Будни ремвзвода

Уклад службы ремонтников и взвода АХО разнился с задачами полевых узлов. Своими физиономиями пусовцы окисляли солдатскую участь: везёт вам, мол – ни нарядов, караулов, живёте у Котова за пазухой, в увольнения ходите и вообще балдеете! Приходилось с одними сопель пускать, другим бахвалить: если не мы, то кто? Надо кому-то шастать по городу не только в качестве поощрения? Зато вам остальные почести, отпуска, значки и лычки. Нас обставляют наградами херовенько: где связиста поощряют, ремонтника в лучшем случае не наказывают...

Взвод не унывающих ремонтников и парадоксально всем довольный взвод административно-хозяйственного обеспечения сталкивались на построениях, разводах и вечерних поверках. Дружили по известному принципу: чего отремонтировать – к нам, а поживиться – к хозяйственникам. Ну и совместно закоптить сигаретным зловоньем дыхательные пути, посмеяться под свеженький анекдот, поболтать непритязательно – какая дружба без этого?

Главное, что доставали у соседей, касалось каптёрки. Честно сказать, в хозяйственно-бытовом плане кладовая комната наша не пустовала, сами ремонтники тоже не бедовали без сахара и маслица на хлебца белого краюху. С икоркой паюсной, правда, в любом случае напряг был!

А душа спокойна, когда полон кром, желудок сыт да тельце чисто. В баню связисты ходили подразделениями. Среди закоулков Ашхабада пыхала паром обычная городская баня №6. В урочный день «спецобслуживания» приходили солдаты строем и отскрёбывали молодые тела от всепокрывающей туркестанской пыли. Наслаждались горячей водичкой, смывали липкий загар или даже белели... Обстановка не привлекательнее баньки в учебке, но факт нахождения вне расположения войска отлично потворствовал ощущению кайфа... Такие дни я не пропускал...

Обособленность подразделения имела свои плюсы. Помещение ремонтной мастерской мимо прямого назначения служило бытовкой, где мастера подшивались, ушивались, подгоняли обмундирование в размер, чистились и гладились, проводили время. Казарменными бытовками не пользовались – зачем, если в отдельно стоящем здании есть своя? Чужаки в наш чулан нос не совали, мы на чужое добро ртов не разевали. Парадка содержалась безукоризненно и всегда была в готовности. Был бы повод...

Не повседневкой же соблазнять ашхабадских красоток, когда законная увольнительная записка в кармане?

Повседневка требовала повышенного внимания. Соли, выделяемые телом, оседают на хэ-бэ, делают из рубах твёрдый экзоскелет, до раздражения натирая подмышки. Но в прачку не отдавали – отстирывали прямо в душевой батальона с помощью столового посудомоя. Служило бок о бок с нами престрого охраняемое пластмассовое ведро, в которое мы насыпали обычно несколько горстей посудомоечного средства и заливали простой холодной водой. Консистенция – чуть ли руки не съедало, но грязь в полученном растворе отстирывалась вмиг, не оставляя следов. Бултыхнёшь без особого усердия, прополощешь пару раз, можно практически не глядя вешать на просушку. Быстро и удобно, не требует химчисток. Посудомой дочиста смывал любую въевшуюся сальность, солидол и маслянистые пятна от гну и тяни-толкая МТО. Ведро особо охранялось, потому что было единственное пластмассовое. Не усмотришь – его мгновенно приберут к рукам всесущие завистники. Втихаря приберут... и не побрезгуют...

А нам впоследствии сбрасываться на новое?

Главным доставалой щелочного порошка считался у нас Шульц. Ему не отказывали, потому что Андрей был не только заметным мастеровым, но обладал завидно спартанскими чертами личности. Надобно что-либо достать к нуждам ремвзвода – смельчак в первых рядах и на белом коне! Безотказен во всём, ремонты на веки вечные не откладывал, притом и самовольщиком слыл непревзойдённым. Шульц выпадал из поля зрения на вечерних поверках, его приходилось часто прикрывать от дотошных дежурных по части. Котов его даже на Ключик отправлял за эти художества: «К чертям собачьим... на перевоспитание, ума-разума набираться!» (это у чертей-то?)...

За дисциплину подразделения отдувался мой «дед» в пресловутой армейской иерархии, замок Седых Евгений. Говорун – слов не вытянешь! Но не сам себе на уме, как не сослагай, просто характерный молчун и внимательнный слушатель. Мыслю, мама школьный учитель выпестовала. Слушал со вниманием, перебивал редко, и разговор поддерживал кивками. Как всякий близорукий очкарик типа меня, подёргивал щёки, поправляя сползающие на кончик носа окуляры. Электронику понимал, прикладывать руки умел. Перед сложностями ремонтов не пасовал, Котов постоянно этим пользовался. Зачастую без меры. На всевозможных войсковых ученьях, так и случайных выездах командир держал Жеку в подручной необходимости.

Воронцов Андрей немало электросхемок попаял, будучи дома. В деталях разбирался, паяльником блудить не боялся. И не одним паяльником... Был подмечен Котовым на этапе карантина, имея на руках права нужной категории на вождение грузового транспорта, был приставлен рулить резинокопытной. Ремонта радиостанций практически не касался, главное, чтобы передвижная мастерская стояла готовой к выезду, вычищенной и мытой. Машина на ходу – хоть массу в КУНГе топи, никто никуда не припашет и слова грубого не скажет. Тем паче, скуповатый на похвалы Котов хвалил реакцию Андрея, вспоминая, как профессионально он разлулил аварийную ситуацию, созданную своими же недальновидными действиями.

Однажды в городе Андрей разогнал свою колесницу сильнее нужного. Всё ничего, но перед шишигой на перекрёстке на мигающий жёлтый встали неожиданно длинным интервалом легковушки. Ворона чухнул – тормозить пора, паря, иначе соберёшь в гармошку – и резко утопил в пол соответствующую педаль. Молодой антилопе, лет четырёх отроду, замечу, места для остановки хватало, какой рулеткой ни меряй, но вмешался непредвиденный случай – мокрый асфальт. Поливалка давеча пролила или редкий дождь полосой прыснул – факт остаётся фактом!..

Обиженные влагой азиатские дороги, намокая, обретают непривычную скользкость. Местные водители плохо знают коварство мокрого асфальта, пришлые забывают, в результате машина пошла в занос, задком перекрывая встречку. Воронцов заметил, что встречная полоса пуста, сосредоточился, отпустил тормоза, выровнял траекторию движения, поддал газку и благополучно обскакал затор, слегка выскочив на перекрёсток. Дождался зелёного, проехал с сотню метров вперёд и прижался к обочине. Лишь сейчас он сознал, чего избежал, благодаря манёвру. Тело водителя посетил мандраж, выступил холодный пот, лицо налилось багрянцем. Котов отделался испариной...

Финал не страшен: происшествие обошлось умерщвлением пары нервных клеток у обоих участников...

Костя Кравченко представал нерасторопным барчуком, попавшим в армию не своей волей. Радиодело знал, паяльником владел, всех, кто обращался за советом, приводил в чувства словами «не ссы, всё будет заебательски». Вылазки «на линию» Крава приветствовал нежеланием и был, пожалуй, главным завсегдатаем мастерской.

Проще Вову Шуфлина упросить сделать дело вне мастерской. Вова редко отказывал и работ не чурался. Спортивный парень цыганской внешности всегда основательно подходил к заданиям командира и даже мелким поручениям начальства. Со стороны казалось, Владимир не особо разбирался в электрических цепочках, но критерий отнюдь не цыганской сдержанности, терпения и вдумчивости помогал вникать быстро. Было бы желание!

«Деды»: Вася Микуланинец, Андрей Принь, Вова Салюков, – мастер, водитель дежурной шишиги и аккумуляторщик, соответственно – кадры непревзойдённые! Каждый чудил немало, гурьбой вообще – не только юморные короткометражки снимать можно, но и трагикомичные.

С Васей я тесно не общался – незадолго до моего появления во взводе его командировали в прокуратуру гарнизона в неизвестных целях. Жил он там же, за короткие появления в батальоне мы практически не сталкивались.

Андрей, мягкомясистый, дюжий, но безобидный детина – бессменный водитель ландолета ГАЗ-66. Той «дежурки», на которой я благополучно въехал в беззаботную жизнь ремонтника отдельного батальона связи. За рулём любимой напевкой солдата были слова песни Бубы Кикабидзе: «Па аэродрому, па аэродрому лайнер пробежал как по судьбе!» – которые Андрей мурлыкал с подобающей размерам скромностью. Водитель более чем внушительно смотрелся в кабине любого транспортного средства, даже управляя МТО, а сантиментальные слова из уст здоровяка подразумевали не что иное как «Андрюша едет – дай дорогу. На пути не стой, раздавлю – не замечу!»

Полутораметровый гигант Вова ведал аккумуляторной, ежедневно пропадал в автопарке и в расположении появлялся по окончании светового дня. То есть чуть чаще Микуланинца. Разве что наскоком забегал навести в каптёрке порядок силами бойцов младшего призыва...

По службе деды прикасались нечасто, в быту чудили знатно. Памятный эпизод произошёл до моего появления, не раз вспоминался мастерами. Решил Вася, что мало ему предоставлено ночного времени для просмотра сладостных сновидений и вознамерился насладиться ими в неположенное время. Разложил дежурный матрас у стеллажа за ремстолами, абы не сразу заметили, и погрузился в сон, россыпи сладких удовольствий демонстрирующий.

Мимо благоприятного случая одногодки пройти не могли и с дьявольской подсказки дерзнули разбудить Васино лихо. Нарвали узкими полосками бумагу, напихали ему между пальцев ног, запалили и спрятались за дверью, мелькая в щёлке по полголовы, чтобы своими честными глазищами насладиться огненным вихрем событий. Хоть одним глазком... По-пионерски привычно...

Снилось Васе село родное, велосипед любимый; будто гонит просёлочной дорогой, да тою силой педали крутит, что цырлы горят. Отчего только скорость усиливает, остужая пальцы набегающим потоком воздуха. Так и доехал бы куда хотел, но несносное жжение нижних конечностей, провожаемое хохотом из коридора, Васю разбудило. Дальше случилась оптимистическая комедия характеров: Обидеть Васю может каждый – не каждый может убежать!

Не паникуя, Вася потушил бумагу, нащупал, что пало в руку и выбежал на бетонку вслед за негодяями. А длань Васина схватила со стола увесистую рукоятку замка двери КУНГа! Глаз Васин узрел Приня, тикавшего мелкой трусцой за казарму. Второй обидчик уже скрылся. Не особенно думая, Вася воплотился в пращника, швырнул крюком по невероятной траектории вслед обидчику, и окрикнул его, не понимая зачем. Принь на окрик тормознул, вполовину обернулся, и тут ему в черепок прилетел кроткий голосок, что оборачиваться не стоило. С последней догадкой в голову прилетела алюминиевая рукоять, шваркнула по лбу железным шкворнем, скользнула вдоль брови и рассекла кожные покровы, оставляя кровоточащий рубец...

Будем считать, пионерия удалась: пальцы обожжены у одного, шишка и рассечение надбровной дуги у другого, надорванные смехом животики у всех остальных!..

Быт бытом, а увольнениями в город ремонтников не обижали. Если не Котов, увольнительной запиской можно разжиться у зампотеха Нуриахметова, начальника автослужбы Гладышева, тыловика Якушкина, и не слукавлю – замполита Кузнецова и комсорга Афанасьева. «Раз помог – на шею сядут!» – на наших горбах ездили все, кому была нужда! Ремвзводовцы что-то делали «по-дружески», но не стеснялись требовать награду. Мастера, не привлечённые на учения, один из двух выходных проводили в городе. А бывало, что ходили в увал дважды за воскресные дни...

Благодатная почва свободы сдружила нас с Шуриком Степаненко – рубаха-парнем, которого по выходным тоже мало кто мог удержать в расположении батальона. Шурик был приставлен к кинопрокату, являлся неизменным помощником комсомольского активиста лейтенанта Афанасьева Юрия. Куя идею, каймя дисциплину, кузнечных дел мастер Кузнецов запрягал молотобойца Афанасьева. Будучи из училища, литёха крутился на ближних подступах к наковальне, перенимал опыт профессионала, в мелочах озадачивая другого верного подмастерья Степаненко.

Комсорг, случись аврал, нередко обращался и к ремонтникам. Взвод не прямого подчинения, но мастера не отказывали, за что довольствовались увольнительными записками. Вуалированная взятка, коротко, если можно так говорить об армейской взаимовыручке, но... редьки хрен не слаще, как народная мудрость гласит...

Достопримечательности туркменской столицы и часто посещаемые публикой места мы исследовали, многое знали на ять, правдиво сказать. В смысле внешне. Внутрь не стремились. Центральные парки и скверы исходили вдоль и поперёк, кулинарию смаковали углублённо.

Солдаты топтали одни маршруты увольнительного дня. Сквером от цирка не выйдешь на центральную аллею города, непременно пройдёшь сквозь Русский базар. Мимоходом поторгуешься, подкинешь на язык какой-нибудь фрукт. За базаром вырулишь под «зонтики» – открытое кафе с прудом, в чистейшей воде которого плавали сазаны. Присядешь в павильоне, отдохнёшь, глядя на рыбку, мороженым с сиропом остудишься, хлебнёшь фруктовой газировки или поцедишь молочный коктейль – релакс...

Недалеко от аллеи Центральный парк, называемый «Первый». В нём прохладно, скамеечки, фонтан, девочки... Нет-нет, да и зацепишь на язык. Девчонки знакомиться не стеснялись, если не скопом осаждаешь. Хоть мы советские солдаты – «облико морале, ферштейн?», в каждом из нас при виде красоток пробуждался тот самый есенинский «уличный повеса, улыбающийся встречным лицам!»

Как ни странно для столицы азиатской республики, женское население большинством почитало лёгкие светские стили одежды. Гызлары (девицы) в радужных одеяниях до пят встречались достаточно много, но не сказать, что чистокровки разительно заметнее. Хотя лучезарны и также стройны как тростинки, но под смоль черноволосы, чудно застенчивы и решительно не разговорчивы. Отвесишь смешок типа «аки харны дивчины!» – они отстрелят тебя жемчужным глазом, сами в смех и наутёк. Смущаются и мгновенно румянятся гурии поднебесные...

В завершение увольнительного дня посетишь какой-нибудь кинотеатр. Как ни было, время пролетало весьма занятно, а столько свободы, сколько выпадало ремвзводу 2069 ОБС, доставалось немногим военнослужащим срочной службы и наверняка во всей Советской Армии.



Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2010/09/01/680 > Медицина >