Красная верба

1
Когда и как поселилась Верба на Белом Холме – никому не ведомо. Может, ветер Велесов ее сюда забросил. Может, Фенист-Ясный Сокол в клюве семя принес. А может, и сама Лада ее в ладошках обогрела, из случайного росточка подняла. И всё бы ничего, только не любо было Вербе на Белом Холме расти. Вокруг – один песок да пыль носится. Ветра обдувают, птицы мимо пролетают. Даже Лада, казалось, позабыла о своей воспитаннице. Одиноко и холодно Вербе. И решила она, что надо дотянуться ей веточками до самого неба, постучаться в дом Солнышка жаркого – пусть станет он ей приемным батюшкой, пусть защитит от стужи и тоски.
Тянулась Верба к небу день и ночь. Стали ее веточки тонкими-тонкими, гибкими-гибкими. И такими длинными, что однажды удалось ей достучаться до Солнышка. Но не больно-то обрадовался Яр-батюшка незваной гостье. Поглядел на нее из-под седых косматых облаков-бровей, сказал:
- Глупая ты, Верба. Не там счастья ищешь. Я и без твоих просьб защищаю от тоски да стужи. Самой Ладе ладошки отогреваю после лютых морозов.
Покачал рыжей головой, да и пошел по своим делам, за Белый Холм, за Синее Море.
А Верба так и осталась: корни – в земле, а макушка – в небе. От близости солнца обожгло ей веточки. Болеть – не болят, но розовеют, словно горят изнутри. За это окрестили ее Красной Вербой. И стали со всего света приходить к Красной Вербе зверюшки, слетаться птицы, сползаться змеи да ящерицы. Всем любопытно – что это за дерево такое выросло, какая сила в нем спрятана, что видит оно в небе?
Приползла и Кобра с глазами волшебными. На кого ни глянет – все в песок обращаются. Глядела-глядела Кобра на Красную Вербу. Не сохнет Верба, не осыпаются песком ее веточки. Тогда стала змея от злости по Белому Холму круги чертить, на первом встречном злобу срывать. Много песка добавилось на Холме. С перепугу все звери-птицы разбежались, никому пропадать не хочется…
Только сверху Солнышко щурится, усмехается:
- Ты, змея,  - говорит Солнышко, - ослепнешь скорее, а Красная Верба стоять будет!
Обиделась Кобра, зашипела, в последний раз оглянулась, да и уползла восвояси, в каменную нору, в темноту непроглядную.
И снова к Вербе все сбегаются, все слетаются. Был тут и Лев Огнегривый, и Ястреб Быстрокрылый. Дивились они, спорили: сам ли Род на макушке у Вербы сидит? Сама ли Смерть под ее корнями лежит? Да сколько лет надо, чтобы от корня до макушки Вербу измерить?
А Верба стоит себе, покачивается. Любо ей, что гостей много. Жаль только, что поговорить с ними не может – уж слишком высокой выросла…

2
Много зим и лет прошло. Красная Верба всё стояла от земли до неба. И не сохла, и не цвела. От высоты ей макушку закружило, загордилась Верба, зазналась. Ни с кем уже и говорить не хочет.
Как-то раз Лань к ней прискакала, о беде какой-то лепетала. Мол, холодно очень за Белым Холмом, снега по всей земле легли – никак не растают. Просила Лань, чтобы Красная Верба Солнышко кликнула. Пусть скорее обогреет Яр-батюшка ладошки Лады.
- Ой, не кричи, не топчи, меня не учи! – отвечала ей Красная Верба, - не до тебя Солнышку, а мне – и подавно…
Заплакала Лань, заметалась вокруг Вербы, да и прыгнула выше макушки – в самое жаркое небо. И что там с ней случилось, как ее Солнышко приняло – то никто не узнал. Но к Красной Вербе с тех пор перестали гости приходить. И Солнышко, видимо, от нее отвернулось. Потому что очень холодно стало и на Белом Холме. Инеем покрылись веточки Красной Вербы. Но не засохли и теперь. Дрожали от ветра, звенели от обиды и гордости, но будто горели изнутри неведомым жаром.
Бесконечно тянулась на Белом Холме зима. Лето не сменяло ее. Поэтому уже и непонятно стало – как же считать, сколько времени прошло, сколько кругов добавилось на стволе Красной Вербы. Да никто и не считал. Звери, птицы, а тем более – змеи, попрятались кто куда, думали только о том, где же взять тепла и еды.
И вот, посреди этой бесконечной зимы, студеным утром, когда на Белом Холме было особенно дико и мерзло, у самых корней Красной Вербы кто-то запищал. Да так тихо и жалобно, так безнадежно, что Верба всем стволом вздрогнула, ничего, конечно, не расслышав. Только почудилось ей, что ее корни огнем обливает Яр-батюшка. Удивленно встряхнула Верба макушкой, стараясь расслышать, что же происходит там, внизу? И еще больше удивилась, когда поняла, что это не Яр-батюшка ее корни поливает, а маленький птенчик плачет. И словно кто в тетиву обратил Вербу – согнулась она макушкой до самой земли, погладила веточкой бедного птенчика, спросила у него: как он один здесь оказался, почему к маме не летит?
Запищал еще горше птенчик:
- Не умею я летать, не найду дороги домой. Меня мама сюда принесла, от Ястреба спрятала. А сама Солнышко искать улетела.
Сидит птенчик, носом хлюпает. А нос-то такой смешной, а пух на крылышках – такой желтый, - само собой улыбаться хочется, на него, хорошенького, глядя. И Верба, может, в первый раз за бесконечную зиму, улыбнулась. Начал таять иней на ее веточках, стекая янтарным соком по Белому Холму. Растопил этот сок небольшую полянку у самых корней – ровно настолько, чтобы птенчик поместился. А из своих веточек Верба сделала большой, просторный домик. От ветра птенчик укрыт, от снега запрятан, от Ястреба защищен.
Выходила Верба птенчика, вырастила. Превратился птенчик в красивую Уточку. Научилась Уточка летать выше Ястреба, быстрее Стрижа. Но далеко от Вербы не улетала – всё боялась опять потеряться…

3
Хорошо жилось Красной Вербе и Уточке. Потеплело на Белом Холме. Показалось из-за белых облаков Солнышко. Но одного не хватало Уточке – речки. Или озерца хотя бы. Она-то помнила, что мама говорила: подрастешь, научишься летать да плавать – сильной станешь, и никто тебя обидеть не сможет. Конечно, с Вербой Уточка чувствовала себя сильной, и никто ее обижать не собирался. Но озеро ей прямо-таки сниться стало. Уточка загрустила, зачахла, даже летать перестала. Сидит у корней Вербы, и думает-вспоминает, как ее мама о большой воде сказки рассказывала.
Верба видит, что неладное творится с Уточкой. Спрашивает:
- Уточка-уточка, чего же тебе не хватает? О чем ты грустишь? Чем помочь тебе можно?
- Грущу я о том озере, на котором родилась, - отвечает Уточка, - а помочь мне нечем. Ты и без того меня выходила-вырастила. Большего и не надо…
Всплеснула веточками Верба, стала подниматься – макушкой в самое небо. И давай облака раскачивать, тучи трясти. Отдавайте, мол, воду, хватит вам ее в себе носить!
И послушались тучи с облаками – отдали воду, пролились большим дождем. Появилось у Белого Холма озеро. Вода в нем чистая, прозрачная – как небо по весне. От ветра легкие волны бегают – как перистые облачка. И Уточка нарадоваться такой красоте не может. Плавает, ныряет, хрустальными каплями на Вербу брызгает – играется.
А Верба обратно склонилась – макушкой к земле, любуется своей Уточкой, от счастья горит вся. И то ли от этой радости, то ли от того, что озеро у Белого Холма появилось, стал пустой песок в плодородную землю обращаться. То там, то здесь цветы объявились, травы, деревца. Стали зверушки и птицы не в гости заглядывать, а насовсем поселяться. И столько друзей у Вербы с Уточкой нашлось – не сосчитать и за год.
И главное чудо случилось. Верба по весне расцветать начала. Да самой первой, чуть только Солнышко из-за облаков покажется – она уже цветочки открывает. И цветы ее на облака походят – такие же белые, пушистые, чудные.
Как тут не влюбиться в такую красоту?! И однажды в марте влюбился в Вербу молодой Ясень, выросший по соседству. Весна – в самом начале, на Вербе уже пушистые цветочки белеют. И Ясень – стройный, сильный, смелый – листочками шелестит, о своей любви поет. Глянулся он Вербе, полюбился душой открытой. И как раз в день, когда новый круг жизни на земле зарождается, сговорились Верба с Ясенем о свадьбе. На солнцестояние, в разгар Лета решили они большой праздник устроить.

4
На праздник Вербы с Ясенем созваны были все звери и птицы, все змеи и ящерицы. Лев Огнегривый рядом с Ланью Златоокой сидел, Ястреб Быстрокрылый вместе с Уточкой медом угощался. Мир и лад на Белом Холме царили. И каждый из гостей благодарил Солнышко за тепло, Вербу – за освежающую тень, а Ладу – за угощения.
Позабыли пригласить только Горе-Великана. Да и кому на пиру Горе-то надобно? Его и в простой день на порог пускать не хочется…
Да вот не знали ни Верба, ни Ясень, что о Горе-Великане забывать тоже нельзя, не то он сам нагрянет – нежданно-негаданно, да бед натворит. И могли-то ведь они от своего пира медку набрать, хлеба достать – да и на другом конце земли Горе-Великана найти – покормить. Тогда и сердце его каменное оттаяло бы, и всем бы на земле веселее стало.
Не знали Верба с Ясенем этой премудрости, не угостили Горе-Великана. И осерчал он, разлютился, с другого конца земли прибежал, ногами-скалами затопал, руками-кряжами замахал, из глаз-вулканов искры сыплются, из груди-пропасти гром гремит. Расходился-разгулялся, в обиде забылся, да и вырвал с корнем Красную Вербу, забросил ее на небо – чтобы не могла она с Ясенем счастья своего найти.
Тут уже и сам Род разгневался, не понравилось ему своеволие Горе-Великана. Раньше времени никто срывать Вербу не должен, а уж разорять Белый Холм – совсем не пристало. И наслал Род великое множество воды на землю. Укрыло ливнями весь Белый Холм, пропали под водой и травы, и цветы, и Ясень. Только Уточка летает над бескрайним океаном, да на дне его отражают белые облака цветочки, что растеряла Верба.
30 лет и 3 дня укрывала землю вода. И решила Уточка, что надо искать помощи, иначе пропадет всё – ни зверушек, ни птиц, ни змей не будет. Так и останется один Горе-Великан посреди океана.
Полетела Уточка к Месяцу – рассказала ему, как спасла ее Верба от верной гибели, как устроила она у Белого Холма озеро, как полюбила Ясеня, и как Горе-Великан позавидовал – мир нарушил. И за то Род всех наказал.
- Месяц светлый, рассуди справедливо, - говорила Уточка, - не может вся земля от Горе-Великана маяться. Пусть он в воде остаётся, а Белый Холм вызволять пора…
Подумал Месяц, поглядел на океан бескрайний:
- Ладно, - отвечает, - мне и самому не любо одну воду под собой видеть. Надо вам и правда подсобить. Позвал он Рода, рассудил с ним мирно-тихо, мол, что было, то было. А земле пропадать не можно.
И сошла вода с Белого Холма. Открылись поляны, поднялись травы, Ясень плечи расправил, вольно вздохнул. Зазеленело всё вокруг с новой силой, побежали по земле соки новой жизни. Из цветов, которые растеряла Красная Верба, проросли по всей земле ее детушки – с розовыми веточками и пушистыми цветочками.

---
Каждый год с тех пор, в марте да в июне все зверушки и птицы чествуют Красную Вербу, наряжают ее детушек, празднуют начало нового круга жизни, славят Рода и Месяца.
И не забывают о Горе-Великане. Потому, что пока ему от каждого стола хоть по кружке меда да по куску хлеба отдавать будут – он не станет расти да каменеть. А как только забудут во хмелю, что на другом конце земли Горе-Великан есть, как загордятся своим счастьем – тут как тут и нагрянет Горе-Великан, и много бед натворит.
Уточка по миру летает – быль эту рассказывает. Красную Вербу ищет. А сядет у Вербы, крылышки почистит – и приходят на землю и вода, и тепло – всего в меру да в срок. Потому, что как зло к злу, так и добро к добру приходит…



Март 2010