Му7. Чего не любил булгаковский Мастер

СОВКОВЫЙ «БУРБОНИЗМ»
Или –Чего не любил булгаковский Мастер.


Шестой номер толстого, как тулуп, сибирского лит.журнала. Год 2000.Миллениум.  В новое тысячелетие перетащили все, что было в старом. Ощущение ужасающей какофонии. «Узколобые» агрессивно восстали против «высоколобых». Пелевин—враг номер один. На него и доносят челобитчики:не читайте! Высоколобый ведь. А вы-то, наши родненькие, что ж, умные что ли! Вы ж университетов не кончали! Простенькие вы наши. Народ. Айда, в нашу худсамодеятельность!
Фольклорный хор, в который непонятно по какой такой печатной нужде зарулил Свет Волосанов(так назвал, недослыша, теперь уже опочивший Юрий Кузнецов -- добавление 2005 г.), четвертованный урезанной учительской зарплатой и жизнью, поделенной на нудные школьные четверти, куда не втискивается Поэт – мессия с его босыми, изодранными об иудейские камни ступнями, гвоздями в руках, крылышками акрид в бороде. А ведь Толстой, как ни странно, как раз пришел к учительству. К школе. О школе. Писательской.  Хламов(назовём так "видного ПРО ЗАИКА) нагородил «мифологической прозы», не понимая её сути ни на йоту. К чему этот плохой учебник Тронского по «античке», этот  Кун  налепленный на «аполитизированную» действительность? К чему эти беспомощные стоны о том, что в газетах-де политика, голимая политика и нет античной мифологии – Зевса нет с его бутафорской молнийкой? Чушь какая-то. Как раз в газете, в СМИ – и Зевс и Молнии, Валькирии и Зигфрид и нео-Гитлер. Все это такие большие вагнерански-хаотические «Кольца Небелунгов», которые не по мозгам обывательской слизи, в истерике исторгающей:  « Я газет не читаю! Чего там пишут! Криминал! Пиар!» А как раз криминал с пиаром и мифологичны, и являются реально работающим мифом. Религией. Оперативной магией. С каждодневным возложением на алтарь-алатырь. Холодова-то ведь не за античные реминисценции убили! Вот где жуткий миф. Беспощадный. Пробадающий выи, рамена и времена. Такой же, как  у Гомера –Античные боги,  у викиннгов Один с Тором, у  майя –Кетцалькоатль. Миф у Хламова даже и не миф, так  -- набор  кажущегося значимым лексического хлама. Ведь и Борхес с Маркесом --что -то там с мифом делали и прославились , а нам того же желательно! ( Просто мужик-теплофизик  грелся умственно около «Илиады» и Джойса. И думает нам вместе с ним тепло будет.) Тягомотина не греет. Апология тягомотины – черная  агрессия уползающей в скорлупу в-себе бытия слизи. Эта слизь безразмерна. Она ни о чем. Она никого не трогает, никого не задевает. Но кто-то   сможет обосновать – почему она  является «литературной» слизью. Клон провинциальной  серости воспроизводит свои подобия. «Антигазетные» самоделкины, пытаются произвести на свет «истинную» литературу, пытаясь внести раскол в монотеизм репортажа. Писатель-целка, не разу не замаравший своего пера о газету выглядит сморщенной послеклимактической старой девой с косичками школьницы, которая никогда уже и никого не родит. Остается только –клон. Овечка Долли. А вот Эдичка Лимонов в своих «Священных монстрах» о репортерстве говорит  с гордостью. С большей даже, чем о «писательстве». Да и булгаковский Мастер не любил, когда его называли «писателем». И Пушкин на смертном одре с пулею в кишечнике и ягодкой морошки прилипшей к губе произносил слово «журналист», имея в виду себя, а не Дантеса. Что же может вырасти из «сибирскости», «самородности», убега от какой- либо реальной жизни ? Полянки. Рыбалки. Сермяжный историзм. Пантюркизм. Хламов, ткущий выморочную паутину из недопереваренных самообразованцем мифов,  предлагающий свою «ручную работу»(туесок к туеску) для  бюджетного финансирования и находящий адептов: под него деньги налогоплательщиков дают, ведь он никого не задевает!(Так же как и другие дородные журналы, которым Хламов –уже укор домостроевской «мастеровитости»). Ведь он не создал сюжета про губернатора-преобразователя, закупавшего бычью сперму во Франции( это ли не миф о непорочном зачатии губернии наоборот?) или про управленческого импотента-мэра, живущего в городе, где дороги, как волосы Горгоны Медузы душат одного бюрократа-вора за другим и в конце концов впиваются зубами в его надутую, как девочкин шарик в праздничном шествии, убогую харизмешку.    А  вот у Апдайка тот же античный  миф совсем иное. В «Кентавре»  Венера – ****ь—училка. Зевс – директор школы-недоделок. Кто-то там еще -- кентавр. В «Иствикских Ведьмах» того же автора ( и не даром был снят фильм с Ником Николсоном в главной роли) ведьмы  -- разведенные американки. Даже у ковротканого(хоть уже и молью траченного)  Айтматова – монкурт не просто фольклор, а фантастика под фольклор. Стилизация. Тут же все античные реминисценции, как благолепные статуи златые на ВДНХ. Хуже того -- антиков под куполом НГТОИБ. Наверное, это бессознательная ностальгия об ушедшем золотом времечке. Золотом веке соцреала. Авторы наперебой стонут по убиенной литературе. Провинциальной. Кондовой. Они все еще не очухались от угара «литпроцесса». Это такой графоманский поток, в котором кто-то должен рыться как ассенизатор, чтобы выловить из него случайно оброненное колечко с бриллиантиком. Горшенин – просто зануда. Шапошников еще чего –то там пытается раскидывать мозгами, не чуждыми воспоминаний о существовании эталонов. Шедевров нет и не будет. Потому что никто даже и из кожи вон не лезет. Ну разве что кусок  четвертованного Светловолосанова еще трепыхается. Самый страшный автор – тот, что взялся о православии писать, утыкивать текст рубинами и изумрудами слов «иеромонах», «игумения» и другими церковнославянизмами, которые студенты – филологи проходят на первом курсе, чтоб сдать зачет. Значит – такой выходит бесконечный «патерик» -- ликов поналепим из безработных иконных, лачком это все подприкроем, подстарим под древность, чтоб ликвидней выглядело – и вчиним все это православным. А под лачком-то что? А – интеллигентишка ( учитель Светловолосаныч в грибоедовской арбе), которому великий пост за грехи назначен за то, что безрукий, в моностырском сельском хозяйстве—как неприкаянный. Ну а чудо исцеления вцепившегося клешнею в грешную плоть раковой опухоли – откуда? А молись до опупения. Бестолково. Неистово. По вере. Куда и к чему эту веру приставить, в чем она? Ни лачок, ни окладные вензеля, ни титла над вязью кириллической – ответа не дают. Ни Солоневича не вышло. Ни Даниила Заточника. Потому как Даниил—то сидел в заточении и скрипел гусиным пером, в «Сибогни» со своими откровениями апокалиптичесчкими не рвался! Чтоб с атеистом и верным ленинцем Коптеловым под одной обложкой оказаться. Словечко «взлобок» у  согрешившего во очеркизме  недоиеромонаха соцреала напомнило и о лобке венерином. И о лобном месте в белокаменной. Хрясть! Четвертовали все таки…Отчленился от  «зла» «бок». В зло боком уковыляли.  Три четверти совкового бурбонизма на одну четвертушку, а если прислушаться на восюмушку, шестнадцатую или тридцать вторую надежды на обретение гармонии правды и истины…