Вольница и случай

***
Жене Переваловой

О чем расскажут мне пингвины,
Глядя в космическую даль? -
Что вскоре звездные картины
Укроет снежная вуаль.

Что о жаре и о печали,
Едва не каждый сложит стих:
”Морозы немцев отбивали
И, наконец, потянут их”.

Блеснет гвардейцев желтый цвет,
Когда с походкой мировой,
Легко качая головой,
Тень увенчают и рассвет.


Скорбь Минотавра

Гляди, душа из червоточин,
Ее безумный лабиринт
Ошибок глупых и обид,
А выход даже не пробит.

Когда былое гложет очень
В неисцелимой глубине,
Где гимн начавшейся войне
И нет конца твоей вине.

Как все земное не окончен
Путь, устремленный к небесам,
От боли сделанным ходам -
Открытым людям и богам.

Фермата свиданий

Мой верный друг или едва знакомый, 
Я думал кружка чая не остыла,
Но бесконечности минула половина
И дальше звезд не виделись с тобой мы.

Дыра забвения дрожит и орошает
Бесплодную равнину черных дней,
Чуть озаряя их конвульсией своей,
Сжимаясь точкой на крученом Шаре.

Нам светит истина случайными крестами,
А пусть меж нами вечность пронеслась.
Меж нами есть невидимая связь,
И крепнет лишь свинцовыми годами. 

Центр силы

Качайся в зале ожидания, 
Эпохи плиты поднимая, 
И свора отойдет любая
От оснований мироздания.

Есть фокус прятать кулаки, 
Когда взойдет знамение века
У желтолицего генсека
Или народного слуги.

А в волнах плещется рассвет,
И вот коснётся губ на море
Вся мякоть времени в фарфоре
Далеких пенящихся лет.



Армия мертвых

1
Каждую минуту я считаю даром:
Что не быть убитым мне под Сталинградом.
Что рожден позднее птицею весенней
В облаке закатном, где дымится атом. 

Годы мои - капли в безымянных реках,
Собирает время на ладонях - смерть,
И ложится солнце на волнах и ветрах
В гроб луны, с которой не о чем жалеть.

2
Армия мертвых становится в строй,
Лучше живых она примет бой.
И от колотых ран погибший улан,
И советский воин - штыком успокоен… 

Никто не поддержит, помимо них -
За рифмою спетой читатель утих.
А ты будешь один у равнин паладин,
Биться за тени и сны -
                стены усопшей страны.


Прокол Джабулани

Молниеносные пассажи
возводят статую из волн -
И вдруг летит рука от лажи,
ныряет музыка в чехол.

Жужжит толпа, и катятся недели –
игра на уровнях иных.
Пора приникнуть к бубузеле
до ора пауз голевых.

Но я облит дождем и потом
в чужом отбеленном аду, 
Сижу веселым идиотом 
и дую в русскую дуду.


Кресты и стрелы

1
Каплями света
из ночного ила
наконец-то лето
вновь освободило
на балконах кресла.

Пришла ко мне далекая невеста,
Сядешь ли рядом, Святая Тереза?   

Дороги все исхожены земные,
А ноги снежные босые
кипучей негой налитые.

Целуй, и губы загорят,
черневшие от ядовитой влаги
безродных женщин городских.

Сквозь тело - миллионы ватт,
Из них немного предано бумаге:
Все остальное – для двоих.

Сияют трещины домов, 
узор обугленных развалин,
живой дворец…
Душа - мой кров,
как силуэт ее не славен.

Молчи певец,
умолкни хор,
Когда для нас открыта зала,
где излучается террор
кольцом бездонного анала.

Там искусственные розы
в облака метут росу,
Жалят ядерные осы,
молоко из язв сосут.

Там народ покрытый
темной пеленой.
Поросли молитвы
сытою тоской.

Начались блуждания
в пройденных веках
И бронёй отчаяния
сплачивает страх.

Сдержим на мгновения
всех времён конец,
Очаги спасения
соберут овец.

2
К небу тварями ползём,
Время крылья нам привьёт,
Обратив толпу в народ,
И трясину - в чернозём. 

Долька плавает в вине
утихающих свечений.
Обанкротится на ней
индустрия развлечений.
 
3
Дни разбухают от огня,
Меж ними нет пустого часа,
Когда качаются, звеня,
Плоды застывшего экстаза.

Танцуют тени в жаркой чаще, 
Стрела венчается с крестом
За шумом боли уходящей
вглубь неиспытанных истом.

Взорвется солнце на руках, 
А тело высветят осколки,
И дальше сон в чужих стихах
На сетевой забытой полке. 

Строкой успеха

Надолго вылезу из кожи,
Меня купите, я - хороший! 
Да услышат ваши уши -
Всё моё другого лучше…

Сон эклектика

На вооружении все стили, 
А годы пляшут от руки,
Одни ступенями застыли,
Другие в тине залегли.

Вихрь общего смешения…
расщепляется страна,
И кручения, верчения
утихают до темна.

Луч границы просекает
в диком множестве миров.
За собой на каждом крае
тянет истины покров.

Далекое прикосновение

Нет тебя сегодня рядом, 
А была ли ты вообще?
В мире проклятых вещей,
где вперед уходят задом.

Где житейская наука
распыляет круговерть
и желание друг друга
безыскусно поиметь.

У меня другая дума
средь полуночного шума,
в темноте упавших шор
я ищу Рубоко Шо.
 
И теперь расцвет искусства,
днём молочным наяву
сквозь младую синеву
знаю, как тебя коснуться.

В порах кожи - эхо гласных
разольет строкой сироп,
чтоб от вздохов наших частых
мир утерянный утоп.


Очевидный закоулок

”- …у нас психологический факультет.
- Там преподавателей слабых набрали...
- Ну, мы же только начинаем.
- Да, я думаю вам пора уже и заканчивать”.
из диалога в книжной лавке Ивана Соловьёва,  г.Саратов
 
В небе сдавлены лимоны
среди грузных облаков,
мне вдохнуть бы и услышать
рокот девичьих шагов.

На саратовском проспекте
бьются чаши фонарей,
ты из них златого света
в жажде истины испей.

Проливаются витрины
ядом купленного сна,
за гламурными стенами
спит тюремная страна.

На пути прямоугольном
будет арка, поворот,
дверь в извилистое царство, 
где Оксюморон живет.

Крупный дяденька-историк
с волосами до плеча,
вам судьбу перелистает,
книжной мудрости уча.

Здоровая реакция   

Найдет газетная желтуха
на караван ушедших дней,
И не жалея, наше брюхо
наполнит всячиной своей.

А братство критиков рогатых
запорет все мои труды,
Но хорошо, то полбеды:
Я жив останусь без награды.

Пусть лучше грязью обольют,
Мне после ванны - будет good,
Я излечусь от всех понтов,
И буду чист для новых слов.


Печаль и утро

Моя земля – мечта о рае,
и каждый миг благих вестей,
А здесь тоска меня снедает
до звона брошенных костей.

От угрызений жди огрызка,
всего себя отдай вине.
Далёко пассия, ли близко - 
не знает мысли обо мне.