***

  В подвале   

     Ее звали Петрухой. Погоняло, было произведено от фамилии: Петр... (если мне не изменяет память). Светловолосая, упитанная девочка, примерно, тринадцати лет.
     Я совсем недавно окончил школу, успел уже проучиться месяц в училище, из которого был благополучно вышвырнут.
     Петруха, появилась здесь год или два назад. Где она жила и училась ранее, я не знал. Несмотря, на юный возраст, она часто толкалась по сомнительным компаниям, вместе с одной своей подружкой; я неоднократно видел их, курсирующих по темным улицам.
     Не помню, откуда нам это стало известно, но прошел такой слух, что она уже кому-то давала... И не один раз, и не одному человеку. Как говорится, "сорока на хвосте принесла".
     Нас было трое... или четверо. Было примерно около четырех часов дня. Под каким-то предлогом, мы решили заманить ее в подвал.
     Тогда, это не считалось чем-то угрожающим, подростки, часто собирались в подвалах, в виду отсутствия иных возможностей. Подвал был и клубом и домом. Там собирались, для того, чтобы просто посидеть, пообщаться, поиграть в карты, покурить, возможно, и выпить, если было что, но больше, подвал символизировал место отдыха, встреч, особенно, холодными месяцами. А сейчас, был именно такой месяц. Октябрь или ноябрь.
     Согласилась. Мы провели ее в небольшую комнатку, давно уже нами обжитую, со старым красным диваном, столом, стульями, изготовленными из деревянных ящиков, оклеенную вырезками из журналов. - Все то, что мы смогли притащить сюда, что с улицы, что из дома.
     Некоторое время, сидели, о чем-то разговаривали. Курили. Играли в карты. Валяли дурака.
     Затем, разговор перешел на секс. Прозвучало предложение, заняться им прямо сейчас, здесь. Не скажу, что Петруха, особенно сопротивлялась. Пару раз правда, она довольно определенно сказала: нет, но мы, расценили это, как то, что она просто ломается. "Ты же ебешься уже? Пацаны с нижнего... тебя уже ****и. Так что, давай, не ломайся. Сама знала, зачем в подвал пошла".
     Вскоре, все было улажено. Однако, кто будет вставлять ей первым, мы так и не утрясли. Жажда лидерства, довлела над каждым. В конце концов, решили тянуть спички. Две (или три) были длинными, одна - обломанная. Кому выпадет обломанная, тот и пойдет первым. Пойдет "обламывать" Петруху.
     Начали. 
     Обломанная, выпала Артему, черненькому, щупленькому парнишке, армяшке или как там его, бывшему моему однокласснику и уже бывшему одногрупнику (он еще проучился пару-тройку месяцев в оставленной мной фазанке). Мы вышли из комнатки, закрыли дверь.
     Любопытство одолевало. Нам не терпелось подглядеть за тем, что будет твориться за бетонной перегородкой. И мы, согнувшись в три погибели, толкаясь, по очереди, жадно вглядывались в дверную щелку, въедаясь глазами в оставленное только что нами пространство.
     Видно было плохо; в подвале было темно. Освещение, в таких делах обычно выключают. Только крохотное окошко каморки, выходящее на улицу, немного обрызгивало светом, двигающиеся в углу силуэты, да обтянутые, стекловатой, трубы. Ни голосов, ни каких-либо характерных звуков или хрипов, разве что, шуршание щебенки под ногами.
     Через пару минут, все было кончено.
     Следующим шел Арнольд - так распорядились спички (еще один мой бывший одноклассник, да и одногрупник тоже, выгнанный сразу же после меня). Черт! почему опять не я, - подумалось мне.
     Арнольд - не настоящее его имя. Какое-то время, он качался, потому и приклеилась к нему эта кличка. Роста он был небольшого, светлый, с выпирающим вперед горбатым носом (кажется, он был у него сломан).
     Арнольд, как уже более опытный товарищ в этих делах, сразу же оттолкнул нас от двери, и предупредив, чтобы мы не подсматривали за ним, отвел Петруху, в другой угол комнаты, который был из нашей позиции непросматриваем. Сколько мы не пялились в узкую дверную щелку, ничего увидеть не смогли. В ушах стояло, то же самое шуршание щебенки и больше ничего.
     Через несколько минут, вышел и он. Наступила моя очередь. Я зашел в комнату, закрыл дверь, и по примеру предыдущего товарища, занял тот же самый, непросматриваемый угол.
     Подхожу.
     На ней были штаны... Да, штаны, слегка приспущенные. Нагнулась раком, совершенно привычно, естественно, как так и должно быть. Руками уперлась в почерневшую, выкрашенную какой-то жидкой известкой стену; ноги широко расставлены. Достал член; он уже успел хорошо напрячься у меня.
     А куда совать? - промелькнуло в голове. Я до сего момента, ни разу в жизни, не толкал свой член, в ****у бабы. Вслепую тыкаясь в ее промежность, я даже не мог понять, попадаю ли я куда-то или нет. Черт! как же это штука работает?!
     Подобным тихо-ходом, я провозился минут пять или десять, производя, какие-то похожие на еблю движения, подозревая, что я все же делаю, что-то не то.
     Петруха, все это время молчала, покорно, согбенная, в позе буквы "г". Я от нее не услышал, ни единого слова. Хоть бы сказала что-нибудь, сука! В результате, нащупав пальцами само ее отверстие, я понял, что моя неудача, связана скорей всего с тем, что у нее слишком маленькое влагалище для моего снаряда. Успокоившись, я сделал шаг от нее, решив, что надо ей просто навалить в рот, и все. И только, развернув ее, я попытался сделать это, в комнату, бесцеремонно ввалился Арнольд.  Ну, еб... куда ты лезешь! Вы че там, по секундомеру время отмеряли, что ли?!
     А может, он и не вваливался, может, я сам вышел, посчитав, что смогу осуществить этот пикантный момент и во время второго круга? Не помню, но то, что Арнольд, способен подпортить ситуацию, за ним водилось.
    
     Год назад, когда мы отдыхали на зимних каникулах, целым классом, на одной из знаменитых местных турбаз (ныне, там проводится ежегодный фестиваль авторской песни), он уже осуществлял нечто подобное. Дело обстояло так. Днем, впятером или вшестером, мы отправились в город за бухлом. Время тогда было сложное, достать выпивку, даже за деньги, не всегда было возможным. Но, нам повезло. Подойдя к одному из винных магазинов, мы заняли очередь. Понимая, что алкоголь, нам навряд ли кто-нибудь продаст, в силу наших лет, мы заприметили одного, местного бухарика, стоящего неподалеку. Одежда и лицо его, были хорошо помяты, и его трясло. Предложили, за возможность опохмелиться, купить нам несколько бутылок. Он согласился. Еще бы! ни за хрен собачий, может подлечить свое здоровье. Через какое-то время, подошла наша очередь. И вот, с полными руками бутылок, он выходит к нам навстречу. "Водки нет. Есть только вот эта настойка. Ее и взял. Хватило на пять бутылок". Ладно, нет, так нет. Настойка, выглядела, как водка - совершенно прозрачная и светлая. Да и градусы имела недетские. Зашли за гаражи. Алкаш, откупорив пузырь, засосал сразу же, ровно половину содержимого. Ни фига себе! Мы стояли абсолютно растерянные. Он пил эту гадость, как воду. Вот это да! Было даже немного обидно наблюдать, как жидкость, моментально исчезает в его глотке.
     Кстати, откуда у нас появились деньги... Прошлым днем, вернее, вечером, мы зашли что-то купить в местный бар. За прилавком, работала молодая женщина. Я заказал, то ли сигареты, то ли мороженое... Она вышла в другое помещение. И тут, я смотрю, передо мной стоит чуть приоткрытая касса. Оба на! Быстро, пока никто не заметил, я выдвинул ящичек с деньгами и схватил первую попавшуюся мне в руки купюру. И давай делать ноги! Когда на улице, я при всех раскрыл свою ладонь, то увидел там, фиолетовый четвертак! Вот так повезло! Четвертак, в то время, это одна четвертая-пятая средней заработной платы. Радости, было немерено, тем паче, что наших денег у нас, осталось совсем ничего.
     Затаренные бухлом, вернулись на базу. Да, вспомнил еще одно веселое обстоятельство. Я был в кедах! Да-да, в кедах, притом, что на дворе стоял декабрь (или январь)! База, располагалась на горе, и я, до сих пор помню, хрустящий под ногами снег, толстые шерстяные носки, скользящую подошву... Кеды были китайские, белые. Я даже бравировал этим перед другими, дескать, мне морозы нипочем! И на все мне пох... Но в действительности, я надел их, только потому, что моя зимняя обувь, была уж совсем дремучей. Мне просто было стыдно носить похожие на сварочные ботинки, говноступы. Ну, да бог с ними, с кедами.
     Вечером, в одном из номеров, собрали всех девчонок и парней, и начали веселиться. Классный руководитель, мирно спал (вернее, спала) в своей комнате, что нам было, точно на руку. Маленький магнитофончик "Сони", ритмично насвистывал Майкла Джексона. Вдруг, снаружи постучали. Открыли дверь. В проеме, стояло двое молодых мужиков, лет двадцати семи-тридцати, в легком подпитии. Сказали, что услышали музыку и хотели бы присоединиться к нашей компании. Если мы не против. На базах отдыха, подобное поведение, вполне нормально. Мы были не против, тем более, они предложили угостить нас пивом (?). Зашли. Парни рассказали, что приехали на базу на машине, чисто оторваться, "покувыркаться", как заявил один из них, взяли с собой пару шлюх, а они сбежали (одна из них выпрыгнула из окна). Разговор, в основном вел, он, крупный, немного полноватый босяк, с прозвищем Бондарь. Как он нам сказал, в криминальных кругах, он человек известный. Так это или нет, не знаю, но держался он очень уверенно. У меня с ним завязался контакт. Да, чуть не забыл, было токайское вино! Я его тогда впервые попробовал. Охмелев до самых чертиков, я начал откровенно наглеть, нести какую-то чушь, язвить, вести себя совершенно развязно. Пошел в туалет, пожал руку Бондарю, сказал, что сейчас вернусь, чтоб не уходил. Понимая, что вскоре вспыхнет что-то нехорошее, моя одноклассница Евгения, лучше просто, Женя, взяв под руку, повела меня в мой номер. У меня была к ней некоторая симпатия, да и не только у меня. Шурик, человек никак необозначенный в этой истории (именно с ним мы делили номер), страдал по ней, аж со второго класса. Думаю, она помогла мне вовремя унести мою морду целой. Пока мы шли по длиннющему коридору, я все время пытался обнять ее за талию - рука, то ложилась на нее, то резко отпрыгивала. Погрузились во мрак номера. Не включая свет, я лег на кровать. Она со мной. Ага! И только я начал распускать свои руки, в этот момент кто-то начал отчаянно долбиться в дверь! Ну, е-п-р-с-т! Какого черта! Решили не открывать. Нас здесь нет. Но, в дверь продолжали долбить еще отчаянней. Чтоб ее не вышибли нафиг совсем, пришлось открыть. Моя спасительница, включила свет, подошла к двери. Повернула замок. И на тебе! - на пороге стоит Арнольд! Видимо, поняв, что к чему, он по быстрому подсуетился. Он сам уже давно облизывался на эту симпатичную девочку и из чувства ревности, решил, просто испоганить все мне. - Так я понял. Бесцеремонно ввалившись в номер, он сел на противоположной кровати. Выгнать его, было невозможно ни под каким предлогом. Минут через пятнадцать, я заснул. Они же продолжали сидеть и о чем-то говорить. Потом она ушла.
     Так что, как я уже сказал, за ним водились подобные штучки. После этого случая, я на него еще долго сердился.
    
     Ну, так вот... Мне почему-то кажется, что был еще и Мелкий. И именно, после меня он должен был заняться Петрухой, но так ли это, я уже сейчас не скажу. Как будто бы был. Но это не важно. (Как мне недавно стало известно, он помер несколько лет назад, от цирроза печени).
     Этот чертов культурист, зачем-то начал читать Петрухе морали о том, чтобы она никогда не брала в рот, что это взападло и т.д. Т.е., и здесь, он тупо, пытался испоганить мне всю малину. Впоследствии, когда я решил закончить свой неудачный опыт разрядкой в рот, Петруха, хорошо обработанная им, пошла в жестокий отказ. Нет-нет-нет! Мол, ебите, но в рот не возьму. Когда я его спросил, какого хрена он тут занимается своей тупой педагогикой, он ответил мне что-то несуразное. Сволочуга! 
     Немного спустя, мы выползли все вместе из подвала. На улице уже было темно. Предупредив Петруху, чтобы она никому не рассказывала о случившемся, мы отправили ее домой, пообещав, что и сами, будем молчать, и разошлись.
    Первые несколько дней, сидели на крупной измене - вдруг она подаст в ментовку, получится групповое изнасилование. Говорили о том, что у нее могут взять мазок, и тогда нам всем кирдык. - Скорей всего, на это повлияли, похожие истории, произошедшие с нашими знакомыми в это же время. Но потом, совсем забыли об этом событии. Петруха, продолжила учиться в школе, иногда попадая в аналогичные ситуации, о чем мы узнавали через других лиц.
     Примерно где-то через месяц, стало известно, что ее отец, пожарный, и его друг, выловили каких-то парней, и размозжили им головы. Что именно произошло и как они об этом узнали, не понятно, но парням, явно не повезло. Хорошо, что это были не мы.
     На тот момент, мне было пятнадцать лет.


Контора

     Март 2007 года. Я снова ищу работу. Прямо, напасть какая-то, мне удивительно с ней "везет". Фортит - на всю катушку! - Не понос, так золотуха, как любит говорить моя мать. Ну, да ладно. Организация называлась... Нет, не помню уже, как она называлась. В общем, позвонил, предложили прийти. Сел на трамвай, купил билет, и поехал. Через минут сорок, вылез на нужной остановке. Так... дом номер пятнадцать или четырнадцать (не суть уже)... Подхожу. Дом старый, желтого цвета, состоит из двух этажей, сбоку отдельный вход. Такие строения обычно возводили военнопленные, в годах сороковых-пятидесятых. Бросаю взгляд на примятый у входа снег - проходило не больше трех-четырех человек (и то, возможно, сами работники). Открываю дверь, вхожу. Минуя темный, чахоточный коридорчик, ступаю по дремучему, настеляному из длинных, скрипучих досок, полу. Небольшое пространство, примерно, пятнадцати квадратных метров. Высокий потолок. На одной из стен прикреплены какие-то агитки, вырезки из газет, доски с текстами. Облупленная штукатурка. Прямо передо мной, большие стеклянные двери, отделанные снизу деревом, за которыми сидит какой-то мужчина. По левую руку, девушка за столом.
     - Здраствуйте. Я сегодня звонил вам на счет работы. С кем я могу поговорить?
     - Добрый день. Подождите здесь немного. Вас скоро примут.
     Она поднялась и направилась в соседнюю комнату за стеклянную дверь. Небольшого роста, тусклая, невзрачная одежда темно-коричневого цвета. Внешность, запомнить не удалось. Единственный элемент, забранные назад волосы, и почему-то чувство, что немного засаленные.
     Подошел к стене с текстами. Начал в них тупо всматриваться, дабы скоротать время. Пока она шепталась со своим начальником, я оставаясь виден их взору, продолжал усиленно вгрызаться глазами в напечатанные передо мной буквы, больше из желания скрыть неловкость ожидания, нежели из литературного интереса.
     Прошло минут пять. Девушка уже вышла и села за свой стол. Чего он не зовет-то меня, что, так сильно занят подсчетами жужжащих мук, которых нет? Он не производит впечатление человека, который занят какой-то работой. Я иногда поворачиваю голову, и смотрю в его сторону и особой деятельности не вижу. Специально, похоже, тянет резину. Для понта. Ну-ну. Хорошо, будем читать дальше художественные послания на стене.
    - Проходите. - Открыв дверь, говорит он.
     Прохожу. Помещение мрачное, запущенное, с минимумом предметов. По углам небрежно разбросаны стопки каких-то бумаг. До громоздкого, революционной эпохи стола, за которым он сидел, метров пять, и за то время, пока он идет к нему, я успеваю его хорошенько рассмотреть. Грузная, приземистая фигура, с приличными излишками жира, какой-то глупый пиджак, явно, купленный даже не в прошлом году, длинные, местами седые волосы, завязанные в хвостик. Смешная резинка.
     Сажусь на стул. Теперь я вижу и его лицо, покрытое двух-недельной щетиной, которую он, видимо, стрижет именно до этого размера. Ему лет сорок-сорок пять, а может и пятьдесят или больше, слишком неопределенная внешность, потасканная то ли от долгих лет ношения, то ли от разгульной жизни. Само лицо слегка обрюзгшее, неглаженное. Кожа красноватая, заматеревшая, и напоминает жирную. Галстук. Галстук, также, не первой молодости. Блеклый и помятый. Взгляд спокойный, уверенный. Глаза мутные.
     Он складывает руки на стол, и начинает изучающе смотреть на меня, задавая вопросы. Голос у него низкий, сильный, говорит он медленно, с растановками. Иногда проскальзывают металлические нотки. Чувствуется, человек прожженный.
     - То есть, ты обучался НЛП?
     - Да, - говорю я.
     - Это интересное дело. Вот посмотри - вытаскивая из ящика стола какие-то книги, говорит он. - Тоже интересуюсь разными методиками по манипуляции.
     Передо мной лежат три книги из серии успешных продаж, в которых фигурирует НЛП и другие подходы.
     Он начинает обстоятельно объяснять мне, как он старается применять эти техники в жизни, в своей работе, как другими словами, успешно пудрит мозги гражданам. Похоже я попал в точку, упомянув это ныне модное направление в психологии и менеджменте. Я вижу, что он все больше открывается и говорит со мной, уже не как с простым соискателем, а как с приятелем. И чем больше он становится свободным, тем больше я начинаю замечать мелочей: его желтые зубы, подленькую натуру, как он курит и мнет папиросы (?), и, самое главное, отрощенный на одном из мезинцев, ноготь, цвета его зубов. Что скрывать, в целом ощущение неприятное от данного субъекта, порочного, вероятно, до мозга костей. Он мне напоминает старого дворового кота, трахальщика всех помойных кошек. Но, так как я здесь, не для того чтобы давать людям моральную оценку, а чтобы получить работу, я замечая все эти подробности, думаю: ну и что что он сомнительный тип, может быть возникшая ко мне симпатия даст мне какие-то дивиденды. Кто знает. И я используя нлпишные штуки, стараюсь расположить его еще сильнее. Я начинаю подстраиваться под его манеру речи, скорость, интонации, позы и жесты, делая это незаметно и не чисто, с погрешностями, чтобы он не смог ничего заподозрить. Мне хочется чтобы он "разделся" передо мной до конца.
     Еще вначале беседы он кратко, не обнажая подробностей, описал мне суть работы. Прямые продажи. Работа связана с офисами. Да, а в объявлении было написано: интересная, творческая работа. Да и по телефону, мне сказали, что они занимаются развлекательными заведениями, правда, не желая уточнить, как именно и какими именно. Прямые продажи сначала отпыгнули меня, но то что работа связана больше с офисами, успокоило (до этого мне предлагали охаживать жилые дома), может быть, необязательно нужно будет нарезать круги, как сумасшедший, по спальным кварталам, тем более, как он сказал, есть возможность самому создать команду. Правда из кого, я так и не понял, но все-таки есть какая-то надежда не пахать рядовым ходоком. А вдруг мне удастся провести тренинг для его работников, да еще не один? Может быть, я получу даже другую работу? Наивно, конечно, но кто, как говорится, в сказки не верит?
    - А более подробно, можете объяснить принципы работы? Что нужно делать, распорядок дня, условия и т.д.?
    - Ты когда-нибудь делал деньги из воздуха?
    - Нет.
    - Вот этим мы здесь и занимаемся. Мы продаем пригласительные билеты в развлекательные центры. Договариваемся с каким-нибудь центром, печатаем билеты и продаем их. И нам прибыль полученая из ничего и развлекательным заведениям дополнительная выручка от случайных клиентов. Мы уже давно так работаем. В Америке эту вещь придумали. Здесь мы пару месяцев, потому и офис пока снимаем на окраине, а так сами с Уфы. Решили начать развивать дело в новом городе. У меня здесь друзья. Вообще, вещь интересная. Захочешь работать, появится и у тебя свой офис, наберешь штат, причем, город можешь выбрать сам. Будешь путешествовать. Потом, у нас семинары проходят. Вот этим летом съезжались на Волгу, человек триста было, приезжали отцы идеи из Америки. Пили, веселились, гуляли. Отдыхали, в общем. Санаторий был шикарный, а столы...
     В целом, картина неплохая, но так ли это или нет, нужно сначала узнать. А для этого, необходимо посмотреть на саму работу. Что это такое, и с чем это закусывают. Ладно, поживем - увидим. Понятно, что не райские кущи, но что я теряю? Ничего приличного у меня сейчас все равно нет.
     Разговор спокойно продолжается, доходя до дружеской фамильярности. Иногда звонит телефон. Старый кот поднимает трубку и общается с такими же как я искателями работы. Он уверенно берет инициативу в свои руки и тщательно, деловито задает им вопросы, о том чем они занимались до этого, какое образование и т.д. Дешевый понт, но делает он его умело. Он старательно набивает цену своей организации, покрывая ее густым слоем особенности. И дает понять, что готов взять не каждого. Чушь сабачья, я то вижу все эти обходные маневры, тем более, он без стеснения выдает их мне сам.
     - Вот сейчас звонила одна дама. Слышал что я ей сказал? ("Если сегодня не успеете придти на собеседование, завтра эта работа, возможно, достанется другому"). Ну, а как иначе?  Человеку нужно сначала дать надежду, а потом показать возможность ее потери. Смоделировать это чувство потери. Пусть понервничает.
     На лице его блуждает едва заметная улыбка. Ему кажется, что он сказал что-то очень тонкое, и как бы просит меня взглядом подтвердить это. Да, думаю я, обманешь ты человека, не скажешь ему всей правды, заманишь к себе, но ведь, как не колдуй, придет он сюда и увидит всю эту дурно состряпанную кухню. И он почувствует себя обманутым. Эта стратегия на раз.
     Не знаю почему, но вот только сейчас я вспомнил, что где-то его уже видел, прохаживающегося по улице в каком-то пальто или даже плаще. Тогда у меня еще возникла мысль - идет, потрепанный пижон. Или я ошибаюсь. Не знаю.
     Пока мы общались, в комнату никто не заходил, только один раз он попросил свою помошницу принести ему чай (или кофе). Предложил ли он мне его, уже запамятовал.
     В кабинете был еще один отсек, небольшая комнатка, искусственно отгороженная от него стеной, верхняя часть которой была стеклянной. Она находилась по правую руку от меня. Что было за перегородкой, я разглядеть не успел. Именно сюда заходила его секретарша, когда наливала ему чай.
     - А сколько человек еще здесь работает?
     - Еще пару парней, но сейчас они в городе. Завтра их увидишь.
     - Хорошо.
     - Давай сделаем так, ты завтра придешь к девяти утра и мы вместе походим по нужным местам. Я тебя сам введу в курс дела.
     - Договорились.
     Пойдет сам? Ладненько. Так даже лучше, значит я ему действительно понравился. Ок.
     Мы пожали руки и я вышел на улицу. И поехал домой. По дороге, успел поговорить с Верой, моей знакомой, и поделиться с ней своим успехом. Наверно, я немного лукавлю, просто удовольствием, что сумел расположить нанимателя в свою сторону. О сути конторы, все было и так понятно.
    
     Утро следующего дня. Без пятнадцати девять, я уже находился в офисе. Так как, я пришел немного раньше, пыхчу в приемной, и чтобы убить время, вновь читаю тексты. Секретарша, молчалива и погружена в себя. После того, как я с ней поздоровался, она мне вяло ответила, и уткнулась в какие-то бумаги. Вероятно, больше для видимости занятости, чем для действительной работы.
     Опа! А это что такое? Предо мной что-то навроде лозунга. Вчера я даже его не заметил, тыкаясь бездумно, в слова. Рядом с ним какая-то картинка, вырезанная из глянцевого журнала - успешный человек в костюме или что-то подобное. Сам же лозунг отображал, примерно, следующее - тот, кто не сможет работать в нашей компании, человек безвольный и слабый, неспособный на успех, в общем, если ты сдуешься, ты слабак. Деньги любят сильных. Нормально. Чистой воды манипуляция, попытка задеть самолюбие. Уже рассуждая сейчас, когда я не присутствую в этом заведении, сразу хочется задать вопрос - ребята, а что же тогда, если вы такие сильные и целеустремленные, с отсутствием слабостей сидите в этой жалкой дыре, с облупленной штукатуркой, в непонятной одежде, годов шестидесятых прошлого века?
    Я чувствую почему-то легкую нервозность. Чтобы быть более спокойным, использую, расположенный на руке кинестетический якорь (это для нлперов). В кабинете, помимо боса, маячат еще два парня. Слышится его бас, самих слов я различить не могу. Пялюсь в стену. Вот еще одна вещица. Ух ты! Вот этого я не знал. Здорово! Это как раз то, что я давно искал. Надо запомнить. Так, пока  я здесь, забью ее в телефон, а то вылетит из головы.
     - Заходи, Алексей. - Машет мне рукой через стекло вчерашний приятель.
     Открываю дверь, прохожу в кабинет, занимаю свое прежнее место на стуле.
     - Ну что, готов к работе?
     - Готов.
     - Знакомьтесь, это Александр и Андрей, а это Алексей. - Покровительственно говорит он, сопровождая жестами свои слова.
     Я встаю, мотаю головой стоящим напротив парням, и мы жмем друг другу руки.
     - Чай будешь?
     - Нет, спасибо.
     - Окей. Тогда сейчас, попьем чайку и за работу. Да, вчера обещал с тобой сам походить, но непредвиденные обстоятельства, поэтому поручу тебя Сашке, он у нас лучший специалист. Хорошо?
     - Хорошо.
     В приемной, отделенной от нас стеклянными дверями, я вижу небольшую девичью фигурку. Еще одна соискательница, думаю я. Парни, больше толкутся в крохотном отсеке, который я вчера обнаружил справа от себя. Туда же перемещается и их шеф. Встаю, подхожу, чтобы получше рассмотреть "местность". Стол, накрытый старенькой потертой клиенкой. Чай, сахар, печенье. Сбоку от стола клетка. В клетке серая, как-будто только что вылезшая из подвала, крыса с длинным хвостом. Характерный запах. Мне сразу подумалось, что крыса принадлежит босу, уж очень она вяжется с его странноватым обликом. Такая дополнительная черточка. Он отрезает кусочек яблока и заботливо кладет его на пластмассовую миску перед крысой (!). За столом, выкрашенная в голубую краску, дверь. За ней, что-то наподобие раздевалки.
     Несколько раз я слышу, как хозяин крысы, покрывает отборным матом обоих парней за какие-то провинности. Говорит резко, свысока, как-будто эти парни, так же как и крыса, принадлежат ему. "Ну-ка ты... Я тебе сейчас по роже наебну, понял урод... " - и т.д. Парни только робко, оправдываются. Тупо смотрят в пол и что-то мямлят. Не надо быть умным, чтобы понять, что они его боятся.
     Мне это не нравится. Что ж теперь, он и на меня так орать будет, если я в чем-нибудь облажаюсь? Я этого не хочу. Я просто не смогу смолчать. Я придушу его его же дремучим галстуком. Долбоеб охреневший. Так, спокойно, не будем нервничат. Все нормально.
     Вскоре, в кабинет приглашают войти и ожидающую в приемной девушку. Она садится на соседний стул. Ей лет шестнадцать-семнадцать, она ведет себя скромно, азиатское лицо, похожа на казашку. Бос, вкратце объясняет ей, что сейчас Александр нам все покажет и расскажет, и нам нужно только смотреть как он работает, запоминать и не вмешиваться.
     Выходим на улицу, идем к остановке. Здесь, при дневном свете, мне удается лучше разглядеть прикрепленного к нам наставника. Парнишка лет двадцати трех-четырех, ростом метр семьдесят, не выше. Светлые волосы, бедная одежонка, истоптанные башмаки. В руках у него измятая пачка "Балканской звезды". В общем, на успешного дельца, паренек никак не тянет, несмотря на статус лучшего специалиста. Я скорее бы принял его за жителя одного из российских сел, которого нечаяно занесло в город.
     Садимся на трамвай. Едим до ближайшего офисного центра. Мне хочется получше его узнать, я затеваю беседу, и по дороге он рассказывает мне о том, как он попал в этот бизнес, что трудится уже год, что многому научился за это время. (Сам он тоже с Уфы. Здесь, они живут все вместе в какой-то общаге). Работа ему очень нравится, так как он абсолютно в ней свободен. Главный принцип успеха это, как он утверждает, настроенность на результат. "Я всегда уверен что смогу втюхать товар клиенту. Я просто знаю, что каждый двадцатый клиент - мой, да, девятнадцать откажут, но двадцатый возьмет. Здесь нужна личная убежденность в успехе. Поэтому, хотя бы пять пригласительных билетов, я в день продаю..." Когда я у него спрашиваю, сколько он имеет с каждого, он объясняет, что с полученной пятисотки (стоимость биллета), он берет себе сотню. Т.е., в среднем, у него выходит пятьсот рублей в день. Правда, как я понял из его же слов, скорее не он берет свою сотню, а вечером ему выплачивает ее его тиран. Дисциплина. Дальше он начинает мне петь, что-то о том, что отсутствие в данной организации социальных гарантий великое благо, так как это стимулирует к деятельности сильнее: не будешь расслабляться, болеть, а будешь зарабатывать. То что, эту дурь ему кто-то вбил, понятно и так, во всем что он говорит, очень мало от него самого, там больше установок других людей, которые решили за него, что ему думать, что говорить и как жить. Например, та же его мысль: "Вы только не мешайте мне. Смотрите, и все. Ничего от себя не делайте, накосячите. Не надо придумывать велосипеда, он уже давно придуман умными людьми и им нужно пользоваться, а не выдумывать что-то свое и тратить время на бесплодные попытки". Вот и весь подход к продажам - минимум инициативы и творчества, работай заученными штампами. Думать воспрещается. Все равно ступишь. А если ступишь по "правильной" методике, это будет, видимо, означать, что плоха не методика, а что ты ее плохо освоил. Поэтому, зубри-зубри-зубри. И главное, не думай. Хорошая школа для зомби. В дальнейшем, он начинает цитировать какие-то книги по бизнесу, их две или три от силы, так как по его речи и облику видно, что читать что-либо вообще он стал год назад. Именно когда устроился на эту работу. Когда мы в одном из комплексов встали пред дверью с вывеской: лингвистика, он неудоуменно спросил: что это за лингвистика такая, растения какие-то? Мысли, которые он использует из прочитанных книг, шаблонные, известные любому, типа - верь в себя, будь настойчив и т.д., но так как они написаны "профессионалами", он особенно им доверяет. Девушка, молча с нами, движется, больше слушая, чем принимая участие в диалоге. Я задаю ему различные вопросы, пытаясь скорее понять его самого, нежели специфику работы. Мне интересен он как персонаж. Про работу я уже все понял. Я знал, что завтра меня здесь не будет, но мне очень хотелось увидеть, какой-такой "велосипед" он использует при убеждении потенциальных покупателей. Может, действительно что-то стоящее. Я хочу что-нибудь своровать, а потом уже, распрощаться с ним и его Карабасом Барабасом. Если есть конечно, что воровать. Иногда у него, проскальзывает и чувство гордости, когда он рассказывает, что именно ему доверяют обучать всех новичков, что он дорос до роли наставника (маленького начальника). Правда, какие финансовые или другие преимущества это ему приносит, я так и не понял, но, все же... приятно. "А сколько человек в день ты обходишь?" - спрашиваю я у него. "Около сотни. Но вообще, если по правилам, в день нужно обойти двести человек". Сколько? Двести? Ого! Да так башмаков никаких не хватит, придется каждый месяц новые покупать. Не, ну это порожняк полный. Да, хорошую стратегию придумали его хозяева. Очень удобно.
     Мы бродим по офисным зданиям, заходим в различные организации, смотрим на его действия, на секреты "правильных" продаж. Немного поплутав, мы решили перекусить пирожками и чаем в одной местной столовой. Мне хочется выянить, чтобы он хотел от жизни, какая его самая желанная мечта. "Хочу открыть пиццерию. И продавать горячие обеды вот в таких зданиях. Дело бы хорошо пошло. Люди бы не бегали лишний раз в магазин, а покупали у меня. Но, нужны большие деньги". "А тренером по продажам, не хочешь стать? Ведь ты сам говоришь, что уже стал мастером в этом деле. Вот бы и учил за деньги других, те же компании, которые хотели бы поднять уровень своих продавцов" - кидаю я ему мысль. "Да, можно, конечно. Дело, тоже неплохое". Я усиленно пытаюсь понять, почему, если он такой замечательный манипулятор, он вкалывает на какого-то дядю, ведь, если бы он продавал эти же билеты, напечатанные им самим, он бы забирал себе всю прибыль. Договариваться, как он уверяет, с людьми он умеет, так пусть и договорится с каким-нибудь развлекательным центром, и работает на себя. А он, вместо этого, рассказывает мне о том, как в Саратове или Бердянске, будучи без денег совсем, за два часа продал пять пригласительных билетов, и уже мог себе позволить что-нибудь купить. Пятьсот рублей, как никак были в кармане! А затем, рассказывает историю о том, как уговорил приобрести свою продукцию двух семидесятилетних бабок. Так, зачем он тут тогда пашет на кого-то? Непонятно.
     К сожалению, никаких особенных секретов в его способе продаж, я не увидел. Я все же надеялся на какую-то оригинальность, но, увы. Все сводилось к банальному трепу. Он входит в дверь, спрашивает, с кем из руководителей он может переговорить. Когда у него уточняют - по какому вопросу, он отвечает - по очень приятному для вашей организации. Дальше, если ему удается отыскать главное лицо, он начинает общаться с ним, если нет, ведет разговор с любым, кто подвернется под руку. Он улыбается, шутит и острит, флиртует, но выглядит все это  при его внешних данных, одежке, замусоленых пиджаке и галстуке - смешно. Он даже не пытается что-либо выяснить о человеке, понаблюдать за его действиями, он просто тараторит и отвешивает банальности, даже когда возможный покупатель начинает от него отгораживаться, проявлять недовольство. В итоге, за часа три-четыре "работы" продан один билет. Все, в общем-то, ясно. Мы вместе с девушкой, устав уже метаться по этажам и кабинетам, решили присеть на одну из лавочек в холле, пока он продолжал обегать другие этажи. Посидели. Помолчали. И я ей говорю: ну что, пошли? Она мотнула головой, и ни минуты не калеблясь, мы вышли на улицу. Мы прошли с ней пару остановок, чтобы подышать немного свежим воздухом, и растались, пожелав друг другу удачи.
     Я сел на троллейбус, и отправился домой. Трясясь в нем, я достал телефон, и прочитал поразившую меня еще утром мысль, которую я дабы не забыть, сохранил в его памяти.
     "Будь собой. Все прочие роли, уже заняты". Оскар Уайльд.


Творчествто - это религия

Мне недавно объяснили, что умение писать стихи (разговор шел не – сколько о качестве, сколько о количестве – как писать стихи каждый день), это отработанный навык, и что по мере его развития, человек научается писать регулярно. В принципе это верно. Как и любой навык – писательство требует каждодневной работы. С другой стороны – не думаю, что хорошие стихи можно писать каждый день. Хорошее стихотворение – редкость, подарок, а это не часто встречается и у именитых авторов. В поэзии всегда существует – тайна. Попытка разложить на составные этот вид искусства, разобрать его на определенные правила и винтики – пригодна для работы патологоанатома – вот рука, вот нога, вот кишечник… жизни только нет. Мы можем иметь необходимые знания, но вдохнуть в бесчувственную плоть – жизнь, мы не способны. До некоторой степени, подобные знания – нужны, но до некоторой степени. Это область рассудка, только стихи идут не от рассудка. Однако нельзя сказать, что они идут полностью от чувств. Это что-то большее, чем просто переживаемые в данный момент чувства. Творчество – это религия. Связь. А возможно, и наоборот.
       Когда-то давно написал стихотворение, там были такие слова: «Стихи нельзя написать, стихи нужно выстрадать…». Стихотворение осталось незаконченным (что понятно), слабым – на мой взгляд (что, думаю, тоже понятно), и я его выбросил. Но суть была верной. Не зачем что-то выдумывать, усиленно напрягать морщины на лбу, выковыривать слова. Настоящие стихи пишутся не так. Когда человеку бьют кулаком под дых – он испытывает боль. Настоящие стихи должны бить под дых. И чем сильнее – тем лучше. Искусство без боли – невозможно. Красиво сложенные слова – не больше чем погремушки, которыми любят трясти посредственные авторы. Со Словом нужно обходиться бережно, осторожно. Подлинный поэт, далеко не хозяин Слова, он – служит ему. Не прислуживается, а именно – служит. Многие авторы чересчур увлеклись игрой в поэзию, вместо самой поэзии. Слишком много словесной трескотни, клоунады, а проще – выпендрежа. За их словом – ничего нет. Нет связи стиха – ни с собой, ни с жизнью, ни с нервом души.
       В стихе должна бить жизнь – и внутренняя и внешняя, но без натянутых рифм. Без охов и вздохов. Это как язык Достоевского – корявый, непричесанный, но правдивый, отражающий действительность. Также вспоминается Маяковский и его понимание поэзии, как социального заказа. Правда, социальный заказ и искусство, все-таки – разные вещи. Социальный заказ – это требование общества, времени, положения дел и т.п. Именно, требование. Творчество – предполагает свободу; творить можно вопреки предъявляемым требованиям. В творчестве – присутствует иррациональность, трансцендентность (выход за рамки человеческого), соединение с чем-то более высоким, чем человеческий ум, как это понимал Бердяев. Мне кажется, это ближе к истине, чем понятие необходимости Маяковского. В творчестве человек способен преодолевать себя. Выходить за рамки своего условного «Я». Стихи, как и любое искусство, это – откровение. Как только искусство превращается в навык – оно умирает. Чем выше мое мастерство в этом – тем, дальше я от сути. Я превращаюсь в умелого жонглера, но поэт во мне давно испустил дух.
       Все хотят стать мастерами в своем деле, достичь определенного уровня умений. «Мастерство», как это не странно, означает – смерть. «Мастерство», предполагает знание – как, но подлинное искусство строится не на знании. Знание – хорошо для спорта и бизнеса, но для творчества – оно способно более помешать, чем помочь. Творить – значит погружаться в неизвестность, вступать в неведомое, испытывать неопределенность. Здесь всегда ощущаешь себя новичком. Нужно не – знать, нужно учиться доверяться этому потоку. Но здесь встает другой вопрос – как отличить подлинный поток, а потока чисто психического, когда автор обрушивает на головы слушателей свой нескончаемый понос, искреннее полагая, что разбрасывает золотые монеты. Это действительно непросто. Мне кажется, в этом и заключается ключевое отличие гения от графомана. В умении проводить эту тонкую линию. Здесь не может быть каких-либо рецептов. Каждый автор, должен сам докопаться до этого понимания. Здесь необходимо доверять своему чутью, интуиции. Конечно, это не даст никаких гарантий, но это единственный путь, который может привести к успеху.
       Передо мною чистый лист бумаги. Я не знаю, что на него попадет через несколько минут. Я могу, конечно, начать развивать волнующую меня тему – например, о несчастной любви, опираясь на реальные события, но лично мне интересней отпустить всякий контроль и дать той энергии, которая во мне бродить самой решить в какие формы вылиться. Здесь может появиться не только что-то рассудочное, но и возможно то, что удивит меня самого, откроет во мне что-то новое, неизвестное, неведомое до сих пор. В чем-то это похоже на метод свободных ассоциаций Фрейда. И сейчас, когда я набиваю на клавиатуре этот текст, у меня нет четкого представления – о чем я хочу сказать. Я совершенно этого не знаю. Я просто веду внутренний диалог с самим собой, практически не анализируя сказанного. Это больше нужно мне самому, чем тем, кто прочитает мои измышления, так как, по мере того, как я пишу, – я начинаю лучше понимать себя. Возможно, в моих мыслях нет ничего нового или кому-то они покажутся ошибочными, но мне интересен сам процесс и те ответы, которые возникают сами по себе, порой по-настоящему удивляют меня. Я никого ни к чему не призываю, я стараюсь лучше присмотреться к себе.
       Можно с уверенностью сказать, что за творчеством многих авторов стоит – честолюбие. И само творчество движимо – честолюбием. А это – конец, тупик всякого искусства. Все хотят одобрения, признания. Размещая то или иное свое произведение на страницах газет, книг, Интернета – мы ожидаем реакции людей (в большинстве случаев – положительной). При ее отсутствии или при негативной реакции – мы чувствуем обиду, злость и подобные им эмоции. Здесь наблюдается главная ошибка человеческого ума – мы меньше ценим сам процесс творчества – например, написания стихотворения, рассказа (а точнее – погружение в иную действительность), а больше стремимся выставить, показать законченный продукт публике. Но творчество – это процесс, а не то, что мы получаем в итоге. Важен не сотворенный продукт, важен сам творческий акт. И совершенно не имеет значения – найдут ли его результаты какой-либо отклик, будут ли кем-то поняты и оценены. (Главным образом, мы творим – для себя). Когда человек начинает зависеть от этих вещей (а часто это происходит неосознанно, не все готовы себе признаться в этом), он изменяет себе – и это является концом не только внутреннего творчества, но и личности. Требование – преобладает в нем. Свобода и творчество – закопаны в землю. И начинается беспробудное графоманство. Тщеславие одерживает верх.
       Хочется еще немного расширить понятие – творчество, чтобы оно не застревало только в рамках «искусства». Сама зацикленность в этих пределах, говорит о – внутренней смерти. «Я создаю искусство. Я хочу творить для вечности. Я хочу делать настоящие вещи…» – и т.п., – признаки самомнения и эгоизма. Автор, как это уже говорилось, ценит не сам творческий акт, а его конечные продукты. Не действие, а статику. Человек, который любит плавать, – наслаждается самим процессом плавания, а не мыслями – станет ли он олимпийским чемпионом или хотя бы чемпионом области. Творчество – это прыжок в воду. Для того чтобы творить – не обязательно нужно быть поэтом или писателем, и само присутствие этих «титулов» – не означает еще умения творить. Творчество – в широком контексте – это выход за грани обыденности, прислушивание к своему истинному «Я» и к чему-то более значимому, чем сам творящий. Это разговор с богом. И если я целиком отдаюсь этому действию, полностью и безоговорочно – меня меньше всего будет заботить: что обо мне скажет Анна или Кирилл, а также Сергей Иванович или как они отнесутся к моим внутренним изысканиям. Меня будет больше волновать – как удержать эту тонкую, невидимую связь с тем, что закрыто для обычного сознания.
       Я не могу назвать себя глубоко верующим человеком. Когда я говорю о боге (на случай, если кто-нибудь из тех, кто однажды прочитает мою писанину – окажется атеистом), о связи с ним через творческий процесс, я не имею в виду чисто христианское определение единосущного или не только его, я говорю о чем-то более значимом – чем я, о той силе, которая управляет всем в этом мире. И когда я сливаюсь с этой силой, выхожу за границы своих условных определений, на мгновение – я сам становлюсь этой силой. По крайней мере – таковы мои ощущения. Как именно это происходит – я не знаю. Вера, как и творчество, менее всего отягощена желанием – знать, эти процессы строятся не на знании, знание в них – означает конец. Здесь имеется что-то другое, трудно переводимое на обычный язык. Каждый человек должен сам прочувствовать это на своем опыте. Единственное, о чем можно с уверенностью сказать – этот акт предполагает преображение личности, обогащения ее души, через новое понимание себя и того, что ее окружает. В этом и заложена главная суть творчества – преображение личности и не – сколько в психологическом понимании, сколько – в духовном. И именно это должно являться смыслом и целью любого творчества, а не правильный размер или форма стиха, а также – оценка его качества. Все это является лишь побочными продуктами творческого акта.
       Если спросить меня самого – как научиться писать хорошие стихи или рассказы, я не смогу ответить. Я действительно не знаю. Я даже не знаю, – как писать их самому. Для меня – это тайна. В голову приходит только одна мысль: когда мы оцениваем что-либо как – хорошие или плохие стихи или рассказы, мы в первую очередь – говорим о результатах наших усилий, о подведение некого итога полученного опыта – либо нами самими, либо другими людьми. О том, что мы получаем на выходе. – Что не является полноценным ответом. Ставя вопрос именно так, мы затрагиваем лишь верхушку айсберга, но главное от нас остается сокрыто. Сам процесс погружение в ткань иной реальности – полностью игнорируется и оставляется не затронутым. Но есть надежда – как улучшить качество получаемых плодов. Мне кажется, чем полней и глубже будет опыт взаимодействия с этой необъяснимой силой, чем больше человек будет ценить сам творческий акт, чем меньше он будет мыслить в рамках «искусства», тем более качественными могут быть результаты данного опыта. И ему не нужно будет что-то придумывать, выхолащивать, выстраивать в симпатичные конструкции, ему нужно лишь будет – позволить осуществиться в себе происходящему процессу. Довериться ему и предоставить возможность – ему самому решить, в какие формы воплотиться.
       Возвращаясь к теме навыка. Человек, который желает отточить свое умение, в первую очередь должен задать себе вопрос – для чего я вообще пишу или для чего хотел бы писать (если мы говорим о писательстве)? Что именно мной движет? Быть понятым, выразить себя? А для чего? В чем заключается для меня ценность совершаемого действия? Возможно, стремление развить в себе желаемый навык – не является само по себе плохим. И наверняка, в некотором смысле – это необходимо. Но, также необходимо знать, для чего я это делаю, что руководит мной. Техническая сторона творчества – это его заключительная стадия; возможно даже и выходящая из его границ. И именно в этой плоскости, она и должна занимать свое место. Основополагающим мотивом или целью творческого акта, должен быть именно – новый опыт, новое понимание себя, преображение самой личности. Обновление. Мы творим не просто для себя, но и таким образом – творим себя, преодолеваем и создаем в каждом своем погружении в неизвестное. Ценность этого опыта имеет преобладающее значение. И вопросы, обращенные к автору – что ты понял, почувствовал, пережил, когда находился «по ту сторону» действительности, могут быть более важными, чем – нашел ли ты свежие рифмы, поймал неизбитый образ и т.п. Наиболее удачные произведения создаются, когда погружение в внутрь себя (или вне себя) – было наиболее полным и глубоким.