Голь и нагота

Одежда у человека появилась для того, чтобы прежде всего скрывать безобразия  увечий плоти. Этот вывод надо сделать потому, что сущность человека, как он стал на историческую почву, состоит в творческой его способности. Эта способность стремится вызвать в человеке чувства прекрасного, предмет исключительно искусства. Отсюда можно выделить понятие наготы, как образ человеческой плоти скрытый под одеждой. Если же скрытое не представляет из себя прекрасной чувственности, то плоть человека голая. Голь безобразная, в ней нет созерцательной прелести, нет предмета искусства. Поэтому голь вульгарна, даже пошла и, если мы стремимся показать эту голь, то неизменно попадаем в раздел зрения на человека, которое питает до сих пор, не увядая, порнографию. Нагота же в человеке божественна и вызывает в лучших образцах эротические удовольствия, которые часто путают с безобразными предметами.

Думать, что этим разделением наготы и голи всё их содержание исчерпывается, неправильно. Мы не откроем для себя их движения, которое по видимости своей напоминает живое общение плоти и души со взаимными переходами, отрицаниями одного другого. Пластика лица человека может быть скрыта маской. Но иногда маски нет и при этом видимая сила увечий становится действенной. При этом порой шрам героя становится свидетельством его искушённости в поединках. Доводя отрицания до предела мы можем в образе горбуна видеть предельное выражение человека любящего. Так рука об руку в истории протянулись голь и нагота в нашу современность. Здесь мы уже видим творчество человека модельное, которое способно дать эталон для подражания. При этом безобразное по сути исходно может стать верхом совершенства, красоты. Идите на подиум и найдёте повод убедиться в сказанном относительно моделирования. Здесь видимость заявляет своё право на активную силу. Так как смотрит модельер, так стало быть прекрасно видеть. Средний человек доверяет мастеру и подражательная сила человека делает своё дело. Мода вступает в свои права.

Голь бессовестная, бесстыжая. Нагота в высшей своей степени совестливая и вызывает стыд. Если отталкиваться от этой градации, то можно говорить, что в отношении стыда и совести была и есть творческая динамика, когда их роль меняется и переходит одна в другую отрицанием друг друга. Так со временем стыдная голь становится образцом, о чём мы говорим часто не замечая их взаимности, тождества. Это тождество врождённое и относится к эмоциям человека, как древнейшим инстинктам человека. Потерявший инстинкт стыда человек спокойно созерцает и голь и наготу, отвлекаясь от их творческой силы. Человек становится при этом в роль философа красоты. Красота над этим царствует как высший предмет спекулятивного видения плоти человека.

А что же душа? Как соотносится философия красоты плоти с философией красоты души? Для этих философий до сих пор существует «берлинская стена» разделяющая их на два непримиримых лагеря. В одном из лагерей консервативная мысль человека, в другом новаторство, модернизм. Этим заключением мы даём коренное различие течений философской мысли человека в искусстве. Философия красоты души человека до сих пор была предметом религиозности, апогеем которой является аскетизм.