Home Hidden Man или апология русского барства
Проклятие лишений и труда, лежащее на человеческом роде со времен Адама и Евы, выражено в словах разгневанного Бога: «В поте лица будете зарабатывать хлеб свой». Воспоминания о потерянном рае неустанно преследуют воображение русского человека, вдохновляя на создание различных фантастических сюжетов, утопий, подавая надежду на достижение заветной цели. Именно этим отраженным светом вековечной мечты исполнено народное представление о барстве. Налаженный, прочный, безбедный быт, умиротворенное душевное состояние, незыблемость и нерушимость традиций — все это подобно детской колыбельной и уютному, ласковому голосу матери убаюкивает сознание, придает уверенность в справедливости намеченного идеала. И потому неторопливое, вольное существование Ильи Ильича не может не вызвать тайной зависти в душе большого числа читателей.
Найдутся, конечно, и те, кому при взгляде на способ бытия Обломова, такая жизнь покажется вздорной и невозможной, они решат, что жизнь эта совершенно бессмысленна, пуста и никчемна. Они, однако, не будут правы. Многие мысли и чувства, что вызывает у нас нежный бездельник Илья Ильич, иначе никак не пришли бы нам на ум. А, между тем, без них мы были бы беднее. Илья Ильич живет своенравно, выразительно, по-своему, пресекая любые посягательства на независимость собственной воли. Он обладает тонким, поэтическим чувством жизни, знает и понимает, быть может, ее самые сокровенные закоулки, недоступные торопливому, невнимательному взгляду. Встреча с ним заставляет задуматься о том, к чему прежде относился легко, как к простой неизбежности.
Столкновение с необычным рождает вопросы. Стоит ли выполнять работу, которую не любишь? И можно ли приступать к делу без вдохновения? Суетный и тяжелый быт закрывает от нас насущность подобных проблем, превращая их в неуместную риторику. Погружаясь в чтение романа, мы начинаем понимать, что обломовская независимость, ранее вызывавшая одну лишь улыбку, в действительности отнюдь не так смешна. Вспомним опять: «На свете счастья нет...»
Замечательно остроумны страницы романа Гончарова, посвященные безуспешным попыткам изнеженного провинциального барчонка Илюши Обломова освоиться в шумной и деловой петербургской жизни, приступить к выполнению своего, как он полагал по молодости, «гражданского долга». Сладкие надежды юноши найти семейное тепло и ласку в отношениях между сослуживцами разбиваются о непробиваемую стену рутинных должностных обязанностей и производственной дисциплины. С ужасом открывает он серую, унылую «обязаловку» ежедневного труда, обнаруживает полную невозможность следования своим патриархальным привычкам. Несчастный сибарит вынужден ходить в должность, как в слякоть, так и в жару, тем более, невзирая на простое нерасположение духа. «Как огорчился он, когда увидел, что нужно быть, по крайней мере, землетрясению, чтобы не прийти здоровому чиновнику на службу».
Петербург с головой погружает Обломова в атмосферу чиновничьего «официоза», спешки, страха перед начальством, приучает ко всем прелестям казарменно-трудового быта. «Все это навеяло на него страх и скуку великую. «Когда же жить? Когда жить?» — твердил он».
«Когда же жить?» — очень интересный и удачный вопрос. Делая то, что тебе не нравится, для того, чтобы не отстать от других и, чтобы, не дай Бог, не выглядеть хуже — живешь ли ты на самом деле?
Насколько очаровательным вышел из-под пера Гончарова Илья Обломов, настолько же бесспорно неудачен Штольц. Ничего по-человечески рельефного, характерного невозможно обнаружить в чертах обломовского антагониста. Пошлая фигура неустанного героя-деятеля способна единственно наводить скуку обилием бесцветных достоинств. Автору, видимо, очень уж хотелось противопоставить мечтательной апатичности русского барина реальную жизненную силу. Но он, увы, так ее и не нашел.
Помимо идиллических картин счастливого семейства, где изображены молодые супруги Штольцы, неуклонно приближающиеся к достижению некоего туманного идеала общественной добродетели, столь же беспомощно наивен рассказ Гончарова о сватовстве неугомонного немца. Чудесное всепонимание и непогрешимость жизненной философии позволяют Штольцу наводить подлинно немецкий порядок в мыслях и чувствах его возлюбленной. С неподражаемой дотошностью приятель Обломова сумел четко разграничить «настоящую любовь» и «ошибку» Ольги. По-настоящему любить можно лишь однажды, и только агрессивных преобразователей, хозяев жизни, но никак не подобных Обломову «голубков» и «неженок». Строгая иерархия чувств — вот, оказывается, в чем заложена прочная основа нравственной чистоты и спокойной совести.
Впрочем, чем больше автор восхваляет Штольца, тем сильнее проявляется его скрытая любовь к Обломову. Это становится особенно очевидным в завершающих главах романа. Незатейливое, но исполненное скромной поэзии и душевного тепла существование Обломова и жены его, Агафьи Матвеевны, соседствует здесь с беспомощностью Штольца в решении житейских проблем своей энергичной и вечно неудовлетворенной супруги. Производит сильное впечатление решительность Обломова в разговоре со Штольцем при отстаивании своего сомнительного, с точки зрения благоденствующего обывателя, но вполне ответственного выбора. Подлинного трагизма достигают страницы произведения, посвященные последним эпизодам жизни и печальной смерти добродушного Ильи Ильича.
Забавно следить за тем насколько явно при сопоставлении двух противоположных героев сознательные намерения Гончарова расходятся с результатами стихийного проявления его творческого гения. В этой связи вспоминается довольно резкое, но, возможно, в чем-то справедливое высказывание Достоевского о том, что талант писателя самым смехотворным образом уживается у Гончарова с серостью его чиновничьей натуры. Природа таланта действительно весьма замысловата. Сколь многого человек не знает про себя! Как он иногда наивно и смешно заблуждается на свой счет, совершенно ничего в себе не понимая.
Интересно отметить, что в образе жизни и характере Обломова, как ни странно, можно уловить ряд общих черт с великим французским мыслителем Рене Декартом. «Дворянин из Пуату», как величал себя сам Декарт, вставал с постели не раньше полудня и работал от силы два часа в день, утверждая, что серьезно думать человек способен крайне редко. Людская суета, раздражала Картезия, и он скрывался от нее в различных мелких городах Голландии, постоянно меняя место жительства и не удосуживаясь выучить голландский язык. Наблюдаемый со стороны, человеческий муравейник забавлял Декарта, и, слыша причудливые звуки чужой незнакомой речи, он загадочно улыбался. «Счастлив тот, кто хорошо спрятался» — любил повторять лукавый французский гений (а гений, особенно если он француз, может ли не быть лукавым?). И еще Картезий говорил: «Благодаря Богу, мне никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь». Думается, что люди подобные Декарту, скорее, принадлежат к роду мечтательных Обломовых, нежели деловых Штольцев.
Плохо закончил свою жизнь герой замечательного романа Гончарова или еще хуже пришлось остальным персонажам — сказать трудно. Своенравный ленивец сделал свой выбор. Правильный или нет — кто как знает. Но поступи он иначе, едва ли бы состоялся, едва ли бы принял особую завершенную форму образ Ильи Ильича Обломова — мягкого и добросердечного, но вместе с тем свободолюбивого русского барина.
Свидетельство о публикации №210082900814