Глава 9

     Эмма сидела за письменным столом деда. Девушка скрестила руки на его покрытой темным лаком поверхности и положила на них подбородок. Она смотрела прямо перед собой, но ничего не видела. В мыслях она была очень далеко от этого дождливого дня и этой комнаты.
    Прошло почти две недели, а точнее одна неделя и шесть дней с тех пор, как в ее жизнь вошел Бес. Он обещал ей перемены, новую жизнь, триумф… Дорогая одежда, аксессуары, деньги, в которых Эмма больше не нуждалась, лишь по началу вскружили голову. Лишь в первые дни, когда она стояла посреди своей спальни и смотрела, и примеряла, и трогала все эти такие красивые штучки, Эмма чувствовала какой-то жадный восторг, от обладания всем этим богатством. Восторг быстро прошел. Так же быстро ей стало все равно, как к ней относятся ее однокурсники и вообще – все. Да, сначала была какая-то эйфория от внимания и комплиментов, которыми одаривала ее мужская половина человечества, но это быстро прошло. Стерлось. Она продолжала себя чувствовать неудачницей из-за того, что ей не удалось продлить ощущение счастья и довольства. Все было «почти». Все было не так, как представлялось в начале. Эмма ждала, что новые вещи принесут ей свободу. Она ждала, что, как только станет обладательницей материальных благ, на нее тут же обрушится яркая, насыщенная жизнь. Нет. Нет. Нет. Все оказалось не так. Жизнь осталась серой и скучной. Жизнь не обрела красок. Жизнь не стала потоком, несущим к цели. «Жизнь не стала»…
      Эмма умела быть честной сама с собой. Она воспитывала в себе это качество, потому что это очень важно – быть честной с собой, когда жизнь манит пустыми надеждами, а потом раздает пощечины. Когда ты честна с собой, ты перестаешь плакать по пустякам.
      Эмма до боли закусила губу. Она была с собой честной, и… хотелось плакать. Да, ее жизнь стала другой. Совсем другой, но дело не в деньгах и шмотках. Дело в том, кто дал ей все это.
      С Эммой никогда этого не случалось, и все же она знала, что с ней. Любовь прыгнула на нее, словно дикий зверь. Сбила с ног в ее собственной кухне. Любовь вырвала из ее груди сердце, разорвав ее остро отточенными лезвиями когтей, и бросила это сердце к ногам того, кому это не нужно. Эмма знала с самого первого взгляда, что Бес - ее. Тот  Самый. Ее наваждение. Ее боль, которая будет преследовать до последнего вздоха, до предсмертного всхлипа. Боль, потому что они не смогут быть вместе. Никогда. И дело не в том, что она человеческая девушка, а он – злой дух. Нет. Эмму меньше всего занимал вопрос грехопадения или как это там называется… Она бы не задумываясь, отдала ему в придачу к своему трепещущему, заходящемуся от любви, сердцу, свою бессмертную душу. Но она была так не совершенна, так глупа, так смертна с ним рядом… Мысли об этом не давали ей покоя, ведь Эмма находила им подтверждение, натыкаясь на иронию в голосе Беса, на его усмешки, на взгляды, теплее которых лишь льды Антарктиды. Она знала – он презирает ее, как и всех смертных людей, с их мелкими страстями и переживаниями. Все это для него лишь крысиная возня. Это приводило Эмму в исступление, в отчаянье, лишало сна, лишало сил. Ей казалось, что…
- Эмма, - его чуть насмешливый голос, прозвучавший совсем рядом, выдернул девушку в серый день. Она вздрогнула и обернулась.
- Ты ходишь так тихо, - пролепетала она, стараясь скрыть от него свои мысли и печаль в глазах.
- Я учился ходить у тигров, - пояснил он, полушутя, полусерьезно. – О чем задумалась?
- Так, - Эмма поднялась, что бы уйти. – Ни о чем.
- Ну, Эмма, - эта усмешка на его губах! – Расскажи!
      Он сейчас играл. Он знал все ее мысли. И они ему не нравились. Ему не нравилось то, что его приворота хватило всего на несколько коротких дней, а сегодня от него не осталось и следа. И Павлик, на которого должна была по его расчетам, «запасть» Эмма, испарился из ее головы. Так не вовремя. 
      Она сначала смутилась, а потом, взглянула в черные, холодные глаза и ее вдруг захлестнула волна злости.
- Я думала о Павлике! – Эмма словно со стороны слышала свой звенящий от отчаянья голос. – О Павлике! О его друзьях! Такая копания отличная… Я же тебе рассказывала!
- Да, -  его ироничный тон разрывала ей сердце.
- Да. Они…
- Они в самом деле так тебе понравились? Даже близнецы? Ты уверена, что они так хорошо к тебе относятся, как тебе кажется? – он терял самообладание и говорил лишнее.
- Да! Я изменилась и… Они меня не узнали!
- А вот я думаю, что для того, что бы узнать, вполне хватило бы необычного имени и цвета волос. Неужели ты думаешь, что если тебя привел Павлик, то ты сойдешь там за свою?
- Тебе в самом деле интересно, что я думаю? – Эмма постаралась влить как можно больше яда в голос.
- Конечно, - по его губам расползалась такая полная довольства улыбка, что у Эммы не осталось сомнений – ему нравилось выводить ее из равновесия. Ему нравилось причинять ей боль.
- Я думаю, что мне нужно проводить больше времени с людьми.
      Эмма особенно подчеркнула именно «людей».
- И… Знаешь, я сомневалась, но теперь…
       Она бросила взгляд на часы – половина двенадцатого субботнего дождливого дня.
- Я приму предложение Павла и поеду с ним и его друзьями за город.
       По лицу Беса пробежала болезненная судорога или ей это только показалось?
- Тебе нужно мое благословение? – еще одна усмешка на красиво очерченных губах и злые, черные глаза, жалящие Эмму взглядом.
      Эмма не ответила. Эмма взяла со стола свой телефон и начала набирать номер Павла. Бес неожиданно оказался рядом с девушкой и накрыл ее руку, сжимающую телефон, своей, как показалось Эмме, огненно-горячей ладонью.
- Не надо, - тихо сказал Бес, мысленно проклиная себя за это.  В его голосе теперь не было ни злости, ни власти. Даже в глазах появилось что-то просительное. Сердце Эммы забилось чаще, отозвавшись на его неожиданную мягкость. Почти нежность. Эмме даже показалось, что от стука ее сердца воздух в комнате сгустился и расходится волнами по комнате. Эмма смотрела в глаза Беса напряженно. Мучительно. Ей вдруг показалось, что сейчас, сейчас он скажет ей те слова, которых она ждет. Жаждет. Те самые, что он шепчет ей в жарких, словно летний лесной пожар, снах…
       Но он ничего не сказал. И Эмма вдруг поняла – никогда не скажет. Ей – никогда.
       Она зло выдернула руку из переплетения его горячих сухих пальцев и демонстративно набрала номер Павла:
- Алло. Паш, привет!... Да?... Да, я за тем и звоню… Да, я согласна…. Хорошо…. Угу… Угу. Хорошо…. В пять?... Да, договорились. До встречи.
      Закончив телефонный разговор, девушка повернулась к Бесу. Но он стоял у окна, глядя на дождливые капли и некому было продемонстрировать вызов, которым сверкали прекрасные зеленые глаза Эммы. С ее губ сорвался чуть слышный вздох. Девушка направилась к двери, когда ровный, почти без всякой интонации голос Беса остановил ее:
- Тебе не кажется странным, столь позднее время и такая не подходящая для пикника погода?
- Мне кажется странным, что ты думаешь об этом.
        Он больше не говорил с ней. Он даже не вышел в коридор, когда она уходила.
        За ней захлопнулась дверь. Бес остался один. Звериный рык прокатился по квартире. Рык раненого зверя. Тот, кто называл себя исчадием тьмы, сполз по стене с искаженным от боли красивым лицом. Тот, кто назвал себя бесом, прятал лицо в сильных, точеных пальцах. Его глаза, прекраснее которых не было на земле, распахнулись. Две переполненных болью бездны смотрели в потолок. Стон срывался с губ. Бес стонал от боли и бессилия.