Достойнейшие занятия в Ближнем Зарубежье

 Достойнейшие занятия в Ближнем Зарубежье

     Вот и новое столетие разменяло свой первый десяток, бывшие советские граждане успели обжиться на новой Родине, эмигрировав среди прочих стран и в Германию. Обжившись, они наладили новую жизнь, молодые, до 45 лет, почти все нашли работу, некоторые пожилые тоже работают, остальные приспособились, получая социальную помощь, или пособия по безработице. И так же, как и в бывшем Союзе, желающих жить только на такое пособие мало.

     -Ну как можно прожить на это пособие?- восклицала одна знакомая госпожа Д.
В разных вариациях эту мысль повторяют почти все бывшие наши соотечественники. А в самом деле, можно ли прожить на социальное пособие? Этих денег вполне хватает человеку, чтобы оплатить съёмную квартиру, питаться из магазина, и покупать себе новые вещи раз-два в году, то есть скромно, но достойно существовать. И даже лучше выживать, чем нашим бывшим старикам-пенсионерам в Союзе. Другая знакомая,  госпожа А. во время Перестройки работу потеряла, и не смогла найти другую, поэтому её семья в последние годы перед отъездом в Германию была в отчаянном материальном положении несмотря на то, что глава семьи, Г-н А. работал, но предприятие нерегулярно выплачивало зарплату, на пару месяцев, даже на полгода её задерживало. Поэтому жизнь в Германии этой семье А. показалась сущим раем. Та же госпожа Д. рассказывала нам, что в Союзе она ела лишь у подруги, и то раз в день. А здесь, в Зарубежье, она точно не должна сушить хлебные корки, и собирать их под кроватью, но она почти сразу по приезде нашла подработку – нянчить ребёнка, как она говаривала, «подработать хоть какую-нибудь копеечку».

     А какие же возможности есть ещё для подработки в Зарубежье? Есть такое понятие в Германии, как миниджоб, к примеру, разноска рекламных газет и листков, чисто женская работа уборщицы, и мужская дворника. Газеты и рекламные листки разносят раз в неделю, разбросал в своём районе в почтовые ящики по газете – вот и твои 600-900 экземпляров  распространил (за время от 2 до 24 часов), и за это получишь 30-35 евро, а в месяц получается около 120 евро. Есть, правда, и свои подвохи: на многих почтовых ящиках стоит запрет на вбрасывание как раз рекламы, газет и листков всякого толка, рекламы магазинов, товаров, услуг. Такие почтовые ящики я бы рекомендовал разносчикам рекламы избегать, а то потом замучают жалобами, и в конце концов с этой работы уволят. Есть районы, где много небольших домов, и сплошь на почтовых ящиках знак STOP, понятный даже и нашему совковому ежу, и как работать разносчику в таких районах, непонятно. Многие распространители просто выбрасывают в мусорные ящики для бумаги целыми пачками оставшиеся газеты или листочки, и про себя негодуют на такое расточительство. Такие подвохи оставляют горечь от подработки, но 120 евро заставляют совесть спать. Столько же примерно стоит и уборка помещений: за 2-3 часа работы раз в неделю уборщица получает те же 120 евро в месяц. Работа дворника, уважительно называемого здесь Мастер Дома, приносит солидные 200-400 евро в месяц, на которые, правда, здесь всё равно не проживёшь, поэтому остаётся пособие, правда, в укороченном виде. Конечно, это легальные виды заработка, и получателям пособий по безработице из них остаётся примерно 100 евро, а остальные 20 евро он «дарит» обществу. Это шутка, ведь на самом деле общество ранее чужой нам страны содержит иммигрантов, и вправе, наполнив их «корзинку», забрать излишки. Это и есть социальная справедливость, от которой в Союзе были лишь осколки. 

     А нелегальный заработок, называемый здесь «чёрной работой», утаиваемый от финорганов, здесь преследуется по закону, и однако имеет место. Некий господин Б. в возрасте за 60 лет живописал свою тайную работу на стройке, его заработок составлял примерно 1000 евро в месяц. Правда, он лишь однажды поделился этими сведениями, весьма опасными для него, между прочим. Долгое время тех же супругов А.  принимала Одна Дама, знакомая им по курсам немецкого языка для иммигрантов, коими они стали, эмигрировав из Союза. То, что Дама рассказывала, звучало фантастично: она подрабатывала уборщицей сразу в трёх-четырёх местах. Методика уборки была проста и экономична: она убирала мусор пылесосом, и влажной тряпкой протирала лишь загрязнённые места пола, мебели. Ей везло на места работы: это всё были небольшие фирмы, следовательно, и небольшие помещения, примерно двух-трёхкомнатные квартиры. Работу она выполняла за 30 минут, затем добиралась до следующей работы, и там совершала уборку по той же схеме. Работала Дама один или два раза в неделю, одну из работ заявляла в социальные органы, про остальные умалчивала, работала «по-чёрному». Её муж, тоже пожилой человек, подрабатывал, где мог. На «большую» работу он не замахивался, так и не усвоив премудростей государственного языка, как и его супруга. Поэтому он разносил газеты, грузил мебель на машины при переездах «по-чёрному». Интересным занятием было для него посещение базара, именуемого здесь фломарктом. Муж нашей знакомой Дамы появлялся на базаре к закрытию, и из непроданных и выброшеных предметов умудрялся выбрать для себя вполне пригодные вещи и приборы, и одевался он исключительно с фломаркта. В то же время Дама с подругой проводила свободное время в центре города, но осматривала она не его достопримечательности, а ломящиеся от товаров полки достойных магазинов и универмагов, выбирая себе вещи хоть и на распродажах, но в дорогих магазинах. Потом Дама свысока смотрела на своего мужа, перемывая ему кости с подружкой, она даже слегка презирала мужа за его привязанность к фломаркту, что было по его мнению достойным занятием, а по её мению совершенно наоборот, недостойным занятием. Но всё это, свысока смотрение и лёгкое презрение, она благоразумно держала при себе, не охлаждая рвения мужа: ведь ей тоже иногда что-то «вкусненькое» с фломаркта перепадало. И когда это случалось, она даже проявляла к своему незадачливому мужу снисхождение со всеми вытекающими подробностями и последствиями, несомненно укрепляющими их супружество.

     Ах, как я мог забыть ещё одно достойное мужское занятие, приносящее чистый, незамутнённый сомнениями доход. У этой же Дамы случалось бывать на приёмах по случаю праздников. Новый год, 1-е Мая, а также её дни рождения она проводила у себя в квартире, подавая к столу яства из дорогих магазинов, вина куплены были, правда, в обычных дискаунт-магазинах PENNY, LIDL, NORMA, PLUS, или самодельные наливки, но изделия из мяса и рыбы, пироги, штрудель вызывали немое изумление. И однажды автор, набравшись храбрости, спросил гостеприимных хозяев о цене и происхождении заморских кушаний. Хозяйка улыбнулась с чувство превосходства над гостями, неразумными, и поведала, что некоторые из украшений на столе её муж (короткий благодарный взгляд на мужа, скромно потупившегося от этой похвалы, что легче ветерка) принёс из «раздаваловки», где простому советскому эмигранту, живущему на пособие, и  другим страждущим выдают продукты раз в неделю, из расчёты на человека столько, чтоб хватило на убой. Главное, что это совершенно бесплатно, безвозмездно, и просто даром. Столько сортов хлеба, сыра, овощей, есть мясо, молочные изделия, зелень, что и в двух сумках не унесёшь. Поэтому, как объясняла нам гостеприимная дама, лучше всего купить тележку на колёсиках, есть недорогие в магазине «WALMART», записаться в «Красном Кресте», и бегом в очередь. Два часа позора, зато потом целую неделю у тебя есть хлеб и картошка, и к ним всякие разности, ешь - не хочу. Это автор от Дамы впервые о пищевой помощи услыхал, а потом и от многих других знакомых тоже, вроде как она, Дама, для автора информационную блокаду прорвала. Или автор раньше не умел это услышать. А тут на праздничном обеде автор вслушался в то, что от его сознания, как дождинки от непромокаемой ткани, отталкивалось.

     Давайте посмотрим на эту очередь со стороны. Во-первых, название «раздаваловка» звучит немного презрительно, гораздо благороднее звучит её истинное название „St;dtische Tafel“, которое можно перевести, как «Городской стол». Это как бы приглашение малоимущим посидеть за общим столом, где можно досыта наесться, и попробовать яств немецкой и международной кухни. Во всех районах города есть места, где нуждающиеся граждане этого района по удостоверениям в указанное время раз в неделю собираются, согласно своим номерам образуют очередь, медленно продвигающуюся вдоль столов с продуктами, напитками, овощами, фруктами.  Персонал выдаёт продукты по числу едоков предъявителю удостоверения, следит за порядком в очереди, проверяет подлинность удостоверений, сверяя со своими списками, согласованными с социальным ведомством. Очередь во время стояния распадается на отдельные личности. Небольшая группка мужчин из бывшего Союза обсуждает политические события в России, спортивную хронику, рассказывают старые анекдоты. Одним словом, привычно коротают время, проведшие в Союзе почти треть дневной жизни в очередях.

     Есть здесь и женщины из бывшего Союза, они обсуждают более насущные проблемы своего существования. Описывают поиски нового жилья, перемывают косточки своих невесток, зятьёв, мужей, не забывают помянуть и детей, гордятся их успехами по службе, умалчивают про неудачи. И внуки, внучки, конечно самые-самые талантливые, участвуют в турнирах по шахматам, плаванию, ездят по миру со своими одноклассниками. Поступают в ВУЗы уже здесь, в Германии, умные, сразу получают стипендию от государства, прилежные, не имеют хвостов, грызут твёрдый гранит, а кто и мягкий мрамор науки, техники, права, предпринимательства, разных ремёсел, специальностей. И вот-вот определятся с профессией, с работой, с парнем или девушкой, и образуют семью. Короче, жизнь стоящих в очереди прожита не зря, молодая поросль их внуков готова заменить их, усталых от хлопот Там, от трудностей привыкания Здесь. 
 
     Запрет на курение в общественных местах, кажется, никого в очереди не волнует. Местные фрау дымят почём зря, все по-соседству вынуждены глотать дым, а фрау невдомёк, что её курение может кому-то не нравиться. Зато она занята, а эти иностранцы, белые, жёлтые, чёрные, толпятся, громко шумят на своих языках и на плохом немецком. Многие чёрные с колясками, из них торчат эбеновые головки их деток, красивые чёрные мордашки, девочки с бантиками, кудряшки упрятаны в тугие пучки косичек, розовые губы мальчиков, а вот и плач раздался, мамы успокаивают, и белая старушка-немка с разрешения мамы берёт на руки плачущего младенца, он сразу успокаивается, прижавшись головкой к белой «бабушке». Вызывается номер чёрной мамы, и коляска с двумя качающимися головками исчезает в узком проходе на рынок, гле присоседились возле стены изнутри столы „St;dtische Tafel“. Из этого прохода выходят отоварившиеся очередники. Вот едва держащийся на ногах бывший учитель рисования из Союза, здесь всем представляется художником, старый, недавно потерявший свою жену, волочит за собой колясочку с большой сумкой, наполненной продуктами, он тоже экономит, собирает эти евро, чтобы внучки умершей жены раз в месяц навещали теперь и его, всеми забытого и заброшенного. За ним тоже наш, румяный, ещё крепкий, знаток политической жизни в современной России и её окрестностях, вывозит коляску с приделанной к ней высокой и просторной сумкой, доверху набитой дарами от „St;dtische Tafel“. Он радостно прощается с ожидающими своей очереди знакомыми, ветерок обвевает его большую голову с редкими седыми волосами, сверкает его рыжая с сединой борода. Он снимает с груди удостоверение, бесполезное за пределами рынка, и прячет его в карманчик своей сумки. И катит свою коляску вверх, по направлению к остановке метро. Он – добытчик, выстоял очередь, теперь он и его жена, обоим за шестьдесят, целую неделю могут не заботиться ни о хлебе, ни об овощах. 

     До свидания, до следующего раза, через неделю.

26 августа 2010 г.