания книги  и то , что превращает книгу в постоянный дневник самых запоминающихся моментов моей жизни.

Ну, а теперь начинайте читать собственно книгу.

               


                Моим  прекрасным  родителям  …
                ----------------------------------


Предисловие
-------------

Мне кажется, что большинству читателей, особенно во второй половине жизни  хочется по читаемым  фактам, событиям,  которые так сходны и похожи у множества людей, опять прокрутить в памяти славный аналогичный период  своей  юности, вспомнить это прекрасное, безусловно пучшее в жизни время, время надежд, поиска и становления.
Далее я стал  постепенно обрисовывать для себя, какие же моменты этой жизни безусловно являются общими. Так постепенно в голове уложилось и утвердилось в качестве одного из начал понятие, выражаемое довольно  известным  в быту и литературе словом , которое в этом повествовании и составляет основу всего что я хотел изложить. Это  понятие  гнезда.

       Да, подобно разным птицам,  каждый из нас был взрощен с любовью в стенах своего отчего гнезда заботливыми руками родителей, бабушек и дедушек, по капле вкладывающих жизненную мудрость в жадно заглатывающих все новое своих чад и терпеливо ждущих, пока у их птенцов отрастут крылья..
Гнездо  в моем понимании- это не только любимые люди, живущие и окружающие  пространства, в которых мы вырасли. Нет, гнездо это еще и комплекс, симбиоз, аура,  запахи, вкус, звуковые, цветовые и музыкальные палитры, голоса, воспоминания, и, главное, те концепции отношения к жизни и людям, которые гпавенствуют в конкретном гнезде. Мне кажется, что это жизнеполагающее явление.
       Что мы, родители, оставляем нашим дорогим детям? Относительный и нестабильный мир, c постоянной напряженностью в нем и непредсказуемыми, взрывоопасными отношениями. Ни мы, ни большинство других эмигрантов не собирались уезжать с земли наших отцов. И, тем не менее, большинство из нас никогда не жалеет и никогда не пожалеет о содеянном. Многим немолодым родителям в этой жизни после эмиграции  волею судьбы было суждено остаться  лишь перевозчиками, благополучно доставившими всех любимых и близких из пункта "А" в желанный пункт  "Х", на что-либо более существенное у большей части таких не хватает жизненных ресурсов, хотя с лихвой хватает знаний, опыта, образования и умения работать. Все это уже будут продолжать и уже продолжают дети. Лично я на такую судьбу не сетую и, если бы это было необходимо,  вполне довольствовался бы и меньшим. Но, согласитесь, что никогда не уйдут из памяти и сердец эти самые пункты  "А" - места, где прошли лучшие по возрасту годы нашей жизни, где мы учились и многому научились , где мы познавали эту жизнь и где нам далеко не всегда было плохо, где жили и похоронены наши родители и где были и остались наши брошенные и опустевшие гнезда.
      У наших детей должно быть мирное будущее и они должны жить счастливо и спокойно работать. Хотелось бы только, чтобы они просто не забывали , понимали и ценили значение  главной миссии своих родителей- перевозчиков.
Термин "перевозчики"  подсказал мне мой друг Дима Гологорский и этот термин мне понравился наиболее правильным и точным воплощением смысла, который я вкладываю в это слово.

А еще я всегда ненавидел и всегда буду люто ненавидеть тех, относительно немногих, отщепенцев-человеков по чьей прямой и косвенной вине во всем  мире уже много лет витает то, что и толкнуло нас в нелегкую дальнюю дорогу - ненависть по расовому признаку, антисемитизм, подлость, чернота души и сердца, злоба, алчность. К огромному сожалению, я встречал их замаскированных последователей - такого типа людей  и здесь среди эмигрантов, хоть и очень немного. Приехав только за личным жирным куском, а, быть может, по другому велению, они очень осторожны пока здесь, в Америке, но со временем, кто знает - они имеют свойство открывать свое истинное лицо в  созревшей ситуации. Хотя мне лично кажется, что шансы  раскрыться у них невысокие, думаю что наследники уже  в первом, максимум во втором поколениях сами осудят их и будут смеяться над их прошлыми тухлыми взглядами.


С чего  начиналась книга
--------------------------

  В 1994   а может быть в 1995 (уже и не припомню точно) я прилетел в Москву в командировку из Америки по делам фирмы, где я работал в Нью-Йорке. Каждый из эмигрантов может представить себе, как хотелось побыть в родном городе после долгой разлуки и в одну из суббот  рано утром я вылетел в Киев ровно на сутки (в воскресенье утром необходимо было вновь быть в Москве) . Через  час с малым после вылета небольшой  "Boeing" украинской авиакомпании "Аеросвiт"  мягко приземлил меня в Бориспольском аэропорту.
Все было необычно - и таможенный контроль, и VIP-зал со встречающим автомобилем, которые любезно обеспечило  Московское представительство моей фирмы. И вот я в упоении качу из аэропорта  ранним, слегка морозным утром по таким до боли знакомым  родным и многократно объезженным местам.
Перед въездом на Харьковский жилой массив наш  жигуленок вдруг непривычно свернул влево на какую–то новую трассу и, вместо хорошо известного мне обычного пути из Борисполя через Дарницу и мост Патона, мы понеслись в сторону Днепра вдоль Харьковской трассы метро.
И лишь когда за новыми жилыми красавцами–массивами вдоль дороги, ранее мною невиденными,  вынырнул изящный  и гордый вантовый силуэт  Южного моста – места, где в последние перед эмиграцией годы работы я принимал участие в прокладке магистральных теплотрасс с ТЭЦ-5 на левый берег внутри железобетонных  т.н. "птичек  моста" в процессе его строительства стало понятно, что мы едем по вновь построенной трассе из Борисполя в центр Киева. Эта трасса сократила минут на сорок дорогу в Аэропорт и ввелась в эксплуатацию вместе с мостом уже после моей эмиграции.
-----------------------------------------
       Кстати, прокладка теплотрасс была уникальной операцией. На обоих береговых устоях плети из труб выдавливались гидродомкратами навстречу друг другу по фторопластовым прокладкам, затем там же производилась приварка очередной секции ,  выдавливание продолжалось и так до тех пор пока обе плети не встретились в средине моста.
----------------------------------------
Быстро пролетели Теличку и ту самую ТЭЦ-5 на строительстве которой я трудился в разное время в различных ипостасях – и работая начальником участка в тресте ”Южэнергомонаж”, и работая в институте ”Атомэнергостройпроект”. Вскоре въехали на Печерск, площадь Леси Украинки и покатились по бульвару Л. Украинки вниз к Бессарабке и Крещатику.
У Дворца Спорта бросилась в глаза огромная реклама гастролей Вилли Токарева, наш любимец грозно топорщил свои усы, как и в Америке, явно довольный успешным освоением просторов Украины.
И вот, наконец, развернувшись на  Бессарабке, у рынка, выезжаю на родную Шота Руставели (Мало-Васильковскую).

Остановившись против дома, где прошла большая часть моей доэмиграционной жизни ( у овощного магазина чуть выше ул. Саксаганского), я вышел из автомобиля и, впившись взглядом в родной, слегка реконструированный балкон моего гнезда на пятом этаже дома номер 33 напротив, погрузился на несколько минут в воспоминания.

--------------------------------------------
       На душе было спокойно,  пока вдруг  я  почти физически увидел и ощутил, как сверху на этом балконе заплясал, а затем ударил прямо в мое сердце гиперболоидный  гаринский луч. Но это не был луч-разрушитель. Я совершенно четко прочувствовал, как, обшарив сердце, он быстро установил контакт с неведомым мне приемным устройством и в меня потекла совершенно понимаемая информация. Почти  мгновенно пришло осознание того, что это – БЛАГОСЛОВЕНИЕ.
Уже  ушедшие из жизни мои незабвенные родители (отцу вообще не суждено было увидеть моих жену и сына, а мама лишь однажды будучи еше в твердой памяти и разуме с одновременной радостью и болью на лице  прижала к груди маленький и теплый догожданный  его комочек)  решили еще раз, в последний раз таким образом  благословить мою семью .
Ох, сколько теплых слов я услышал в наш адрес! Слова любви и пожелания счастья и удачи, произносимые попеременно сурово-сдержанным голосом отца и таким родным нежно-певучим голосом любимой мамы всегда будут доминантой  моей жизни. И пусть это было не так давно, но уже много раз в трудные минуты эти слова были светочом-маяком, указывающим мне путь выхода из трудных жизненных ситуаций.
И я двинулся дальше...
----------------------------------------------
Именно тогда  укрепилось желание написать эту книгу. Книгу о чем ? Я думаю что это - просто несколько специфическая автобиографическая предыстория одной из  миллионов эмиграций с злементами раздумья и очень малым количеством фантастики.
И еще очень хотелось в шутку научно назвать эту главу : ”О возможностях использования гиперболоидов инженера Гарина населением в мирных, очень хороших целях”.      

Семья
----------

Семья  в нашем гнезде по составу была обычной:  папа, мама, мой брат Вова, старший меня на 7 лет и я.
Моя замечательная  мама, так же,  как и, наверное, мама любого из Вас , читателей, самый лучший и самый родной человек на свете,  была родом из маленького еврейского местечка Летичев в Хмельницкой области Украины. Всегда спокойная, выдержанная, с врожденным интеллектом, красиво исполняющая множество русских, украинских и еврейских песен, она могла исполнить также многие арии из классических опер, а, однажды, будучи уже больной, вдруг прочла напамять у кроватки моего засыпающего сына поэму А.C. Пушкина "Цыгане" и я, сидя удивленный рядом, еше раз встретился с любовью Земфиры и Алеко. Конечно, в детстве я много раз слушал с интересом рассказы мамы о ее гнезде, но лишь случай спустя много много лет, когда я строил на Украине электростанции, позволил мне вдохнуть свежий воздух  маминой родины.

Группа сотрудников института  "Aтомэнергостройпроект" возвращалась  микроавтобусом из командировки на Хмельницкую АЭС  (Атомную  ЭлектроСтанцию) – один из атомных  монстров Украины. Маршрут был необычным т.к. после станции мне пришлось заехать в г.Хмельницкий (где-то в 100 км от станции) для согласований. После этого мы взяли курс на Киев по дороге, которую до этого никогда не использовали. Раннее лето, прекрасная солнечная погода,  временное отсутствие  забот приводило в хорошее настроение, подкрепляемое веселыми шутками, смехом и прекрасными вкусными дарами плодородной  Хмельниччины, покупаемыми у стоящих вдоль всей трассы бабуль.
В паузах я лениво читал проплывающие за стеклом дорожные знаки, в том числе и названия населенных пунктов до тех пор, пока очередное название вдруг заставило  меня встрепенуться и мгновенно прервать весь плавный ход нашей поездки.
"-Л-Е-Т-И-Ч-Е-В-" изумленно повторил  я еще раз вслух  надпись на очередном указателе, чтобы убедиться, что я не сплю. Коллеги видно мгновенно почувствовали перемену моего состояния, потому что в микроавтобусе сразу стихло. Дорога шла по верхушке холма у подножия которого и виден был городок. Я только успел попросить нашего водителя Мишу свернуть, как мы уже спускались. Никто ни о чем не спрашивал. Я скомкано объяснил причину перемены в настроении. Далее мы отвезли всех на ближайший пляж, а Миша добровольно повез меня на часовую ( как мы все и договорились) экскурсию по Летичеву.
Однако, в этот раз мне не удалось увидеть что-либо сушественное из той жизни, как-то не вязались с ней выросшие пятиэтажные хрущевки, не нашлись люди могущие что-либо расказать о далеком прошлом, да и, вообще, мало что сохранилось от бывшего еврейского местечка. Я  надеялся на следующее посещение и не знал еще тогда, что судьба не предоставит мне больше такую возможность, хоть на станцию приходилось ездить еще долго и много.

О родословной папы я знаю гораздо меньше. Он родился в крупном селе Пятка Житомирского района в многодетной семье, где был младшим. Всю жизнь работал, воевал был тяжело ранен под Сталинградом, получил инвалидность. Среди  многих его наград, которые я бережно храню – потускневшая от времени медаль  "За  оборону Сталинграда".
Но на всех этапах оставался преданным маме и семье человеком и, если он не всегда мог выразить любовь к нам словами, то эта любовь всегда чувствовалась в  его поступках.
Всю жизнь он был рабочим, но большую часть послевоенной киевской жизни связал с фабрикой спортобуви на Преображенской. Попал он туда в тяжелые годы,  когда  еще витали голод и разруха .
      Поскольку папа был всегда честным человеком, ему вскоре доверили транспортировку кожи для фабрики из Западной Украины. Чтобы выжить и прокормиться во время таких командировок, ему было дозволено продавать часть кожи, о чем он имел даже документ. Эти деньги шли на дрова для "буржуек" в холодных товарных вагонах, еду, какие-то другие расчеты. Были случаи обстрела  колонны машин, с которыми ехал папа бандеровцами. Кстати, и мне лично приходилось сталкиваться с бывшими бандеровцами, вы прочтете об этом далее. Естественно, что в Западной Украине у папы было много знакомых по работе и они часто использовали это для приезда в Киев, иногда шумной ватагой.
Я очень любил такие налеты, т.к. это были веселые и щедрые украинцы, особенно я запомнил одного из них, директора какого-то кожзавода по фамилии Смага. Гнездо наполнялось гамом, громкой украинской речью одновременно со сногсшибательными запахами украинской домашней колбасы, сала, чеснока, самогона и прочих чудных даров Украины.
      Единственным близким родственником папы в Киеве была его родная сестра Броня. Потеряв всех, включая детей, в этой проклятущей войне, она жила у кого-то на Подоле. Она с папой искали друг друга и встретились гораздо позже нашего возвращения в Киев. Почти каждый выходной она приезжала к нам, раговаривала мало и в основном с мамой, которую очень уважала, как и мама ее. Нас с Вовой могла усадить себе на колени и долго молча гладить натруженной рукой по головам. Несмотря на ее замкнутость, мы с Вовой относились к ней очень хорошо.

      Мой старший брат Вова был любимым и уважаемым братом. Всегда становился на мою защиту, я  же чем мог помогал ему. Сколько было переговорено вместе, как нам вместе с Геночкой хорошо отдыхалось в Каролино-Бугазе под Одессой, как помогали друг другу во всяческих домашних ремонтах, покупках и т.п. Как отдавали вместе последний долг умершему  папе, таща на плечах тяжеленную ограду к могиле и собирали ее, т.к. машина не могла подъехать к могиле.
Когда пробил час его отъезда, проводил его и семью до Чопа, хоть и пришлось там познакомиться с нашими славными пограничниками и провести ночь в предложенной ими беззвездной "гостинице".
     Я всегда с удовольствием наблюдал за его аккуратностью и вкусом в одежде, любил смотреть на него, рослого, отлично играющего в волейбол, довольно симпатичного, переживал если что-либо не ладилось у него. Был он немножко жестковат  и нетерпим в отношениях с другими, но это не давало оснований полагать, что это приведет к полному облому  в отношениях, сложившимися между нами после эмиграции.
Образование он получил закончив вначале после школы КиноТехникум, размещавшийся  в здании, где потом открылся магазин "Океан" - на углу Красноармейской и Рогнединской. В маленьком, но уютном, затянутом голубой тканью кинозале техникума мы, благодаря Вове, частенько смотрели увлекательные трофейные фильмы типа "Тарзан", "Сети шпионажа", "Серенада Солнечной Долины", "Рокко и его братья",  не демонстрирующиеся  в широком прокате.
Позже Вова служил в Армии, окончил институт связи и электрофакультет Сельхозакадемии и до эмиграции компетентно проектировал  злектрические подстанции. Столь же успешно он занимался этим же и в Нью-Йорке, после прохождения суровейшего обучающего курса мытарств, положенных каждому эмигранту.


Родственники и близкие
-------------------------

    Пора остановиться на близких родственниках (не всех, правда) оставивших следы в моей жизни.
Я надеюсь, что оставшиеся в живых родственники  не будут на меня в обиде за очередность в которой я их вспоминаю,  поскольку  все они абсолютно одинаково дороги для меня

В Киеве наиболее близким мне был и по степени родства и по привязанности к нему двородный брат Люсик Векслер, старший меня на 5 лет. Сын родного брата моей мамы – Миши, погибшего в  войну . Не выдержал тягот военного времени и умер маленький родной брат Люсика Аркаша, который был немного моложе меня. Люсик всегда был и остается сейчас (и особенно сейчас)  одним из самых дорогих мне людей на свете. Нелегко пришлось в этой жизни его маме - любимой тете Сонечке. Мне кажется, что выстояла она только благодаря поддержке своих двух родных сестер - Мани и Кати. Не устроив свою личную жизнь, сестры целиком посвятили ее (жизнь) Соне и Люсику. Но жизнь продолжалась и позже Люсик женился на Милочке , вышедшей из прекрасной, интеллигентной семьи и наполнившей жизнь Люсика  теплотой, смыслом и преданностью. Постоянные проблемы со здоровьем у них обоих преодолевались только упорством и любовью друг к другу. Появившийся сын Мишаня, как и у многих стал движителем, толкавшим их вперед в этой сложной жизни. Жили они в уютной стерильной квартирке на ул.  Щорса против дворца "Украина" вместе с мамой Милочки -  Софьей Наумовной, умной, интеллектуальной и глубоко уважаемой мной женщиной. Как любили собираться в этой квартире их многочисленные друзья, в том числе и я.
      После службы в армии (он служил в десантных войсках и побывал в горячих точках) Миша предстал предо всеми совершенно изменившимся, взрослым, зрелым, физически крепким и мыслящим человеком . Женившись, он первым с семьей эмигрировал в Германию. Было бы наивно думать, что родители смогут жить далеко от него, так оно и вышло. Все они осели в Мюнхене, рядом с Мишей, но вскоре случилось непоправимое - в расцвете сил Милочка вдруг ушла из жизни. И опять, как мы да и вы, читатели, видели это часто в жизни, только любовь родных и близких сумела как-то вернуть Люсика к жизни - ими оказался Миша с  женой Наташей и внуком Сашенькой и живущий рядом родной брат Милочки – Юра, его жена Неля - замечательные  и преданные люди.
Как же разбросала нас всех жизнь и эмиграция, что ни я, ни мои родные, ни двоюродные родственники здесь в Америке не сумели ничем в этот период помочь ему.

     Такими же близкими родственниками, но уже в Москве, была семья другого маминого брата – моего любимого дяди Давида.  Он – младший из маминых братьев – всегда беззаветно лелеял и оберегал свою старшую сестренку. Кадровый военный, подполковник, он воевал,  дошел  до Берлина, долго служил после войны в Кутаиси. Там его  старшая  дочь Майечка встретила своего суженого – Анзора Енукашвили,  грузинского еврея. После окончания института он получил работу под Москвой, в Балашихе на большом обороном заводе.
            Едва устроившись, Анзор помчался обратно в Кутаиси – просить руки Майечки и вскоре они вдвоем  зажили в Балашихе. Вся семья Давида не представляла жизни вдалеке друг от друга и он начал хлопотать о переводе в Подмосковье. Долгими и тернистыми были эти хлопоты. Но в конце концов фортуна повернулась к нему лицом и семья вновь воссоединилась в той же Балашихе. Для помощи в благодарственном приеме генерала, способствовавшего удаче ( Давид воевал под его началом), в Москву была вызвана из Киева моя мама, как генерал по приготовлению вкусностей, и она уж постаралась не ударить лицом в грязь.
          По разным делам Давид часто приежал в Киев и остнавливался у нас. Когда вечерами мы ходили погулять на Крещатик, я всегда шел рядом с дядей, и был спокоен с гордостью посматривая на его кобуру с пистолетом.
         О второй дочери Давида - Полиночке. Как-то она встретилась у себя  дома с нашим посланником из Киева  Аркадием Зильберманом – сыном маминой подруги. Он учился в Москве и часто заезжал в гости к нам в Киеве, когда после каникул возврашался из дома в Москву. Моя же мама передавала с ним всяческие  снадобья и яства  для семьи Давида.
       Дальше все, как это бывает часто. Акадий и Полиночка много лет уже вместе. Первыми эмигрировав в Америку, они живут рядом с старшей дочерью Элиной, ее мужем  и внуком в Охайо. У них стало традицией в  день знакомства традиционно есть гречку – именно ее моя мама передала тогда с Аркадием в Москву.  Вторая их дочь - Мариночка вместе со своей семьей живет в Силиконовой долине.
       Майечка, моя двоюродная сестра, и  Анзор живут  в Нью-Джерси, недалеко от нас.  Как и раньше Анзор, прекрасный любящий и любимый муж, отец и дед и они  не могут  быть далеко от детей и внуков. Двое сыновей- Алик и Виталик  с женами, трое  внуков и лишь сам Давид, мой любимый Давидка, нашел последнее пристанище на кладбище в Лонг Айленде, увы отдельно и далеко как от своей прекрасной жены Софочки, похороненной в Балашихе, так и от своей любимой сестры.
       Таковы изгибы эмиграции. В память о нем топает по американской земле пока маленькими ножками правнук Давидка-младший. Совсем взрослыми и красивыми людьми стали старший правнук-Вадик и правнучка Люба.

-----------

8/25/2009 .
Майечки, моей двоюродной сестрички больше нет.
Даже на памятнике Анзор не смог не быть рядом с ней.
Преклоняемся перед Вашей Любовью...

------------

       Cоня, Борис, Раечка - имена другой группы наших московских родственников по линии папы. Люди сложной собственной судьбы, бесконечно преданные, благородные, любящие и любимые.  Когда после долгих жизненных поисков, невзгод, лишений и потерь они наконец стали жить вместе в уютной трехкомнатной квартире в центре Москвы, в одном из переулков Сухаревки, эта квартира  всегда была гостеприимной гостиницей для многочисленных родственников, сколько бы их одновременно не собиралось в Москве.
     Это их тревожные телефонные звонки раздавались непрерывно в Киеве и Fort Lee  во время Черобыльской Аварии и событий в Манхеттене. Именно к ним  прибыли из Киева заплаканный и завернутый наспех в одеяло мой четырехлетний тогда сын Илюша с моей женушкой Майей в мае 1986 года. Три или четыре долгих месяца они были в эвакуации в  Москве. Илюша умудрился ко всему сломать ключицу и родственники вместе с Майечкой регулярно, терпеливо и заботливо тащились с ним в детскую больницу на Садовом кольце на перевязки.
      Борис несколько раз в год также приезжал в Киев в командировку. Он знал о моей бешенной страсти к классической музыке, поэтому каждое его посещение Киева заканчивалось моим с ним походом в Оперный Театр. Обычно мы приходили к началу спектакля и Боря легко выкладывал за билеты в первом ряду партера сумму, от которой меня бросало в дрожь - других билетов обычно уже не было. Однажды, сидя в первом ряду, я с детской опаской оборачивался на сидящего сзади в правительственной ложе в расшитом золотом военном мундире (далее я запомнил точно) "...шахиншаха Ирана Мохаммеда Реза Пехлеви с женой - графиней Соррейей..."  И абсолютно точно вспоминаю, что на этот раз мы слушали оперу К. Данькевича "Богдан Хмельницкий", многие музыкальные моменты которой мне очень нравились.
  Вы наверное привыкли, что большинство моих воспоминаний о родственниках  заканчиваются     фразами типа  "…позже они змигрировали …".  Жаль, что я не могу сказать так об этих   родственниках, они – исключение.  Но сейчас другое время и все они смогли хотя бы посетить нас в Америке, хотя при расставании никто в такую возможность не верил. Раечка гостила несколько раз, и двери нашего дома открыты для нее всегда.
Несмотря на преклонный возраст Бориса и Сони, оба нашли в себе силы не без помощи моего родимого племянника Геночки, а, точнее, только благодаря  его помощи, посетить по одному разу нас,  но эти посещения оказались  для них последними.

    Быть может читатели пресыщены количеством положительных эпитетов, которыми я наделяю родственников. Поверьте, что  все они заслуживают этих слов. В тяжелые военные и послевоенные годы большинство людей заслуживали таких слов.
      Я не могу рассказать в этой книге обо всех родственниках,  не столь близких. Их у нас очень много как с маминой, так и с папиной сторон. Среди них были и довольно известные люди - заместитель главного конструктора атомного ледокола "Ленин" в Ленинграде, ближайший сподвижник академика Б.Е.Патона в Киеве, дирижер Донецкой филармонии и директор цирка во Львове, ведущий корреспондент программы  ЦТ  "Время" по Киеву и области.

И я просто не могу не вспомнить семью маминой подруги тети Нюси Зак, хотя формально не являющейся нам родней, но фактически бывшей одной из самых близких и любимых на уровне родственников. Дочь тети Нюси и дяди Израиля, ее мужа – Эллочка была моей ровесницей, весьма красивой, изящной девочкой, почти всегда приходившей в гости к нам вместе с родителями. Ее отношения со мной и моими друзьями, которых она знала , были дружескими,  открытыми. Мы даже доверяли друг другу маленькие тайны.
Мечта эмигрировать  овладела  Израилем чуть ли не сразу после войны – у него в Мексике был довольно обеспеченный старший брат, но до поры до времени только высказывание вслух таких  желаний в нашей свободной бывшей стране могло окончиться весьма плачевно.
      Так было до начала  шестидесятых, когда в Мексику из Москвы отправилась крупная делегация во главе с А.И. Микояном и только тогда брату Израиля как-то удалось протолкнуть этот вопрос на месте,  в Мехико. В 1966 году семья получила рарешение на выезд  и вскоре мы попрощались,  думая что это навсегда.    
Точно так же  через  15  лет я прощался с эмигрирующими братом и друзьями, не надеясь и не веря на встречу в будущем.
      Элла не забывала о нас в трудное для себя время. Никогда не забуду ее письмо и подарки, привезенные нам Олимпийским Чемпионом Мехико по борьбе железным Борисом Гуревичем, мужем одной из подруг Эллы.  Как известно, он, обладаюший монументальным телосложением, позировал известному скульптору Е. Вучетичу для скульптуры  "Перекуем мечи на орала",  которая… тоже "эмигрировала", как и сам Гуревич  и стоит у здания ООН в Нью-Йорке.
      Казалось бы в Мексике все поначалу было нормально, но, увы, жизнь пожелала внести вновь свои неласковые коррективы. Брат Израиля вскоре неожиданно умер, а его семья тут же напрочь вычеркнула из своей жизни новых родственников. И началась эмигрантская круговерть. Не выдержав обрушившегося на него вскоре умер отец, а когда хоть что-то наладилось в их жизни, ушла и несгибаемая тетя Нюсечка.
      Но счастье все таки улыбнулось Эллочке. Она встретила  полюбившего ее  успешного мексиканского еврея Карлоса. Вот уже 40 лет они идут вместе по жизни в любви и согласии – воспитали двоих дочерей и троих внуков. Карлос оказался  любящим мужем, прекрасным отцом и  понимающим, преданным, интеллигентным человеком.
     Элле  удалось посетить  Киев однажды. Взяв специально какой-то европейский морской круиз с  остановкой на несколько дней в Ленинграде она в эти дни прилетела в Киев и гостила у меня с детьми.
    Ранее  Карлос и  Элла  часто посещали Aмерику,  мой брат Вова и мой друг детства Леня Лельчицкий,  хорошо знавший Эллу в нашей юности, встречались с ними и их семьей еще до моей эмиграции. Но сейчас здоровье Карлоса намного хуже и я общаюсь с Эллочкой периодически только по телефону.
------------------------------------
10.1.2008  Как неумолимо быстро летит время, особенно во второй половине жизни. Как хотелось бы вернуться на 40 лет назад во время с которого я начал свой рассказ в этой главе. И вот уже Эллочка в  очередном телефонном звонке сообщила мне, что Карлоса, любимого и единственного в ее жизни больше нет. Но остались те,  кто ее по-прежнему любит, кому она всегда будет нужна – дети и особенно внуки. Она, к сожалению, не приедет на свадьбу  к моему сыну, хотя давно готовилась к этому событию. Эллочка, легко объехавшая ранее почти полмира, вдруг почувствовала, как тяжело, когда  рядом нет верного спутника жизни. Соберись с силами и будь счастлива – дорогой человек из моего детства.
------------------------------------
      Хочу также сказать здесь, что совсем недавно я позвонил в Чикаго Борису Гуревичу и дал ему адрес этого сайта.


Коммунальная квартира
---------------------------------
      Я - кореннной житель Киева, родился  в предверии войны в  больнице на бульваре Шевченко рядом с нынешней станцией метро "Университет" в Ботаническом Саду. До войны наше гнездо было в трехэтажном доме на углу Владимирской (Короленко) и Толстого против известного дома Мороза, парка Шевченко и Университета. С началом войны отец ушел на фронт. Мои бабушка и дедушка попытались добраться до Киева из  Летичева, но были схвачены немцами и расстреляны. Мама с Вовой и мной эвакуировалась в г. Чкалов. Нелегкой для нее с двумя малыми детьми была эта эвакуация. В конце войны отец после тяжелого ранения, сделавшего его инвалидом, был демобилизован, забрал нас  в далеком Чкалове и привез в недавно освобожденный Киев.
      Почему-то  запомнился мне переезд через Днепр по временному наплавному мосту, который притапливался под колесами поезда, вызывая спазмы страха в моей пятилетней душе. Наведение понтонных переправ стало впоследствии частью моей военной профессии и в военных лагерях мы наводили наплавные мосты даже для тяжелых танков.

      Наш дом уже был отдан под ректорат Университета, которым он и оставался вплоть до нашей эмиграции и поэтому папа довольно быстро получил ордер взамен на 2 комнаты в коммунальной квартире на Шота Руставели. Где-то в районе бывшего дома повстречались с бывшей соседкой – Ксенией Николаевной Щуровой. Ее муж – машинист-железнодорожник был расстрелян немцами по чьему-то ложному доносу, она осталась совершенно одинокой и ее состояние тогда было не ахти какое. Мои родители мгновенно приняли решение и предложили ей поселиться пока с нами вместе.
      Так она вошла в нашу жизнь и заняла в ней большое место, заменив во многом погибших  бабушку и дедушку, которых мне так и не суждено было увидеть. У этой исконно русской женщины в то время никого не было из родных и всю свою душевную теплоту она отдавала брату и мне как своим внукам , мы же отвечали ей теплотой наших отношений. Так и прожила она у нас лет двенадцать, довольствуясь углом нашей с братом комнаты, где стояли ее кровать, шкаф и сундучок. Всегда чистенькая, аккуратная,  в меру религиозная. Со временем она нашла себе работу - убирала и хозяйничала в домах у артистов украинского драматического театра им. Франко и даже завоевала доверие у Н. М. Ужвий – примы театра, известной украинской актрисы. В это непростое время она обеспечивала периодически прекрасной домашней работой маму. Мама всегда была хорошей белошвейкой и артисткам театра пришлись по вкусу  ее удобные ночные ситцевые сорочки особенно ценимые в период все более наваливающейся синтетики.
      Перед уходом от нас Ксения Николаевна все же разыскала какого-то своего  дальнего родственника, однако в оставшейся жизни (она периодически приходила к нам в гости после переезда) так и не обрела душевного покоя и счастья.
       Между прочим, мамина антикварная швейная ножная машина "Зингер", купленная папой еше где-то во Львове, так  и служила нам безотказно и долго как для тонкого маминого шитья, так и для бесцеремонного сшивания грубого и толстого брезента мною при постройке лодки. Уже перед эмиграцией ее  "подмела" у нас за бесценок одна из расплодившихся в зтот период скупщиц всяческого нажитого добра отъезжающих.
     Отсутствие хорошего образования не лишило отца прекрасного вкуса к красивому и недорогому антиквариату, которого очень много было после войны во Львове.  Мне нравилось все, что привозил папа и, особенно, ваза в виде бронзовой античной фигурки молодой женщины и настольная лампа в виде бронзовой фигурки тирольского мальчика. Когда еще был цел ее родной стеклянный абажур, он рассеивал изумительный спокойный зеленый свет, так нравившийся мне.
     Не могу не впомнить прекрасный кувшин для питьевой воды комически отображавший голову рыжего человека с опухшей от больного зуба и перевязанной шекой, ячменем на глазу, большим носом и другими «прелестями». Все это венчалось огромной мухой, сидевщей на голове. Вода в кувшине сохранялась вкусной и свежей длительное время. Нет ничего удивительного в том, что когда после десятилетий эксплуатации глиняный кувшин случайно был разбит – мы даже всплакнули.
    Помню как в период отсутствия родителей мы с Вовой, движимые внутренними убеждениями "долой мещанство" аккуратно вынесли на помойку великолепную полутораметровую фарфоровую китайскую вазу (Хоть хватило ума не разбить ее).
      Но при эмиграции нам было запрещено специальной комиссией Министерства Культуры вывозить почти все и на стенах моего нынешнего гнезда сейчас из привезенного папой висят только две маленькие польские картины как память о моих родных. Илюша с Роберточкой любезно взяли на себя замену старых расшатавшихся рамок картин на современные.
 
        В нашей огромной коммунальной квартире на ул. Мало-Васильковской в центре Киева  и знаменитой Бессарабки проживали 4 семьи и  состояла она из 5 жилых комнат высотой 3.3 м, безалаберной кухни и еще более безалаберной ванной. Эти пространства дополнялись забитой хламом кладовкой и такой же ильфо-петровской Вороньей Слободкой -  антресолью над кухней на которой разве что не было каркающих бабушек, зато в изобилии были представлены обнаглевшие и неистребимые рыжеусые тараканы. Первые годы после войны на кухне царила огромная дровяная печь, в которой все готовили еду, однако, через положенное количество послевоенных лет, две ЖЭКовские газовые плиты спокойно вытеснили печь-конкурентку и та была с позором разобрана .
        Это все соединялось двумя длиннющими коридорами на стенах которых  с завидной плотностью висела разная шваль: электросчетчики, лестницы, алюминиевые раскладушки, швабры, огромные жестяные балии для стирки и т.п. На веревках под потолком коридора вывешивалось для просушки свежевыстиранное белье, капли воды с которого падали на головы проходяших жильцов, обеспечивая комфортабельный влажностный режим летом и и создавая проблемы зимой.
       Почти полностью облезшая эмаль ванной позволяла лишь стоять в ней  при принятии душа и то с внутренним содроганием. Газовая колонка давала горячую воду когда хотела, не всегда горячую и всегда в небольшом количестве . Остальные Места общего пользования ни в архитектурном, ни в эстетичном планах не отличались от перечисленных и лишь дополняли  убогое представление о квартире.

       Но внутри бльших жилых комнат с высокими  потолками ситуация была разительно иной. Ослепительно сверкал  натертый мастикой добротный старый паркет, на мебели трудно было найти даже пылинку, блестели бесконечно протираемые руками наших родных фарфоровые статуэтки, хрусталь, накрахмаленные салфеточки, фикусы, китайские розы и олеандры, вазоны с аллоэ – этой живой аптекой на подоконниках, безотказно помогавшей в лечении мелких домашних хворей. Да и не только мелких – моя мама, считавшаяся в квартире домашним врачом (а заодно скажу, что и поваром) экстра класса,  заставила полностью отступить папину астму в запущенной форме и некоторые болячки Ксении Николаевны . Та же в ответ абсолютно вылечила постоянно мучивший маму  радикулит многомесячными втираниями каких то жутких  взрывоподобных составов от которых мама ходила по неделям с обожженой поясницей. Мне  почему-то всегда казалось что в  этих  лекарствах всегда присутствовал динамит.
       Самой грандиозной я считал операцию по стирке оконных занавесей. Естественно, они стирались на стороне, для сушки натягивались на значительные по размеру деревянные рамы во избежание усадки, крахмалились и гладились. Когда наконец занавеси попадали домой и вывешивались  – в комнаты врывались запахи моря, ветер и свежесть волны.

        Весь этот шурум-бурум дополнялся и завершался нашей прекрасной кошкой Муркой,  любимой всеми в квартире без исключения и поэтому никогда не страдавшей из-за отсутствия еды или внимания. Всегда обласканная и сытая красавица-кошка считала себя хозяйкой квартиры. Свое свободное время она разделяла на чердаке и прилегающих крышах с огромным количеством себе подобных, а вечерами и ночами, угомонившись, сладко мурлыкала, пристроившись на коленях мамы или моих или же лежа в ногах на наших кроватях.
       Это была кошка-боец. Сколько раз возвращалась она домой ободранная, истерзанная, исцарапанная и лежала благодарно-тихо и безропотно во время маминых процедур по промывке и замазыванию ран. Пять раз безрассудно кидалась она через ограду балкона  за пролетающими близко воробьями, чтобы шлепнувшись на асфальт с высокого пятого этажа вскочить, отряхнуться и побежать домой. Шестой прыжок для постаревшей и потяжелевшей кошки оказался трагическим..
Любовь к домашним животным, привитая мне мамой сохранилась и поныне, и она передалась также моим жене и сыну. Через некоторое время при строительстве садового участка в Нижних Садах у нас появилась Мурка-2, и я упоминаю об этом дальше, а уже на американской земле по просьбе сына неотъемлемым по сей дей день и любимым членом нашей семьи стал молоденький бравый серо-голубой красавец породы Russian Blue Cat по кличке Jimmy, подаривший и продолжающий дарить нам много радостных минут, несмотря  на то, что за эти полтора десятка лет он сильно состарился, впрочем как и все мы. Птицей летал он по мебели, поражая высотой, смелостью и  дальностью прыжков. Я сохранил многие фото этих прыжков и даже подыскал название этой серии – "Полеты во сне и наяву" (по названию прекрасного кинофильма с покойным О.Янковским). Самый красивый его прыжок с невысокого комода под самый потолок на шкаф удаленный на   2.5 м - 3.0  м был назван мною "Полет Икара".

-----------------
8.17.08   Вот и Jimmy, наш красавец, уже не с нами. 16 лет бескорыстной взаимной любви и постоянной радости общения не выкинешь просто так из жизни. Для  всех, включая Илюшу,  расставание было нелегким.
Прощай, наш ИКАР...



Соседи
------------

     Ну, вот и время познакомить Вас с соседями. Хочу сразу сказать, что первые лет 15-20 после войны, пока все еще были относительно молоды и здоровы, в квартире царила ну просто райская обстановка. Все соседи были дружелюбными, помогали друг другу,  часто собирались у нас  (т.к. у нас было 2 комнаты) на чай с пирогами и вареньем или поиграть в лото – многие наверняка  помнят эту незатейливую домашнюю игру с цифрами на торцах деревянных бочечек, картонными карточками и азартными выкриками  «...Квартира !...»  тех, кому повезло.
    Даже проживающий у нас некоторое время с семьей угрюмый КГБ-ист Семен Гольцман, хоть и мало общался, но жить особенно не мешал, забывая на соседских посиделках, казалось, о своей высокой миссии на Земле. Его жена Рая, наоборот, была чрезмерно активной в общении, и очень хотела быть законодательницей  в квартире и даже посещение расположенного в коридоре у ее входной двери в комнату общего крохотного туалета регулировала, запирая его висячим замком и отпирая по своему у смотрению.  Конечно о том, что бы кто-то возражал ей не могло быть и речи.
    Что касается меня и Вовы, то мы очень нормально дружили с их детьми, Вова со старшим – Мишей, а я с младшим – Жоркой и даже  детские периодические драки между нами сходили нам с рук, хоть и вызывали страх за нас у нашей мамы. Но вскоре мы были освобождены от ига – Гольцманы куда-то выехали.
       На их место поселились Рита и Миша Вайнберги -  интеллигентная образованная пара в возрасте. Как вскоре поняла вся квартира – их трагедия была в отсутствии детей, но они сами были добрыми и отзывчивыми людьми.
       Миша – бывший военный иженер-подполковник был неплохо трудоустроен да и Рита была образованной и толковой женщиной и зарабатывала также прилично. Нет ничего удивительного в том,  что они первыми (и единственными) в квартире приобрели только появившиеся и роскошные по тем временам телевизоры Т1-Ленинград (верх совершенства по сравнению с "народным" и дешевым телевизором-пародией КВН-49 с огромной водяной линзой перед экраном)  и мы все торжественно приходили к ним на просмотр.
   Они уехали из  коммуналки уже где-то в 70-х, как-то построив себе квартиру в жилищном кооперативе оперного театра на ул. Лысенко, хотя и имели к оперному искусству весьма отдаленное отношение. Я бывал у  них в гостях в этой прекраснейшей квартире прямо за оперным театром и с удовольствием слушал двусмысленные байки остроумного дяди Миши об утренней разминке молодых балерин театра  на балконах.
       Знаю, что они эмигрировали в Америку после нас, куда-то на тихоокеанское побережье - я даже говорил с ними по телефону здесь. Но вскоре Рита умерла, а не умевший жить без нее, тем более в совершенно другой Америке, Миша вернулся в Киев, где  его никто не ждал. О дальнейшей его жизни я не имею сведений. Куда и зачем несла их судьба от всего решенного и устроенного в этой жизни в преклонном возрасте - не знаю, но только сердце мое всегда расположено к таким людям.

       Освободившуюся комнату добавила к своей одной семья Бебы Киселевской – многочисленная и многофамильная. Ее старенькая мама Бузя Наумовна и она сама были Киселевские, ее сын Шурка по отцу был Котовский и появившийся позже ее новый муж Миша носил известную ныне фамилию Винокур. С Шуркой лет до 20 я был почти в дружеских отношениях,  он был на несколько лет моложе меня и довольно симпатичным парнем.  В обшем с этой семьей, как и с остальными, мы жили тихо и мирно пока все не постарели, остервенели и "…полностью себя доистребили…"  надоевшей жизнью в этой гадкой квартире.
( В кавычках фраза из песни В.Высоцкого).               
      Их начавшиеся санитарные претензии к сильно сдавшей здоровьем маме были вполне обоснованными, но они так и не смогли понять, что единственной и непоправимой причиной были ее болезни и старость и никто не мог исправить этого. Мои попытки как- то оправдать маму вызвали у них еще более худшее отношение ко мне и наши нормальные отношения прекратились.
        Все они эмигрировали в Израиль и я ничего не знаю об их судьбе. Но я благодарен им за те сложные, но прекрасные годы, когда мы все жили дружно и красиво. И если им суждено будет прочесть эти слова то пусть знают, что я не держу в душе ничего плохого против них как, надеюсь, и они.
        И, наконец, последюю комнату в квартире занимала семья  Гольдберг - Пеккер.
Дядя Семен, глава семьи, был представительным, жизнерадостным,  остроумным мужчиной, тетя Роза- его жена, была близкой, преданной и настоящей подругой моей мамы. Они всегда любили, уважали и помогали друг другу. После ранней смерти Семена тетя Роза  по месту его работы получила работу на дом – изготовление бумажных трубочек для изоляции соединений телефонных кабелей. Заготовкой были рулоны плотной коденсаторной бумаги. Они развертывались и разрезались вдоль  в длинные полосы,  разрезались поперек на короткие полоски и, наконец уже ножницами, на квадратики приблизительно 5х5 см. На следующем этапе из квадратиков, торцы которых предварительно смазывались клеем, на металлической спице скручивалась трубочка. Далее трубочка снималась со спицы и просто бросалась на просушку у коробку из-под киевского торта. После подсушки трубочками вертикально набивалась  уже маленькая круглая коробочка из- под зубного порошка и этот блок обвязывался проволокой. Финальной операцией была набивка этими блочками опять-таки круглой коробки из-под Киевского Торта.  Эта нехитрая технология выливалась в адский труд, приносивший Розе и маме по 150-200 руб в старых деньгах при огромной затрате времени и помощи всех членов семей, а иногда и проживающих в квартире.
         Время шло и вскоре Инна - дочь тети Розы вышла замуж и родила дочку - Виточку. Начав бегать по квартире, малышка стала постоянной гостьей у нас и вскоре стала моей любимицей. И привязанность а этому маленькому толковому человечку сохранилась до тех пор, пока она не закончила школу и в одну из случайных поездок в Москву не вышла там за кого-то замуж, родила двоих детей и , увы, больше мне в жизни мне пока не встречалась.
О дружеских взаимоотношениях мамы и Розы , как и о моей привязанности к Виточке я бы мог еще рассказать многое, но, увы, это не цель этой книги.
      Тетя Роза ушла из жизни незадолго до смерти моей мамы и, как это часто бывает, только тогда я сумел по настояшему оценить этого человека,  ее благородство, ее бесконечную преданность маме. Из-за своего юношеского эгоизма я был часто неправ в своем отношении к ней. Только потом стало понятно, что я вообще не имею никаких прав осуждать за что-либо это поколение людей, переживших годы репрессий, ранний социализм и войну, бывших настоящими и преданными родителями, любивших и бывших любимыми, видевших все в этой жизни, находивших и терявших многое.
      Этим  я хотел заканчить главу о соседях по квартире, но решил рассказать еще лишь об одной из семей, проживавших в соседней через лестничную клетку квартире- семье Коломейских. Имени отца этого семейства я, к сожалению, не помню, т. к. он, в основном, все это время провел в местах не столь отдаленных. Я и видел его однажды, когда он, высокий и статный, зайдя к нам  наблюдал сквозь щелку в занавесях за несколькими людьми внизу на противоположной стороне улицы, очевидно следившими за ним. Но дети его очень любили.
        Понятно, что Берте (его жене) было непросто поднимать троих детей – Мишку, ровесника и друга моего брата и двух сестер - Тину и Лену. Все дети были исключительно красивыми.
       Мишка довольно часто снимался в массовках на киностудии художественных фильмов им. А.Довженко и сегодня в моих архивах хранится несколько его любительских фото с  Самойловым, Дружниковым, Жаковым, которые он подарил Вове. Одно время он учился в авиаучилище и был чертовски эффектен в военной летной форме. Но дальнейшая его участь оказалась печальной - он заболел психически, говорили что из-за безответной любви. Позже он получил с Бертой изолированную квартиру где-то на массиве, но часто в одиночку приезжал на Бессарабку, потолстевший и опустившийся,  чтобы часами молча бродить по знакомым квартирам. Его все впускали, кормили да он и сам мог спокойно и аккуратно вытащить мясо из варящегося на кухне супа или схватить что-нибудь вкусненькое. Никто не ругал его за это.
        Тина жила спокойной размеренной жизнью, училась и вскоре вышла замуж за известного тренера по тяжелой атлетике. Насколько я помню, он тренировал тогда украинскую восходящую звезду - супертяжа Анатолия  Писаренко. У них тогда все было хорошо.
        Леночка была  наиболее близка по возрасту к моим друзьям, хотя и несколько моложе. Какое же это было прелестное создание! Высокая,  стройная с  бездонными  очаровательными глазами и длинными ресницами, в прекрасно сидевшей и подбираемой со вкусом одежде, она ко всему еще была и остроумна и умна. К компании моих друзей относилась просто как к друзьям детства, хотя всегда была готова поболтать с нами а иногда даже ездила с нами  с ночевкой  на Днепр,  в палатку.
Уже значительно позже вышла замуж и уехала жить в Москву.
Мир тесен, и она тоже  в Америке с мужем и у нее все нормально, мне об этом рассказал мой брат, даже как-то очень давно говоривший с ней по телефону.

-----------------
9.11.08   Совсем недавно моя женушка Майя зашла, как обычно, на сайт «Одноклассники»  и через короткое время позвала меня к себе, причем в голосе ее я сразу уловил что-то необычное. Взглянув на экран я просто обалдел: с фотографии-приглашения на контакт на меня смотрела все теми же бездонными глазами Леночка, несколько видоизменившаяся и с грозной фамилией – Лев. Первое, что я сделал – отослал ей обе мои книги и она сообщила мне позже, что три часа проревела у экрана читая их.
Теперь мы переговариваемся и, я надеюсь, встретимся в октябре на свадьбе моего сына.
10.20.2008   Так оно и получилось как и  планировалось. Отшумела свадьба моего сыночка и вот он уже пойдет по жизни во главе своей семьи, повторяя для нее все то, что мы делали для него. Во время встречи гостей я на какой-то миг отвлекся, но когда мне на плечо сзади легла женская рука я мгновенно узнал по ней Лену. Все хорошо у нее - муж, двое детей и пятеро внуков. Но нет уже мамы, Миши и любимой сестрички Тины.  Дай бог  всем живым здоровья и счастья.


Двор, Окружение
---------------------------------

      Дом,  в котором я жил, был фасадным домом во дворе стояли еше два дома. Рассстояние между домами было очень небольшим,  поэтому из окна нашей кухни с видом на балконы второго дома можно было чуть ли не пожать руки соседям или поговорить, что часто делал Вова с живущим напротив товарищем Левой Гальским. Отец Левы был доводьно классным и относительно недорогим портным и обслуживал все наши дома.
        На 6-м этаже, под небесами обитал мой первый друг детства Валера Кузнецов. Мы могли быть вместе целыми днями и не вылазили друг от друга. Валера жил с бабушкой и тетей Ниной – довольно молодой и красивой женщиной, которая его очень любила и заменяла ему маму. Он был высокого роста, прекрасного спортивного сложения и привлекателен. С раннего детства его манил спорт и он очень серьезно занимался прыжками в воду. Именно он приоткрыл мне впервые дверь в уютный бассейн старого дворца физкультуры , вытянувшегося на предстадионной площади от Красноармейской до института физкультуры.Валера очень высоких мест на всеукраинских соревнованиях по прыжкам в воду не занимал, но где-то  в десятке сильнейших крутился всегда .
     Он был храбрым и отчаянным парнем. Именно благодаря его воздействию я решился спуститься на лыжах с горы приземления большого трамплина на стадионе, когда только от взгяда вниз захватывало дух и даже прыгал где-то на 12-15 м с малого лыжного трамплина.
 Время развело нас. После поступления в институт я виделся с Валерой редко, он вскоре женился и  переехал жить из своего гнезда в один из далеких жилых массивов Киева.
         На 3-м этаже жил с мамой Андрей Биба – да, тот самый ставший позже классным футболистом  киевского ‘’Динамо’’ и переживший вместе с командой самые звездные ее часы.
Вообше-то у нас во дворе многие любили футбол да и команда была весьма неплохая, часто громившая на верхних необустроенных полях центрального стадиона противников (почему то это место называлось Печатником) – наших соседей по Бессарабке. С радостью вспоминаю, что и я занимал в команде не последнее место.
      Коля Борщевский, Марик Нудельман были признаными корифеями дворового футбола. Их обоих – рослых, крепких, неукротимых в игре, как настоящих капитанов неукоснительно слушали в игре все остальные.
         Андрюша Биба связей с двором особенных не имел. Он даже учился почему-то в другой школ номер 35 у стадиона, за театром Музыкальной Комедии, а мы все учились в школе 131 на Мало-Васильковской. Мне даже казалось, что он больше обожает баскетбол, в который действительно играл здорово.
     Но в жизни у него оказалось все иначе. Мы выбрали в жизни для продолжения другие пути. A на Андрея во время  первых после моего поступления в институт каникул, я наткнулся в парадном. Он валялся на ступеньках в прерасном импортном костюме и был мертвецки пьян. Видно тяжело ему было выдерживать пришедшую славу. Я кое как дотащил его до лифта и на третьем этаже благополучно сдал его благодарной маме.
    Но бесспорно, что в ”Динамо”, где Андрей надолго занял место в основном составе он был блестяшим футболистом мирового класса. Наш дом он вскоре покинул.
         Я вспомнил эпизод участниками которого были я, Валеркина тетя Нина , Андрей и тысячи других киевлян.
         Где-то в начале 50-х в Киеве ажиотаж: должен состояться первый после войны международный футбольный матч . В гости прибыл индийский футбольный клуб East Bengal Club.  Шум был страшный, все билеты распроданы. Я остался без билета,но очень не переживал, т.к. в голове  мгновенно созрел  план который показался мне легко выполнимым и, главное, единственным. За много часов до начала матча,  когда милиция еще не оцепила стадион я пробрался на территорию, легко преодолев забор, поднялся повыше и удобно устроившись на дереве стал ждать.
      Но, увы, в этот раз милиция предусмотрела мои  и как оказалось еще нескольких тысяч  болельщиков действия и предприняла небывалую акцию – цепи милиционеров тщательно прочесывали территорию стадиона и с каждого дерева вытряхивали около двух  десятков человек. Их выдавливали вниз к выходу  из стадиона на ул.Саксаганского и далее на мою родную Мало-Васильковскую. Как раз у моего дома прозошла какая-то заминка и многотысячная толпа неудачников недовольно огрызалась милиции. Лично я еще был озабочен отутствием одной новой сандалии, которую в давке на выталкивании со стадиона кто-то содрал у меня с ноги. Такое развитие событий не сулило мне ничего хорошего.
      В этот момент из парадного выбежала Нина в домашних халатике и тапочках, привлеченная шумом толпы. Она была знатной электросварщицей и депутатом то ли рай-, то ли горсовета. Прорвавшись к кому-то из офицеров милиции, она начала гневную речь. Но никто не упел оценить ее ораторские способности, поскольку через несколько секунд она полетела горионтально в кузов милицейского грузовика – милиция, забрасываемя огрызками яблок и помидор, уже была на взводе и ей было не до деликатности. Тапочки сиротливо остались на асфальте а народ с удовлетворением следил за ее болтающимися стройными ногами в горизонтальном полете и их приземлением  в глубине крытого кузова. Увы, в то время к депутатам было несколько другое отношение. Через час Нина вернулась домой и сверху еще очень долго доносились гневные раскаты ее голоса.
      Что же касается самого матча, то увидев мою совершенно убитую горем физиономию, папа молча достал 20 рублей (обычно я приобретал билеты по 2 руб.) и отдал их мне на приобретение билета у спекулянтов, не попрекнув меня ни единым словом из-за потерянной сандалии.
      Сам футбол оказался комедией и фарсом, у половины индийцев не оказалось даже бутс и их динамовцы подарили бедным после матча. Счет матча был 13:1 (насколько я помню), гол индийцам дали забить в утешение, а последний динамовский гол Андрей Биба закатил головой в пустые ворота когда  в комической истерике подполз к ним по-пластунски .
        На 4-м этаже жила еше одна знаменитость – композитор Игорь Шамо , автор всем известной песни-хита того времени ” Знову цвiтуть каштани...”, известной впоследствии как "Киевский вальс". Я был свидетелем рождения зтой мелодичной песни, т.к.  все, что он играл отлично было слышно у нас. Его балкон был расположен под нашим и однажды во время полива цветов у нас капля чистой воды упала маэстро на голову. Он очевидно был не в настроении и и тут же бесцеремонно заявился к нам с излишним шумом для выяснения отношений . И тут я был поражен поведением отца. Абсолютно спокойно он спросил копозитора : ''Вы уйдете сами или я могу  ускорить ваш спуск по лестнице ?''.  И.Шамо покраснел и извинился.
      Много лет еще мы были соседями (даже композиторов  такого уровня в то время не очень баловали отдельными квартирами), конфликтов больше не было, даже регулярно поздравляли друг друга с праздниками. Люди умели давить в себе недостатки , прощали их другим и не были злопамятными.
 
         В нашем доме был арочный проезд во двор, который за ненадобностью (во двор удобней было попасть через подъезд соседнего дома) со временем был заложен двумя кирпичными стенками и в подъезде разместился тир ДОСААФ. Им командовал "Вася-тирщик", как мы с Маей называли его в шутку - очень приятный мужичок, которого не портило даже вечное состояние "под кайфом", в котором он почти всегда находился на своей тяжелой и ответственной  работе. Он благоговолил к Майечке и к Илюше (после его рождения) и решал многие проблемы: не надо было поднимать к лифту тяжеленную коляску,  да и Илюша часто оставался с ним, когда Майя поднималась в квартиру. У Майечки врожденная склонность располагать к себе людей и они почти всегда отвечают ей взаимностью.
         Время, о котором я рассказываю было периодом расцвета "блатных", зтой новорожденной своеобразной общности людей, до которой у милиции просто не доходили руки в то время. Те из них, которые бесспорно верховодили во дворах и на улице решали проблемы главенства жестокими драками, поножовщиной, грабежами, избиениями и т.п. Бывали случаи посягательства на жизнь, но нечасто. Весь этот блатняк состоял в основном из проживающих рядом с нами таких же ребят, почему они становились блатными я так и не осознал. Неня, Китаец, Блатак, Тарульда, Тыла, Шапочка, Грек, Дыня – лишь немногие реальные примеры их кликух. Некоторые  учились с нами в одном классе, некоторые приходили ко мне домой, как к хорошему ученику, для "подтяжки". Хочется отметить, что слова о Принципах для блатных  не были пустыми. Своеобразный кодекс поведения у них безусловно был. Никогда ими из моего гнезда   не было украдено ни копейки денег, которые часто лежали на виду  и ничего из всего остального. Моя мама умела найти для каждого теплые слова. Во дворе и за его пределами  они были нашими надежными защитниками. Помню я  в горе пожаловался Петьке Нене , что наверху на стадионе у меня отобрали лыжи . Деловито шмыгнув носом, он удалился и где-то через час вернулся с моими лыжами . По каким каналам он столь быстро разыскал их, мне неизвестно.
        Много лет еще блатные  не давали жить  огромному количеству нормальных людей, пока вдруг, словно по взмаху невидимой дирижерской палочки, а, на самом деле, благодаря резко возросшей активности милиции в короткое время с ними было покончено. Кое-кто сумел приспособиться к новой жизни и остепениться, а некоторые так и сгинули в тюремной мгле.
         Еше одним событием того времени, врезавшимся  в память была показательная казнь немцев, уличенных в зверствах в период оккупации ими Киева. Казнь происходила зимой на тогдашней площади Калинина (Знаменитый  Майдан сейчас). На месте разворота тролейбусов спускавшихся сверху, c площади Б. Хмельницкого были установлены виселицы. Приговоренные стояли под виселицами в кузовах грузовиков, отъехавших по команде. Конечно, мало кто тогда сомневался в справедливости наказания – слишком мало времени прошло после разрушительной войны,  опалившей почти каждого. Но и радости особенной в глазах людей от увиденной жестокой экзекуции я не запомнил.

Школа , Друзья
---------------------------------


        Это отрывок из поэмы Т.Г. Шевченко  “Кавказ”,  которую я читал полностью на школьном вечере по выбору учительницы по украинскому языку.

За горами гори, хмарою повиті,

Засіяні горем, кровію политі.

Споконвіку Прометея

Там орел карає,

Що день божий довбе ребра

Й серце розбиває.

Розбиває, та не вип’є

Живущої крові, —
Воно знову оживає

І сміється знову.

...............

У нас навчіться! В нас дери,

Дери та дай,

І просто в рай,

Хоч і рідню всю забери!

У нас! Чого-то ми не вмієм?

І зорі лічим, гречку сієм,

Французів лаєм. Продаєм

Або у карти програєм

Людей… не негрів… а таких,

Таки хрещених… но простих.

Ми не гішпани! Крий нас, боже,

Щоб крадене перекупать,

Як ті жиди. Ми по закону!..

..........................


            Позже я понял, как и вы из этого отрывка, почему для чтения поэмы она выбрала скромного еврейского ребенка но тогда, на вечере, я простил по молодости учительницу и Великого Кобзаря и прочел поэму с выражением и вдохновлением. Эта учительница и в дальнейшем неоднократно замечалась в антисемитских выходках, но , к счастью, я не припоминаю других таких учителей.
           Итак, мои школьные годы начались учебой в 131 школе с 1-го по 9 класс, затем, на наше счастье, на нашу голову свалилось совместное (с девочками) обучение которое я продолжил  уже в школе 79. 
           Кого я запомнил в школе 131?. Прежде всего первую классную руководительницу  Лидию Матвеевну Матвиенко – молодую красивую высокую женщину, нами всеми любимую и не только за внешние данные. Она совершенно не изменилась после декретного отпуска  и это обстоятельство, как и сам факт рождения ее ребенка, вызвало первые глубокие разышления (а у кого-то и познания) в сфере взаимоотношений полов в наших юных душах.
            Весьма знаменательное событие произошло в начале года в 3-м классе, когда Лидия Матвеевна представила нам нового ученика – Леню Лельчицкого. Он сразу понравился мне, вскоре привязанность превратилась во взаимную. Через некоторое время к нам присоединился Феликс Губенко и заблистала дружба нашей троицы, которая крепла и мужала вместе с нами, выдержала полувековые испытания временем и хранится до сих пор. Жили мы все трое на одной улице, благодаря нашей дружбе познакомились наши родители и, хотя они были разными, также сдружились. Годы не сумели разлучить нас, но изгибами все той же эмиграции Феликс оказался в Австралии, уехав первым из нас.
Кстати, забегая вперед, пример того, как тесен все же наш мир.
          Волею той же судьбы совсем недалеко от меня в Нью-Джерси живет мой более поздний товарищ Леня Панич – мы вместе строили электростанции в Западной Украине.
        Однажды Леня поехал из США в Австралию в гости к своему родственнику по Львову и нашему общему товарищу – Шурику Клейтману. После его возвращения я просматривал привезенные фото. И, вдруг, в компании, сидящей на лестнице в доме Шурика я увидел добродушно-нахальную знакомую физиономию моего друга Феликса вместе с Адой (его женой).Попав в Сидней, эти семьи подружились и часто наносили визиты друг к другу.
     У меня сохранилось фотография сделанная лет 50 назад. Я, Леня и Феликс сфотографировались на балконе нашего гнезда в Киеве (того самого, с которого ударил в меня впоследствии гиперболоидный луч благословения)- казалось бы обычная фотография. Но вот я кладу рядом относительно недавнее фото с теми же участниками, сделанное в Америке на балконе моей бывшей квартиры в Бруклине. Какое огромное расстояние во времени и жизни между этими фото. Феликс с Адочкой гостили у нас, облетев полмира из далекого Сиднея. Теперь эти две фотографии олицетворяют для меня эпоху.
 
После 8 класса, когда стал вопрос о переходе в 79 школу, Леня и Феликс решили продолжать образование в техникумах, я же твердо хотел закончить десятилетку и поступить в институт. Эти расхождения не смогли прервать нашу дружбу, хоть и для встреч друг с другом времени стало меньше..

Я никак не могу перейти к периоду учебы в 79 школе. Хоть мои друзья покинули меня (только в смысле совместных занятий в школе) на два года, жизнь продолжалась. Эти годы оказались ярче и насыщеннее, чем все прешествующие. Хоть эту школу и предыдущую разделяли какие-то 100 метров, ( кстати, незадолго до этого времени в эдании располагался Институт Театрального искусства, переехавший впоследствии на Крещатик), но это уже был Ленинский район – центральный район Киева и критерии подбора преподавателей были другими. Никогда не забыть славной плеяды преподавателей этой школы, искренне прививавших нам не только хорошие знания по предметам, но и нормальные общечеловеческие качества.
Славные девочки были у нас в классе – Тома Грузина и Тома Шабунина, Рая Рихтер и Зоя Семиградская и многие другие. Судьбы Грузиной я не знаю. Рая стала супругой моего друга - одноклассника  Вовы Бружаницкого. Они в Израиле, Вова приезжал из Бээр – Шевы для встречи с нами в Израиле,  когда  всей семьей мы гостили у родных моей жены в Бат – Яме, близ Тель Авива . Раю же мы встречали в Америке с другим замечательным другом и одноклассником Фимой Цехером, когда она делала тур по стране.
     С Зоей Семиградской я совершенно случайно встретился в Массачусетсе на свадьбе у дочери нашего обшего (как  оказалось) друга Славы Залевского. Она с семьей в Нью-Джерси, совсем недалеко от меня.
Говоря о случайных  встречах нельзя не рассказать историю встречи с Фимой Цехером. Когда мы уезжали в эмиграцию, я не знал о его дальнейших планах . Спустя несколько лет, я ехал трэном утром на работу из Бруклина в Манхэттен. После остановки на Кингс- Хайвэй поезд медленно начал двигаться и тут я мельком увидел на перроне в окне профиль человека,  который мог принадлежать только Фиме. Целый день у меня это не выходило из головы и, вернувшись домой, я непрерывно бурчал об этом жене. Пока я ужинал, моя Майечка углубилась в изучениие телефонной книги (о домашнем компьютере с Интернетом тода еще речи не было) и, с гордостью положив предо мной толстенную книгу, ткнула в нее пальцем.
      Так я нашел еще одного друга и мы поддерживаем отношения до сих пор, хотя Фима с женой Светочкой переехали  к детям в Филадельфию. В моем понимании Фима – человек-бальзам. Как бы не было тяжко на душе – после разговора с ним всегда легче. Он умеет слушать и слышать и большое ему спасибо за это. Совсем недавно мы наладили с Фимой компьютерную видеотелефонную связь ”Skype” и с огромным удовольствием можем видеть друг друга и близких.


Конец детства и юности
---------------------------------

Вот я и подошел к концу рассказа о своем детстве и юности. Именно в этой главе почему-то  хочется  дорассказать о некоторых не столь значительных,  но все же неординарных событиях, очевидцем которых мне пришлось быть.   Многие из них связаны со спортом, не удивляйтесь этому, спорт в детстве был органическим моим продолжением. Я прекрасно играл в футбол, волейбол, баскетбол, настольный тенис, катался в голосеевском лесу на слаломных горках, коньках. Мы все были буквально нафаршированы знаниями, черпаемыми в основном из прекраснейшей газеты тех времен - “ Советский Спорт”. 
      Максимальным моим спортивным достижением было предложение попробоваться в футбольной команде второй лиги СКА ( Киев). Произошло это весной в мае 1956, когда комада 79 школы (я был капитаном) выиграла первенство Ленинского района Киева. Это первенство проводилось на стадионе на ул. Керосинной, где в военные годы состоялся  ”матч смерти” между динамовцами Киева и немецкой сборной Люфтваффе. Однако, после первенства необходимо было решать другие жизненные вопросы – это был последний 10 класс школы и я пошел другим путем...
Немного о большом теннисе. Я всегда любил  этот почти недоступный в то время вид спорта, но серьезно им так и не занялся. Зато мне довелось увидеть на малоизвестных открытых кортах на верхних полях центрального стадиона  Чемпионат Союза. На этих соревнованиях я увидел триумф Николая Озерова (он стал чемпионом), несмотря на  явные излишки в весе и торчавший живот. Но не подумайте, что эти недостатки могли уменьшить его обаяние и его  популярность как спортсмена, актера МХАТ и бесспорно пучшего из наших футбольных комментаторов. В реактивности  и скорости перемешения по корту он никому не уступал. Тому тенису было далеко до той фантастики, которую мы видим сейчас на турнирах  Большого Шлема, но без него никогда не было бы Сампраса, Агасси, Федерера, Сафина, Шараповой.
Я надеюсь, что читателей не раздражает отсутствие иногда точных дат, ведь память человеческая все же не безгранична, а дневников я никогда не вел.
       Так вот о большом баскетболе и любви. Где то в конце 50-х в старом дворце физкультуры в Киеве происходил какой то недельный женский баскетбольный турнир команд высшей лиги за какой-то приз. Тон в турнире задавала Московская  команда "Динамо" во главе со своим бессменным лидером тогда – Ниной Ереминой. Турнир совпал со школьными каникулами и я вместе с друзьями каждый день просиживали на матчах в уютном старом дворце. Ходили мы в основном "на Еремину". Она была молода и привлекательна, стремительна и красива в игре.
      Но в день, о котором я рассказываю команда сражалась без Ереминой, а она сидела с серьезной травмой на скамье запасных.  Зрителей было немного и, поэтому,  почти все сразу обратили внимание на рослого мужчину спортивного вида с большой дорожной сумкой, появившегося у входа на игровую площадку. Так мог выглядеть в те времена только что прибывший откуда-то человек из большого спорта, но мы так и не определили, кто это. Увидев его,  Нина попыталась вскочить на ноги, но тут же рухнула на скамейку,  застонав от боли в травмированной ноге. Не знаю, как она все же заставила  себя вновь подняться и, опираясь на какую-то трость, двигаться по направлению к нему -  так можно было рваться только к любимому.
      Публика потеряла полностью интерес к игре и с одобрением наблюдала за сближением. Когда же Нина утонула в его объятиях и они начали осыпать друг друга поцелуями в зале раздался шквал аплодисментов зрителей и всех свидетелей этого прекрасного момента. После игры мы, молоденькие пацаны, еще долго были взволнованы и обсуждали этот случай, укрепивший нашу любовь к спорту и заставивший нас думать еще раз просто о любви.
Я позволю себе рассказать случай, который произошел позже, когда я учился в институте, но, по сути, связанный с учебой в школе.
       Каждый раз, приезжая на каникулы, мы устраивали в 79 школе товарищеские встречи по  баскетболу,  собирая сборную "бывших" против сборной учеников. Несколько раз мы выигрывали эти игры и в очередной приезд рассчитывали на легкую победу. Но на этот раз с началом игры наша уверенность сильно заколебалась а, чуть позже,  и вовсе рухнула. Трое ребят из сборной школы легко превратили нас в клоунов, уверенно прерывали наши атаки и прекрасно организовывали свои. Я  узнал     одного из этих атлетически сложенных ребят – это был Колюня Погуляй, живший в одном дворе с моим другом Леней Лельчицким на Мало- Васильковской - добрый и застенчивый  парень. Этот матч я вспомнил гораздо позже, просматривая как-то спортивную прессу . В одном из журналов было опубликовано фото киевской баскетбольной     команды  "Cтроитель", неизменно входившей в тройку сильнейших в Союзе. Среди фамилий игроков  внизу я  обнаружил "… заслуженный мастер спорта Николай Погуляй…"  Конечно, я понимал, что этот проигранный матч был почетным матчем для нас, но он же заставил задуматься  об отношении к младшим коллегам в любой сфере  человеческой  деятельности. Никогда не забывайте, что молодые имеют   свойство подрастать!
  Как  в калейдоскопе в памяти сменяются воспоминания о других увиденных корифеях большого спорта - Валерии Брумеле, улучшающим свой же мировой рекорд в прыжках в высоту, прекрасных волейболистах  Михаиле Пименове и  Георгии Мондзолевском, удивительной гимнастке Ларисе Латыниной, прыгуне с шестом ( тогда еще не фиберглассовым, а металлическим)  Петре Денисенко, установившем под восторженный рев не избалованных рекордами зрителей на Цетральном стадионе в лучах вечерних прожекторов рекорд Европы, великой и великолепной киевской женской команде по ручному мячу  "Спартак" руководимой И. Турчиным, одном из величайших спринтеров планеты Валерии Борзове, штангистах Василии Алексееве и Леониде Жаботинском  и о многих, многих  других.
     Это уже не говоря о футбольном клубе "Динамо". Кстати, еще в 131 школе со мной все время учился в одном классе нормальный и уважаемый мной паренек – Коля Колибабчук. Жизнь так сложилась, что его мама – известная украинская легкоатлетка Екатерина Адаменко, выйдя во второй раз замуж, стала к тому же и мамой великого Олега Блохина.
     Я немного перескачу через годы, но обязан вспомнить кровавую Мюнхенскую Олимпиаду. Известные события на ней были одим из первых проявлений злобного оскала терроризма, который мне приходилось видеть неоднократно позже. Как больно было видеть на экранах стонущих телевизоров гибель представителей юности планеты.
Любовь к спорту я храню и поныне.  Все стало проще и в любое время дня да и ночи, включив канал "Fox Soccer", я могу увидеть лучшие в мире футбольные матчи. Почти без перерыва на экране Большой Шлем и другие крупные теннисные турниры,  Его Величество Баскетбол Америки и бешенные по накалу хоккейные матчи НХЛ, крупные турниры по любым видам спорта.
Да здравствует  Великий Спорт, любовь всей моей жизни, и пусть во всем мире кипят только спортивные баталии!

Итак, с окончанием школы навсегда ушли юношеские годы. Подошло время выбора дальнейшей жизненной дороги. Зная трудности с зачислением евреев в вузы в нашей великой бывшей и равноправной, я не стал искушать судьбу и, после некоторых колебаний, выбрал Пензенский Инженерно-Строительный Институт, расположенный ближе к глубинке России, даже и не сумею объяснить, почему.
    Никогда в течении моей дальнейшей жизни я не жалел об этом выборе, хоть первое время было трудно без ощущения поддержки друзей рядом. Экзамены я сдал успешно, к тому же встретил здесь знакомого – Диму Гологорского , который жил в Киеве рядом .  Из других киевлян мне сразу понравился Валера Бронштейн, ставший вплоть до своей неожиданной смерти после Чернобыля моим прекрасным настоящим  другом. Мы  все вместе возвращались в Киев после экзаменов, чтобы к началу учебного года покинуть его уже на долгое время.

Пенза
----------

Первые впечатления от Пензы были весьма разнообразными. Огромный город, большие заводы, в том числе много оборонных, театр, несколько кинотеатров, автобусы, троллейбусы, широкая полноводная река Сура, разрезающая город пополам. Но новой застройки в целом было немного, большая часть города состояла из деревянных сельско-купеческих домиков, однообразных, угрюмых и скучных. В одном из таких домов  еше во время вступительных экзаменов я вместе с Семеном Шмураком, парнем из Киева снял квартиру, где мне суждено было кантоваться почти весь первый год учебы.
Институт был расположен на окраине Пензы в районе недавно построенного крупного завода "Химмаш". Благоустройства никакого не было, кроме подъездной дороги и отклонение от нее при дождливой погоде приводило к печальным последствиям , т.к. вокруг все тонуло в грязи. Очень часто мы выбирали другой маршрут – троллейбус, а затем полчаса пешком через поле, молясь опять таки, чтобы нас не застал дождь. Особенно обидным было, когда плохая погода заставала  по дороге на институтские вечера и мы превращались из лощеных франтов в грязных мужичков.
Но ничто не могло заставить нас не пойти на вечер и лишить себя удовольствия послушать игру нашего джаза и потанцевать. Да и вообще, честно говоря, эти трудности не занимали большого места в жизни, т.к. мы просто были молоды.
К тому же я со товарищами быстро оценил высочайший класс всех преподавателей и мы  просто рвались на занятия. Они также были молодыми, как и сам институт, имели степени кандитов наук и докторов и были неистовыми в любви к своим предметам и желании передать свои знания нам.
       К.т.н. В. Маренин (Металлические Конструкции), д.т.н. А. Раевский            (Строительная Механика), к.т.н В.Зуев (Теория Упругости), к.м.н. В. Матвеев (Высшая Математика) - вот неполный список преподавателей,  которым я благодарен по сей день за великолепные (и я не ситаю это собственной нескромностью) знания по фундаментальным основам строительства, служившие мне верой и правдой всю мою трудовую жизнь. Опять таки без ложной скромности говорю, что мы никогда не встречали выпускников других строительных вузов  с лучшей, чем у нас подготовкой.
Благодаря Маренину мы получили первые познания  о компьютерной технике. Он раздобыл для института в Киевском институте Кибернетики счетную машину ЭМСС-1 – (Электрическая модель стержневых систем). Это был один из первых в то время  аналоговых слабеньких прототипов компьютера .
     На модели можно было рассчитывать рамы и неразрезные балки любой      конфигурации. Во время каникул я встретился по просьбе Маренина в Киевском Институте Кибернетики с профессором  Пуховым (прошу прощения - не помню его имени), возглавлявшим  коллектив создателей машины. Вскоре после этого наш институт получил новую модель ЭМСС-2.
     Я не знал еще тогда, что этот вспыхнувший вдруг интерес к компьютерам и програмированию никогда больше не оставит меня, превратившись в пламенную приверженность и даст мне еше одну любимейшую профессию, ставшую основной в Америке .
     У меня хранятся несколько книг А.Раевского в области строительной механики. Я неоднократно обращался к  их      помощи, когда  это еще было  необходимо, и считаю их полезнее многих маститых изданий.
Навсегда сохраню в себе любовь к высшей математике, привитую В.Матвеевым. Сколько чудных и редких книг по математике я нашел после окончания института в Киевском магазине "Академкнига" и благоговейной тишине залов библиотек Киева. Некоторые из них до сих пор на моих книжных полках.
Были, правда и преподаватели другого типа. Помню, как на каждом экзамене или зачете измывался над моим другом Валерой  Бронштейном декан факультета железобетона и антисемит по совместительству Н. Шкурко, хотя Валера однозначно был самым сильным студентом  всего курса.
      Потихоньку появилась возможность для занятий спортом в футбольной и волейбольной   секциях, так что жизнь налаживалась.
      Также сформировался круг друзей в кругу которых всегда было надежно, весело и хорошо. Прежде всего это были киевляне - Валера Бронштейн, Фима Гринберг, Дима Гологорский, Сеня Шмурак,  Рома Векслер, пензяки - Юра Мирецкий , Валера Сролиович, а также  многие ребята  из других групп и даже других институтов Пензы.
Очень скоро пришло понимание того, что квартира,  которую я снимал с Семеном оказалась весьма и весьма неудачной. Хозяева были пьяницами, а их сын потихоньку воровал все у нас, включая деньги, котрых и так всегда не хватало. Но принцип "все, что не делается – все к лучшему" и на этот раз сработал, потому что изменение квартиры круто изменило мою дальнейшую жизнь в Пензе.

      Узнав о моих проблемах с квартирой мой соученик по группе – Валера Сролиович предложил мне жить у него дома. Отец Валеры – Роберт Аркадьевич, как я вскоре узнал,     попал в Пензу  в начале войны вместе с эвакуированным  из Ленинграда оборонным заводом, заместителем директора которого он был и  к моменту моего вселения был также заместителем директора т.н. "велосипедного" завода в Пензе, а на самом деле громадного оборонного завода. Жили они в большой квартире в одоэтажном доме на тихой улочке рядом с заводом. При доме был участок земли с великолепным садом-огородом , сарай.
     У них уже жил Дима Гологорский, его отец был как-то знаком с Робертом, места в комнате с лихвой хватило бы еще на одного (кроме меня). Конечно, пустили нас нас в дом не из-за тех крохотных денег , которые мы отдавали за квартиру. Валера, хоть и был отличным парнем, все же чуть чуть был и лоботрясом и родители опасались за него и посчитали нас той силой, которая не даст свернуть ему с правильного пути. Они не ошиблись ни в этом, ни в чем другом. Эта прекрасная интеллигентная семья до окончания института стала для нас вторым домом, а Роберт с женой Зинаидой Григорьевной относились к нам как к родным детям и были точно также любимы нами. Такие же отношения у нас были с младшей сестрой Валеры – Надюшкой , бывшей где-то на 10 лет моложе нас и другими проживальцами в доме – пожилой и смешной Лизой – нянькой,  вырастившей  Валеру и  Надю и оставшейся жить с ними и домработницей – глухонемой Настей.
      Настя появилась почти вместе со мной, до этого ее функции выполняла Лиза. Старость заставила ее передать свои обязанности. О какой-либо дискриминации в этом доме не могло быть и речи, поэтому и Лиза и Настя были полноправными как и мы членами семьи.
В сарае всю зиму хранилиcь соления собственного приготовления – бочка с помидорами, бочка с огурцами и две бочки с квашеной капустой- одна с шинкованой, а другая с целыми солеными капустными листьями.
Для меня было большой радостью, когда в воскресное утро перед общим завтраком я посылался в сарай и возвращался из погреба с большой миской ароматных солений. Также было и с дарами сада, особенно когда буйно и в огромном количестве появлялась малина. Вся институтская группа приглашалась "попастись", но даже двух дней обжираловки не хватало для уничтожения малины.

Где-то в это время Никита Сергеевич Хрущев решил в очередной раз реорганизовать управление народным хозяйством через совнархозы, ликвидировав многие союзные министерства. Роберта назначили начальником  управления военного снабжения Пензенского Совнархоза. 
     Но пишу я об этом не просто для констатации факта. Для поддержки совнархозов на местах из Москвы были буквально вышвырнуты и отправлены на работу в совнархозы  огромные количества управленцев высочайшей квалификации. Чаще всего это были люди  предпенсионного возраста с богатым прошлым, прошедшие горнило индустриализации и времена тирании. Чтобы сохранить московские квартиры и прописки, они оставляли семьи в Москве и в одиночку добирались до мест назначения. Многие из них были вдобавок евреями – кто-то таким образом решил провести одновременно и чистку московских рядов. Такие были и в Пензе. Делать им по вечерам было нечего и они с огромным удовольствием  пользовались гостеприимством Зинаиды и теплотой дома, приезжали к нам в гости и не цурались общения с киевскими студентами, включая игру в настольный теннис на веранде. Сколько же мудрого и интересного я слышал от них, этого бы хватило на отдельную книгу.

       Как сложилась судьба у моих дорогих я , увы, не знаю. Валера после окончания института сразу женился  и на фото уже его сын. Я сменил квартиру и жил довольно далеко от них. После укрупнения Совнархозов Роберта перевели в Куйбышев на ту же должность,  и уже там вышла замуж Надюша, превратившаяся к тому времени в довольно красивую женщину, Валера перебрался к родителям жены в Ташкент и связь моя с этой семьей оборвалась, несмотря на мои многочисленные попытки что-либо узнать. Не могу себе этого простить…

После первого, а может быть после второго курса института, уже и не помню точно, было потрясающее событие – весь курс уехал на целину.
Уезжали в начале августа, чтобы веруться в сентябре к началу занятий. Ехали в товарных вагонах, но никто и ничего не говорил непоседливым студентам о безопасности. Многие ехали сидя в открытых дверях вагона на полу и свесив вниз ноги. Слава богу, что при первой  встрече с высокой пригородной платформой обошлось без печальных последствий  - люди могли остаться без ног.
     Меня поражали красоты, открывавшиеся нам из вагонов  на Волге, Урале,  Сибири, Kазахстане.
     Kонечной остановкой был Кокчетав. Да и конечный адрес в Казахстане оказался нехитрым – Кокчетавская область, Кокчетавский район, совхоз Кокчетавский. Жилье - фанерные вагончики на 8 человек расположившиеся огромной дугой  у подножья невысоких живописных сопок. В день приезда постели сверкали белизной, но больше их в течение нескольких месяцев никогда не меняли.
    Красота сопок вокруг была неописуемая. Мы удивлялись поначалу – неужели этот курорт и есть целина, трудностями  которой пугали. Конечно, красота осталась красотой и сопки были местом прогулок и развлечений всех видов после тяжелого трудового дня. Но и вкалывали мы много.
    Первой работой нашей группы была очистка силосных ям от остатков старого силоса для закладки нового. Силос с дна бутовых ям глубиной около 4 м бросали лопатой на подмости, и далее - за пределы ямы. В один из дней я махал лопатой на подмостях  и вдруг  понял, что через несколько мгновений стена рухнет. Раздался зловещий шорох и из швов между камнями стал сыпаться песок. Времени на раздумья не было и  издав голосом рев, в причине которого мало у кого остались сомнения, я прыгнул с подмостей в противоположный угол ямы. Жаль, что в этот момент не было авторитетной группы арбитров, которые, как мне казалось тогда, могли зафиксировать довольно высокое спортивное достижение в прыжках в длину с высоты. Все окончилось благополучно.

      Запомнилась  работа по скирдовке соломы, когда высушенная солома вилами укладывалась в огромные скирды высотой, наверное, чуть более четырех метров и длиной пять – семь метров. В поперечном сечении скирда имела вид перевернутой вверх вершиной параболы, в продольном сечении торцы ее были закруглены.
      Геометрию скирды я описываю, чтобы перейти к описанию человека, замерявшего объемы выполненных нами работ.  Он был из поволжских немцев, насильственно выселенных вместе с ингушами и чеченцами в военные годы в Казахстан (таких было много в совхозе)  и никогда не скрывал своей ненависти к приехавшим студентам. Но бог с ним, возможно, у него были причины для столь неприязненного отношения. Я хочу всего лишь сказать несколько слов о методике его измерений, заключавшейся в том, что он перебрасывал растяную рулетку через скирду в ее центре и измерял лишь поперечный периметр, сильно прижимая рулекой свежую и податливую солому. После этого, по какой-то, по - моему им самим придуманной формуле, он подсчитывал объем. Все наши попытки доказать ему, что объем не может быть подсчитан только одним таким измерением без учета длины были ему «до лампочки».
    Я уверен, что никто из современных математиков, включая отказавшегося от миллиона заслуженных долларов Г. Перельмана, не смог бы именно таким путем решить эту задачу. Тем не менее платили нам по его подсчетам

Это был год, когда давали по воле наших тогдашних богов казахстанский миллиард пудов хлеба. Вместо одного месяца мы пробыли на целине почти четыре. Осенью стало очень холодно, домики не отапливались. Дал себя почувствовать резко континентальный казахстанский климат. Иногда утром мы обнаруживали, что волосы примерзали к стенкам вагончиков. Мы требовали у руководства одежду, печки, дрова. Все решалось очень медленно, а иногда и вовсе не решалось, поэтому все пришлось добывать самим и не всегда законным способом. Печки-буржуйки в конце концов привезли,  на дрова были разобраны все пустующие деревянные строения  в радиусе нескольких километров.
      К счастью, в совхозе было очень много асбоцементных труб и они пошли на вытяжку. Обострившуюся к концу проблему еды решили с помощью недалеко расположенной птицефермы. Помню наш вагончик первым украл на этой ферме огромного гуся, который был сварен на печке-буржуйке в бачке для воды и очень удобно было наливать бульон из краника. После нескольких краж другими директор совхоза махнул на нас рукой и мы брали птицу открыто.
     Чуть позже появились обморожения и вопросами снабжения занялось правительство Казахстана. Появилось много теплой одежды и в дальнейшем все было более или менее нормально.
     Последние два дня пребывания можно смело назвать днями вакханалии и шабаша. Никто уже не работал и все пошло вразнос. Пошли в ход упомянутые мною асбоцементные трубы. Так совпало, что на них очень плотно одевались наружные алюминиевые висячие рукомойники несколько сот из которых были собраны кучами -  в мороз не было желания умываться на улице. Каждый вагончик закопал трубу под углом 60 градусов к земле, предварительно загерметизировав закапываемый конец деревянными пробками и глиной. Далее трубу  засыпали на пятую часть карбидом из прикаченных заранее бочек, эаливали парой ведер воды, одевали рукомойник и через некоторое время  к соску рукомойника подносили на удочке зажженный фитилек. После огпушительного взрыва  ацетилена в трубе рукомойник как снаряд срывался и летел метров  90-100  вращаясь и издавая страшные звуки.
   И, вскоре, около 50 таких орудий  заахали вдоль всего фронта домиков. Над полем  боя расстилался черный дым от подожженых скирд соломы. Это было потрясающее зрелише, достойное кисти художника-баталиста .
Хочется подчеркнуть, что все радости и горести целины стойко разделялись приехавшими с нами девочками из нашего и всех других вузов Пензы. Многие ребята встретили среди них своих будущих спутниц жизни, в том числе мои друзья Валера Бронштейн и Юра Мирецкий. Именно о них могу сказать сейчас, спустя много лет, что они не ошиблись в выборе. Мирочка и Анечка стали их достойными половинами. 
Все отлично заработали и планировали, как потратить эти деньги. Обратно ехали в купейных вагонах,  на каждой крупной станции были митинги.

      Покидая Казахстан я не предполагал, что волею судьбы, спустя полтора десятка лет, я буду посещать его еще много раз при строительстве Экибастузских ГРЭС в районе Павлодара.
Встречали нас с оркестрами и вновь потекла нормальная институтская жизнь.
Я описываю только крупные события из моей институтской жизни и к их числу несомненно необходимо отнести военные лагеря, ставшие одним из последних таких событий перед окончанием института.
После 4 курса все мужчины курса были отправлены  в военные лагеря, после которых нам должны были присвоить офицерские звания. Лагеря были расположены под Казанью, на огромном озере с ковбойским названием - Большой Кабан. Как это чудо оказалось под Казанью, а не где-то в прерии, мне не понятно, разве что по дикой ошибке природы. Такой изумрудно-зеленый цвет и чистоту воды я увидел только позже на Карибских островах. И эту красоту со стрельбой и грохотом мы рассекали плавающими бронетранспортерами, наводили понтонные переправы и однажды при высадке десанта на берег в шутку "захватили в плен" с десяток женщин,  мирно полоскавших белье. Погода стояла великолепная и каждый вечер запомнился отличной самодеятельностью студентов большого количества институтов со всей страны, бывших вместе с нами. Я запомнил футбольный матч с командой Куйбышевского Авиационного Института в присутствии огромного числа болельщиков. В обшем, все остались довольны, но я хочу рассказать вот о чем.
Перед поездкой в лагеря у меня разыгрался жесточайший гастрит, превращавший жизнь в сплошное мучение. Врач настоятельно рекомендовал мне не ехать и предоставлял необходимые документы. Но мне не хотелось каких-то неопределенностей в дальнейшей офицерской судьбе и в последний момент я решился ехать. Все было как обычно, пока в нашей лагерной еде не появились два устойчивых компонента : сушеная рыба, которую с большим трудом разваривали на кухне и такой же сухой упакованый картофель длительного хранения, почему-то называемый крекером и по твердости соизмеримый с алмазом. Мы с большим напрягом глотали эту клейкую густую массу. После каждого употребления  этих деликатесов все ребята ходили с ужасной изжогой, я же, наоборот, чувствовал себя прекрасно из-за низкой кислотности. Вареной рыбой вскоре начали промазывать отсыревший в палатках клей на почтовых конвертах и это соединение было мертвым.
Крекер на всех действовал по - разному ужасно, а для меня оказался спасительным средством. Он настолько залепливал поврежденные участки желудка, что настоящие лекарства от гастрита, действие которых было основано  именно на этом принципе, казались жалкими поделками.
Из лагерей я вернулся полностью здоровым, у врача глаза вылезли на лоб от удивления  и вот уже почти полвека, как это подлое заболевание не возвращалось ко мне. Если,  не дай бог, кто-то сейчас захочет повторить мой опыт, самым сложным будет добыть крекер, который в то время относился к продовольственным стратегическим ресурсам. Но сам факт излечения - чистейшая правда.
Поле лагерей до защиты диплома оставался  1 год. Два события зачеканились в памяти в этот период. Однажды, когда я несколько месяцев был на преддипломной практике в Киеве, утром я подходил к месту практики на Большой Житомирской и …
       Неожиданно в сторону Сырца с громким воем понеслись машины скорой помощи, милиция, пожарные и военные. Этот неистовый рев стоял целый день. В этот день водонасыщенная пульпа от намыва песка в Бабьем Яру прорвала плотину и миллионы кубометров  этой пульпы лавиной понеслись по Яру и выплеснулись на Подоле на Куреневку, сметая все на своем пути.
Я вспоминал этот жуткий рев и после аварии в Чернобыле,  и в день удара террористов по WTC  в Манхеттене
  Второй эпизод относится к радостным. Мы с Димой и Валерой тихонько у себя в комнате в Пензе корпели над дипломными работами и по ходу слушали включенное радио, когда вдруг величественный голос диктора ТАСС произнес : "...  о первом в мире полете
Ч-Е-Л-О-В-Е-Е-К-А в космическое пространство..."  и, вскоре после этого , "…летчик майор Г-А-Г-А-А-Р-И-Н-Н-Н ЮРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ…" Не могу сказать точно, кто читал это, по-моему это уже был не Ю. Левитан, а Л. Хмара. Я бы присвоил диктору только за это прочтение государственную премию.

-------------------------------
12/26/2009
 
      Несколько дней назад смотрел по русскому телевидению передачу о бывшем "опальном" дикторе Центрального Телевидения Викторе Балашове. Многие наверное помнят этого высокого, статного диктора, ведущего программу "Время", многие главные телевизионные представления. В те годы по неизвестной причине он впал в немилость и ему "доверяли" лишь ночные выпуски новостей.
    Из этой передачи я узнал, что именно он читал сообщение о полете Гагарина.
 
-------------------------------

     Это было началом новой космической эры и мы с Димой и Валерой, полные восторга и радости, двинулись к друзьям,  т.к . уже было не до диплома .
    Защита у всех прошла нормально, и вот мы уже инженеры-строители по промышленному и гражданскому строительству.
    И опять начало нового жизненного этапа.  Я в отличие от киевских друзей остался в Пензе, получив направление в УНР-209 ( Управление Начальника Работ )  треста "Промстрой" прорабом.
Особых впечатлений от работы в УНР осталось немного. Строил различные объекты на Пензенской ТЭЦ,  затем показушные, но красивые  коровники в совхозе "Панкратовский" из сборного железобетона и армопенобетона, где и был увековечен на кинопленку в киножурнале     "Поволжье", посвятившего этому событию (я имею в виду не себя, а коровники) весь выпуск. Здесь же произошла моя первая встреча с ....тсс...
Однажды в совхоз под видом представителя треста прибыл неизвестный мне человек и попросил меня показать ему строительство. Однако по его скучающему лицу я быстро понял, что его интересует что-то другое. Когда мы отошли далеко в сторону, он предъявил мне красное удостоверение КГБ. Далее полились сладкие речи о том как я им нравлюсь, как много у меня друзей и среди них конечно могут затесаться те, кто не наши… Я, естественно, отвечал, что мой долг, как комсомольца… и не стоило приезжать ради этого.
Когда дома я рассказал об этом Роберту и назвал фамилию, то услышал : " Этот гад испортил мне немало крови во время дела врачей."
      
      Запомнилась крупная авария турбогенератора на Пензенской ТЭЦ, когда во всем громадном городе вечерами и ночами не светилась ни одна электрическая лампочка и свет был лишь от фар автотранспорта.
  Однажды при строительстве береговой насосной станции на ТЭЦ воникла необходимость работы экскаватора под высоковольтной линией электропередачи. Это был участок линии между друмя очень высокими опорами на обоих берегах Суры. Там было напряжение не менее 100 кВ. Такую работу можно было производить только при наличии специальных наряд - допусков и в присутствии представителя электросетей. Все понимали опасность и все формальности были соблюдены. Но случилось непредвиденное. У экскавтора-драглайна под нагрузкой лопнул по каким-то причинам тяговый трос. Он взвился как струна вверх и захлестнул провода ЛЭП. После громоподобного звука и ослепительной впышки один конец оборвавшегося провода упал на землю рядом экскаватором, а второй - в Суру. Автоматика немедленно отключила линию и с ТЭЦ почти сразу прибыла аварийная бригада. Но, наверное, еще в течение часа никто не мог уговорить экскаваторщика выйти из машины на землю. Он сидел бледный, как полотно в полуневменяемом состоянии и считал, что только в заземленной машине он в безопасности. Его можно было понять, поэтому никто его не торопил. Вышел он лишь после того, как рядом с экскаватором остановилась карета Скорой Помощи и врачи из нее по земле  подошли вплотную.

     Отработав положенное время, я  в конце концов вернулся в родной город моего детства. Моя Пензенская эпопея, вобравшая в себя значительный период жизни, завершилась, но никогда не уйдет из памяти это прекрасное время.


     Снова Киев
-------------------

     По возвращении домой  прежде всего возник вопрос о прописке. Я понимал, что никаких законных оснований для отказа нет, я всего лишь вернулся в отчий дом после учебы, но в паспортных столах района и города мне тем не менее отказали. Пришлось пробиваться на прием к комиссару милиции Киева в известный дом на плошади Богдана Хмельницкого.     Разговор с комиссаром был коротким и я отправился в приемную за результатом. К этому моменту я уже знал от бывалых,  что после объвления адьютантом фамилии необходимо сразу смотреть на цвет бланка официального ответа, торчащий из папки: желтый – отказ, голубой – разрешение. Поэтому когда после вызова меня адьютантом я увидел спасительный голубой цвет, я понял что восстановлен в Киевских правах. Так легко пришел первый праздник.
      Вскоре по рекомендации Димы Гологорского я был принят на работу в  строительный отдел проектного института  "Укргипропрод", где я попал в группу блестящих конструкторов :  Фрэда Ярмульника,  Лени Миллера, Илюши Гордона у которых было чему поучиться. Я их считал титанами проектирования. Это они сумели достойно оценить уровень моих теоретических знаний после института и дать хороший импульс для их практического применения.
Естественно, что за время моей учебы в Пензе круг наших киевских друзей расширился и я потихоньку влился в этот новый круг.
Вскоре после армии к нам подключился Валера Крейнис, которого Леня Лельчицкий знал раньше. Гитарист и скрипач, весельчак и хохмач он быстро слился с нашей командой и так было пока мы все не разлетелись по миру. Он сейчас в Израиле, но сведений о нем почему-то мало.
      Не могу не сказать несколько слов о так называемой  "подольской бригаде" .  Это группа ребят с Подола, с которой мы встречали вместе праздники, ходили на пляж и футбольные матчи - мы были прекрасным дополнением друг друга. Поэтому огромным событием для нас всех была недавняя  ( 2005 г.) встреча в одном из Нью-Джерсийских ресторанов, когда география приехавших была представлена Новой Зеландией, Австралией, Канадой, Америкой и Украиной. Все было как раньше – смех, шутки, живой обмен мнениями и воспоминаниями, блеск в глазах - лишь движения не были столь резкими как в Киеве,  да и головы у большинства участников стали совсем белыми. Ну, что с этим поделаешь...
    
      Однако, я слишком увлекся жизнеописанием своей собственной персоны и давно не упоминал, что же произошло за это время в моей семье ?
      Прежде всего, мой старший брат Вова женился на Светлане Карт и покинул наше гнездо.
В 1966 у них родился мой сладкий, любимый племянник Геночка. Я сразу полюбил всей душой это милое кучерявое темноволосое создание с озорными и немного хитрыми глазенками и, когда удавалось выкроить время, торопился ехать к нему. Сколько нами было перепаяно проводков и радиолюбительских схем с мигаюшими лампочками. До сих пор Гена шутит, что я хотел превратить его жизнь в один большущий мультивибратор. Родители пытались научить его игре на пианино, но видно это не входило в творческие планы Генульки и его музыкальная программа была представлена в основном классической мелодией "... жили у бабуси два веселых гуся...",  которую он исполнял одним пальцем. Вова при этом вздыхал шутливо тяжко и говорил, что эти два гуся слишком дорого ему стоят.
     Семья Вовы долго мыкалась с жильем. Вначале они жили в старом частном доме вместе с тещей Полиной Евсеевной на Черепановой Горе, где впоследствии началось строительство гостиницы "Киевская  Русь", затем при отселении их разделили с тещей, но в финале они опять стали жить все  вместе, выменяв двухкомнатную квартиру на Красноармейской  против магазина «Богатырь»

     Жизнь опять забила ключом, на работе меня назначили руководителем группы, что в то время удовлетворяло мое самолюбие. Все было нормально пока я не ... влюбился.
     Моя зазноба была из сотрудниц отдела, мы встречались около года. Она была хорошей девочкой, но далеко идущих планов в тот время у меня не было. Произошел разрыв только после которого я понял как много потерял. И все таки я любил ее достаточно сильно, т.к я пришел в себя не ранее, чем через год-полтора.
    Многое изменилось за это время. Из проектного института я   почти сразу уволился,  твердо решив опять уехать из Киева, чтобы забыться. И я вспомнил  Сашу Юзефова, друга моего соученика по институту Валеры Бронштейна. Я только знал,  что на Западе Украины он строит что-то крупное.
    После всех переговоров я с приказом по тресту "Южэнергомонтаж", Министерства Энергетики и Электрификации СССР,  вылетел в Ивано-Франковск.
    Так судьба еще раз довольно круто изменила мою относительно спокойную жизнь в Киеве, бросив меня в пекло развивающейся электроэнергетики СССР на территории Украины на строительство Калушской ТЭЦ.


Западная Украина
---------------------------------
       Действительно, в энергетике Союза в этот период конца 60-х годов происходили бурные события.
       МинЭнерго в этот период занималось как строительством, так и эксплуатацией всех типов электростанций. Прогрессивному на тот момент руководству министерства стало ясно, что ресурсов для строительства гидроэлектростанций на крупных реках в Европейской части Союза нет вообще, а за Уралом их было явно недостаточно и к тому же выводились из оборота затапливаемые огромные площади плодородных земель. Упор необходимо было делать на крупные тепловые электростанции с блоками большой единичной мощности. На горизонте маячили атомные электростанции.
    Чтобы строить такие электростанции на современном уровне по всей стране и, особенно, на Украине была к этому времени создана мощнейшая индустриальная база, способная покрыть потребности в сборном железобетоне, металле, элементах сборного домостроения.
    Заводы Донбасса освоили массовый выпуск тяжелых башенных кранов  БК (грузоподъемностью  50 и 75 тонн)  и гусеничных кранов  ДЭК (грузоподъемностью 25 и 50 тонн), козловых кранов для площадок укрупнительной сборки (грузоподъемностью 20 и 50 тонн).
    Гигантские заводы железобетонных изделий во Власовке близ Кременчуга с цветами в цехах просто сразили меня мощью и поразительной чистотой, не идушей ни в какое сравнение по сравнению с ранее виденными мною заплеванными заводиками.
Стране нужна была валюта  от продажи и перекачки энергии за западную границу (в Польшу и далее, в Европу) и это был также один из решаюших факторов первоочередного строительства станций на Украине, хотя дефицита в балансе энергопотребления там не существовало. Такие ГРЭС как Бурштынская, Добротворская, а, чуть позже, и Ладыженская почти целиком были для этих качковых целей.
       Однако я начал с меньшей электростанции которая давала электроэнергию и технологический пар  (это была ТЭЦ -- ТеплоЭлектроЦентраль) для строящегося крупного Калушского Химкомбината.
       Калуш- небольшой уютный городок в часе езды от Ивано-Франковска и чуть дальше от Львова и был конечной целью моего путешествия. Он и стал моим прибежищем на последущие 4-5 лет жизни.
Мне сразу все понравилось- и монтажное управление, и персонал, и жилищные условия и дружеские непринужденные отношения между инженерно-техническими работниками. Половина из них состояла из умудренных жизнью и работой  людей старшего возраста, живуших вместе с семьями в полученных современных квартирах как временных,  вторая - из молодых грамотных напористых жизнелюбивых юнцов после институтов,  живших в таких же квартирах по 3-4 человека. Эти квартиры считались гостиницами. Условия жизни были весьма и весьма сносными. Мы очень любили возвращаться домой после нелегких трудовых дней в уютные, теплые, чистые не переселенные квартиры. Утром за нами приезжал служебный УАЗ и через 15-20 минут мы были на работе.
      Специфические особенности грунтов этого района после даже самых маленьких дождей превращали этот грунт в труднопроходимое глинистое болото. Единтвенно приемлемой обувью были резиновые сапоги, на которые налипали пуды глины. Но сапоги были очень холодными и сейчас мои ноги частенько напоминают о том периоде. Вот тогда бы нам нынешюю американскую рабочую теплую обувь, на которую я и сейчас смотрю глазами специалиста с умилением!

Саша Юзефов был начальником Калушского монтажного управления, поддерживал с нами ровные дружеские отношения, учавствовал во всех весельях и поездках, но в работе был жестким, требовательным  и бескомпромисным. Иным он и не мог быть в его должности. Он сейчас в Канаде но отношений между нами нет. И так бывает в эмиграции.
На отдых мы часто выезжали всем управлением в Карпаты, особенно любили Яремче с ее прекрасной природой, горами, полонинами и небольшими водопадами на буйных горных речушках.
       Весьма частыми были комадировки на авральные работы соседской Бурштынской ГРЭС.
Работа поначалу показалась очень непривычной.  Обекты-громадные в плане и по высоте и я понял почему еще в Киеве меня заставили сдать все, что  необходимо было для допуска на высотные работы и получить такой допуск, потверждаемый в дальнейшем каждые два года. Основной частью проверки была раскрутка на вращающемся стуле, после чего необходимо было пройти по прямой, хотя голова сильно кружилась После одной из раскруток мой дружище  Шурик Клейтман по команде  врача уверенно шагнул головой в стеклянный медицинский шкаф, стоявший рядом.
       Приходилось подниматься по монтажным лестницам на 80-метровую высоту и перемещаться по узким полкам металлических балок. До того, как это стало привычным, неоднократно было просто страшно и захватывало дух. В общем, немало времени утекло, пока я стал уверенно ориентироваться в этом адском смешении металла, железобетона, трубопроводов, механимов, огромного количества субподрядных организаций.
      Большинство рабочих имели высочайшую квалификацию, а бригадиры были просто гроссмейстерами. У меня установились очень хорошие отношения с ними и в свободное время мы часто вели довольно откровенные беседы. Не забывайте, что все это происходило в Западной Украине и среди рабочих были в достаточно большом количестве  бывшие власовцы и бандеровцы, отбывшие наказание за прошлые грехи и их потомки.
     Очень много отголосков истории страны пришлось мне услышать от очевидцев этих событий, большинство из которых вернулись к новой жизни честными людьми, классными специалистами, но ночами частенько просыпались в холодном поту от жутких кровавых воспоминаний. Я думаю, Вам понятно, почему я не хочу приводить здесь фамилии, хотя отлично их помню.
      Калуш оказался для меня великолепной школой жизни и профессионализма, я узнал очень много нового о человеческих взаимоотношениях и приобрел замечательных друзей.


Белая Церковь
----------------

      Строительство Калушской ТЭЦ заканчивалось и предстояла новая работа на ТЭЦ строящегося нового огромного шинного комбината в Белой Церкви. Меня это не могло не радовать, т.к станция была в 1.5 часах езды от Киева. И действительно, Саша Юзефов вскоре принял решение об откомандировании меня в Белую Церковь вместе с  двумя бригадами рабочих и тяжелым гусеничным краном. Необходимо было устраиваться на новом месте: принимать, раскладывать и охранять грузы, идущие, в основном, по железной дороге. Началась передислокация нашего мощного хозяйства. Вспоминаю один из эпизодов этого времени.
      Управляющим нашего треста  "Южэнергомонтаж" в Киеве в этот период был глубоко уважаемый  мной Борис Петрович Егоров –  человек - легенда. Он только вернулся из длительной зарубежной командировки  где он руководил всеми советскими специалистами (то ли на Кубе, то ли в Египте, уже и не припомню ), после чего приобрел новенькую "Волгу".   
     В силу своего возраста, водителем он был не очень хорошим, но в одну из пятниц решился на недолгую поездку на своей машине из Киева в Белую Церковь вместе с одним из сотрудников треста, посмотреть и проверить, как идет перебазирование. И надо же было, чтобы где-то под самой Белой Церковью, почти у них на глазах произошла большая автомобильная авария с человеческими жертвами (об этом я узнал позже).
     К нам они прибыли в ужасном настроении в конце рабочего дня в пятницу. Я уже знал от диспетчера, что вагонов на выгрузку в выходные дни не будет и разрешил рабочим на выходные разъехаться. Многие из них уже успели приодеться к концу дня и коротали время до конца смены у нашего красавца-крана ДЭК-25, в том числе и машинист крана Вася Будзович - опытный, знающий и любящий свое дело.
    Кран был его скрипкой Страдивари, каким бы ужасно неуместным  и нелепым выглядело это сравнение.
      Свое плохое настроение Егоров прежде всего обрушил на Васю. Вот мол, сидишь франтом, ничего не делаешь, а кран наверняка не смазан и т.п. Обвинение в непрофессионализме для Васи было просто оскорблением и он в ярости выволок из крана сумку с инструментом и начал тут же разборку ступицы передней ходовой звездочки. Очень быстро нарядная одежда Васи пропиталась потом и смазкой, вылетавшей из обильно смазанного механизма, но он не обращал на это внимание. ”Ну что, убедились ?”- спросил он, когда доказательств смазки было больше,  чем достаточно, в том числе и на одежде. До остывшего Егорова уже дошла порочность его поведения. Он как бы невзначай снял своей ладонью чистейшую горсть жирной смазки и задумчиво стал обтирать ее о свои красивые новенькие курточку и брюки, по внешнему виду явно только купленные в валютном магазине "Березка".
      Вася и остальные остолбенело смотрели на гибнущие на глазах куртку и брюки, пока не поняли, что это выбранная Егоровым форма извинения.  Конфликт был улажен и остаток визита происходил на веселых дружеских нотах, а я был доставлен в Киев на выходные дни в роскошной новенькой “Волге”. Кстати, одежда Васе была также компенсирована какой-то внеочередной премией.
Судьба свела меня вновь с Егоровым в институте "Атомэнергостройпроект", я  расскажу об этом позже.


И опять Киев…
----------------
       После Белой Церкви я вновь вернулся в Киев, где к тому времени на Теличке началось строительство Киевской ТЭЦ-5, самой мощной в Киеве. Возводил там главный корпус из железобетонных брусковых конструкций, которые были новым словом, как в отечественном, так и в зарубежном строительстве.
       Все было хорошо и нтересно, однако в 1971 году я принял твердое решение сменить производственную работу на проектную и предложил свои услуги в институте   "Оргэнергострой".  Причины для этого были весьма вескими. Я почувствовал, как уходит время, когда я мог быть долгое время вдалеке  от родителей. Они все более старели и слабели. Уже давно пора было задуматься и об устройстве  собственной жизни,  а совместить все это с работой на производстве было почти невозможно.
      Институт  "Оргэнергострой" обслуживал по договорам Минэнерго и я знал многих его сотрудников. Наличие у меня глубоких знаний злектростанций и приличный производственный опыт ускорили прием на работу руководителем группы. В связи с началом строительства атомных электростанций институт вскоре был реорганизован в  "Атомэнергостройпроект", в котором я проработал гпавным специалистом в течение 20 лет, вплоть до эмиграции в США в 1991 году. И вновь пришлось открывать новую чистую страницу жизни, уже и не знаю, какую по счету.

      Но прежде о самом главном событии, произошедшем со мной в институте.
В 1975 году в институт пришла молоденькая Майечка Зильберман, полностью и окончательно преобразившая  через  4-5 лет мою нелепую холостяцкую жизнь, наполнившая ее полноценностью, любовью, смыслом.  В 1981 году мы расписались, а в 1982 году родился наш сынок Илюшенька.  Уже много лет мы шагаем с Майечкой вместе по жизни и я безмерно  счастлив. Далеко не всегда эти шаги были легкими. В 1980 году ушел из жизни мой папа, в 1981 эмигрировал в Америку Вова с семьей, умер папа Майечки,  в 1986 году зловещей тенью опустился Чернобыль. Но даже все это вместе взятое было сущим пустяком по сравнению с испытанным нами во время болезни мамы в 1981-1987 и я писал раньше о том, что понять это могут только те, кто пережил аналогичное. Дни, ночи, годы проходили в непрерывной заботе о маме. А ведь необходимо было жить, растить ребенка, работать. Без постоянной помощи  и поддержки моей жены я бы просто этого не выдержал.
       Совесть моя абсолютно чиста и на душе спокойно – мы с Майечкой сделали все для мамы и ей не в чем упрекнуть нас. И наверное поэтому она решилась на последний  «подарок»  для нас – ушла из жизни через три дня после получения ордера на трехкомнатную квартиру на Теремках-2 (она была вписана в ордер), которую в дальнейшем никто не посмел отобрать у нас, хотя попытки были. Так мы и прожили в этой райской квартире втроем с Майей и Илюшей до очередного жизненного экзамена -  эмиграции. И я не испытываю никакого стеснения, когда заявляю на страницах этой книги еще раз о том, что бесконечно люблю и ценю свою женушку и хочу, чтобы об этом услышали наши благословители.


Нижние Сады
---------------

       Моя и Вовина семьи были тогда еще дружны и часто приезжали друг к другу. Особенно прекрасные условия для общения были на Вовином садовом участке в Нижних Садах-2 на Днепре.
Все получилось на славу – у Вовы открылись недюжинные способности агрария, радовали глаз красивые и в достаточно большом количестве цветы, ягоды, деревья. Я как  профессиональный строитель работал по специальности. Домик получился нормальным, в нем всем хватало места. После подводки электроэнергии к домикам участок просто превратился в маленький рай. Этому способствовали электронасос со скважиной, дававший неограниченное количество чистейшей и вкусной глубинной воды как для быта,так и для полива, душ, где вода в огромной 250 литровой бочке уже к обеду была теплой и можно было плескаться до вечера. Как расцвели все наши старички, как хорошо было Геночке к которому частенько призжал в гости Сашуня Карт – его двоюродный брат, племянник Cветы. Вдвоем они под присмотром носились по окрестностям на велосипедах, купались, загорали, ловили рыбку  в живописных озерцах недалеко от  участка (на фото).
       Не поверите, но было действительно как в сказке – с одной стороны в 5-6 минутах ходьбы Днепр с золотистыми  пляжами, с другой стороны - красивые заливные луга  с озерцами, кишащими мелкой но очень вкусной рыбкой.
Наш быт скрашивала приблудная кошечка, просто решившая жить с нами. В пятницу вечером она, уже знавшая время нашего прибытия сидела на сарае и смотрела вдоль улицы в сторону причала. Дождавшись, она с радостным воплем неслась навстречу по улице, и знала, что вместе с нами едет что-нибудь вкусненькое для нее. Во время нашего отсутствия ее меню в изобилии состояло из полевых мышей и водички из старой ванной во дворе. В обшем, на питание она не жаловалась. Кстати она очень любила демонстрировать нам свое умение поймать мышь  и поиграть с ней  перед финалом,  хоть это зрелище не всем было приемлемо.
       У нее всегда был кров над головой- на веранде ей оборудовали спальное место и она попадала туда через небольшой лаз в полу. Кошка напоминала о любимой Мурке, за что и была прозвана Муркой-2 .
Транспортные пути были налаженными – по выходным дням от станции метро "Днепр" один за другим, без перерывов, отходили прогулочные комфортабельные теплоходы, но и в будние дни летом отправлялись ежечасно 2-3  рейса. Всегда спокойно, без суеты и начало одночасового пути уже становилось началом отдыха.


Строительство моторной лодки
---------------------------------

      Когда все строительные работы по дачному домику были закончены, я стал искать новые заботы и преуспел в этом - решил строить моторную лодку. Началась новая трехлетняя эпопея строительства. Эта идея была взрощена во мне двумя прекрасными технарями и людьми, коллегами по работе - Толей Якимцовым и Женей Чешейко, давшими мне комплект чертежей и множество ценных советов.
      Лодка была из высококлассной авиационной фанеры, продавца которой я нашел на толкучке, снаружи обклеена тремя слоями стеклоткани на эпоксидной смоле. Я выбрал как двигатель подвесной мотор "Вихрь-25"  – лучший для того времени . Управление двигателем было дистанционным с переднего водительского сидения. Я собственными силами оборудовал стартерный электрозапуск от подзаряжающегося автомобильного аккумулятора.
       В этом  мне по части станочных работ капитально помог мой дружище Валера Крейнис. Для представляемого им Опытного Завода Института Электросварки, где он работал, и станочного парка завода это не оказалось трудной задачей.
Да и вообще без помощи нашей славной промышленности было бы трудно. Старенький любимый мной сосед с верхнего этажа  моего гнезда Р. Гойзман – мастер "Золотые руки" завода "Арсенал-2" изготовил комплект для  клепки люверсов в брезенте и литые кнехты для причаливания. У него действительно были золотые руки – в годы, когда с  бытовой электроникой еще была напряженка, он построил дома комбайн - телевизор, магнитофон, высококлассную вертушку и приемник, причем по внешнему виду и качеству работы это все не уступало заводским образцам. Вершиной его творчества был гусеничный трактор-самосвал  для садового участка. Это было великолепное  чудо, в котором  все, включая резиновые литые траки гусениц (чтобы, не дай бог, не повредить государственный асфальт при выезде на него) было сделано его руками. Он говорил мне что очень боится встречи с Госавтоинспекцией (ГАИ) на тракторе, но когда этой  встрече все же суждено было состояться, милиция была сражена наповал этим чудом.
      По инициативе и поддержке какого-то высокого милицейского начальства ( !!! ), без всяких проволочек, он, вместе с устным выражением восхищения,  быстро получил документ, обеспечивший покой ему и трактору, причем  в документе были отмечены  милицией высочайшее качество трактора и класс конструктора.
Когда дело дошло до пошива виниловых чехлов лодочных сидений мой отец обратился к своему начальству  на фабрике "Спорт" где он проработал долгое время и получил разрешение на пошив из моего материала.
       Мастера – кудесники пошива на фабрике за два часа слепили мне красивейшие сиденья, которые я предварительно раскроил и дали много ценных советов. Папа очень волновался, но пошив превратился в маленькое торжество (папа был уже на пенсии к тому времени), т.к. его пришли увидеть  многие бывшие  товарищи по работе.
Прямо на садовом участке я воздвигнул навес с покрытием из руберойда, под которым расположился стапель. Освещение позволяло работать и вечерами.
      Ярко красная палуба в сочетании с белыми бортами, удобные мягкие сидения из красного винила, современных форм  ветровое стекло с аллюминиевым обрамлением, литые причальные кнехты, бортовые электронные импульсные лампы-отмашки (типа фотовспышек, и мне позже в темное время плавания казалось, что даже встречные "Ракеты" и "Метеоры" шарахаются от них ), яркий оранжевый откидной брезентовый тент на каркасе из алюминиевых труб (отлично подошли трубы от старых алюминиевых раскладушек) делали лодку красивой и нарядной. Откуда только брались силы, энергия  на все – не знаю.
Интересно, что в зимние периоды строительства  лодка хранилась на широкой веранде  садового домика. В торце застекленной веранды я сделал проем с откидной крышкой, через этот проем лодку задвигали на веранду. Обычно эта операция производилась в сентябре силами моих сослуживцев. Пять человек втискивались кряхтя в горбатый "Запорожец" одного из сотрудников – Валентина Крупина. Он живет сейчас со всей семьей в Оттаве, гостил у меня и мы часто перезваниваемся. Естественно, что все заканчивалось традиционной трапезой.
Наш садовый кооператив принадлежал тресту  "Киевгорстрой-5". Как мы оказались в числе садоводов мне не ясно до сих пор, вся начальная инициатива исходила от Вовы.   
Соседями быпи исконные украинские  "хлопцi" которые вначале с большим недоверием и не особенно дружелюбно смотрели на еврейское вторжение в свои монолитные  ряды. Но вначале Вова оглушил их своими знаниями ( в том числе и практическими) в сельском хозяйстве и довольно часто консультировал пришедших соседей. Затем они обратили внимание на то, как дружно и своими руками (не как  "настояшие"  евреи) мы строили дом. Окончательно их добила моя лодка. Когда я перевозил ее на Днепр и была заминка с краном для погрузки лодки, соседи (почти все богатырского нехилого сложения) буквально ”на пальчиках” легко вынесли мою красавицу со стапеля к машине и пожелали мне и лодке счастливого плавания .   Так рождалась дружба народов в реальной жизни и мы действительно по-настоящему дружили с соседями долгие годы.
Стояла лодка  на РОП-7 (ремонтно-отстойный пукт) в затоне Берковщина в Осокорках. Приехав на садовый участок  рейсовым  теплоходом  я вытаскивал из сарайчика велосипед и через 12-15 минут был около лодки. Здесь я вновь прятал велосипед в другой специально изготовленный металлический шкаф у места отстоя лодки и уже на лодке несся  по Днепру те же 15 мин обратно к садовому участку. Тут  она и стояла до конца выходного дня на берегу, Вова был классным и заядлым рыбаком и мы ездили все вместе кататься и рыбачить.. Казалось бы не очень удобная схема, но я испытывал (очевидно по молодости) удовольствие на каждом из этапов пути.
      Когда  уже прилетев в Киев из Америки  я катил из Борисполя к новому Южному Мосту вдруг перед самим мостом увидел мою родную стоянку из окна автомобиля. Не хочется повторяться, какую бурю воспоминаний это вызвало во мне.

Автомобильно-гаражное
-----------------------
 
       Где-то в начале 80-х папе, как инвалиду войны, предложили взять за свои деньги, но без очереди  автомобиль «Запорожец» и, поколебавшись, папа решился на эту покупку для меня, благо я, работая на строительстве электростанций,  немного подзаработал.
      Права я получил еще в Пензе и, к моему удивлению, они оказались действительными. И вот это чудо советского автомобилестроения стало моей собственностью, обрушив на мою бедную голову снежный ком вопросов и проблем, из которых первой была – где держать?
      О гараже можно было только мечтать. Папины  усилия в этом направлении привели лишь к тому, что нас взяли на очередь  в будущем многоэтажном гаражном кооперативе «Березняки-3» на окраине соответствущего массива в Дарнице. По моим прикидкам это гарантировало нам место в гараже лет через 10-15, но выхода не было и я согласился.
      Пока что правдами и неправдами я приобрел место на открытой автостоянке на Одесской площади, куда мне надо было добираться троллейбусом около 1 часа. Так прошло около 1 года.
     Однажды старший на стоянке, увидев мой домашний адрес, ласково сросил меня,  почему я езжу так далеко и, когда я  промычал что-то в ответ, буркнул о стоянке на площади Дзержинского,  после чего заговорил немедленно о том, сколько ему пришлось уплатить недавно за украденные со стоянки два чьих-то колеса. Место на площади Дзержинского было в то время вершиной мечтаний (10-15 мин тролейбусом) и я  немедленно предложил ему обговорить технические детали сделки.
     Получив от старшего бумажку с какими-то каракулями, я на следующее утро двинул на площадь Дзержинского, абсолютно не уверенный в успехе. И, действительно, предо мною распекали какого-то инвалида, тыкащего каким- то направлением –«... свободных мест на стоянке нет!...».
     Когда инвалид безрезультатно удалился, я сунул свою бумаженцию. Ответ меня просто подкосил: «Ваше место номер такое-то...». Так пришел первый успех в автомобильной части жизни.
            Не могу забыть историю с ремонтом, когда 8-10 моих сотрудников прибыли на двух машинах на стоянку, подняли автомобиль  руками и вытащили из-под него двигатель с коробкой передач, перевезли все это на площадь Победы, где мы тогда работали, подняли на руках на 7 этаж, т.к. двери лифта оказались узкими. В торце коридора я заранее отгородил коморку, где в течение нескольких месяцев  делал ремонт с полной разборкой двигателя. Там же по окончанию был произведен пробный запуск двигателя, причем бензин подавался из поллитровой баночки.
            Мои расчеты по гаражу на Березняках оказались в корне неверными.  Там собралась сильная публика, железный председатель кооператива и гараж был построен за 3-4 года.
      Гараж был на 700 машин, 4-х этажный и отапливаемый зимой – это был не гараж, а сказочный рай. Каждый имел свой отдельный, запираемый бокс. В пристройке были расположены шикарные гаражи с подвальной частью, они достались «самым-самым», первый этаж опять таки с подвалом занимали работники райкома и торговли, а выше в более простых боксах вся остальная «хренотень».
    По жребию мне достался бокс на 4 этаже и я провел в нем очень много времени вплоть до эмиграции. Какое прекрасное окружение было в гараже – инженерные работники, рабочие, военные всех рангов, врачи, артисты ансамбля Вирского и Киевского балета на льду, «угощавшие»  нас контрамарками а, иногда, и танцами.
     Со временем все благоустроили гаражи, сделав их просто уютными. Такой же гараж был и у меня, обустроенный, в дополнение, прекрасным электрическим подъемником для автомобиля, который я слепил сам. Поэтому же существовала записная очередь «Запорожцев» ко мне в бокс, для снятия двигателя с машины и его обратной установки. Хочу воспользоваться случаем и поблагодарить моих коллег Иосифа Славинского за выполненные расчеты механической части подъемника и Станислава Сопенюка  за элетросварку элементов подъемника.
            Однажды, я очень поздно засиделся в гараже с одним из соседей.Было около 1 часа ночи и абсолютно тихо. И, вдруг, мы улышали нечеловеческий крик о помощи откуда-то снизу. Бросив все мы с спринтерской скоростью бросились на крик и обнаружили владельца, прижатого соскольнувшей с домкрата машиной. Не сговариваясь, мы  вдвоем рванули машину вверх за переднюю колесную арку и владелец сумел в этот момент освободить придавленную ногу. После он рассказал нам, что чувствовал близкий полный развал ноги и прощался мысленно с ней. В результате его настойчивости мы покинули гараж спустя еще часа полтора – все необходимое для этого оказалось в стоящем у него в боксе холодильнике.
 
О родителях
------------------

       Здесь я хочу порасуждать не только о моих родителях, а о родителях вообще, как нравственной категории. Сколько их родных и милых, родителей моих друзей, родственников, соседей, знакомых, других, встретившихся мне по жизни людей, плывут нескончаемой вереницей перед глазами при ночных воспоминаниях, плывут в виде ярких, вспыхивающих звездочек, каждая из которых оставила след в моей жизни. Как все они любили делать добро, несмотря на пережитые тяжелые предвоенные годы, войну, трудности послевоенного периода, частое отсуствие материального достатка.
      Перед каждым футбольным матчем в Киеве мы вместе с подольской бригадой собирались задолго до начала матча у дома 27 по Мало-Васильковской, где жил мой товарищ Феликс Губенко, чтобы вместе идти на стадион. Почти каждый раз в это время из дома выходила незабвенная тетя Клара - мама Феликса и, поговорив немного с нами, объявляла : «Ну, а теперь все на картошечку...». Все дружной гурьбой поднимались к Феликсу , с удовольствием поглощали вареную картошку с постным маслом , солью, укропом, хлебом и иногда даже селедочкой. И ничего не было на свете вкусней этого нехитрого блюда.
      В это же время мог подойти к нам папа Фимы Цехера (он жил на другой стороне улицы) или папа Лени Лельчицкого и мы дружно ржали от их крепких мужских шуток.
     Когда я покупал недешевый двигатель для моей будущей лодки, были проблемы с деньгами и я попросил их в долг у мамы Димы Гологорского. Без малейших колебаний и вопросов она тут же вынесла мне деньги и я галопом помчался в магазин за увиденным двигателем. (Достать его в то время было непросто).
      А в Пензе разве не было таких примеров ? А в Западной Украине и Казахстане? А везде ?
      На протяжении всей моей дальнейшей жизни я, отец, часто задумывался – похожи ли мы на своих родителей? Будут ли также благоговейно относиться к нам наши дети, которые в новых условиях жизни по уровню образования и развитию так же превзошли нас, как и мы в свое время превзошли своих родителей. Думаю, что выражу мнение многих, если отвечу: оснований для беспокойства, в основном,  нет. Но отдельные отклонения встречаются и я пишу об этом ниже в других главах.
      Слава нашим прекрасным родителям, наша память о них, также, как и их Благословения  для нас – Вечны!


О взаимоотношениях
----------------------

Как много страниц я написал уже о хорошем, но подошло время писать о том, что постоянно отдается в сердце глухой болью, хоть я и уговариваю сам себя, что это уже прошло и не надо больше переживать.
       Вначале самое время вкратце расказать о еще одной книге, задуманой и финансированной моим дорогим племянником Геночкой. Это книга об обозримом прошлом и настоящем рода Фурманов (по линии Вовы) и Карт (по линии Светы), у нее пока нет названия (она не окончена) и я условно назву ее Книга о Семье.
Я никогда не читаю уже написаное просто, как текст. Проходящие перед глазами строчки волшебно вызывают в памяти живые образы, прокручивают как в кинофильме воспоминания, иногда до мельчайших подробностей, иногда вскользь, еще и еще раз заставляют думать, осознавать, любить и ненавидеть, делать сопоставления и выводы.
Эта работа была проделана московской журналисткой Ирой на основании наших рассказов и ее личных командировок  на родину родителей и мне, в основном, очень нравится написанное. Я не обращаю внимание на мелкие литературные и грамматические огрехи, бог с ними и не этим ценна книга. Это прежде всего Воспоминание для нас, старших, и Познание для наших потомков. Если через какой-либо промежуток времени мой Илюша заинтересуется этой книгой также, как твои, Геночка, дети, - Даник, Эмануэлочка или Полиночка - а я в это верю, значит, все это нужно. Недавно я прочел часть рукописи, написанную со слов Светы и все, что ниже в этой главе, в основном - моя негативная реакция на прочитанное.
      С  начала написания книги утекло немало воды и жизнь продолжает формировать новые главы. Жаль, что по сложившимся у Геночки обстоятельствам, работа по почти законченой книге сейчас приостановлена. Но прошу тебя помнить, а еше больше верить, Генуля , что в тяжелую минуту  "… крикнул капитан - на абордаж! Еще не вечер, еще не вечер!",  как неистово пел любимый  мной , тобой и миллионами других Володя Высоцкий.
Будь стойким к любым трудностям, будь здоров, а трудоголизма тебе не занимать. И если я, например, уже не ахти какой помощник (также к сожалению), то подрасли наши Дети и Вам быть и идти дальше. Я верю в тебя и желаю большого счастья и успехов !

Очень рад, что как и раньше могу просто говорить тебе по телефону или при встрече : "Привет, Геныч!.." Здесь "Геныч" для меня вовсе не какая-нибудь кликуха, а отождествление связи с прошлым также как "Вовка", а не "Владимир Ильич" по отношению к моему брату. Мне глубоко жаль его и подобных  Ильичей, кто даже против таких связей с прошлым, кто считает такое обращение неуважением к своей персоне. Из моей души и душ наших ближайших родственников по  милости Вовы и Светы исчезло то прекрасное, что связывало нас еще какой-то десяток лет назад и что всегда и у всех называлось родственными отношениями.

Но я перескакиваю. Спасибо тебе, Генуля еще и за эту книгу, за идею, за ее реализацию, за желание иметь такие воспоминания.
Я представляю, как бы говорил это все тебе в лицо. Уверен, что ты смотрел бы на меня с нравящейся мне хитринкой и думал :  "Что-то уж больно разошелся, старый краснобай...".  Но я очевидно никогда не сказал бы тебе всего в лицо, потому что, ...потому что ...
Потому что, собственно ради всех этих  "...потому что ...." и возникло желание оценить свой взгляд на сложившееся отношения с моим братом Вовой – твоим отцом. С какой целью?


      - Не говоря о себе лично, хочу защитить ни в чем не виновную перед твоими родителями мою семью –Майю и Илюшу, хотя, честно говоря, Илюша с его физическими кондициями и образованием мало уже нуждается в моей защите.
      Также и Майя, уж чем мог не угодить твоим родителям человек, вообще никогда не имевший врагов и делавший бескорыстно людям, в том числе и очень близким Вам, только добро? Может быть, если бы Вова видел ее днем и ночью терпеливо ухаживающей за нашей умирающей мамой что- либо было бы по другому?
     А как же она могла вести себя иначе, а как я мог вести себя иначе, когда при проводах Вовиной семьи в Чопе мне пришлось нести чуть ли на себе глубоко уважаемую Полину Евсеевну, маму Светы. Это было когда мы почти бегом, со всеми вещами долны были успеть на пражский поезд, "любезно" поданый на одну из наиболее удаленных платформ и мужских рук явно не хватало.
И все же, зачем я написал обо всем этом?  Кому-то  это может показаться обычными семейными разборками, недостойными вынесения для общего чтения. Нет, только не это. Лучше-ка вдумайтесь крепко в написанное ниже: может быть  и среди близких, дорогих Вам людей появились трещинки в ранее прекрасных отношениях ?
      Мое тренированое око часто замечает такое в среде обитания здесь, в Америке. Берегитесь трещинок, не допускайте их развития!. Все разбитое и треснувшее чаще всего уже неисправимо и не поддастся склеиванию, так же  как разбитые родственные отношения невозможно заменить чем либо.
Наш возраст и состояние моего и твоего, Вова, здоровья подсказывают мне, что времена нашего взаимного уважения и любви уже не вернутся никогда. Поезд прошлого ушел и мы на него опоздали. Слабо утешаю себя лишь тем, что неоднократно пытался протянуть руку примирения. Мучит только одно – что же сказать тем двоим, что благословили из родного гнезда мою семью и всегда того же желали и твоей. Жаль, что ты даже забыл их дни рождения.
      При них не было бы такого финала, они умели поддерживать в семье любящие отношения и в этом нам с тобой далеко до них.
     Живите дальше и Время  Вам судья. Слава богу, что оставаясь крепко любящим Вас сыном, все понимает Геночка, Человек с Большой Буквы и Человек с Большим сердцем.
----------------------------
11/7/08      Даже не знаю, с чего начать, так потрясло меня известие о смерти моего старшего  брата. Все, чем раньше  я не был удовлетворен, немедленно провалилось в глубокие  тартарары, стало мелким и неактуальным. Умерла родная кровинушка, человек , которого одновременно со мной гладили по голове беззаветно любящие и любимые мама и папа,  с которым я рос и с которым происходило мое становление. Вот уже вторую ночь сердце грызет меня непрерывно за нашу взаимную человеческую глупость, которую я не сумел удавить в себе и не сумел объяснить ее тебе. Мое запоздавшее понимание всего вряд ли нужно мертвым, а ведь сколько счастья оно могло принести нам обоим живым! Увы, ничего и никогда уже не исправить...
      Пусть земля тебе  будет пухом, Братик, и знай, что ты ушел из жизни любимым мною.
 

 

Некоторые воспоминания
-------------------------

В этой главе, также как и в главе "Конец детства и юности",  я вспоминаю некоторые не столь важные, а порой забавные события более позднего периода.
       Несколько слов об очень ответственных подъемах тяжеловесных и крупногабаритных грузов на aтомных станциях по нашим проектам. Укрупненные блоки стен оболочки реактора и особенно купола оболочки занимали среди них первое место. Вес блоков достигал 300 тонн, подъем производился двумя монажными кранами СKP с помощью гигантских траверс длиной до 50 м . В состав блоков включался каркас, арматура и полиэтиленовые трубы  диаметром 200 мм каналообразователей,  в которых впоследствии протаскивались канаты для предварительного напряжения бетона оболочки. На куполе снизу дополнительно устанавливалась спринклерная система и верхнее освещение реакторного отделения.
      На подъеме присутствовало много наблюдателей и зрителей, никто вокруг не работал. Напряженность добавлялась участием прессы, телевидения, радио, милиции и людей в штатском. Я верил в свои расчеты, но когда эта махина вздрагивала и начинала понемногу плыть вверх, предательские струйки холодного пота текли по спине и ничего я с ними не мог поделать. Но, как говорится , бог миловал и я не помню даже малейших нестандартных ситуаций.
И вновь судьба предоставила мне возможность работать с прекрасными людьми и специалистами такими как Б.П. Егоров, И.K.Цененко, В.И. Пасюта и другие. Бывшие производственники, работавшие управляющими трестами и начальниками строек всегда
оставались молодыми душой и делили с нами трудности и радости работы. Они многому научили меня, особенно в сфере человеческих взаимоотношений, спасибо им за это.

       Во время командировки на  Кишиневскую ТЭЦ пришлось задержаться на выходные дни в столице Молдавии. Я был один и чтобы как-то развеяться бродил по гостинице  "Турист" в поисках каких-либо развлечений.    Услышав стук шарика для настольного тенниса я с радостью сбежал в подвал, где двое действительно играли.  Через некоторое время в подвал спустился великолепный генерал Хлудов из любимого мною фильма "Бег". Это был киноактер Владислав  Дворжецкий, так же, как и я, гонимый скукой. Мне выпало сыграть с ним пару партий. Генералом и актером он был явно лучшим, чем игроком. После второй проигранной партии он вновь заскучал и, произнеся: "Генерал Хлудов сдается превосходству…" поблагодарил меня и удалился, предварительно дружелюбно предложив продолжить схватку в гостиничном ресторане. Но, к сожалению, у меня были какие-то веские обстоятельства чтобы отказаться, хотя и страшно хотелось поговорить с таким человеком.
       В Свердловске вечером перед поездкой на Белоярскую АЭС я с сотрудником Вадиком Голубом (Эх, Вадичек, как же мало я написал в книге о тебе, великолепном человеке и товарище) наблюдали за прекрасным актером Петром Глебовым, который вечером ломился в дверь только что закрытого гастронома и требовал бутылку водки, причем единственную мотивацию он выражал словами своего героя из "Тихого Дона" : "Я Г-р-р-р-и-шка Мелехов и мне нужна водка !" (Это было вскоре после выхода на экраны фильма «Тихий Дон»)
       Еще один забавный эпизод. Как-то вместе с тем же Вадиком должны были ехать в командировку в Москву. Я заранее предвидел, что командировка будет « не пыльная » и что у нас будет достаточно времени посмотреть то, что мы хотели бы видеть, сделать необходимые покупки и выполнить культурную программу. Мы приоделись, наполнили как могли свои бумажники  деньгами и по приезде в Москву решили начать с хорошей гостиницы. Первой на нашем пути была гостиница  « Киевская », расположенная недалеко от вокзала.
       В холле гостиницы мы сразу увидели и узнали Олимпийского Чемпиона, супертяжа Василия Алексеева, мирно ожидавшего кого–то в кресле . Вадик тут же решился взять автограф на какой-то карточке из своего толстого бумажника, положил карточку на бумажник, как подкладку и все вместе протянул это Алексееву с просьбой об автографе. Тот не заставил себя долго ждать и, взяв бумажник, поставил на карточке свою подпись, после чего протянул Вадику карточку с автографом, а бумажник ... спокойно положил во внутренний карман своего пиджака. Всегда понимающий юмор, Вадик на этот раз оказался не готовым к такому повороту событий.
     Против него сидел самый сильный человек планеты, лучезарно улыбался и его лицо абсолютно не отражало намерений вернуть моему другу так легко экспроприированную частную собственность. Еще несколько мгновений губы Вадика беззвучно шевелились в попытке заявить протест против столь наглого и бесцеремонного отбора денег днем и в центре Москвы. У него был такой растерянный вид, что Алексееву стало ясно, что шутка зашла слишком далеко. Он засмеяся и вслед за этим инцидент  был улажен.

Вадик Голуб
------------------
10.09.2008      Я все же решил исправить свою ошибку и написать о Вадике Голубе
Вадичек, даже и не знаю, как я не написал ничего о тебе в книге. Сейчас мысли в голове успокоились и, видимо, наступило время все вспомнить .

... К началу нашего знакомства Вадик проживал на той же Мало-Васильковской в соседнем доме, но из-за разницы в возрасте в несколько лет  в детские годы мы как-то не общались.  Встреча прозошла в институте «Оргнергострой», когда я пришел туда после работы на производстве и где мы вместе проработали 20 лет жизни. Сколько прошли мы вместе, наверное не было ни одной крупной электростанции в Европейской части бывшего СССР  (впрочем, их было немало и за Уралом), где бы мы не побывали в командировках и всегда я чувствовал рядом его надежное плечо.
   А как хорошо было с ним в любой компании – статный красавец, любимец женщин - он всегда был душой любого общества. И только немногие, в том числе и я, знали о том, что вместе с этим он был тонким, лушевным и легко ранимым человеком, за что и получал  увесистые и многократные оплеухи от жизни.  Где же ты потерялся, Вадюнечка, как же ты сейчас – один из немногих, которых я никак не могу найти. Поверь, что часто вспоминаю о тебе.
---------------------------------

      В Новосибирске, куда я также часто приезжал по делам Экибастузских ГРЭС у меня было забронировано место в ”Интуристе”. Однажды поселив меня вечером, администратор предупредила меня, что сосед по номеру утром выезжает и я останусь один. Я устал от дороги и сильного сибирского мороза и повалился спать. Часа через два меня разбудили стоны и хрипы. У моего вернувшегося с какой-то партийной пьянки соседа очень прилично прихватило сердце, и подняв на ноги администрацию гостиницы, я кинулся оказывать ему помощь. Когда ему стало лучше, мы еше поговорили и он мне даже понравился. У нас на этаже остался дежурить врач и я вскоре опять повалился в кровать.  Утром в номере кроме меня никого уже не было. Но вечером раздался резкий телефонный звонок и секретарский голос произнес: ”Вы из Киева ? С вами сейчас будет говорить Петр Михайлович”  (в правильности имени отчества не уверен). Мой ночной сосед позвонил, чтобы поблагодарить меня за ночную помошь, причем называл меня только ”хороший киевлянин”, все остальное вышибло из его памяти.
      Он оказался секретарем одного из райкомов партии Новосибирской области и, в знак благодарности, усиленно приглашал меня приехать в гости, обещая отличное времяпрепровождение и даже охоту на медведя. Добираться необходимо было самолетом, где-то около 400 км, что по сибирским размахам было просто ''рукой подать''.
       Я, мирный киевский еврей, не представлял себя с винтовкой в руке и наступившим ногой на убитого медведя, поэтому  вежливо отказался и эта история вскоре была закончена. Правда, еще через день администратор гостиницы вручила мне бутылку прекрасного коньяка и коробку шоколадных конфет.

      Как- то наш институт нежданно- негадано получил централизовано из Москвы большую партию первоклассного по тем временам компьютерного оборудования - несколько 386 компьютеров, плоттер, сканер, стриммер, лазерные принтеры и т.п. Тогда и началось мое овладение настоящей техникой. Спустя некоторое время мой начальник отдела редко заставал меня на постоянном рабочем месте, каждую секунду я норовил умчаться к компьютерам, ребята из отдела АСУ, среди которых были компьютерные специалисты, оказали мне в этот период колоссальную поддержку, вывев меня на профессиональный уровень. Моя особенная благодарность Юре Лысюку, основному моему учителю. Даже летом, на отдыхе я грыз компьютерную литературу, которая стала все больше появляться  в  то время.
       Однажды летом  я с семьей был на базе отдыха на Каневском водохранилище. Прекрасная чистая вода и камышовые заросли у берега, которые предоставляли каждому рыбаку персональную протоку, где лодка привязывалась прямо к камышу.
       Со мной в лодке были Илюша и Ленчик - сын Майечкиного брата. Они рыбачили, а я с удовольствием читал в лодке  толстенную "dBase III" попавшую ненадолго ко мне. Дети ловили в основном вкусную маленькую красноперку. И вдруг Ленчик выдернул рыбку, за которой тут же из воды выпрыгнула приличная щучка, схватила живца в воздухе, перекусила тонкую леску и , к счастью, упала в лодку и забилась в ней. Крик, переполох и мне не осталось ничего другого как как хлопнуть щуку "dBase III" по башке, после чего она успокоилась и с почетом была переправлена на берег к нашим женщинам. Так компьютерные знания реализовывались в реальной жизни.

------------------------
4.01.2010      
 
      Новый Год начался с радостных событий. Во-первых на Skype наконец-то нашелся долгожданный Вадик Голуб. Радости моей не было предела и вот  уже около недели мы почти ежедневно звоним друг другу и не можем наговориться. А через несколько дней Вадик сообщил мне телефон нашего легендарного "Папуленьки" - начальника нашего отдела в "Атомэнергостройпректе"  Лени Мирецкого и я счастлив после разговора и с ним. Здоровья и счастья Вам и семьям.
 


Чернобыль
------------

      Даже сил нет и особенно желания вновь вспоминать этот катаклизм, упавший на головы миллионов людей в конце апреля 1986 года. По-моему я написал достаточно обо всем этом в предыдущем повествовании “Чернобыль, 1986…”, желащие могут прочесть в нем об этом черном периоде жизни. Я упомянул здесь об этом, чтобы все послечернобыльские события имели реальную точку отсчета в этом тексте.

Теремки-2
------------

       В 1987 послечернобыльском году  подкатилось огромное событие – мы получили сразу два предложения на получение новой квартиры. Первое - на работе, где подошла  наконец моя такая длинная очередь (предлагали удаленный новый жилой массив на левом берегу Днепра) и второе – в райжилуправлении, в связи с плановым капитальным ремонтом нашего дома и предстоящим отселением всех жильцов – на прекрасном экспериментальном массиве Теремки-2 с правом выбора квартиры, на котором мы однозначно остановились после посещения массива.
      В марте 1987 года  получили ордер на трехкомнатую квартиру, а спустя 3-4 дня умерла мама, так и не увидев переезда. Была попытка паспортистки не прописывать нас втроем в трехкомнатную квартиру, но после моего визита к начальнику Московского паспортного стола все удивительно быстро образумилось и без всяких намеков и предложений с моей стороны.
      Въехали в квартиру мы в августе 1987. Денег после работы в Чернобыле было предостаточно, на приобретение мебели имелись чернобыльские льготы и мы почти сразу все приобрели. Массив действительно был экспериментальным и, по тем временам, планировка квартиры была просто роскошной. Наиболее поражало наличие холла 14 кв.м   (помимо трех комнат) , просторная светлая кухня 12 кв.м, два громадных балкона-лоджии , которые я впоследствии застеклил, встроенные шкафы.
      Я писал раньше, что Майя обладет свойством располагать к себе людей и вот еше пример с получением телефона на Теремках. Не надо рассказывать, какой нереальной проблемой было иметь на новом массиве телефон. Но вот прокатился слушок, что дополнительно выделено какое-то количество телефонов и я, растолкав по карманам Чернобыльские льготы и бренча Чернобыльскими наградами двинулся на телефонный узел. Но очень быстро я получил отказ вместе с предложением "…выйти вон из дверей…" (Это фраза опять таки из песни В. Высоцкого).
      Горевал я недолго, так как на следующий день после такого же похода, но без орденов  Майя  вернулась с разрешением на установку.
      Я всегда любил любил помогать другим создавать в доме красоту и уют, и вот я сам погрузился в такую возможность. Нам очень везло с этой квартирой - быстро купили облицовочную керамическую плитку, обои, электроарматуру, мебель во все комнаты и кухню, прочее.
     К концу 1987 после грандиозного ремонта, обустройства и всего прочего мы, наконец, зажили нормальной жизнью изрядно подустав от долгого и мерзкого существования в коммунальной квартире, смерти мамы, Чернобыля и прочих ударов жизни поменьше.
     Но нам только казалось, что все позади. Придя домой после работы в великолепную квартиру, ранее казавшуюся сказкой (какой она и была), мы часто ловили себя на мыслях о дальнейшей жизни, о судьбе нашего сына. У нас  стала укрепляться мысль об эмиграции, окончательно превратившаяся в  1990 в твердое намерение.


Отъезд
----------


        Один из братьев Майечки с семьей и мамой был накануне отъезда в Израиль, т.к. в Америку в этот период не выпускали и мы решили следовать за ними. Но в день, когда мы вернулись домой из ОВИР’а с разрешением на выезд в Израиль в паспортах, в нашем почтовом ящике лежало приглашение на интервью в Посольство США -  Америка вновь открылась для эмиграции. Так мы оказались на разных континентах с этой любимой Майечкой и мной семьей.
В апреле 1991 года уволились с работы, плотно занявшись подготовкой отъезда. В этот период наиболее памятным оказался процесс продажи всего нажитого. Я всю жизнь был страстным радиолюбителем и к этому периоду у меня в гараже скопилось 5-6 старых чемоданов с различным радиобарахлом: полупроводниками, резисторами, конденсаторми, переключателями, реле, проводами, крепежом, компактными электродвигателямии и т.п.   Ничего такого в этот скудный период не было ни в магазинах, ни на толкучке. Надо ли говорить, что на базаре ”Юность”,  где происходила продажа, меня встречали как национального героя, и даже выясняли точное время моего следующего прибытия. Майя попутно реализовала свои вещи,  а 9-летний Илюша - игрушки и книги. Заработанного за воскресный день вполне хватало на проживание  в течении 2-3  недель. После базара по дороге на Теремки мы заезжали на Владимирский и Московский рынки, подкупали довольно вкусные кооперативные продукты, которых много стало появляться в этот период и устраивали дома маленькие празднества.
      По документам мы должны были покинуть страну 7 сентября и запланировали где-то 30 авуста выехать окончательно в Москву. Но перед самым отъездом, в день когда я должен был обменять деньги по радио и телевидению с утра передавали только классическую музыку. Нехорошие предчувствия начали вселяться в меня – так мы узнали о попытке переворота ГКЧП. Я бросился в банк и, слава богу, успел обменять деньги, а к обеду банк закрылся.
      В Москве мы увидели и обгоревший Белый дом, и перевернутый троллейбус. Но это было последней заминкой - 7 сентября 1991 мы попрощались с любимыми родственниками. Геночка, бывший в Москве отвез нас в Шереметьево и до последней перед регистрацией минуты был с нами (а регистрация началась глубокой ночью). Спасибо тебе за все, мой любимый Человечище.
     И это еще не все приключения – страна никак не могла расстаться со  своими скромными героями.
После очередного объявления диктора в аэропорту мы почему- то решили переложить наши вещи в чемоданах. При себе разрешалось иметь лишь небольшую часть денег, которые нам обменяли, остальные необходимо было сдать вместе с багажом. Мы так и сделали, но в суматохе Майя сдала с багажом все деньги, не оставив ничего даже на еду. Обнаружили мы это, когда связь с провожающими была закрыта, а Илюша захотел есть. Я уже готовился продать кому-либо свои личные предметы,  когда к нам обратилась незнакомая пожилая женщина, сидевшая на скамье за нами. Она летела к сыну в  гости и, услышав наш разговор, тут же предложила  нам свои деньги, которые мы вернули ей уже в Нью-Йорке. Больше приключений не было.
       И вот уже после полусуточного полета мы, вместе с другими пассажирами ”Boeing”, аплодируем экипажу после приземления в JFK. Только почувствовав под ногами твердую почву поняли, что мы - в Америке, смотревшей внимательно на нас отовсюду : "Ну кого же и скольких еше притащили мне сюда ?”
Пришла пора заканчивать. История моя имеет многолетнее продолжение в Америке и для ее изложения наверняка не хватит и двух таких книг. Но это проходили все эмигранты и каждый знает об этом не хуже нас, поэтому воздерживаюсь, хотя и призываю писать других.

Последнее
------------

      Сейчас 2004 год, полночь. В азропорту НьюАрка мы сидим с Димой и Аллой – родителями  Роберты,  девочки, с которой уже несколько лет встречается Илюша _ раговариваем, смеемся в ожидании встречи с детьми, возвращающимися из очередного морского круиза. Родители Роберты встретились и поженились  после эмиграции уже в Америке и она, и ее брат Ховард родились здесь. Майя что-то доказывает, а у меня в голове роятся мысли с которыми и хочу поделиться с Вами в конце моей книги. Пора немножко сделать выводы.
      Вот изложил Вам многое о моей обычной жизни с детства до нынешнего времени. Ну а почему же именно моей, я вовсе не считаю ее героической и не мыслил даже быть объектом для подражания или восхваления ? Просто жизнь обычного человека, наверное многие могли бы представить свою жизнь и более значительными фактами. Но уж очень захотелось мне это сделать и я реализовал мечту, а кто-то просто не догадался, или не сумел, или не успевает  сделать такое в бурном течении послеэмиграционной жизни. Значит, изложу свое.   

      По поводу страны, где мы жили раньше.
Я любил и продолжаю любить тебя, страна, за то, что родился , вырос и лучшие годы прожил в тебе. За то, что в тебе было мое гнездо, в твоей земле прах моих родителей и близких. Все мы, таже как и большинство эмигрировавших, были достойными твоими гражданами. Нужно было – вспахали целину и дали миллиард пудов казахстанского хлеба, позвала ты нас, страна – упрятали в саркофаг  разрушенный Чернобыльский  атомный реактор,  построили в глухой казахской степи великолепный каскад мощнейших Экибастузских ГРЭС и рядом современный крупный город с неоновыми огнями и искусственной рекой - каналом Иртыш- Караганда,  давшим степи целительную влагу .
      Эки - бас – туз  переводится с казахского как "две головки соли” и каждый из нас съел достаточно этого  дара  казахской степи. Кстати, как величава и красива весной эта степь, покрытая сплошь до горизонта  алым маком, красива даже если кто-то при этом подумает о наркотиках.
      Тебе много раз по ходу истории было горько и больно, страна. Так зачем же, во имя каких таких особых интересов ты так же часто больно и горько делала нам, определенной части твоих далеко не самых плохих граждан, которых те, кого я ненавижу, хотели наделить чертами неполноценности. Или почему, проработав на ликвидации аварии в самом пекле Чернобыля и уйдя на инвалидность уже в Америке, я не могу получить Чернобыльскую добавку к пенсии, пусть даже символическую ?
      В стране, где я живу сейчас этого нет в помине. Здесь никто не кричит о любви к нам, но примеров, как ценят своих граждан в Америке предостаточно и эти примеры гораздо весомее пустых слов о всеобщей любви и братстве.  И  уж абсолютно точно, никто и ни по каким причинам не мешает самореализации. Только трудись, плати налоги и живи по законам.  Это не простая страна, ее надо понять, а поняв за полтора десятилетия, я полюбил ее, надеюсь до конца жизни, и она стала моей Родиной, где  я  возвел новое  гнездо.
      И за это тебе также искреннее спасибо, моя бывшая страна.
      Тебе желаю быть и цвести, а людям твоим - простого человеческого счастья, выше которого ничего нет в жизни..


      Вот уже на табло появилась информация о прилете ожидаемого нами рейса. И, наконец, мы увидели в шумной группе молодежи тех, кого ждали и встречали. Вот они идут вместе – молодые, красивые, наша родительская любовь, надежда, опора, защита. Им строить свои гнезда на этой прекрасной земле и все повторится сначала.

      Как хорошо, не правда ли, встречать своих детей!
      Пусть всегда у них будет солнце над головой, и пусть всегда бережет их и ведет  правильной дорогой  жизни  БЛАГОСЛОВЕНИЕ РОДНОГО ГНЕЗДА...


--------------------------
5/3/2010

Коимбра
---------

      В медицинском офисе в Нью-Джерси, где работает моя жена есть представительницы (и в меньшем разнообразии представители) большого количества стран Америки, Европы, Азии.   Просто трудятся спокойно и дружно, без каких было бы предвзятостей в зависимости от их происхождения, национальности и прочего, не имеющего прямого отношения к чисто человеческой и профессиональной сути сотрудника.

      По существующей в Америке традиции, одна из них,  молоденькая португалка по национальности, перед вступлением в брак устроила т.н. ”Bride Shower”, и в числе гостей пригласила мою жену.
      Это всего лишь «девишник», который будущая невеста устраивает незадолго до свадьбы, мужчины на этом мероприятии отсутствуют.
      Ну,  а теперь о том, что заставило меня написать об этом отдельно. Событие должно было состояться в одном из португальских ресторанчиков Нью-Арка. Майя принесла  домой бизнес-карточку этого ресторана  и первое же прочтение названия ресторана «Coimbra» (Коимбра) вызвало огненную вспышку воспоминаний далеких лет моей юности.

     «...Коимбра, чудесный мой город...»
 
струилась тогда с киноэкранов всего бывшего СССР чарующая мелодия и такой же  очаровательный голос Лолиты Торрес,  игравшей и исполнявшей песню в кинофильме-хите того времени  «Возраст Любви».  Все молодые, да и не только молодые мужчины были поголовно влюблены в нее и готовы были упасть к ее ногам.
 
    «... Кто был хоть раз под сенью португальской ночи, тот позабыть ее не сможет,      не    захочет...».

      Это была тогда песня моего «возраста любви» и возвраста моих друзей и я счастлив, что даже не побывав под сенью этой (португальской) ночи, я ничего не забыл.
У каждого из нас были свои Коимбры и никогда мы не забудем о них.

      «... нет тебя чудесней – отдаем тебе мы с песней наше сердце вечно молодое...».


Приложение
 -------------

E-mail моего родимого племянника Геночки Фурмана
---------------------------------------------------

      Гарюнька, спасибо, каждый раз, когда я читаю твою книгу - нет слов описать те чувства и воспоминания, которые охватывают меня, Исчезает время и пространство, я ощущаю то прекрасное состояние любви и тепла, где  все Бабушки , Дедушки, Мы - тогда и сейчас, живые и - те, кто ушел, те, кто родился позже и - кто жил задолго до нас, все наши родные, наша семья все вместе!  И нет там  места обидам и огорчениям, лишь добро и любовь наполняет всех нас. Спасибо, что открыл для меня БЛАГОСЛОВЕНИЕ РОДНОГО ГНЕЗДА...
----------------
30 Августа 2008 года

--------------------------

--------------------------
Fort Lee, NJ 2002 - Now.