guesso

небо грозовое, чернильное, предсмертное над раскалившимся мягким битумом - в нем вязнут протектора и стоймя застревают окурки. в рапиде - малой частотой кадров вышедшая из-под контроля рука которой я хватаю суку за волосы, не давая ей реактивно уклониться, в тот самый момент когда Марк карающим жестом заносит за плечо молоток, как бейсболисты - биту, глаза серые и разгульно дикие отсвечивают на сумеречном фоне. плоский металлический клюв врезается в висок почти макросъемкой. едва различимое в оглушающе-неряшливых лохмотьях павернойза хррусть и инструмент остается жизнеутверждающе торчать когда он разжимает с рукояти пальцы а я все тяну ее за волосы, ловлю за талию не давая упасть по инерции вправо и давлюсь хохотом от восторга здесь хорошо бы наблюдать приливы только на крышах их не бывает, впрочем я ему никогда не нравился прокатившаяся по липкому от ужаса телу судорога - сверху вниз, приливами - переползает на меня и я разгибаю локоть. на битумную крошку можно падать только с приятным глухим шуршанием, так сука и делает, послушная. нераскатанный материал плавится подо мной обратно в смолоподобную черную жижу а напротив - лицо киберпанка, бешенство и презрение застряли намертво в выцветших радужках и добавить тут больше нечего и говорить нам всегда было не о чем и никаких совместных занятий тут тоже не предусмотрено. кровохарканье в котором я от щелчков истерического смеха не премину зайтись удачно вливается в ритм вперемешку с короткими агональными поскуливаниями справа и снизу. ты оброс почти до сантиметра, дружище, а челюсти давно свело в едва заметной неодобрительной усмешке по поводу всего окружающего. дайте ему двести долларов - очень забавно бывает проследить с какой плохо скрытой лихорадочностью он спешит вложить их во все что видит, включая мясо - корм для морозильника, консервы и ментольно-сигаретные блоки, книги техника и инструменты, старая люстра-новая люстра и подвернувшиеся под руку шмотки.
- ns wp, да ты же даже не скинхед нихуя, начерта тебе это понадобилось?
- мне не нравятся женщины с русыми волосами, - невнятно поясняет, камуфляжно высясь надо мной в роли прикуривающего всемирного разрушителя а почему я уже на корточках и когда умудрился примоститься подле содрогающегося школьного тела. девушка, одерните юбку и перестаньте плевать слюнями, это никому не может идти.
- tough. но мочить кого ни попадя без малейшей на то причины - моя прерогатива, уже лет пять как. или ты всех здесь вознамерился посталкивать с давно завоеванных, кровью обагренных пьедесталов?
он фыркает и криво с недоумением щурится, когда озоновый от мяты дым попадает в глаз.
- только затем чтобы вы могли наконец от этих пьедесталов отклеяться.
какая забота. в некотором смысле этот безоговорочно злодейский ублюдок может считаться предателем, но без своры пуленепробиваемых адвокатов подобные вещи в этот адрес остаются недоказуемыми. по мере того как затихают колебания в зоне бокового зрения справа по изнанке сосудов укладывается тяжелый адреналин и я чувствую возвращение своего славного, которое уже карабкается вверх по хребту и скоро снова томно расправит склизкие щупальца чужого, привычным жестом обвив до болезненного треска все ребра одновременно. а внутри чудовище. стоит только улечься - одно проскользнет и в череп, откуда потом долго еще не выскрести липко сверкающий токсичный секрет с массой побочных эффектов. одним из которых и является насильственное воспроизведение зацикленных сцен изнасилования убийства расчленения изнасилования пожирания убийства и потрошения. на последнем этаже затаиваются, вырубив, наконец, музыку, и в уши разом просачивается весь спектр беспокойных шорохов, шуршаний, тресков и завываний приближающейся ночи. злобный наскок рвущего штормового ветра с запахом индустриальной пыли и мокрых деревьев почти сбивает уголек с его сигареты и невразумительно чертыхающийся Марк берет фильтр большим и указательным, прикрывая сигарету ладонью.
- Эй, ты.
черная крошка впивается в затылок, когда я вытягиваюсь на поверхности, по возможности задирая голову наверх - так видно железные направляющие ограды на краю крыши и узенькой полоской платиновый закат в неположенной северной стороне, медленно и настойчиво проседающий под тяжестью мокро-ватных вечерних туч.
- Ну? - хруп-хруп. он лениво перемещается ближе - хорошо что здесь не пройдешь бесшумно - и я кошусь вниз, не желая упускать бывшего сотрудника из виду.
- разве любовь может включать в себя постоянное желание сделать с объектом все самое ужасное, что только приходит в голову?
насколько отсюда видно - смотрит, мастерски изображая скорбное снисхождение. и кривую усмешку сквозь рыжий уголек сигареты вспыхивающий в горке ладони под затяжкой.
- ты что, действительно дебил, не пойму.
это риторический вопрос и кадр из комиксов - как рабочие на крышах, устало ставит ботинок затихшей жертве на плечо, нагибается, бытовым движением выдергивает инструмент - отчетливый влажный, страстный чвяк неожиданно и властно пробуждает в желудке острое чувство голода.
- ты забыл о капитане очевидность. нет, серьезно. разве с тобой случалось когда-нибудь?
насколько позволяют разглядеть ракурс и освещение - Марк хмурится, заботливо вытирая острый нос молотка о камышовую ткань штанов на самом бедре. хочется сказать - мозги такие жирные, *** отстирается, но я сдерживаю перфекционизм и молчу в ожидании ответа.
- случалось? насколько я помню, это пребывало с нами неотступно и воспринималось притом совершенно нормально. не оторвешь же хорошее от плохого, тем более злое от доброго. ужасные вещи - это ты об убийстве?
- не только.
описывать все яркие наклейки на нервной ткани дословно, детально и полностью было бы слишком мучительно. зверь стучится мне в мозжечок, и когда в попытках подобрать слова я на секунду позволяю ему кусить воображение электрическим импульсом, вдох судорожно обрывается посередине, пульс замирает - кадр перед глазами вспыхивает слишком ярко.
- в таком случае какие еще вещи ты можешь назвать ужасными?
- все.
я хочу спать и хихикаю, потому что на данный момент ответ кажется мне совершенно правдивым. Винтовский ухмыляется - не ухмыляется, он кривляется, потому что Винтовский никогда не ухмыляется, но это становится заметно только путем пристального наблюдения. молотком играет, как шариковой ручкой, которую вертят между пальцев, и ко всем источникам беспокойства присоединяется опасение, что рано или поздно он уронит орудие прямо на мою коленную чашечку. охромею тогда, хуле, терять все равно нечего.
- нет, не все. но к примеру идея изнасилования применимо на объект действительно кажется мне ужасной.
- да нет, с чего бы это, - на ответ ему даже не требуется времени, хотя так было всегда. а ну как въебет молоточком мне в лоб, то-то радости будет. чужой и зверь выползут из проломленной в голове дыры, устроят на битуме зажигательный вальс и все наконец будут счастливы. хотя я явно придаю себе слишком много значения в жизни окружающих. - скорее уж сопутствующие травмы кажутся тебе ужасными. тем более что женщин сложно изнасиловать по-настоящему.
- нет, не так, - здесь слова разбегаются - мне ужасно хотелось бы чтобы у людей были порты в локтевых сгибах для подключения друг к другу и обмена чувствами напрямик, или хотя бы вампирскую систему считывания чужих образов посредством потребления крови. черт. - может и сложно, но можно. грязное и тошное, чтобы еще застрелиться потом захотелось. все равно что взять в руки что-нибудь прекрасное, из тонкого-тонкого стекла и идеальной формы, а потом..
- как ****уть его об пол, - перебивает Марк, неприятно мне забавляясь, но угадывает верно, просто менее пафосно. - и впрямь - вполне очевидно, отчего подобные вещи происходят.
- просвети, - шумное раздражение протискивается в пищевод резко и безоговорочно, я поспешно лезу в задний карман джинс, раздирая не защищенный рукавом локоть о кусачие частицы битума. где-то там притаился уже изрядно примявшийся 555мандарин. duty-free only.
- от опасения, что нечто подобное произойдет с объектом без тебя, конечно же. очередные попытки пойти в страх и таким образом от него избавиться.
- ну да, - зажигалка не зажигается, отчего приходится перевернуться на бок, защищая огонек от ветра. в поле зрения попадает труп, глянцево, неспешно колеблющаяся лужа крови ореолом, намокший в ней, слипшийся хвост волос, но я убежден - уж лучше обозревать этот вид, нежели для пущего удобства повернуться к Марку спиной. в висок в таком положении как раз очень удобно, а ничего хуже травм спинного мозга я для себя пожелать на данный момент не могу. - ладно уж, ****юли. или закрывание объекта в тесном помещении без света, и что-нибудь более ужасное еще, вроде разгрызания конечностей до самой кости - скажешь, тоже?
- гм, - теперь он косится на меня с откровенной жалостью - вот уж за что недурно было бы напасть, но я не рискну. - странные у тебя методы присвоения, братец. в некоторых случаях намного вернее выбирать куда более прозаичные и затасканные пути, знаешь. широта использования вовсе не делает их менее эффективными или эффектными.
ну да, этим все заканчивается. еще присоветуй мне перестать кататься по всем полам, приходя в бешенство от циклически вертящихся размышлений на одни и те же темы, и я почувствую в себе готовность к обреченному на провал нападению. я цыкаю и затягиваюсь - приятно до такой степени, что я не отказался бы некоторое время использовать вместо кислорода один только дым. все равно большего урона легким нанести уже невозможно.
- я же не могу контролировать то, о чем думаю. я не могу выбирать того, что мне представляется, - даже если ты снова прав. он молчит, безразлично пожав плечом, и смотрит в даль, мне необозримую - только слабо различаю в темноте остовы антенн и черные кубы подъездных выходов на крышу. - я просто не хочу, чтобы это приходило мне в голову, но не знаю, что для этого нужно сделать. что ты делал, когда ревновал?
- ревновал? - с неподдельным удивлением переспрашивает Марк, и я уже знаю что через секунду подавлюсь завистью, хотя уж где-где, но в этой области завидовать ему более чем постыдно. - ничего не делал, зачем мне было ревновать.
если вцепиться в собственную кисть зубами и старательно пытаться оторвать кусок мяса, которого там на самом деле нет, слишком жесткое - через некоторое время становится очень смешно и немного легчает. такой хохот звучит всхлипывающе, пока я машинально отираю с ноющей руки о футболку собственные слюни.
- слушай, маниак ты наш, - говорит Винтовский скептически, вознамерясь закурить еще раз. - если сделаешь хоть что-нибудь из того, о чем говоришь - получишь ценный приз, обещаю.
интересно, слышно ли на последнем этаже хоть слово из произносимого на крыше. не сегодня, думаю, когда ветер уносит их прочь, стоит только выронить изо рта, но менее благодарен возродившимся любителям ебм я от этого не становлюсь. капли дождя большие и шумные, божьи плевки, скоро здесь станет затерянно и промозгло, а глянцево-гуашная лужа размоется и начнет по заметному уклону стекать прямиком на меня. надо же, какую-то марину замучили, а я даже не помню уже, как именно все трое здесь оказались. подниматься сделалось тяжело, будто кости чугунные, и суставы хрустят все разом так нещадно, словно устроили перекличку. я подхожу поближе, чтобы не перекрикивать музыку, почему-то в полной уверенности, что момент встречи молотка с моим виском наконец настал, но ошибаюсь.
- да хоть сейчас, - говорю. нет, не нужен мне его ****ый ценный приз в виде пары ****юлин, плевка в кофе или ебало. - большинство из этих вещей возможно применить на себя самого, вот и сделаю. только изнасилование придется отложить, это невыполнимо технически.
нет, Марка такой расклад не устроит. это очевидно, но подобные вещи, кажется, волнуют меня слишком мало. слишком сильный контраст, братец волк.
- так не пойдет, - с удовольствием подтверждает он, качает головой, упускает окурок на труп и добавляет, забыв скрыть презрение. - факин читер.
волосы мокнут, дождевая вода терпеливо ледянит затылок, забираясь все дальше, и чужой внутри поджимает щупальца, отчего где-то в ребрах раздается отчетливое кр-рак, но это нормально. все межреберные мышцы уже стаяли под кислотой, скоро эта же судьба настигнет и грудную клетку, ибо чугун также не вечен против столь внушительных воздействий. тварь будет жрать меня изнутри, пока не прожжет дыру в коже, а зверь тем временем станет с расстановкой смаковать мои мозги, воображение и мыслепоток, и в каком-то смысле я даже не нахожу подобную идею фрустрирующей.