Моя мама

       Она останется в моей памяти тоненькими книжками «Английский малышам» и «Мои первые прописи», которые она купила для внучки. После нашего переезда она одна жила в небольшой двухкомнатной квартирке. В одной комнате была спальня – старенький диван с матрасом и одеялом из овечьей шерсти, на которых она спала без простыни и пододеяльника, с большим теплым оренбургским платком. А вся другая была занята нами и внучкой. В этом году мама купила морозильную камеру, чтобы летом заморозить больше ягод и поставила ее туда, потому что на кухне не было места. Швейная машинка на столе и кипа ткани – шить Вере платьишки, шапочки. А еще она вязала. В этой же комнате я хранил пролайфовские газеты и листовки, которые не помещались дома. Прямо в почтовых коробках на полу.
       У мамы всегда был бардак. Ей не хватало времени наводить порядок. Только сейчас я вдруг понял – ее квартира точно отражает ее жизнь. В спальне куча лекарств – для себя. Шесть лет она тяжело болела, два, три раза в год лежала в больнице. А все остальное – для нас. Мои газеты, Верина одежда.
       В ее жизни и не было больше ничего. Работа. 9 сентября маме исполнилось бы 62 года. Она работала, потому что уже несколько десятков лет привыкла работать. Она получала пенсию. Но столько не тратила. Часть откладывала. Говорила – «На старость». Мама не хотела стать обузой. Часть – помогала нам.
       Не стала…
       Вечером мы встретились. Всего на 10 минут, потом я проводил ее на автобус. Она могла ездить на такси, но редко садилась даже в маршрутку. «На автобусе у меня проездной, потихоньку доеду». Но никогда она не экономила на нас. Прошлым летом мы ездили в отпуск вместе. Ни в Печорах, ни в Питере, ни в Дивеево она не посмотрела на цену гостиницы. А на мои слова «поищем дешевле, мне жалко отдать столько за ночь» отвечала «я сама заплачу, вы как хотите, а малышке должно быть комфортно».
       А на следующий день в обед мама позвонила мне на работу. «Вчера… Мне плохо… Вчера…» - она задыхалась. «Я приеду после работы» - мысль о беде не сразу пришла мне в голову. «Не надо». Только вчера я видел ее здоровую, занимающуюся повседневными делами. «Я приеду сейчас» - не сразу я понял, что у нее не должно быть такого голоса, задыхающегося, срывающегося. Я так и не узнал, что «вчера».
       Мы поехали со Светой вместе. По дороге я набрал мамин номер, еще раз, еще. Пробки, проклятые пробки. Я открыл дверь. Разуваясь, по привычке позвал «мам, это мы». Никто не ответил. Мама лежала в дверях своей комнаты лицом вниз. «Мама, мам!» - мне стало страшно. «Нет, Господи, нет» - закричала Света.
       Теплые руки, сама теплая. «Вызывай скорую!»
       Я опять потормошил ее. «Мама! Мама!» Повернул лицо и увидел синие губы. «У Марины были синие губы. Ее так и загримировали, потому что лицо было синие». Я вспомнил похороны Марины. «Мама! Мама!» Инсульт, она говорила, что с ее болезнью постоянная угроза инсульта.
      В панике позвонил Светлане – бывшей медсестре. «Да, при инсульте теряют сознание, не трогай ее, посмотри пульс». Мне было страшно прикоснуться к маме, к ее шее. «Вот приедут врачи, скоро приедут врачи». Они приехали довольно скоро, и 03 и частная неотложка.
       «Наверное у нее инсульт, у нее было заболевание крови». Две женщины в перчатках положили маму на спину, открыли глаз. «Помогите! Сделайте что-нибудь!» - почти прокричала Света. – «Она умерла». «Ну это было только что, вчера я видела ее, она была живая! Сделайте что-нибудь!!!» «Она умерла, мозг умер»…

       Зимой мама планировала поехать с Верой в Ниду, «отдохнуть цивилизованно». «Вера уже подросла, вы можете шляться где угодно. По монастырям, деревням, а мы с Верочкой поедем вместе». «Верочка, поедешь с бабушкой?» - «Да!». Ребенок радостно кричит.
Мама опять взяла новых учеников. Весной я с Георгичем установил ей новую газовую плитку. Она хотела купить на день рождения внучке парту с регулируемыми ножками, за которой можно читать, рисовать, делать уроки от 3 и до 20 лет. Совсем недавно маму выписали из больницы, и она чувствовала себя лучше. Она специально перед началом учебного года легла. Она хотела доремонтировать машину.

       Потом я звонил нескольким ее подругам. «Мы давно уже не встречались, не созванивались» - был ответ. Я знал это. «Мы придем». Мама жила мной, Светой и внучкой. А еще у нее есть сестра в Москве и ее дочка с семьей. Больше никого, и подруг, с которыми общалась раньше, всего трое. Но много родителей учеников.
       Позже я звонил и им. Пересказывал одну и ту же историю и говорил, что английского больше не будет. И некоторые говорили, что и младших хотели через пару лет у нее учить. А многие плакали, называли почти членом семьи. Днем я с грустью думал, что придут проститься с мамой всего с десяток человек. Вот прожила всю жизнь, прожила для меня, потом для Светы, для Веры. А больше и не будет практически никого. Но вот звонок за звонком. «А где? Когда?» И я отвечал, что в пятницу, в 10 утра, в храме Герасима Болдинского. «Ну,.. день рабочий,.. если хотите… и если получится». И слышал «да, мы придем».

       В 25 лет я лишился мамы. Первым среди многих своих знакомых и друзей. А друзья и знакомые постарше похоронили родителей, когда им было лет 40, а то и 50. Я думал иногда, что мама пожилая, мама болеет. Думал, что мне будет трудно, если она окажется прикована к кровати. Но никогда я не думал, что это случиться сейчас. И мама не думала. И Света. И московские. И трое подруг. И ученики…
       Мама дождалась нас из отпуска. Увидела. Провела с Верой субботу, позвонила сестре и рассказала, что «с внучкой была, что Верочка как выросла». Она умерла в 61 год, но до последнего дня была на ногах, в делах, в уме и памяти. Она ушла в один миг. И все оставила тем, для кого и жила – мне, Свете, Вере. И даже те не очень большие деньги, которые хранила себе на старость. Ей не пришлось воспользоваться даже ими…
       А что сделал для мамы я? Все 25 лет мы прожили в мире и взаимопонимании. Были, конечно, и ссоры, и всякое. А мои дела для нее вытекают из этого. Я носил сумки, что-то искал в интернете, настраивал ей мобильный телефон и прочие, прочие мелочи. Я не сделал для нее ничего существенного, но постоянно просил помочь – перевести текст, побыть с Верой, денег.
       Год назад мы вместе съездили в Псковскую область к священнику. На несколько дней я полностью погрузился в свою «русскую» жизнь – молился, белил храм, созерцал майскую природу, ловил плотву на прекрасном озере. А вместе со мной погрузилась и мама. Человек крещеный и верующий, но мало воцерковленный. Несколько дней она провела в обществе старушки и деда, меня, священника и бывшего богатого ювелира, а теперь почти монаха. В разговорах о Боге, Православии, России и Вечности, в молитвах. Среди ладана и свечей.
Без меня она бы там не оказалась. А больше я не сделал для нее ничего.
       Уже вечером мне опять позвонила тетя Таня. И в разговоре. «Мать для тебя прожила, она для себя не многого и хотела. Но она хотела, что бы ты стал Человеком».

       И я хотел бы, чтобы когда я умру, мои родные, мои друзья, мои клиенты сказали бы такие теплые слова и искренне жалели о моем уходе.

       Прости нас, мама. Прости. И спасибо тебе за все.
       Прости, Господи, согрешения вольные и невольные, аще словом, аще делом, аще ведением и неведением новопреставленной рабе Твоей Людмиле. И избави ее от вечных мук и не лиши ее Небесного Своего Царствия. По великой милости Твоей и за ее к нам великую любовь.