Врата в преисподнюю. Часть вторая. Глава 1

Урочище, как и всегда раньше, открылось неожиданно.
Обогнув жиденькую лесополосу, грунтовка некоторое время петляла пыльной равниной, а затем внезапно раздваивалась, левой частью уходя вдоль пологого ската, тогда, как другая ее часть ныряла в глубокий овраг, частично скрытый густой зеленью кустов и деревьев. Увидев такое разнобуйство даже непосвященный человек легко угадал бы близкое присутствие воды. Я же прекрасно знал, что внизу протекает река.
- Ты куда? – заметив, что я не собираюсь сворачивать, занервничал Илья. – Там мы не проедем.
- Все будет окей! – заверил друга.
Автомобиль весело скатился вниз,  затем едва заметной тропинкой, миновав несколько скудных крестьянских огородов, буквально вонзился в тесно переплетенные ветви деревьев.
Мы словно оказались в длинном туннеле. Видимость ухудшилась, иногда ветки полностью заслоняли лобовое стекло, сорванные листья щедрым зеленым дождем сыпались на капот. Продираться приходилось почти наощупь. Колея была неровной, местами болотистой. Иногда колеса пробуксовывали в жиже, но я успокаивал себя мыслью, что, коль здесь удалось проехать моей «Таврии», то японское чудо выберется и подавно.
Вот и то злополучное место, на котором во время предыдущей поездки у «Таврии» дважды глох мотор. Еще тогда я окрестил его контрольно-пропускным пунктом, своеобразным стражем Монастырища. Захочет – пропустит, не захочет… Как будет в этот раз?
Узкая расщелина, вероятно, русло небольшого ручейка, была забросана гранитными булыжниками и сухими ветками. Визуально такое подобие моста не внушало никакого доверия, но я уже дважды испытывал его на прочность и потому уверенно направил автомобиль на ненадежный настил. Раздался неприятный треск, колеса пробуксовали, мотор надрывно взвыл, когда я надавил на газ. Некоторое время он, казалось бы, раздумывал, стоит ли и дальше терпеть над собой издевательства и, похоже, таки склонился к отрицательному ответу, нервно зачихал, по корпусу автомобиля пробежала мелкая дрожь. Но раздумья длились недолго. Передние колеса сцепились с травой на противоположном краю расщелины, и «Джип», пару раз споткнувшись, выкарабкался на ровное место.
Мотор вздохнул с облегчением и снова заработал в привычном размеренном ритме.
Вместе с ним вздохнул и я.
Хоть я и причислял себя к разряду здравомыслящих людей и особо не доверял всяким мистическим россказням, однако, по поводу Монастырища у меня сложилось особое мнение, и я был искренне рад, что оно пропустило нас к себе добровольно.
Правда, могло случиться и такое, что утомленный веками древний страж просто-напросто проспал наше вторжение…
Вскоре после того, как мы миновали расщелину, кусты расступились, и под ярким светом полуденного солнца перед нами открылась панорама полукруглого амфитеатра с величественной пирамидой посредине. С трех сторон амфитеатр окаймлялся круто уходящим вверх земляным склоном, а с противоположной стороны, на другом берегу реки, высилась обрывистая гранитная стена.
- Это и есть то, что мы называем Монастырищем, - сказал Татьяне, и она, позабыв недавнюю обиду, приникла к стеклу. Словно бы пыталась впитать в себя каждую частицу окружающего пейзажа. Я даже пожалел, что выбрал этот путь, лишив ее возможности насладиться видом сверху, но поразмыслив, что она еще успеет, успокоился.
Обогнув амфитеатр у самой кромки земляной стены, я подъехал к пирамиде с южной стороны, где, в отличие от преобладающей болотистой местности, было относительно сухо. Именно здесь Илья, когда приводил на экскурсии школьников, разбивал палаточный городок.
В сущности, это было единственное, пригодное для ночлега место.
Аккуратно, стараясь не повредить автомобиль о выступающие отовсюду камни, я загнал его в заросли камыша. С единственной целью – чтобы он был меньше виден постороннему глазу. Не знаю даже, зачем я это сделал? Скорей всего, по укоренившейся привычке. Просто так, на всякий случай. Осторожность никогда не бывает излишней…
- Ну что, это дело нужно обмыть… - когда вышли из автомобиля, неожиданно прорезался голос у Ильи.
Вероятно ему, кроме всего прочего, необходим был допинг для общения со слабой половиной человечества, которая, после недавнего приобретения, стала явно преобладать в нашей тесной компании.
Не знаю, насколько уместным было высловленное предложение, хотя ни я, ни Рыжая, ни Катька, вроде бы, ничего против не имели.
Вот только Татьяна…
Ее передернуло от услышанного, и на мгновение мне показалось, что ученая дама испепелит Илью взглядом...
Но, только на мгновение.
Татьяна сразу же взяла себя в руки и, несмотря на одолеваемое нетерпение, а оно проскальзывало во всех ее движениях, вдруг мило улыбнулась, и согласилась с Ильей.
- Если так необходимо…
-Традиция требует, - поддержал я Илью. – Нельзя не выпить за успех нашего безнадежного мероприятия…
- А что мы будем потом делать? – невинно поинтересовалась Рыжая.
Судя по всему, окружающая местность ее не впечатляла.
Не то, чтобы совсем…
Она воспринимала ее, как приятный уголок для пикника, не утруждая себя вникать в дебри проблем, ради которых, мы, собственно, сюда и приехали.
Как я уже упоминал, Рыжая подсознательно ограждала себя от всего сложного и непонятного, дабы зазря не ломать голову, так как никакой пользы в этом не видела, и, наверное, была права. Потому что основная часть проблем, по сути своей, является надуманной нами самими и вряд ли стоит затраченных сил и энергии. Говорят ведь, что если проблем нет, человек их придумает. Эта истина справедлива ко всем, кроме Рыжей. И я нередко завидовал ее свойству ограждать себя от всего лишнего и ненужного…
Заданный Рыжей вопрос звучал риторически и не требовал ответа, поэтому он завис в воздухе, не найдя отклика в наших сердцах. Да и сама Рыжая, наверное, забыла о нем, едва задав.
Невеста фермера еще не успела влиться в наш сплоченный коллектив, чувствовала себя неловко и в разговор не встревала.
 Илья же, ободренный всеобщим «одобрямс», проворно нырнул в кабину, достал оттуда свернутую ветровку, размотал ее и извлек на свет Божий полуторалитровую пластиковую бутылку с уже хорошо знакомой мне мутноватой жидкостью. Когда он успел ее прихватить ума не приложу...
Вкус сельского пойла настолько явственно воскрес в памяти, что тотчас плотный клубок, зародившись где-то в области желудка, с курьерской скоростью подкатил к горлу, затруднив дыхание и вынудив пожалеть о той поспешности, с какой я согласился на традиционное обмытие предприятия.
Татьяна, так до сих пор и не испытавшая прелестей предлагаемого напитка, подчиняясь разуму или женской интуиции, удержалась от безрассудного риска и, жестом остановив Илью, открыла багажник машины и извлекла из него плоскую бутылку «Смирновской». Оттуда же возникла бутылка с минералкой, плоская целлофановая упаковка тонко нарезанного «Салями» и, также запечатанный в целлофан, порезанный батон.
Таня оказалась предусмотрительной женщиной. В бездонном багажнике ее автомобиля нашлось место и для раскладного столика, на который мы водрузили извлеченный харч.
- Думаю, пока еще особо никто не проголодался, - заметила Татьяна. – Так что слегка перекусим и займемся делом.
Естественно, никто не возражал. Прозрачная жидкость детскими дозами была разлита в пластиковые одноразовые стаканчики, которые мы, не мудрствуя лукаво, сразу же осушили. Илья, отнюдь, не удовлетворенный выпитым, потянулся за бутылкой, дабы продолжить банкет, но Таня решительно прикрыла свой стакан ладонью.
- Вы, как хотите, а мне нужно работать, - безапелляционно заявила она и, на ходу дожевывая бутерброд, направилась к скале. – Андрей, ты меня проводишь?
- Да, конечно, - поспешил ответить я. – Сейчас догоню… - и по-заговорщески кивнул Илье, чтобы поскорей наполнял посуду.
Илья лихо разлил оставшуюся в бутылке водку в четыре стаканчика, мы быстро соприкоснули их в немом тосте и так же быстро выпили. Татьяна ничего не заметила. Ее внимание было сосредоточено на каменных глыбах, из которых была сложена пирамида.
- Впечатляет? – спросил я.
Она ничего не ответила. Молча двинулась вдоль каменной стены, и я последовал за ней.
- Андрюша, - когда мы свернули за угол, обратилась ко мне. – Может, пора завязывать с пьянками? Мы ведь не на прогулку приехали…
- Это, с какой стороны посмотреть… - заметил я. Хмель таки ударил в голову. Настроение сделалось игривым, солнце светило необыкновенно ярко и резко, земля покачивалась под ногами. – В сущности, работать сюда приехала ты одна. Я тут давно уже все облазил, осмотрел и обо всем написал. Единственное, что я могу добавить к своим материалам - твое авторитетное мнение. Пока же оно не сформировалось, я вправе считать себя вольношатающимся…
- Ужасный ты человек. А я ведь рассчитываю на твою помощь…
- Все, что в моих силах… - я споткнулся об камень и едва не плюхнулся в заросшую камышом лужу.
- Помошничек из тебя, как я погляжу…
- Ладно, обойдемся без нравоучительных бесед, - досадуя на собственную неловкость, резко оборвал девушку. – Сейчас перекурим, и я проведу для тебя экскурсию по полной программе.
Таня не возражала.
Мы присели на камне, я достал «Приму», она что-то более легкое, и мы молча задымили.
- Красиво здесь… - немного погодя, явно примирительным тоном, заметила она.
- Да, - так же миролюбиво согласился я. – И самое большое преимущество – отдаленность от жилья. Отсутствие людей делает урочище еще более привлекательным, я бы даже сказал, добавляет ему торжественности…
Татьяна, по-видимому, не ожидала услышать от меня столь умную фразу, потому некоторое время ушло на ее переваривание. Или же она просто сдерживала себя от очередного едкого укола. Я почему-то был уверен, что она не преминет сьязвить по поводу отсутствия людей, намекая на нашу разношерстную и, отнюдь, не маленькую компанию.
Татьяна оказалась умней, чем я думал. Дабы не заострять наши шаткие отношения, она решила отойти от обсуждения мирских проблем и решительно перевела разговор на стезю вечного и незыблемого.
- Ты знаешь, Андрюша, я начинаю верить в твою версию. Похоже, то, о чем ты писал, действительно, очень близко к истине. Если эта скала и не совсем искусственного происхождения, то, несомненно, человек приложил немало усилий, дабы придать ей нынешний вид. Ты только посмотри на эти каменные блоки. Как ровно они обтесаны и подогнаны один к другому. Я вовсе не сомневаюсь в могуществе природы, но, как мне кажется, даже она на такое не способна…
Она делала шаг к примирению, и мне это понравилось. Также понравилась высокая оценка изложенной мною в газете версии. Я улыбнулся.
- А ведь ты еще, почти, ничего не видела. Поверь, тебя ожидают настоящие чудеса…
- Хотелось бы поскорее их увидеть…
Лед в наших отношениях растаял. Мое недавнее раздражение исчезло само собой. Я смотрел на Татьяну и не мог ею налюбоваться. Да разве можно таить обиду на такое хрупкое, нежное создание?..
Мне вдруг захотелось прижаться к ней, обнять, вдохнуть аромат чудных золотистых волос…
В моем желании не было ничего пошлого, похотливого. Я смотрел на нее даже не как на женщину. Она казалась мне богиней, и я готов был ей поклоняться.
Нахлынувшее чувство было сродни наваждению. В одно мгновение Татьяна превратилась в бестелесный образ, некий недостижимый идеал, излучающий из себя нечто приятное, волнующее. Я физически ощущал эти волны. Каждая из них наполняла меня новой порцией любви и нежности к девушке. И их уже скопилось столько, что, казалось, еще немного и я разорвусь на части, словно воздушный шарик…
А с Татьяной, между тем, происходило нечто невообразимое.
Внезапно ее облик словно бы растворился, в мгновение ока превратившись во множество крошечных светящихся точек. Сначала они в полном беспорядке метались из стороны в сторону, то поднимались вверх, то падали вниз, затем, словно повинуясь чьей-то воле, хаотический блестящий рой начал проявлять признаки организованности. Движение каждой золотой пылинки приобретало осмысленность и целенаправленность. Каждая из них, сначала очень медленно, а потом все быстрее начала описывать правильные круговые движения вокруг невидимой мне оси.
Очень скоро передо мной неистово вращалась блестящая воронка. Ее широкая часть находилась в нескольких метрах от меня, а узкая убегала в неизведанную даль и заканчивалась крохотной, идеально черной, точкой.
В какой-то миг мое сознание словно разорвалось. Я осознал, что эта воронка содержит в себе всю нашу Вселенную, и что я больше не смею сопротивляться ее воле. Я, маленькая ее частичка, должен безропотно подчиниться и покорно следовать настойчивому зову…
Впрочем, сопротивляться не было ни сил, ни желания. Я перестал быть собой, я больше не ощущал себя мыслящим индивидуумом, способным управлять собственным телом и собственными эмоциями. Да и самого тела я больше не чувствовал. Оно пропало, исчезло… Осталась лишь пыль, легкое облачко, которое неумолимо засасывалось бездонной воронкой, несущей то, что еще недавно было мною, в Вечность и ни во что одновременно…
И все же, какие-то из пылинок, ничтожные атомы моего разорванного сознания, продолжали агонизировать. Некоторые из разрозненных частиц моего мозга функционировали и, словно сигнал «SOS», посылали единственную мысль, которая ничего не объясняла и в то же время объясняла абсолютно все.
«Это – полное сумасшествие!» – перекликались между собой мелкие частицы меня, несясь навстречу неизведанной пустоте.
И полету этому, казалось, не было конца.
И какая-то из частиц вдруг осознала, что еще чуть-чуть, и меня вообще не будет, так само, как не будет и ее, этой самой частицы, ибо она неспособна существовать одна, оторванная от себе подобных.
И ее ужас передался другим частицам, которые сразу почувствовали то же.
То ли панический страх, то ли узкое отверстие воронки вынудили частицы плотней прижаться одна к другой, на какое-то мгновение их поля соприкоснулись и в тот же миг я вновь ощутил себя единым целым, и тревога каждой из частиц слилась воедино, умножив ее в несчетное количество раз.
Теперь уже весь я, возможно, принявший несколько иную форму, неистово кричал «Караул!»
Мне не хотелось исчезать в черной дыре!
Я хотел жить, мне нравилось быть таким, каким я был еще несколько минут назад, и я сопротивлялся, как мог. Не в состоянии управлять телом, его у меня просто не было, противился мыслью, сознанием, ужасаясь, что еще совсем немного и оно снова рассыплется на атомы и тогда уже ничего сделать будет невозможно…
Спираль воронки уже не казалась далекой. Она была прямо передо мной и, наверное, вокруг меня. Теперь я видел, что она вовсе не яркая и не блестящая. Мелкие пылинки рассыпались, разлетелись на неимоверно далекое расстояние и превратились в крупные холодные звезды, которые окутывала мертвая, бездыханная темнота.
Я увидел, точнее – осознал,  Вселенную со множеством неведомых галактик, как-бы изнутри. И эта чуждая Вселенная безжалостно меня пожирала. Каждая из звезд притягивала к себе частицу моего сознания, распыляя его и уничтожая меня, как единое целое.
Сил на сопротивление не осталось вовсе. Последняя мысль «Все кончено!"» завибрировала миллиардами частиц, унося меня в разные стороны, разные миры и разные созвездия...
И, когда уже совсем все исчезло, когда в последний миг я успел ощутить вселенскую пустоту и вечную тьму, поглощающую мой разум и меня самого, когда все, абсолютно все, было кончено, внезапно вновь появилась крохотная светящаяся точечка, затем еще одна, еще и еще…
С разных сторон, с неизведанных далей, с неимоверной скоростью они неслись навстречу одна другой. Их было очень много. И, когда они приблизились настолько, что стали похожими на блестящее пыльное облачко, вдруг возродившееся из ниоткуда сознание дало понять, что это я несусь навстречу самому себе.
А затем все повторилось с точностью до наоборот.
Вселенная снова превратилась в блестящую спираль, воронка расплылась в бесформенное облачко, я снова ощутил тело и способность двигаться.
Передо мной сидела Татьяна – прелестное, милое создание. Я смотрел в ее глаза и видел в них потухающие огоньки далеких холодных звезд.
- Андрей, что с тобой? – в голосе девушки слышалась тревога.
- Да нет, ничего… - я, наконец, смог оторваться от ее глаз и заметил тлеющую в руке сигарету. На красноватой жаринке едва успел образоваться тоненький слой пепла. Значит, умопомрачение, длилось всего мгновение, не больше…
- Тебе плохо?
- Наверное, просто устал…
Я поднялся с камня, выбросил «бычок».
На душе было пусто и тревожно. От недавней эйфории не осталось и следа. Мысли были поглощены одной неразрешимой загадкой: что со мной произошло на самом деле?
Было ли случившееся проявлением мистических свойств Монастырища или же закономерным следствием выпитого накануне?
И мне было проще склониться ко второму, потому что первое объяснить было невозможно…