Игроки

     День выдался довольно солнечным, но за окнами бушевал холодный ветер. Завывая в щелях неприступных замковых стен, он сводил на нет все усилия светила прогреть мир как следует. В тронном зале ровно по центру стоял маленький столик, на резной крышке которого громоздилась шахматная доска, усыпанная чёрными и белыми фигурками, – партия была в самом разгаре. В углу пылал камин, согревая разве что прилегающие к нему камни. На стенах пыльными тряпками висели ветхие гобелены, вяло качаемые сквозняком.
     - Какая же всё-таки увлекательная игра! - в который раз произнёс Герцог, затягивая узел галстука потуже. - Сколько тут приключений для разума, в этих шестидесяти клетках. Господи, преврати меня после смерти хотя бы в пешку!
     - Вы там поаккуратнее с фантазиями, а то жутко делается, - покачал головой Гость, сдвигая коня. - Ваш ход!
     Герцог приподнял бровь в лёгком неодобрении и ослабил галстук:
     - Даже времени на раздумье не взяли… И чего вы так торопитесь? Всё равно до конца партии отсюда не уйдёте. Да и зачем вам куда-то идти? - Герцог приподнял было ладью, но тут же аккуратно поставил её на место. - За стенами холод, луговая пустыня и бессильное солнце. Точно туда хотите?
     Гость нахмурился, глядя, как холёные пальцы Герцога крепко обхватывают отполированного до блеска ферзя и с громким клацаньем ставят его на неочевидное место:
     - Вы меня, никак, в ловушку загоняете? Экий вы хитрец!
     Герцог закинул ногу на ногу, улыбнулся ещё шире, нервно дёрнул узел галстука, то ли затянув его, то ли ослабив, и произнёс почти застенчиво:
     - Извините!..

                * * *
     Я лежал в густом кустарнике на вершине холма и через оптический прицел винтовки наблюдал за передвижениями команды.
     Главным в ней был, несомненно, худой очкарик лет сорока. Волосы у него были противно зализаны набок. То, что это лидер всей группы, я понял, едва взглянув на нагрудный карман его кителя. К нему был прицеплен белый флажок. Ещё двое статусом пониже – с красными лентами на груди – шли по правую и левую сторону от главного, но держась чуть сзади: старик с добрым лицом и каким-то подростковым телосложением и высокий крепкий красавец, как и их предводитель – с очками на носу.
     Последний из командиров – самый младший по статусу, с жёлтым флажком – вообще выглядел каким-то доходягой. Усугублялся этот образ не только снулым лицом, бледной кожей, сгорбленными плечами и маленьким ростом. Нелепее всего выглядели на нём гражданские брюки, похожие на школьные. Пачкая ярко-синие штанины со стрелками в дорожной грязи, доходяга уныло плёлся позади всех, глядя себе под ноги.
     Команда была небольшой, всего два десятка человек. По-видимому, тот, кто создавал отряд, ничего не смыслил в стратегии, либо никогда раньше не участвовал в Играх.
     Во-первых, на кой чёрт здесь четыре командира, да ещё двое – одного статуса? И что они делают все в одном месте? А во-вторых, почему «тела» идут рядом, сгрудившись вокруг тех, кто ими управляет? По всему выходило, что разумнее было бы распределить их по территории, а часть посадить в засаде. Причём, в джунглях, под укрытием деревьев, можно передвигаться самим командирам, а подконтрольные им зомби пусть идут по дороге, их не жалко. Хотя это мог быть хитрый тактический приём, но пересчитав «тела», помеченные чёрными лентами на запястьях, я убедился, что их примерно столько, сколько и должно быть в отряде такого типа.
     Было бы, конечно, интересно ещё порассуждать на эти темы, но дорога начинала поворачивать, и я рисковал упустить команду, которая загородилась бы от меня поросшей лианами горой.
     Приникнув к окуляру прицела, я поймал в перекрестье прилизанного очкарика и стал вести его. Он шёл прямо на меня.

                * * *
     Чем выше всходило солнце, тем холоднее становилось. Ветер разгулялся не на шутку: он оглушительно скрипел деревянными ставнями и буквально продувал замок насквозь. В зале, где за крохотным столиком сидели две сгорбленные фигуры, плясала пыль, поднятая ветром. Обрывки бумаг порхали по залу как мотыльки, ударяясь о стены и замирая в углах. Иногда они залетали в камин и, вспыхивая на мгновение, без остатка исчезали в нём, а иногда, покружившись среди истлевших гобеленов, вылетали через окна наружу, в холодный солнечный день.
     - Давайте вам вина налью? - вдруг предложил Герцог, подтягивая узел галстука вверх. - А то сидите как на иголках.
     - Нет, - отрывисто произнёс Гость. По его красивому лицу пробежала судорога плохо скрываемой ярости. Почти зримое усилие стёрло её без остатка, лишь глаза из-под стёкол очков предательски вспыхнули недобрым светом.
     - А я вот с удовольствием выпью! - Герцог ослепительно улыбнулся и достал откуда-то из-под стола пыльную бутыль. Откупорив сосуд, он разлил его содержимое по двум бокалам, давно ждущим своего часа на полу возле столика. Один бокал Герцог взял в руки, второй пододвинул Гостю. Вино сияло в полумраке загадочным рубиновым светом.
     - Ваше здоровье! - произнёс Герцог, опрокидывая в себя жидкость болезненно торопливым, но в то же время не лишённым изящества жестом. - И ваш ход.
Гость нахмурился, потянулся пальцами к королеве, но вместо того, чтобы сдвинуть её, вдруг одним широким движением смахнул с доски всё, что на ней стояло. Фигуры, с клацаньем попадав на каменный пол, покатились в разные стороны, а
     Гость, вскочив с места, рявкнул:
     - Хватит! Отоприте эту чёртову дверь и дайте уйти!
Наступило молчание, даже ветер на мгновение стих. И эту тишину разрезал спокойный, с ноткой скрытой угрозы голос Герцога:
     - Сядьте. Сядьте и успокойтесь. Уйти вы не сможете, я просто вас не выпущу. Неужели не ясно? Пока длится игра вы не покинете пределы замка. Признаться, я испытываю к вам симпатию, так что не надо меня злить. Сядьте!
     Метнув ненавидящий взгляд на Герцога, Гость сел всё же на своё место и, нахохлившись, уставился в одну точку. К своему бокалу он так и не притронулся.
     - Вот и прекрасно! - Герцог, ещё секунду назад напоминавший пантеру перед прыжком, снова превратился в гостеприимного хозяина. - Пейте вино!
     Гость не ответил. Он сидел, скрестив руки на груди, с ненавистью глядя на свой бокал. Мысленно он его уже выплёскивал в лицо Герцогу. В реальности же Герцог, кряхтя, встал на четвереньки и принялся ползать по полу.
     - Все мои «капканы» разом уничтожили!.. - проворчал он, сев, наконец, на стул и вывалив собранные фигуры на доску. - В следующий раз за подобное я просто проломлю вам голову вот этой вот самой бутылкой…
     - В следующий раз я обойду ваш замок десятой дорогой, - процедил Гость, - или сожгу его ночью, предварительно подперев ворота снаружи.
     Герцог пропустил эту реплику мимо ушей, небрежно махнув рукой, мол, делайте, что хотите. Будто потеряв интерес к сопернику, он пристально уставился взглядом куда-то в край доски. 
     - Вы лучше посмотрите на этого героя, - Герцог ткнул пальцем в единственную, чудом устоявшую на последней клетке пешку, - похоже, у нас определился победитель!      
     Гость и на этот раз ничего не ответил. Так и не добившись реакции, Герцог с сожалением вздохнул, за несколько секунд расставил фигуры в исходные позиции и произнёс:
     - Начнём заново, раз вы такой упрямый. Теперь будете играть белыми, поэтому ваш ход. Всё ещё ваш ход.
     И партия началась заново. И снова тонкие смуглые пальцы продолжили теребить узел галстука, периодически отвлекаясь на бокал вина.

                * * *
     У меня ужасно болела нога. По-моему, левый сапог был не по размеру. Как такое получилось – не знаю, но ногу я натёр основательно.
     Идти было неудобно: грязь неприлично чавкала, всасывая каждый шаг, и мне всё время казалось, что ещё секунда – и я останусь без обуви. В принципе, и к этому можно было привыкнуть, если бы не духота. Я уже и так расстегнул китель, хоть это и не одобрялось правилами. Фуражка, рубашка, штаны – всё это давным-давно пропиталось потом, и у меня было только одно желание: стянуть с себя всё это произведение военного портновского искусства и идти дальше в одних трусах и босиком.
     По правде говоря, передвигаться было довольно страшно: тут и там, в стороне от дороги, что-то ухало и шипело на разные голоса; слева, вот уже несколько километров, тянулся глубокий овраг, подсвеченный снизу нездоровым зеленоватым светом. По дну его сновали какие-то тени, издавая кошачье урчание, но подходить к краю гигантского разлома и заглядывать в него желания не возникало – не лезут оттуда и чёрт с ним. На всякий случай, одно подконтрольное мне «тело» постоянно держало автомат дулом к оврагу, а то мало ли что…
     Хотя, как научил меня опыт предыдущих дней, если что-то в джунглях хочет есть, то оно всегда откусит от тебя кусок, желаешь ты того или нет. Вот, не далее, как позавчера был съеден Долговязый – командир всего отряда, и это произошло так: когда мы миновали здоровенное болото, две лианы, росшие по обе стороны дороги, хлестнули по телу Долговязого, разорвав его пополам, а затем дорога поглотила обе половинки, будто их и не было. Даже кровь впиталась в пыль без остатка.
     Как можно догадаться, какая-то форма жизни хорошо поела в тот день. И что самое обидное – сразу семь «тел» лишились контроля. Если бы одного из этих истуканов сожрали – вообще не жалко было, а вот без командира «тела» бесполезны, так что повздыхали мы, собрали у них патроны и еду, и оставили стоять одинокой кучкой в тех позах, в которых их застала смерть Долговязого.
     Так что джунгли безопасными не назовёшь – за ними глаз да глаз нужен. И хотя глаз у нас набиралось предостаточно, смотреть всеми ими ещё мало кто умел. Вот я контролирую пятерых – и что? Внимания хватает пока только на то, чтобы вести их толпой в одну сторону и направлять огонь туда, куда нужно.
     Честно говоря, довольно странно себя чувствуешь, озирая окрестности своими и ещё пятью парами глаз, сжимая автомат шестью парами рук и вообще, воспринимая всё за шестерых… А тут ещё очки запотевают. Чёртово испарение здесь такое, что чудится, будто идёшь внутри гигантской бани.
     Впереди, сквозь капельки влаги на стёклах, смутно маячила спина Кузанского. Его китель был настолько пропитан потом, что если бы кто-нибудь задался целью его выжать, всей этой жидкости хватило бы, чтоб напоить весь наш отряд. То, что это именно Кузанский я понял по седым волосам на затылке, узкой полоской торчащим из-под фуражки.
     В спину шумно дышал Заморыш, прикрывая тылы своим хилым организмом. Два подконтрольных ему «тела» даже автоматы не умели держать как следует – какая уж тут защита! Всё, на что я мог рассчитывать в плане безопасности, так это на то, что их троих сожрут первыми, дав нам время убежать. Как он вообще попал в Игру? Шансов ведь у него – ноль…
     Эстета, нашего нового командира, я не видел вовсе – его силуэт терялся в тумане испарений. Кстати, ещё одна загадка: как он так уверенно прокладывал дорогу, ведь очки у него запотевали не меньше моего?
     Мы шли уже несколько часов, но из-за трудностей перехода создавалось ощущение, что не меньше суток. Раздражение с каждым пройденным километром накапливалось, и концентрации хватало уже только на то, чтобы гнать «тела» шеренгой вперёд – ни о каких стратегических манёврах я к тому времени уже не думал.
     Кроме того, мне приходилось контролировать ещё одно «тело», о местонахождении которого я понятия не имел. Неделю назад я выслал разведчика в джунгли, чтобы он шёл параллельно движению нашего отряда. Но через пару часов он заблудился и никак не мог найти дорогу обратно. Если бы я замер тогда часика на четыре и сосредоточился только на нём, я бы непременно вывел его на дорогу, но этого времени у меня не было, поэтому я вынужден был гнать разведчика всё дальше в заросли, периодически наведываясь в его мозг и наблюдая одну и ту же мрачную картину: топкие болота, переплетенные стволы, да безвольно висящие лианы.
     Когда всё произошло, я как раз думал о нём. Не то, чтобы жалел («тела» не обладают сознанием), но всё-таки мне становилось неуютно, когда я представлял его, бредущего по колено в колючей траве, рискующего быть заживо съеденным… Я опасался, что однажды мне не удастся увидеть чужими глазами ничего, и тогда я пойму – его больше нет.
     В момент этих раздумий с Эстетом, который шёл впереди всех, случилось то, чего я внутренне ожидал от себя. Его сапог так глубоко увяз в земле, что при следующем шаге снялся с ноги. Потеряв равновесие, наш командир замахал руками и упал на четвереньки, уперевшись ладонями в грязь и уйдя в неё чуть ли не по локоть. Очки соскочили с его носа и утонули в маленькой, но, судя по всему, очень глубокой луже. Похоже, безвозвратно. «Тела», подконтрольные Эстету, тяжело дёрнулись и замерли, развернув автоматы кто куда и слепо уставившись в разные стороны.
     В ту же секунду где-то далеко впереди завизжал пулемёт, и горло идущего за Эстетом Кузанского разорвало в клочья, заляпав мои и без того грязные очки кровью. Широко взмахнув руками, он стал заваливаться влево, упав сначала на колени, потом лицом в землю. Без сомнений, стреляли в Эстета – с его потерей мы бы лишились восьмерых довольно искусно управляемых «тел».
     Понимая, что сейчас нам придётся туго (тем более, что никто не знал, где укрылся стрелок), каждый из нас попытался решить проблему личной безопасности. Да вот только деваться с линии огня было некуда: справа от дороги уже метров пятьсот тянулось непроходимое болото, слева притаился овраг со своими урчащими обитателями. Лента дороги хорошо простреливалась как спереди, так и сзади, а до поворота бежать минут десять, не меньше.
     Пару мгновений было тихо, а затем где-то далеко впереди и чуть справа, с поросшего сельвой холма, снова зазвенело приглушённое расстоянием «та-та-та», и в грязь под нашими ногами зашлёпали пули. Мы начали разбегаться в разные стороны, медленно, как во сне, с трудом выдирая сапоги из липкой жижи.
     Заморышу не повезло, его дурацкие синие брюки были заметны, вероятно, за километр и представляли собой отличную мишень. Подрубленный выстрелом, он упал навзничь и, разбрасывая конечности в разные стороны, словно тряпичная кукла, покатился по земле, набирая обороты, пока не перевалился через край оврага и не исчез в нём. Оттуда полыхнуло зелёным и кошачье урчание сменилось благодарным чавканьем.
     Эстет, прижавшись к краю болота, залёг где-то в кустах. Застывшие было подконтрольные ему остолопы заняли оборонительные позиции, паля в сторону холма – пустая, в общем-то затея. Кусты же, спустя пару десятков секунд затрепетали, будто их кто-то тряс снизу, круглые, похожие на лопухи листья разлетались ошмётками прямо на глазах, мягко застилая землю вокруг растения, а из-под них, словно родник, забила кровь. 
     Как ни странно, это привело меня в чувство. Замерев на мгновение, я сосредоточился на «телах», и неожиданно увидел себя ещё в одном месте. Трое оставшихся в живых бойцов, заслонив меня от линии обстрела, глядели на холм с разных ракурсов, а один стоял где-то в полумраке лиан, еле стоял, надо сказать, настолько он был истощён. Я понял, что это мой потерявшийся разведчик.
     Провизия у него кончилась дня четыре назад, поэтому во рту я чувствовал отвратительный привкус, который обычно появляется во время голодания. Смотря его глазами сквозь заросли, я видел кусок дороги так, как если бы смотрел на неё сверху, а совсем рядом с моим разведчиком, буквально в двух шагах, лежал здоровенный человек в камуфляжном костюме и перезаряжал чёрный воронёный пулемёт. Рядом с ним валялась снайперская винтовка.
     Оглядевшись по сторонам, я нашёл взглядом огромный камень и, приподняв его над головой, чувствуя, как жилы рвутся от непосильной ноши, выплёвывая изо рта желчь, появление которой всегда знаменует скорую смерть, сделал несколько шагов к начавшему новый обстрел пулемётчику… 

                * * *
     Я пришёл в себя, лёжа на спине. Вокруг стрекотали кузнечики, а тело сквозь военную рубашку неприятно холодила выступившая роса. В воздухе пахло сыростью, цветами и грязью. Потянувшись, я сел и помотал головой.
     - Очнулся?
     Голос исходил от дерева, росшего возле самой опушки; приглядевшись, я заметил лохматого человека, одетого в истрёпанную военную форму. Он сидел на ветке и чесал спутанную бороду, не переставая, впрочем, пристально наблюдать за каждым моим действием. На его переносице тускло сияли заляпанные бурым очки. От этой картины мне стало не по себе, будто шевельнулись неприятные воспоминания, и я рванул ворот, внезапно ставший душным.
     - Где я?
     - Не знаю. Никто не знает, - дикарь после каждого слова по-звериному дёргал головой, а речь его была отрывистой, словно лай собаки. От этих дёрганий на стёкла линз падал солнечный луч, усиливался стократно и атаковал мои глаза, причиняя боль своими резкими яркими всполохами.
     - Что со мной произошло? - я действительно ничего не помнил.
     - Ты стоял. Вокруг – трупы. Много трупов. Двадцать. Стреляли сверху. Тебе повезло.
     - Чёрт, не понимаю… - я силился воскресить в памяти хотя бы что-то из предыдущей жизни, но у меня ничего не выходило. Все мои воспоминания укладывались в три минуты после пробуждения.
     - Не поймёшь, - человек грациозно спрыгнул с ветки и подошёл ко мне, обнюхивая со всех сторон. - Следил за вами. Вы стреляли. В вас стреляли. Всех убили. Тебя – не успели. Радуйся.
     - А что было потом? - я всё ещё не терял надежды что-то узнать.
     - Отвёл сюда. Ты – как истукан. Ударить палкой – не ответишь, - человек залился странным смехом, больше похожим на плач гиены. - Здесь – два дня. Кормил из мешка, - он ткнул пальцем в вещмешок, валявшийся в траве. Судя по всему, он был моим. - Ел как истукан. Пил как истукан. Смешно.
     Он снова прыснул, оскалив гнилые зубы.
     - Да что ж с моей памятью? - крикнул я в сердцах, ударив себя кулаком по затылку. - Неужели никто не объяснит, что я тут делаю?!
     Он на секунду задумался, потом ответил:
     - Нет. Знаю – все с этим, - он ткнул пальцем в чёрную ленту на моём запястье, - похожи на тебя.
     Сказав эти слова, дикарь сел поодаль, повернувшись ко мне полубоком, поднял очки на лоб и стал рыться в до ужаса грязном походном мешке, который, по-видимому, принадлежал ему очень давно. Мешок был под завязку набит трофеями, через плечо хозяина мне удалось разглядеть его содержимое: несколько обойм, пара военных курток и связка разноцветных лент.
     - И что теперь? - спросил я.
     - Иди, - сказал он, неопределённо махнув рукой. - Здесь – не выживешь. Иди.
     Я постоял в нерешительности, а затем, подобрав сумку с припасами и автомат, отправился через просеку в джунгли. Через пару минут я всё же оглянулся, стараясь запечатлеть в памяти человека, спасшего мне жизнь. А он, будто почувствовав мой взгляд, не оборачиваясь, помахал рукой.
     Улыбнувшись, я перехватил сумку поудобней и пошёл, уже не оглядываясь, дальше.   

                * * *
     - Вот это да! - Герцог откинулся на спинку кресла, вытирая пот с висков. Он выглядел уставшим и разочарованным, его смуглые пальцы без конца теребили галстук. - Вы очень достойный соперник. Я даже и предположить не мог…
     - В следующий раз будете предполагать, - неприязненно оборвал Гость. - Вы, верно, думали, будто так уж хорошо играете в шахматы? Но многолетнее изучение теории ещё ни о чём не говорит. Необходима практика, - Гость смерил поникшую фигуру презрительным взглядом, - которой у вас не было.
     - Вы совершенно правы, - Герцог уныло кивнул, - но, видите ли… Я очень долгое время жил здесь один. С кем же мне играть?
     - Я вас понимаю, - уже мягче сказал Гость. - Так когда начнём?
     - Полагаю, прямо сейчас, - лицо Герцога стало жёстким. - Пройдём в кладовую или вам сюда принести?
     - Принесите сюда, если не трудно.
     - Один момент, - с этими словами Герцог встал, отодвинул кресло и твёрдым шагом вышел из зала, оставив Гостя в одиночестве. Спустя четверть часа он вернулся, держа в руках комплект одежды. Сам он уже был переодет.
     - Надеюсь, - чуть смущённо сказал Герцог, - форма вам подойдёт. Более подходящей не нашёл.
     - Ничего, влезу, - пропыхтел Гость. Левый сапог никак не хотел обуваться, вероятно, он был не по размеру.
     - Холодно здесь… я подброшу книг в камин, - Герцог подошёл к огню, уже начавшему затухать, и задумчиво уставился на него. - Знаете, все годы, пока я жил тут, мне приходилось согреваться чужими мыслями, которые заполняли все эти пожелтевшие страницы… Я не мог найти дров, а по вечерам здесь становилось адски холодно. Вот так я и сжигал книги, одну за одной, пока не уничтожил их все, кроме единственной – той самой, с которой и началось моё увлечение шахматами. Её уже кто-то пытался сжечь до меня… Видите, с этой стороны обложка подпалена? Я нашёл её в камине в тот день, когда очутился здесь впервые. С тех пор я не выпускаю её из рук, но время вышло, и она мне больше не нужна.
     С этими словами он швырнул томик в затухающее пламя, бормоча:
     - Теперь здесь некому будет греться…
     - Я готов, - крикнул Гость с другого конца зала. Он выглядел неотразимо в военной форме, только очки немного портили впечатление. Герцог неторопливо подошёл к нему, разгладил складки на кителе и улыбнулся:
     - Ну, раз готовы – значит, можно выступать. Думаю, ворота запирать не будем. Пусть замок ещё кому-нибудь послужит.
     - Давайте уже быстрее!
     - Одну секунду, - Герцог достал из-за пазухи красный флажок и приколол к нагрудному карману Гостя. - Это вам как победителю. - Затем вытащил чёрную ленту и повязал её на своё запястье:
     - А это – мне.
 
                * * *
     Никто никогда не узнает, чего мне стоило выжить. Я продирался через чёртовы джунгли около трёх месяцев, питаясь одними ягодами и подобием грибов. На меня постоянно что-то нападало и мне приходилось отстреливаться от этих непонятных и, зачастую, невидимых существ. Спустя какое-то время, удалось выбраться на дорогу. К тому моменту климат вокруг значительно поменялся: джунгли плавно перешли в лес, а воздух из удушающе сырого потихоньку превращался в обжигающе ледяной, словно я пробирался через тундру. Тварей вокруг поубавилось, как, впрочем, и еды.
     К исходу третьего месяца мне удалось выйти из проклятых зарослей. Как-то неожиданно они вдруг закончились, и дорога вывела меня в бескрайнюю степь, на которой у самого горизонта чернела какая-то точка. Решив, что мне нечего терять, я направился к ней, захватив с собой из леса столько дров, сколько мог унести. Несмотря на яркое солнце, днём здесь гулял пронзительный ветер, а ночью трава покрывалась инеем, и температура падала ещё на несколько градусов.
     Спустя неделю стало ясно, что точка на горизонте – это огромный замок, стоящий посреди голой степи. Следующие сутки я бежал к нему налегке, так как еда и дрова закончились, а силы и надежда – ещё нет. Замок был абсолютно необитаем, ни одна дверь не была заперта, но тем не менее, в подвалах я нашёл огромное количество припасов, которых мне бы хватило до конца жизни, а во дворе стоял колодец с чистой прохладной водой.
     С той поры я живу в замке, год за годом совершая вылазки и возвращаясь назад, как только заканчивались припасы. С каждым разом вылазки становились всё реже, пока окончательно не сошли на нет. Вокруг ничего не было, кроме покрытой инеем травы, да бездонного неба до самого горизонта. Год назад я перестал выходить из замка, занимаясь только чтением и резьбой по дереву, которую освоил от нечего делать. Несмотря на то, что в замке хранилась обширная библиотека самых разных авторов, мне приходилось волей-неволей её уменьшать, так как в комнатах стоял жуткий холод, а топить кроме книг было нечем.
     В последние годы я увлёкся шахматами, книгу по их теории я нашёл в камине, когда первый раз попытался им воспользоваться. Кто-то бросил увесистый томик в уже затухающее пламя, которое лишь обуглило переплёт, не добравшись до страниц.
     День за днём я проводил в зале возле камина, играя в шахматы с самим собой на собственноручно вырезанной доске из тех скудных остатков дерева, которые удалось раздобыть в замке, не оставляя надежды на то, что когда-нибудь ко мне в дверь постучатся, и я смогу сыграть по-настоящему.