10. Как Джентли Рыжий охотился на лисиц

Зигмунд в тюрьме. – Господин Гедион зарабатывает деньги. – Жюльетта. – Трубка и сон. – Английская сказка. – Подземелье. – Жюльетта и Зигмунд. – Перерождение Жюльетты.

Зигмунд очнулся от яркого света и жара, обжёгшего ему лицо. Ему даже приснился кошмар: будто его бросают в расплавленный жидкий металл, на дно огромного каменного куба, стены которого терялись во тьме, но он не успел долететь донизу – видение преобразилось в реальность.
Над ним стоял Ламберт с факелом в руках. Зигмунд сделал над собой усилие и сел на полу.
- Как самочувствие? – спросил Ламберт.
- Неважно, - ответил Зигмунд.
Ламберт чуть сдвинулся, тогда Зигмунд увидел связанного человека. Ламберт сказал:
- Пей.
Зигмунд попытался последовать этому указанию. С трудом одолевая головокружение, он потянул к смертному трепетавшую от слабости руку, но жертва увернулась и поползла прочь, извиваясь и стараясь укусить своего убийцу. Зигмунду пришлось приложить все силы, чтобы подтащить к себе добычу, он взмок, дрожал и дважды падал, но после многих неудачных попыток сумел навалиться на смертного, прижав его к полу своей тяжестью, разорвал ему горло и начал с жадностью глотать живительную влагу.
Темнота перед глазами рассеялась, тошнота отступила. Зигмунд уже увереннее поднялся с пола и встал у стены, в ожидании глядя на Ламберта.
- Хватит? – спросил тот.
- Да, - ответил Зигмунд.
Ламберт повернулся и вышел. Лязгнул замок. Пленный вампир снова остался один.

Незадолго до того, как должен был произойти суд над Зигмундом, к Правителю тёмных тварей прибыл гость, Джентли Рыжий. Встретил его гофмейстер Хангер. Обменявшись приветствиями, Джентли Рыжий и Хангер вступили в подземные владения темнейшего господина Гедиона.
Джентли внимательно смотрел вокруг. Он приметил, что старые потёртые обои не перетянули, что комнаты не отоплены, а украшений в них несколько поубавилось, что вместо золотых канделябров у входа стоят колерованные медью стальные подсвечники, и прочие подобные вещи. Приметив же всё это, он просил Хангера ввести его к господину Правителю.
Господин Гедион принял гостя с большой приветливостью. Отпустив Хангера, он осведомился о цели прибытия.
Джентли взглянул на пол – не пыльный ли – и опустился на колени. Затем он сказал:
- Прошу Вас наказать меня, господин Правитель, по всей строгости Закона: не отступая от него ни на дюйм, в полной мере и без всякой пощады.
- Не имею никаких сведений о Вашем преступлении, Джентли, - отвечал господин Гедион. – И это очень странно. Но, так как, думаю, вскоре я эти сведения так или иначе получу, а чистосердечное признание облегчит Вам вину, – прошу Вас, рассказывайте.
- Я, - сказал Джентли, - безобразным образом похитил некоего неумершего. Что меня ждёт за такое самоуправство?
- Чтобы ответить Вам, Джентли, я должен кое-что уточнить. Поднимитесь же с колен и сядьте! Когда произошло похищение?
- По правде сказать, ещё не знаю, господин Правитель, - отвечал Джентли.
- Что Вы за ахинею несёте, Джентли! – сказал господин Гедион. – Боитесь Вы, что ли, признаться?.. Уж, наверное, недавно, если я ещё не осведомлён! Как имя пострадавшего?
- Зигмунд Силенциус, по прозванию Музыкант, - ответил Джентли.
- Либо чума поразила мой слух, Джентли, - сказал господин Гедион, – либо Ваши слова есть плод буйноцветной фантазии. Мне доподлинно известно, что вампир Зигмунд находился в замке Чёрный Брод не далее как ночь тому назад. Как Вы умудрились за этот срок достичь замка, похитить пленника, приехать сюда, да ещё и раскаяться в содеянном? Джентли, у Вас галлюцинации!
- Отнюдь нет, - отвечал Джентли. – Дело в том, что я ещё не совершил данного деяния, однако обязательно это сделаю, так что можно считать преступление состоявшимся.
- Я чем дольше Вас слушаю, тем больше убеждаюсь, что Вы – сумасшедший, - сказал господин Гедион. – Как только Вам в голову могла прийти такая галиматья, и почему я должен её слушать? Ведь я просто сейчас запру Вас под замок, Джентли, и дело с концом.
- Чтобы сойти с ума, нужно его иметь, - заметил тогда Джентли. – Вы не имеете права запереть меня или другим образом ограничить мою свободу без причины. Это нарушает пункт два Змеиного Статута. Пока я ещё не преступил Закон, я волен распоряжаться собой по своему усмотрению.
- Это так, - сказал господин Гедион. – Какого чёрта Вы тогда отнимаете моё несравненное время?
- Отринем излишние красивости, вежливость, учтивость и прочую чепуху. Что я наблюдал, идя к Вам? Запустение, разруху и тлен на всяком шагу. У Вас нет денег.
- Закон – странная вещь, Джентли, - сказал господин Гедион. – Когда он процветает, его слуги бедствуют. Где должен я брать средства, ежели не беру ни штрафов, ни контрибуций со своих законопослушных подданных? И можно ли изымать налоги с существ, которые не имеют белых доходов по самой тёмной природе своей? Как сие может быть оформлено: «Глоток с каждой выпитой пинты»? Такова моя планида, Джентли…
- Грех жаловаться на судьбу, - сказал Джентли. – «Бог не всё исполняет сам, дабы не лишить нас свободы воли и причитающейся нам части славы». Это слова великого Макиавелли, и я всею кровью под ними подписываюсь. Деньги у Вас прямо перед носом, а Вы воротитесь от них с презрением!
- Джентли, о чём Вы?
- Я, можно сказать, уже совершил ужаснейшее преступление, заслуживаю страшнейшего штрафа и вековой кабалы с ежегодным отчислением в казну Совета несусветных сумм – и всё же меня с пренебрежением изгоняют вон! Господин Правитель, когда коммерсант заводит дело, он предвидит спрос на рынке вперёд, и когда полководец ведёт войска, он предугадывает намерения противника заранее и сообразуется с ними. Вам же дар прозрения свойственен более, чем всем ныне живущим, умирающим и рождающимся существам. Почему бы не получить выгоду, так сказать, в кредит? Я поясню свою мысль: я сделаю то, что задумал, несмотря ни на что, и моё золото, так или иначе, попадёт в Вашу казну. Однако Вы можете пресечь моё преступление в зародыше, не дав ему принести подлинные плоды в виде штрафов, либо я, по незнанию, вдруг ещё заслужу казнь или бессрочное изгнание. К чему эти крайности, которые ни мне, ни Вам не принесут добра? Почему бы нам не сойтись на золотой середине? Мне нужно только, чтобы суд отложили, и никто не явился в замок Чёрный Брод, пока… пока я, скажем, не пришлю Вам письмо с условным знаком. Вы при этом останетесь чисты как дождь – я сознаю, что Правитель Сообщества не может посягнуть на Закон даже в мыслях.
Господин Гедион смотрел на своего подсудимого, как если бы тот начал вдруг взлетать или преобразился в сказочное чудовище. Однако лицо Джентли было вполне серьёзно и благонамеренно, глаза ясны, осанка спокойна, а мысль последовательна – так что господин Гедион поневоле усомнился: а точно ли это бред безумца?
- До меня дошли сведения, - продолжал между тем Джентли, – из источников этих сведений, что Зигмунду грозит смертный приговор, и о снисхождении молить не приходится. Однако суть дела меняется в корне, ежели Зигмунд превратит совращённую им смертную девицу в носферату.
- Я бы и сам предпочёл это, Джентли, - я не Сатурн, чтобы пожирать своих чад. Но как заставить его сделать это, если даже под пытками он отказывается вызвать эту девицу в замок или сообщить её местонахождение?
- Его упорство можно понять – он опасается за её жизнь. Тем быстрее он даст согласие преобразить её в неумершую! Добиться же этого можно лишь одним способом: похитить Зигмунда из замка Чёрный Брод и отвезти к этой самой девице. Давайте прикинем, господин Правитель: каким образом я смогу украсть указанного вампира, чтобы мерой наказания явился штраф или конфискация части имущества?
- Никаким, - сказал господин Гедион. – К прискорбию моему, Джентли, сотворив это, Вы преступаете пункт тринадцатый Кодекса о нерушимости приговора Совета, а расплата за это – смертная казнь.
- Нет, смертная казнь нам не подходит, - в задумчивости изрёк Джентли. – И мне нехорошо, и Вам толку мало – что за штраф Вы возьмёте с покойника? – Он вдруг хлопнул в ладоши. – Но, постойте! Как же я могу нарушить приговор, если он ещё не вынесен?
- Есть решение Совета о содержании Зигмунда под стражей в замке Чёрный Брод, - пояснил господин Гедион. – В данном случае, что решение, что приговор имеют равное значение.
Джентли в раздумье ухватил себя за нос, так же как другие чешут затылок – словно мозг его перевернулся от таких хитросплетений права. Однако ласкание носа вдохновило его, и он сказал:
- Пойдём с другого конца. Раз нельзя похитить Зигмунда, можно похитить его тюремщика, Ламберта Лисицу.
Зигмунд остаётся в замке, - развил свою мысль Джентли. – То есть приговор Совета я не нарушаю. Но ничто теперь не мешает Зигмунду призвать в замок свою смертную девицу.
- Что, если он воспользуется случаем и сбежит? – с сомнением сказал господин Гедион.
- Тогда меня казнят, - ответил Джентли, пожав плечами.
- Зачем Вам это нужно?
- Зигмунд – моё создание, - сказал Джентли с шутливо-обречённым видом. – У нас одна кровь, и, если случится несчастье, я готов разделить с ним и солнце. Но, предположим, всё удалось. Все живы, никто не виновен, и Закон нарушил только я. Я пленил вампира Ламберта Лисицу (пункт два Змеиного Статута) и нанёс ему физический вред (пункт шестой Кодекса), ибо Ламберт Лисица, по всей вероятности, а если быть более точным, то непременно, окажет буйное сопротивление… Как я должен расплатиться за это? Думаю, чем больше будет штраф, тем лучше, – пусть мне неповадно будет впредь покушаться на Закон!
- Сейчас я произведу расчёты, - сказал господин Гедион, чертя цифры на листочке, и назвал сумму. – По карману ли Вам это преступление, Джентли?
- Да, - сказал Джентли. – Я могу немедленно внести указанный штраф, выписав вексель на банк мессера Хо (презабавная у него фамилия). Я не мог везти с собой все наличные из-за опасностей пути, но этот вексель всё равно, что монеты, так как банк Хо надёжнейший в Лондоне, и часть суммы…
- Обождите, - господин Гедион поднял руку, - ведь мы не учли ещё одно важное нарушение, караемое большим штрафом, – а именно, пункт девятый Кодекса Носферату.
- При чём здесь пункт девятый? – удивился Джентли. – Он предполагает, насколько я помню, наказание за воровство. Не могу же я украсть у Ламберта самого Ламберта?
- Но ведь Вы употребите для своих гнусных целей замок господина Ламберта, посадив хозяина в подвал и привезя туда смертную девицу, то есть, фактически, недобросовестным образом и без согласия владельца воспользуетесь чужим имуществом, хуже того, чужой недвижимостью. Посему извольте выплатить максимальную положенную за это пеню.
- Вашей милости лучше известен Закон, чем моему убожеству. Придётся мне на это согласиться, - сказал Джентли. – Но во имя Закона и торжества справедливости я готов и не на такие жертвы, так что да будет так.

  Заперт я в темнице,
  Мочи нет терпеть.
  Разве что молиться
  Или песни петь…
Зигмунд сидел в застенке уже… впрочем, он потерял счёт времени. Иногда появлялся Ламберт и приносил кого-нибудь для его пропитания: обыкновенно, диких птиц или кроликов. Зигмунд утолял свой голод, хозяин же забирал останки и уходил. Они не разговаривали между собой. Один только раз Зигмунд сказал:
- Дайте мне хотя бы вымыться! Я стал хуже жабы! Это же страшнее любой пытки!
Ламберт ничего не ответил, несмотря на проклятия Зигмунда, нёсшиеся ему вслед, но в следующее посещение принёс лохань, воду, мыло и прочие принадлежности и поставил их перед пленником.
- Не самая роскошная ванна, - произнёс он при этом.
- Ничего, - ответил Зигмунд. – И на этом спасибо. Кто мечтает о рае, умирает.
Ламберт Лисица поклонился Зигмунду, а Зигмунд поклонился Ламберту, и на том они расстались.

В весёлом, щебечущем, зелёном месяце июне, 1751 года, в самой его сочной середине, почти в полночь, полупрозрачную от звёзд и луны, точно вуаль прелестной дамы, по дороге, что ведёт из города Марселя на север, ехала всадница. И хотя цветы были сжаты в бутоны, птицы крепко спали, а живописные краски потускнели в темноте, всадница двигалась неспешно, наслаждаясь путешествием. Даже во сне цветы источали нежный аромат. Огромная луна светила так ярко, что лес казался отлитым из стекла. Ровная дорога сверкала как река. Ни один листок, ни одна травинка не шевелились. Так было тихо, что всадница могла бы подумать, она попала внутрь волшебной музыкальной шкатулки, и вот-вот среди деревьев зазвучат флейты и арфы фавнов.
Но вот перед ней предстала мрачная цель её путешествия – замок Чёрный Брод.

Господин Ламберт Лисица стоял на балконе, любуясь лучезарной луной, когда ему доложили:
- Мисс Джульет Смит, из Общества Летучей Мыши.
Джульет Смит. Лисица не знал такой неумершей. Но не может же он знать всех тёмных созданий! Должно быть, она совсем недавно приемла адскую природу, иначе он бы, конечно, слышал её имя. И как это Найт забыл написать ему о новенькой?
Ламберт отпер внутреннюю дверь и обмер.
На пороге стояла совсем юная дама-вампир, в пышном снежном парике, тоненькая и высокая. Её губы пылали как угли, яркие глаза поблёскивали из-под скромно опущенных ресниц, как у кошки, которая притворяется спящей. Узкое лицо пряталось в белых буклях, словно месяц в облаках; его немного портил длинный нос с горбинкой, но нос этот был тонок, изящно вылеплен и мастерски припудрен. Нежные пальцы дамы были богато унизаны разноцветными камнями, платье – тёмно-вишнёвое с густым серебряным шитьём – сияло как сказочный наряд лесной феи.
Ламберт перевёл дух и произнёс:
- Приветствую Вас, мадмуазель Жюльетта, в моём убогом жилище, - в этот момент замок и впрямь казался ему убогим. Ламберт поклонился, скрывая тяжёлый вздох.
- Как я счастлива, - воскликнула дама звонким, почти детским голосом, - как же я счастлива видеть наконец знаменитого Ламберта, прозванного Лисом за хитроумие!
- Лисицей, - поправил её Ламберт, и такая поправка рассмешила их обоих.
Лёд был сломан.

Лисица с гордостью показывал Джульет – Жюльетте, как он называл её, переиначив заморское имя на привычный манер – своё обиталище: настоящую сокровищницу средневековой фантазии. Многоэтажные хоромы сообщались запутанной паутиной лестниц и кривых коридоров. Попросив подождать минутку, чтобы он мог зажечь светильники, Ламберт явил глазам изумлённой гостьи зал для церемоний: в стены были встроены витражи, позади которых пылали лампы, создавая иллюзию солнечного света. Цветные картины в витражах изображали сцены из Писания. Кодекс вампиров запрещал такое кощунство, но Лисице закон был не писан.
Ламберт провёл Жюльетту по галерее, украшенной картинами и статуями. Картины Лисица нарисовал сам: странноватые и страдавшие ошибками пропорций, но приятные. В конце галереи стояли неумершие и смертные, выстроившись вдоль стены. Жюльетта даже узнала нескольких: господина Гедиона, Раушена, Найта – и вдруг с ужасом поняла, что это куклы. С трудом удержавшись на ногах, она последовала за хозяином дальше.
Они поднялись в центральную башню, чтобы гостья могла насладиться собранием старинного оружия. Взглянув на часы – у Ламберта были часы, подарок от парижских неумерших, – Лисица распахнул двери на балкон. Ночь умирала. Алый огонь уже тлел за окоёмом, медленно разгораясь; по правую руку, у реки, зажглись крошечные жёлтые светляки: там просыпалась деревня. Красные отблески рассвета отражались в реке, и казалось, что сквозь лес течёт струя крови.
- Пойдёмте, - сказал Ламберт.
Жюльетту привели в уютную комнату, обитую синим бархатом. Лисица предложил ей сесть, затем протянул руку к маленькому столику у камина, выбрал две коробочки, содержимым одной набил трубку, из другой вынул огниво. Держа трубку в правой ладони, огниво в левой, Ламберт встал перед Жюльеттой в позе Фемиды.
- Что это? – робко спросила вампирша.
- Волшебные травы, - отвечал Ламберт. – Вдыхая их дым, Вы увидите красивый сон.
- Вся наша жизнь – это сон, - сказала Жюльетта.
- Да. Но некрасивый.
Жюльетта улыбнулась и втянула в себя горький воздух, выходивший из трубки.
- Каждое существо само придумывает себе сновидения, - пролепетала она, чувствуя, как её тело превращается в туман, – мы придумываем жизнь, которая есть сон… сны создаются воображением… фантазией… богатые умом видят красивые сны… и их жизнь красива… безумцы видят кошмары…
…Ламберт и Жюльетта спустились в подземелье, чтобы утолить свою жажду кровью живущих там пленников. Ламберт первый взял смертного, прокусил ему глотку и начал пить.
Пока Ламберт пил, человек начал быстро обрастать белой пушистой шерстью. Мордочка у него вытянулась, ножки поджались, и вот жертва Лисицы превратилась в огромного кролика. Лисица сверкнул длинными клыками, измазанными кровью, глаза светились зеленоватым огнём, точно у дикого зверя.
Взгляд их показался Жюльетте зловещим. Вдруг она увидела, что и её тело покрывается мехом, руки и ноги укорачиваются, из пальцев растут коготки… и она упала на четвереньки, испуганно заложив на спину длинные уши. Лисица отбросил свою первую добычу и, улыбаясь, сделал шаг к ней, другой, третий –
- Малость перебрали, - услышала Жюльетта глухой голос Ламберта.
Мрак развеялся. Ламберт склонился над юной вампиршей, одной рукой поддерживая ей голову, другой держа нюхательную соль.

Ламберт Лисица отвёл гостье две лучшие комнаты в замке, украшенные гобеленами и вышитыми шторами, обставленные резной мебелью, покрытые коврами, оснащённые даже ванной и обитым бархатом стульчаком. Слабая надежда – может быть, его дряхлый замок не покажется ей таким уж ужасно захудалым? – терзала Ламберта. У него появилась глупая привычка поглядывать на себя во все встречные зеркала и тут же с досадой отворачиваться. Лисица пал столь низко, что пригласил Жюльетту в библиотеку и музыкальную комнату: похвалиться коллекцией книг, рукописей и инструментов. Юная вампирша перебегала от Аретино и Рафаэля к арфам и равелям, и всплёскивала руками, а несчастнейший из неумерших Ламберт скрючился в кресле в комок. Ему было стыдно за себя, но он не имел сил противиться.
- Должно быть, Вы недавно преобразились в вампира? – спросил он.
- Почему Вы так думаете?
- Я раньше никогда не слышал о Вас.
- Не так недавно – почти год назад.
- О, для Вас год – почти вечность, - сказал Ламберт с лёгкой завистью. – А для меня они мелькают как бабочки-однодневки. В Ваших глазах я старик, мадмуазель. Я древнее даже этого замшелого замка.
- Нет ничего лучше старого вина и старых вампиров, - мимолётно улыбнувшись, сказала Жюльетта и прикрылась веером.
Ламберт почувствовал, что краснеет. Он позавидовал вееру своей собеседницы.

Зигмунд всё ещё сидел в застенке. Он не понимал, почему ещё жив.
  Когда луна почернеет
  И все глаза ослепнут,
  Каждый пойдёт туда,
  Из чего был когда-то слеплен.
  В землю войдут люди,
  Звери войдут в море,
  На небе ангелы будут,
  А дьявол – в озере огненном.

- Вы совсем не используете косметики? – спросила Жюльетта, положив ручку в перчатке на рукав Ламберта. Тот покачал головой. – О, я понимаю, Вы мужчина! Но совсем немного – сейчас это модно. – Она, нимало не обращая внимания на удушье и дрожь, охватившие Ламберта, взяла его длинными пальцами за виски и повернула к себе. Жюльетта была одного роста с Лисицей. – Смотрите – напомадить волосы, подровнять брови, обрисовать рот… - Увидев, что Ламберт побелел как мел, Жюльетта отняла руки от его лица.
- Вы совсем не душитесь. Вот, - продолжала она, запустив ладошку в шкатулку, стоявшую на зеркале, - ароматная вода, смешанная специально для мужчин, из Лондона. Попробуйте! – она отвернула колпачок и поднесла стеклянный сосуд к носу Ламберта.
Удушливый зной разразился грозой: Лисица согнулся в приступе кашля.

Хозяин замка и его гостья сидели у камина, в полумраке – свет исходил от гаснущих углей в очаге – и Ламберт только что закончил рассказывать какую-то древнюю легенду.
- А знаете, Ламберт, - сказала Жюльетта, - ведь у нас в Англии есть старая сказка про человека, которого звали совсем как Вас – мистер Фокс, то есть, на Вашем мелодичном языке, «мессер Ренар», «господин Лисица».
- И кем же был этот человек? – спросил Ламберт.
- Лучше я расскажу Вам с самого начала, - возразила Жюльетта.
Однажды, когда луна была голубой, а звёзды – огромными, как кочны капусты, когда змеи летали, а петухи несли яйца, в царствование короля Вамбы, жили-были в одном доме старый мужчина и старая женщина, и была у них дочь по имени леди Анна.
Волосы леди Анны сверкали, как золото, а глаза были чернее ночи. Её губы были как кровь на снегу, и улыбка как удар ножа, а тело подобно вазе из слоновой кости. Многие просили её руки, но одни были слишком бедны, другие слишком знатны, третьи слишком горды, а остальные слишком глупы. И родители леди Анны никому не давали согласия.
И вот однажды посватался к ней некий мистер Фокс. Никто раньше не видел его в этих местах, но он был разумен, скромен, не носил ни заплат, ни короны, и родители леди Анны предпочли его всем остальным.
Мистер Фокс дарил богатые подарки, и писал для леди Анны прекрасные поэмы, и побеждал за неё на поединках. Только одно было странно – ни разу он не привёз леди Анну в свой дом. Мистер Фокс говорил, что хотел бы ввести в свой дом женщину только как свою жену. Но родители леди Анны думали, что дом должен быть так же хорош, как хозяин.
Однажды, за один день до свадьбы, мистер Фокс был очень занят. И любопытство одолело леди Анну так сильно, что она решилась нарушить запрет и взглянуть на дом мистера Фокса, хотя бы издалека.
Когда леди Анна увидела дом мистера Фокса, он показался ей очень красивым: то был не дом, а замок, окружённый садом и кованой оградой. И ей захотелось взглянуть на сад поближе, хоть одним глазком.
Над воротами в сад висел старинный герб, три змеи на червлёном поле. Когда она проходила в ворота, змеи сказали ей: «Смелее – но не слишком смело!»
Леди Анна стала гулять по саду, любуясь цветами, травами и большим прудом. И из пруда выплыли три рыбы, и сказали ей: «Смелее – но не слишком смело!»
Леди Анна подошла к замку – ей захотелось заглянуть внутрь, хоть краешком глаза! В дверях было три замка в форме сердец, но леди Анна толкнула дверь, и створки открылись. И когда она входила в двери, сердца сказали ей: «Смелее – но не слишком смело!»
Леди Анна стала осматривать замок, восхищаясь чудесными картинами, и дорогой мебелью, и украшениями. И когда она вошла в пиршественный зал, три оленьих головы на стене сказали ей: «Смелее – но не слишком смело!»
А потом леди Анна открыла самую дальнюю дверцу, вошла внутрь и увидела там множество мёртвых девиц. Все они были в белых платьях, и залиты кровью.
Леди Анна в ужасе хотела броситься прочь. Но тут она услыхала шаги и голоса, которые всё приближались. Поэтому леди Анна спряталась за занавесью.
Вошёл мистер Фокс, который волочил за руку юную девицу. Девица эта стонала и плакала, а мистер Фокс отвечал ей бранью. И леди Анна видела, стоя за занавесью, как мистер Фокс убил девицу.
Но тут леди Анна не удержалась и тихо чихнула. Мистер Фокс подпрыгнул от испуга и крикнул: «Кто здесь?» Леди Анна молчала. Тогда мистер Фокс подошёл к занавеси, потому что спрятаться в комнате больше было негде, сунул туда руку и схватил леди Анну.
Леди Анна поняла, что настала её смерть. Она выхватила из юбок свой кинжал, взмахнула им и отрубила мистеру Фоксу кисть руки. Мистер Фокс лишился чувств и упал, обливаясь кровью, а леди Анна выскочила из-за занавеси, подобрала отрубленную руку, выбежала из дома и бросилась бежать с быстротой оленя, гонимого затравщиками.
На другой день была свадьба леди Анны. Мистер Фокс пришёл очень бледный, держа правую руку на перевязи. Все спрашивали его, что случилось, но он отвечал, что повредил руку, нарезая мясо.
Леди Анну и мистера Фокса обвенчали. И когда все сидели за праздничным столом, леди Анна сказала, что видела очень странный сон и хочет его рассказать.
«Желаете ли Вы, господин мой, - спросила она мистера Фокса, - чтобы я рассказала свой сон?»
«Да, душа моя, - отвечал он. – Думаю, что Ваши сны так же прекрасны, как и Ваши волосы».
И леди Анна рассказала, как она – во сне – захотела посмотреть дом мистера Фокса, как прошла в ворота, и про сад, и про пруд с тремя рыбами, и каков был дом из себя. И она спросила мистера Фокса:
«Желаете ли Вы, господин мой, чтобы я продолжала?»
«Да, душа моя. Думаю, что Ваши сны так же прекрасны, как и Ваши глаза» - отвечал мистер Фокс, побледнев.
И леди Анна рассказала, как она вошла в дом, и сколько в нём было богатства, и что сказали ей замки на дверях и оленьи головы в зале. И она спросила мистера Фокса:
«Желаете ли Вы, господин мой, чтобы я продолжала?»
«Да, душа моя. Думаю, что Ваши сны так же прекрасны, как и Ваши губы» - отвечал мистер Фокс, белый как мертвец.
И леди Анна рассказала, как она нашла комнату, где было множество мёртвых девиц, как она услышала шаги и укрылась за занавесью. И она спросила мистера Фокса:
«Желаете ли Вы, господин мой, чтобы я продолжала?»
«Да, душа моя. Думаю, что Ваши сны так же прекрасны, как и Ваша улыбка» - отвечал мистер Фокс, едва живой от ужаса.
И леди Анна рассказала, как мистер Фокс вошёл в комнату, и убил девицу, и как он схватил леди Анну, а она отсекла ему руку. И тогда все гости обернулись к мистеру Фоксу и посмотрели на его перевязанную руку.
И мистер Фокс закричал: «Нет! Это всего лишь сон!»
«Всего лишь сон? – сказала тогда леди Анна. – А что такое вот это?»
И с этими словами она вытащила руку мистера Фокса и бросила её на пиршественный стол.
Тут все гости вскочили, и схватили мистера Фокса, связали его, отвели в тюрьму и утром казнили. Вот и вся история про леди Анну, у которой волосы сверкали, как золото, глаза были чернее ночи, губы – как кровь на снегу, а улыбка – как удар ножа.

…Ламберт и Жюльетта спустились в помещение, без факелов или ламп, населённое мужчинами и женщинами различного возраста. Их лица и руки в темноте горели, как раскалённые камни.
- Их так много, - заметила Жюльетта. – Вы не боитесь, что они убьют Вас?
- Нет, и даже не убегут, - сказал Лисица. – Здесь слишком темно для них. Человеческие глаза слабы. Это же кролики… нежные кролики…
С этими словами Лисица подошёл к одной девице и помахал рукой перед её лицом. Девица сидела так же тихо, в самом деле похожая на кролика, которого когтит сова.
- Они скорее перебьют друг друга в этом мраке, чем нанесут мне серьёзную рану, - закончил Лисица. Он поднял девицу, так же легко, как поднял бы собственную руку, вонзил зубы в её горло – она не издала ни стона, и так же беззвучно глотал Ламберт.
- Так эти люди совсем ничего не видят? Это же ужасно!
- Все мы бредём вслепую в этом мире, - облизав кровь с губ, ответил Ламберт. – Потом исчезаем… неизвестно куда… как и они… - он вновь приник к горлу девицы.
Странное ощущение испытывала Жюльетта. Сознание, что все пленники словно слепы, а зряча она одна, придавало насыщению кровью особый привкус – чем-то сродни засаде на зверя.
Жюльетта сказала:
- Вы покажете мне другие подземелья?

Зигмунда вырвал из забытья звонкий голос, распевавший на весь коридор:
- Алеет роза под листом,
  И зеленеет клевер.
  Когда я стану королём,
  Ты будешь королевой.
На «королеве» в камеру упал отсвет факелов, и в сопровождении Ламберта перед решёткой появилась неизвестная дама, в дорогом пышном платье. Её красоту Зигмунд не мог оценить: она скрывала лицо веером.
Дама оборвала пение и воскликнула:
- О, тёмный бог мой! Какой хорошенький! Вы позволите мне взять его крови?
- Это не человек, мадам, это неумерший, - объяснил Ламберт. – Вы, может быть, изволили слышать: подсудимый Зигмунд, обвиняемый в нарушении пункта двенадцатого Кодекса Носферату.
Зигмунд не удержался и засмеялся, но достаточно тихо, чтобы не нарушить приличия.
«Так, первый план не удался, - подумала Жюльетта, - но ничего… Зато мне известно, где он сидит. Без помощи хозяина мне бы нипочём не удалось найти муху в этой подземной паутине!»
Она отняла веер от лица. Черты юной вампирши показались Зигмунду смутно знакомыми, но его измученный ум был не в силах вспомнить, где он её встречал или на кого она похожа.
Тут Зигмунд увидел, что Жюльетта, заслонившись от глаз Ламберта пышными юбками, незаметно показывает ему условные знаки: руку с растопыренными пальцами или «солнце», что означает «опасность», и ладони, крепко прижатые друг к другу в форме раковины, то есть «молчание». А затем открытую ладонь, то есть «дружбу».
Зигмунд решил, что вызвал участие дамы, и она будет просить за него у Ламберта Лисицы. Но он лучше неё знал, как это бессмысленно.
Жюльетта и Ламберт удалились.
- Вы разрешите мне посмотреть одну из таких темниц изнутри? – расслышал ещё Зигмунд голосок вампирши.

Зигмунд развалился в углу камеры, опершись на стены и задрав колени выше ушей, и от нечего делать пытался перевести на провансальский английскую песенку.
- Наперекор всем преградам,
  И вопреки временам…
Зигмунд дёрнул себя за волосы. Подлые слова никак не складывались.
- Всё подарить тебе рад я,
  Души моей свет и отрада,
  Будь только мне ты верна…
Ничего, скоро всё закончится. Скоро суд, затем смерть и купание в огненном озере. Препаршиво, наверное, тонуть в горящей воде.
- Клал я клык на всё это, - вслух произнёс Зигмунд.
  Опасностей злых не боюсь я,
  А если умру, то во сне
  Тенью к тебе прокрадусь я,
  Сбежав из вместилища грусти,
  Если верна будешь мне.
Лоретта, должно быть, давно мертва. Его, правда, лишили и памяти, и времени в этой темнице, но уж конечно три ночи давно прошли. И Лоретта не написала свой донос. Значит, убита. Теперь она там, куда Зигмунду путь заказан, сколько бы он ни стучал в райские ворота.
- Пусть душу разлука изранит,
  Не властна над нами беда.
  Сердца пылающий пламень
  Зимы не погасят туманы.
  Будь же верна мне всегда.
Зигмунд махнул рукой, прищёлкнул языком, вытянул ноги по полу и закрыл глаза. Благословен будь сон, дающий крылья даже червям в грязи и обречённым в чёрном отчаянии…

Ламберт проклял своё легкомыслие. В который раз он повторял про себя: бойся рогов быка, копыт коня и улыбки англичанки.
Он понял свою глупость, лишь когда за его спиной со звоном захлопнулась решётка. Ещё не веря, Ламберт рванул прутья и увидел, как солнечным лучом расползается по лицу Жюльетты улыбка.
- Что же Вы творите, несчастная? – только и произнёс Ламберт.
- Приношу Вам тысячу тысяч извинений, - любезно отвечала Жюльетта, - но так уж вышло, что  я заперла Вас в подземелье.
- Но это же беззаконие! Опомнитесь, выпустите меня! Если об этом узнают, Вам всю кровь выпустят на суде!
- Если об этом и узнают, то только от меня, - заметила Жюльетта. – Ни одна душа, ни одно бездушное существо, друг мой, не знает, что Вы находитесь здесь. И никто, кроме Вас и меня, не найдёт это подземелье в таком лабиринте. Все решат, что Вы попросту уехали.
- Чёрт возьми! – сказал Ламберт. – Что Вы со мной сделаете?
- Я не причиню Вам никакого зла, - отвечала Жюльетта. – Мне только нужно одолжить Ваш замок на пару недель, а после этого я выпущу Вас на свободу. Поверьте, мне и самой вовсе не хочется прибегать к насилию. Дело в том, что иначе мне никак не достичь своей цели, а цель эта крайне важна для меня: жизнь и счастье двух, или даже трёх, неумерших зависят от того, ждёт ли меня удача или неуспех. Не сердитесь же на меня. Когда всё закончится, я Вам подарю что-нибудь очень хорошее за эти неудобства.
Ламберт сел у стены и сказал:
- Поистине говорят: дама при встрече с мужчиной теряет сердце; мужчина при виде дамы теряет разум. Вот я и потерял разум, ибо ровно ничего из ваших слов не понимаю. На кой дьявол Вам сдался мой замок? Что за чертовщину собрались Вы тут устроить за эти две дьяволовы недели? Неужто Вы надеетесь, что Вам сойдёт с рук сие бесчинство? И я прошу Вас, мадам, не сердиться, но, когда всё закончится, я немедля подам на Вас жалобу в суд!
- Не думаю, - возразила Жюльетта с улыбкой, - не станете же Вы рассказывать всему Сообществу, что женщина заперла Вас в Вашем собственном замке…
Ламберт гневно сверкнул глазами. Но тут приключившаяся с ним беда представилась ему во всей своей абсурдности, во всей смехотворности, и огонь ярости угас. Жюльетта же протянула сквозь решётку руку для поцелуя, получив который, с шелестом скрылась.

Зигмунд услышал стук и открыл глаза. Перед ним стояла дама, та самая вампирша в белом парике, что сопровождала Ламберта Лисицу в его последнее посещение. Дама держала большое кольцо с ключами. Взяв Зигмунда за руку, она отомкнула браслет; цепь со звоном обрушилась на пол.
- Выходи скорее, - велела она.
«Вот и всё» - подумал Зигмунд, похолодев от страха. Его отведут к Ламберту, будут пытать, потом убьют. Он силился изобрести какую-нибудь шутку, чтобы скрыть трепет, но мысли разбежались в ужасе, как спугнутые крысы. Зигмунд поднялся, шатаясь и вздрагивая, и направился к выходу, а дама последовала за ним.
Целый вихрь пронёсся в голове Зигмунда. Она юна, она девица, он отнимет у неё ключи, отыщет оружие… Почти лишившийся рассудка в заключении, Зигмунд инстинктивно рвался к бегству и видел в неизвестной даме смертельного врага. Не сделали они и нескольких шагов, как Зигмунд с быстротой лунного луча накинулся на даму, оттащил её в угол и попытался приковать к стене.
- Да ты что?! – зашипела Жюльетта, сопротивляясь с неожиданной силой и ловкостью. – Очумел совсем?! Я же помочь тебе хочу, болван!
- С какой радости Вы мне хотите помогать?! – ответил Зигмунд, удваивая старания.
- Да что вы, ослепли оба?! – воскликнула Жюльетта. – Ладно Ламберт! дьявол обделил его зрением! но ты! Зиг, ты что, даже сейчас меня не узнаёшь?
Зигмунд остановился, пристально всмотрелся в её лицо – а потом начал смеяться. Он хохотал и хохотал, катаясь по полу, смех перелился в нервный припадок, и прошла не одна минута, прежде чем Жюльетта смогла утихомирить его.
- Ангел тебя возьми, - произнёс он, немного наконец успокоившись, - пропади ты пропадом, благослови тебя Божья матерь! Надо же до такого додуматься! Чтоб я сдох!
- Успеешь ещё, - сказала Жюльетта. – Двигай за мной! Тебе нужно привести себя в порядок, а потом решим, что делать дальше.
Когда они шли по коридору, Зигмунд дёрнул даму за рукав и сказал:
- Знаешь, а тебе идёт! Я и не думал, что ты такая красотка!
- Помалкивай, - откликнулась Жюльетта и пихнула его в бок, но без злости.

Ламберт Лисица прекрасно понимал, что сбежать ему не удастся. Он самолично заказывал и эти решётки, и запоры, и сам проверял каменную кладку, чтобы ни один камень не шатался. Теперь его старания обернулись против него. Но не столько эта мысль терзала Ламберта, сколько догадка о чувствах, двигавших Жюльеттой. Перебрав все вероятные варианты, Лисица вынужден был выбрать из них единственный возможный. Причиной, толкнувшей Жюльетту на такое безрассудство, могла стать лишь жалость к преступному вампиру Зигмунду. Только ли жалость?
Чёрт возьми! эта дама восхищала его всё больше. Как красиво она провела его за нос, его, Ламберта Лисицу! Он должен ненавидеть её, но вместо этого готов слагать песни в её честь!
Когда по коридору застучали каблучки Жюльетты, Ламберт решился. Будь что будет. Смелость ломает и стены, и сердца.
- Тёмной ночи, - произнесла вампирша, прислонясь к решётке. – Я пришла узнать, не нужно ли Вам чего? Ещё я принесла Вашу трубку и табак. И как Вы только дышите такой мерзостью? По мне, уж лучше пить кровь у прокажённого!
- Жюльетта, - сказал Ламберт и сам испугался своего голоса. Слова слиплись у него в горле, её имя, как удавка, пресекло его дыхание и затемнило глаза.
Юная вампирша обратилась к нему с сочувствием:
- Что с Вами, Ламберт, друг мой? Вы словно стали смертным за эти два часа! Клянусь кровью, Вам ровно ничего не грозит! Вы выйдете отсюда очень скоро, когда…
- Не в том дело, - Ламберт прервал её взмахом руки.
- А в чём же?
- Я знаю, что не должен этого говорить, - сказал Ламберт – и всё сразу стало ясно без слов. – Я поступаю бестактно, невежественно… наконец, кто я? Ваш пленник, лишённый и свободы, и власти, и доброго имени. И как легко Вы меня обвели вокруг пальца! Что я могу вызывать теперь, кроме смеха?
Жюльетта молча улыбалась.
- Но я должен был сказать, - продолжал Ламберт срывающимся голосом, – даже и не имея никакой надежды. Я никогда не встречал более близкого мне бессмертного, мои глаза едва не ослепли, когда я увидел Вашу красоту… я понимаю, что говорю дерзости… простите меня…
- Это мне нужно извиниться, - отвечала Жюльетта еле слышно, скрыв лицо веером. – Я не могу... Понимаете, я… Честное слово, я не думала… не думал… что этим кончится… - и вдруг она разразилась грубым звонким смехом, не в силах более сдерживаться.
Ламберт в изумлении воззрился на… о лунная Лилит! Жюльетта, промокая глаза платочком, стащила белый парик, обнажив свои собственные тёмно-рыжие короткие локоны. Ламберт Лисица оцепенел. Под маской белил, сурьмы и пудры он узнал вампира Джентли Рыжего, того самого, что когда-то спас Зигмунда от смерти своей кровью. И вот теперь он сохранил его жизнь вторично – красками и корсетом, помадой и париком!
- Дьявол! – сказал Ламберт.
- Ради всего проклятого, Ламберт, прости, - выдавил из себя Джентли, задыхаясь от смеха. Он и зубы стискивал, и рот себе зажимал, но без толку, судороги весёлости никак не отпускали его. – Боже мой, Ламберт… Я не хотел… Пропасть мне на этом месте, если я хотя бы догадывался… «Когда я увидел Вашу красоту» – мою красоту! – простонал Джентли, сползая на пол в полном изнеможении.
- Убирайся отсюда! – заорал Ламберт, напротив, вскакивая. – Мерзавец, скотское отродье! Ты посмотри только на себя – шлюхи, и те приличнее тебя! Проваливай сейчас же, иначе я тебя придушу! Ну-ка подойди к решётке!
- Ага, конечно, - отступая, сказал Джентли Рыжий. – Ты ещё целоваться полезешь! – с этими словами, и с хохотом, нарочито качая юбками, Джентли пошёл прочь.
Лисица остался в темнице один, оскорблённый, осмеянный, опозоренный, осрамлённый самым омерзительным образом – но почему-то всё сильнее горло ему давило желание расхохотаться.