Письмо Н. И. Шадровцева и ответ на него

(на фото Николай (слева) и Константин (справа) Шадровцевы, Ленинград 1955 г.)

Брат моего дедушки Константина Ивановича Николай в своём письме, опубликованном в газете "Красный Север" вспоминает, как был в детском доме под Вологдой и просит откликнуться на эти строки.

5 апреля 2007

В детском доме под Вологдой

"В 1938 году мы с братом (мой год рождения - 1927-й, его - 1930-й) попали в детский дом в десяти километрах от Вологды, когда нашу мать репрессировали за религию. Так мы стали врагами народа.

Житье было очень жуткое, но я хочу сказать о другом. Из детского дома мы вернулись в конце декабря 1941 года, когда маму освободили. Ребят своего возраста и старше, с которыми мы жили, я кое-кого помню, но не всех.

В армии встретил своего ровесника, Федора Хоботова, и он мне вкратце кое-что сообщил о наших. Многие ушли добровольцами на фронт, многих ранило: кто остался без руки, кто - без ноги. Но с тех времен никакой весточки о наших детдомовцах я не получал. Помню М. Щеголева, Храброва, Косарева, Мельникова, А. Черняева, Зайцева, Н. Смирнова, Лупандина, Кланю Косареву. Возможно, кто-то из них прочитает эти строки и отзовется. Мне хотя бы одного человека найти, который что-нибудь, да знает о наших. Возможно, бывают и встречи детдомовцев.
 
Николай Иванович Шадровцев, деревня Малая Ступолохта Кадуйского района"

Источник: http://www.krassever.ru/piece_of_news.php?fID=3040

Один ответ был получен от Александра Петровича Конта и опубликован там же.

26 апреля 2007

Про детский дом и красноармейца Механикова

"В "Красном Севере" от 5 апреля в рубрике «Читатель-газета» меня заинтересовало небольшое письмо Н.И. Шадровцева из Кадуйского района. Автор просит отозваться воспитанников одного из детских домов, в котором он рос. Однако не указал названия детского дома, отметив лишь, что находился он в десяти километрах от Вологды.
Примерно на таком расстоянии от областного центра был Первомайский детский дом, расположившийся в монастыре близ деревни Дубровское. В начале лета 1938 года в числе двенадцати детей был доставлен туда и я. Мне также запомнилась интернациональность группы: китаец Ора Янчужджан, полячки и сестры-близнецы Грюнвальд, украинец Филипп, я - эстонец.
После высоких заборов и колючей проволоки детских приемников нами было положительно оценено здешнее "беспривязное" содержание. Нас пересчитывали по головам лишь на утренней и вечерней линейках, в остальное время, за исключением редких коллективных мероприятий, - полная свобода. Нам не составляло никакого труда самостоятельно сбегать в Вологду, поглазеть на городскую жизнь (автобусного сообщения тогда не было), сходить километров за семь-восемь в сторону Кубенского озера искупаться на Пучкасе или в лес за ягодами. Лазили по скрипучим ветхим лестницам на монастырские колокола, куда не рисковал добраться ни один воспитатель, корзинами ловили в прудах карасей (в качестве приманки использовали хлеб, за что нам крепко доставалось от директора детдома Моисеева). Этот факт возымел свое действие: по сей день я не могу выкинуть корку хлеба в мусорку.
Не сковывалось наше и более полезное творчество. Сами мастерили себе игрушки. Мальчишки столярничали, увлекались рисованием по клеточкам. Ватмана не было, и мы использовали для этого отшлифованную фанеру. Девчонки шили, плели, помогали на кухне и в столовой.
Питание было хорошее. Отношение воспитателей и воспитанников друг к другу - благожелательное. Не помню конфликтов нашей «вольницы» и с местным населением, хотя не исключались и набеги на окрестные сады-огороды.
Школа-семилетка располагалась в одном из зданий монастыря, где учились и детдомовцы, и деревенские ребятишки. Запомнился забавный случай на уроке немецкого языка.
Предмет этот вела старушка-немка (в нашем понимании старушка) Кетти Карловна, плохо говорившая по-русски, но очень удивлявшаяся, почему мы не можем изъясняться по-немецки.
Моим соседом по парте был мальчишка Механиков, прибывший в детдом из армии в связи с ликвидацией там института полковых воспитанников. Он был одет в красноармейскую гимнастерку с петлицами. Какая-то шалость соседа вывела из себя Кетти Карловну:
- Механикофф, фитти класса!
Тот на окрик никак не отреагировал. Тогда возмущенная учительница подошла к нашей парте и решила сама вывести нарушителя из класса. Схватилась рукой за ворот гимнастерки. А там, с внутренней стороны ворота, под петлицей была иголка с намотанной на нее ниткой на случай мелкого ремонта обмундирования, как и положено красноармейцу. Иголка вонзилась в пальцы учительницы. Взвизгнув от боли, она закричала: «Покушение на учителя, к директору!»
Чем это кончилось для Механикова, - не помню. Одно ясно - познаниями немецкого мы не отличались.
В 1939 году меня перевели в юношеский детский дом, что в Грязовецком районе. Там наше житье-бытье было совершенно иное: черствость персонала, разобщенность воспитанников, плохое питание (хотя и было свое подсобное хозяйство).
В четырнадцатилетнем возрасте я был выпущен «на свободу». Представьте экипировку выпускника: фанерный чемоданчик, в котором две пары белья и коричневый клетчатый костюмчик; 60 рублей в кармане (минимальная зарплата в то время была около двухсот рублей); на носу сентябрь, а одет по-летнему ввиду того, что верхней одежды на складе не оказалось. Из документов - только свидетельство об окончании школы и справка о выпуске из детдома. Свидетельства о рождении тоже не было.
А впереди - большая жизнь! И начинается она с семнадцатикилометрового пешего перехода до Грязовца, затем поездом до совершенно чужой Вологды.
Правдами и неправдами я устроился в ШРУ (школа речного ученичества). На учебу туда поступило еще пятеро разных детдомовцев Вологодчины. Это Василий Петров, Петя Усов, Овчинников, Зудов, художник и музыкант-самоучка Толя Хлынов. Поскольку они были старше меня, то в 1942 году их призвали в армию, направили на фронт, и дальнейшая их судьба мне неизвестна.
К чему я об этом рассказываю? Во-первых, с годами, как и автор упомянутой заметки, хочется вспомнить былое, узнать судьбу своих знакомых и товарищей и, по возможности, встретиться с ними.
Во-вторых, беспокойство о нынешних таких же бедолагах. По разным данным, сейчас в стране насчитывается до миллиона беспризорников, воспитанников детских домов и интернатов, колоний, по существу отвергнутых собственными родителями. По себе знаю, как трудно в одиночку, без поддержки, встать на ноги, и как легко, незаметно для себя скатиться в криминальный омут. Кто же сейчас готовит детей к взрослой жизни и помогает им на первых порах? Насколько я понимаю, это забота органов образования, соцобеспечения, МВД, учреждений исполнения наказаний, региональных и местных властей и еще, наверное, кого-то, вроде уполномоченных по правам человека... Известно, что у семи нянек дитя без присмотра.
А ведь в схожей ситуации после Гражданской войны ликвидация беспризорщины была поручена ведущему в то время наркому - Феликсу Дзержинскому, который с этой задачей справился в короткий срок.
И в заключение, привет и добрые пожелания моему возможному однодетдомовцу Н.И. Шадровцеву. Мне близки и понятны его порывы. Если мои воспоминания показались ему и кому-то другому знакомыми, адрес - в редакции.
С величайшим уважением Александр Петрович КОНТ, Вологда"

Источник: http://www.krassever.ru/piece_of_news.php?fID=3316