Чикатило. Остров

  От злых людей на здоровую голову. Находящимся во мне мыслям не хватило мудрости избежать порчи и сглаза. Остановите свое сердце и изучите меня. В клетке-карцере мне необходимо было исполнять единственное условие - рвать эту кормящую меня больную аритмию. Она помогает мне насильно осваивать пять путей, хоть я и не был йогом. Я просил постоянно унижать и издеваться надо мной в больнице. Меня травили, а я думал о Гималаях. Меня облучали, пытали, казнили, вызывали дикие, психические заболевания. Холод и голод... Я обосрался навеки... Свидетель-майор поругает меня. Это судилище на необитаемом острове сексуального злодея. Св. майор сделал всё, чтобы вулканической крапивой и бурьяном сослать меня к Наполеону. Отправьте запрос суду. А я буду опекать всех лжесвидетелей на своем диком островке. Мне разрешили питаться мхом. Я говорил правду о большивистских рабствах, меня облачили в карцер, чтобы руководства моей партии изогнали, блокировали, оторвали аудиозаписями нас от юридической ответственности. Понятые могут собственноручно изучить мой белый, дрессированный злой стихией солнца и воздуха, дух. Великие описания перед выездами в неуправляемый мир загубят любую репутацию. Рассказать, что мне дал путь от шахтинского кладбища до тюрьмы? Меня загнали в психушку. Никогда не прыгайте по фактам, переехавшим меня насквозь. Надо было как-то смириться с заблудившимися планами одиночества. Судья затирает мне, что я импотент-инвалид. Поздно молиться. Суд с больной головой затягивает мой рок, судьбу, не желая понять человеконенавистнические тома Ленина. Я был заражен геноцидом народа. Судьба не знает боли. После объявленных мной голодовок, передо мной открывается результат всех преследований. Психотропное давление в висках и затылке продолжает убивать меня в психбольнице. Посмешище... Отказался делать успокаивающий укол, я не выдерживаю и мой разум вылетает в уссурийскую тайгу. Судья, не взирая на документы, погубил инвалида и злорадствовал над больным. Из 400 врачей открылись лишь 100. Они явились ко мне за защитой. Я бросаюсь в океан своего острова, укрываясь навсегда от вашего партизанского штаба в моей голове. Артист-обезьяна уходит от гадюшного коммунизма. Ассирийская работа опознания по фото... Мои цветы жизни, которые являлись схемами, диктовали мне моё жилье в этой замурованной жизни, а люди открыто топтали их, рвали и бросали в Бога. Некому ухаживать за записью... История трупа утопает во времени чудовищного тупика... Колесо поворачивает вспять... Униженный ягненок...