Разворот

                Из цикла "Разбитое зеркало"


С утра напряженная тишина сдавила  уши, накатила тревога, и глаза тонули в слепой бестелесной дали. Неподвижный материк льда, застеленный плотным слоем смерзшегося снега,  был еле освещен слабым  лиловым пятном солнца за пеленой тумана. В размытом свете, без тени и контрастов, не на чем остановиться глазу и немыслимо  любое шевеление.
Все плотно  вмонтировано  в  монолит льда и снега. И только снежные иголочки от замерзшего выдоха с шуршанием падают тебе на лицо. Где-то там под ногами  должна быть вода. Но она  как предание, в которое можно только верить - в этом морозе,
в снегу и во льду нет места для жизни, а вода  сплющена в снег и лед.

И тут это случилось. Еще не проявив себя ни светом, ни звуком, оно ожило, придвинулось,  и  там, в глубине огромного ледяного тулова, на границе льда и воды проснулось упрямое неприятие этого покоя. Нарастали  и гасли, напрягались
и слабели его внутренние силы, сдавливали и растаскивали ледяную твердь, затихая и вновь оживляясь. И в какой-то момент они сплелись в два огромных кулака  и рванули в разные стороны.  Платформа разорвалась.
 
Неспешно прочертилась и раздвинулась трещина, в недавнем еще монолите выломились 
берега  и стали против друг друга. Из его нутра вывернулись выступы, обнажив ледяные шипы. И все, что еще недавно было сплавлено в единую твердь, теперь выворотилось из своих ниш, выставив лезвия, клыки и расщелины.
Внутрь разлома сползал снег, куски льда, ледяная крошка, образуя  то, что еще не вода, но уже и не лед - серое крошево, потерявшее форму.      

Берега этого прорана медленно раздвигались. Поначалу  его еще можно было перешагнуть, потом  перепрыгнуть, но с каждой минутой страх все туже стягивал ноги. Казалось бы, короткий прыжок, и ты уже на том берегу, но зрелище состоявшегося разлома сдерживало и примораживало к месту.

И тут в   треске и шорохе и шипении, обозначалось другое движение. Еще слабое,оно уже имело свое направление, свою волю и диктовало новое  задание. Теперь материк станет у тебя за спиной, а ты  назначен дрейфовать вместе с этой льдиной, выискивая в бездонной белесой мгле новую цель. И пусть позади валятся вниз куски льда, шевелится и шуршит ледовая пена - не оглядывайся на свой уходящий материк, твои стоянки, протоптанные дорожки, укрытия из снега и льда, где еще стоит  тепло и запах прогоревшего костра.

А льды уже разошлись. Лишь белый медведь еще бы смог перемахнуть через эту расщелину. А через час-другой только птица  по чутью  в этой незрячей пелене найдет тот  уходящий берег.
Но он все же обернулся и  посмотрел в глубину, ставшую прошлым и стал дышать в этот туман, в ту сторону, от которой его относило. Смерзшееся дыхание сыпалось вниз ледяной крупчаткой, но он тяжело и натужно продувал пелену теплым воздухом, как дышат на замерзшее стекло.

И вот в клубах тумана  появилось волнение. Оно медленно закручивало бурую пену  испарений, завертывало внутрь их клочья, удлиняясь в воронку и вовлекая в себя все новые завеси мерзлой влаги.  Ее поток дрожал, раскручивался, вибрировал и потом низко загудел протяжным  горловым звуком поющего бурята.
         
И  тут  длинный трубой  раскрылось пространство, наполненное тусклым желтым светом,  и он увидел свою последнюю стоянку - утоптанную площадку возле сложенных домиком льдин,  засыпанных снегом, в них темную дыру от выходящего дыхания, 
и черные груду  сожженной рыбы  в костре,   среди  которой красным глазом  тлел маленький уголек.

А рядом на оставленной торбе лежали её варежки  - последнее, что у него оставалось.  Еще недавно там была его территория… 

Потом все  погасло,  пелена сомкнулась и потеряла цвет.
Он  еще долго  глядел в никуда. Потом развернулся и стал вслушиваться в новое движение.