НАМУ первая треть книги

Книга  вышла, в бумажной версии здесь:
http://www.libex.ru/detail/book394401.html?saleid=722305
и в магазинах "Буквоед" Петербурга и "Новый книжный" Москвы.

                -----------------------
               
Глава 1

От иллюминации рябило в глазах.
Водитель бежевой «Волги» старался не отвлекаться и следить за движением, иногда лишь привычно посматривая по сторонам. 
Невский проспект перед Новым годом напоминал огромную электрическую трубу.  Внутри нее двигались потоки машин, обрамленные такими же потоками людей.  А вокруг светили огни. 
За каждым из них, как ни странно, кто-то еще работал. 

Женщина, вышедшая из дверей антикварного магазина, осмотрелась и подняла руку.  «Волга», подрезав едва отскочивший «жигуль», резко сменила полосу. 
- Вам куда? 
- На Морскую набережную. 
- Хорошо. 
- Погодите, - она заспешила обратно.  Вернулась через минуту, неся в руках что-то большое, упакованное в бумагу. 
Пока она загружалась, водитель включил авторадио. 
- …Передача, ха-ха, как всегда в это время, - донеслось из динамиков, – «Случай на дорогах».  Первый дозвонившийся… 
Дозвонившийся появился после набора невнятных звуков.
- …Слушай, начальник, - голос был хриплым и довольным, будто абонент кого-то убил и временно не опасен. 
- Еду я из Колпина.  Поворот на Московское шоссе. Глаза на… этой…  Не зевай, в общем.  Позади Колпино - впереди Москва. 
- Вы в Москву ехали? – поинтересовался ведущий. 
- Какой хрен...  Москва…  В Питер я ехал, не сбивай, - закончить он не успел.  Раздался скрежет, удар и визг тормозов... 
- …Чтоб твою!.. – заорало в динамиках. – Куда прешь, баклан!.. 
Женщина скривилась – одним глазом на радио, другим на водителя.  Тот, вздохнув, убрал звук.  К подобной реакции он уже привык.  Жители центра.  Вроде как инвалиды.  Юмора у этих людей не было никакого.  Ни юмора, ни музыки.  Включишь песню про тюрьму, зеленеют… 
Женщина посмотрела на часы.
- К Исакию, пожалуйста.
- Зачем?  Проще прямо.
- Надо.
Они свернули, и через какое-то время машина выехала к Исаакиевскому собору.
- Остановите, пожалуйста, на минутку.
Выбравшись из машины, она отошла в сторону и принялась рассматривать храм.  Прошла минута, другая, а она продолжала смотреть - наверх, под самый купол.  И, как показалось водителю, что-то при этом бормотать.  Себе или в чей-то адрес, он не понял. 
Ожидание было привычным и пока не раздражало.  Красиво, конечно, что говорить.  Освещение купола, облака в ореоле света… 
В мозгах обнадеживающе зашевелилось - не приезжая ли клиентка.  Он всмотрелся.  Темная шубка, не поймешь, настоящая или нет.  На голове что-то тоже непонятное, на плечах цветастый платок.  Система «свой-чужой» не работала, и это напрягало.  Чужой платит больше, спорит меньше.  Он прикинул за и против.  Получалось вроде бы чужой.  Или свой.  Или все же чужой… 
Пассажирка возвращалась к машине. 
Дальше, учитывая изменение маршрута, поехали через мост лейтенанта Шмидта.  Женщина вела себя обнадеживающе - всматривалась в дома и провожала взглядом достопримечательности.  На съезде с моста, досмотрев заканчивающуюся панораму, попросила:
- Здесь направо.  К Стрелке.
- Зачем?
- Надо.
- А все-таки,  - водитель не любил ездить вслепую.
- Зарядиться.
- Угу,  – он все понял.  Дамочка попалась с завихрениями.  Петербург Достоевского, магнитные поля.  Такие могут быть и местными, и приезжими, и вообще неизвестно кем.  Он попробовал беззвучно насвистывать.  Наша служба и опасна и трудна…
На Стрелке женщина ожидаемо вышла и снова долго топталась - по пятачку у Ростральных колонн, глядя на Петропавловку, Адмиралтейство и Неву.  Под порывами ветра, который здесь был сильнее, чем в городе, хрупкость ее особенно бросалась в глаза.  Птичка на ветру.
И эта птичка опять что-то бормотала.
Кто-то невидимый, окажись рядом, смог бы, наверное, разобрать – она пытается подобрать какие-то рифмы.  Стихи.  Какие именно, из-за ветра было не слышно. 
Отстояв свое, женщина вернулась в машину.  Водитель поинтересовался:
- Зарядились?
- Да.  Поехали.
- На Морскую?  Без всяких?
- Без всяких.
Машина вырулила на набережную Макарова и дальше уже шла без остановок. 
Дома по пути постепенно менялись.  Фасады выглядели все менее исторически, теряя презентабельность и доходя до совершенно обычных - независимых от стиля и эпохи.  А потом и вовсе превратились в новостройки.  Глядя на столь явную деградацию, пассажирка заскучала. 
У первой же из новостроек машина подпрыгнула.  Где-то сзади, в салоне или багажнике, раздался грохот.
- Тише вы!  - женщина оглянулась,  - Осторожней!
- Ничего, дамочка.  Довезем.
Еще немного ухабов, и они доехали до последнего дома.

Дальше города не было. 
Морская набережная.  Крайняя точка Васильевского острова. 
Новый, только что выстроенный дом стоял отдельно от всего.  От города, от ближайших строений - и будто от остального мира.  С одной стороны от него простиралась распаханная строителями земля, а с другой - огромное ледяное поле.  Оно не имело конца.  Лишь окантовка из далеких огней обозначала возможный горизонт.  Финский залив. 
Людей поблизости не то что не было – их здесь и не предполагалось.
 
Женщина стояла перед одиноким зданием на фоне огоньков удаляющейся машины.  У ног ее – пакет и огромные антикварные часы.
Она оглянулась.  Водитель уехал настолько быстро, что следующее, на что она рассчитывала, не получилось. 
- …часы не донесете?…
Ладно. Уехал и уехал.  Она посмотрела наверх.  В огромном доме горели лишь три окна.  Два на восьмом этаже и одно на шестом.
И оттуда же сверху доносилось что-то непонятное и душераздирающее: 
- Айияиивайяааа!!!  Аааа ваахх вайялллааа!!! 
Вопль разносился на всю округу.  И не один, а в сопровождении пронзительного звука какого-то пилящего инструмента.  Понять, что кто-то поет восточную песнь, можно было, лишь отойдя от инфаркта. 
Женщина вздрогнула.  Десять минут от университета.  Двенадцать от Дворцовой…  Она посмотрела на залив. 
Порыв ветра, налетевший непонятно откуда, ударил в лицо и под воротник.  Ненужные мысли улетучились.  Она подняла пакет, потом часы и обреченно пошла к подъезду.  Подниматься предстояло на восьмой этаж. 
Лампочки на входе, разумеется, не было. 
Дом выглядел пугающе.  Уже открывая дверь - то ли в подъезд, то ли в парадную (она не знала точно: если Петербург, то вроде бы в парадную, но дом из новых – значит подъезд, какая к черту парадная… но ведь Петербург…) она поняла – заходить страшно. 
- Эй!.. – получилось почти шепотом.  Никто не ответил.  Сверху, как из трубы, резануло знакомым ревом.  И тут же затихло. 
Подъезд был большим и темным.  Свет, пробивающийся непонятно откуда, давал лишь очертание стен и какого-то провала вдали.  Господи, помоги.  Поколебавшись, она пошла в темную сторону.  Все верно, лифт и лестница. 
Надежда на удачу, хоть и небольшая, но оставалась.  Прочитав заклинание, она нажала на кнопку. 
Лифт не работал. 
Пройдя чуть в сторону, она нащупала ногой ступеньку. 
Лестница оказалась обычной, и страх понемногу отступал.  Подниматься с часами было неудобно, а мысли были только о том, чтобы не оступиться. 
Этажа с третьего часы пришлось взгромоздить на спину.  Наверху что-то опять заревело - гораздо громче и ближе.

Она поднималась, все с большим трудом преодолевая пролеты.  А невидимый строитель сидел на каком-то из этажей, пилил болгаркой трубу и пел. 
Песня его была о веселом ослике, который любил ходить по горам.  И никогда не уставал. 
Женщина не знала, о чем доносящийся сверху вой, но чувствовала себя тем самым ослом.  И ей было не весело.    
На шестом этаже она увидела человека.  Он сидел на трубе - с инструментом, от которого летели искры и закладывало уши.  Заметив ее, человек выключил болгарку и задумался. 
- Ай-вай… - он улыбнулся.
Женщина ему понравилась.  Она была красивая и не блондинка.  Правда, старая.  По виду примерно дважды число шайтана – тринадцать и тринадцать.  Если и младше, то не сильно.  Много уже не родит.  А жаль, действительно красивая.  И то, что несет, совсем хорошо.  Женщины любят носить тяжести. 
Здесь, в этом северном Бахчисарае, куда его завезли полгода назад, все было неправильно – женщины, вместо того, чтобы работать, ходили без платков, а летом в очках и голые.  Но эта, с коробкой, была молодец.  Хороший молодец. 
Ай-вай. 
Глядя на улыбающегося человека, женщина опустила часы на пол.  И тоже задумалась.  Рабочий был молодой, совсем еще парень, причем один, ночью, на холоде…  Интересно, подумала она, что такое «ай-вай». 

Помолчав, строитель опять улыбнулся и включил болгарку. 
Она подняла часы и пошла дальше.

На восьмом этаже свет горел нормально. 
Она поискала глазами дверь.  Квартира 48 была дальней от лестницы.  Шум, доносящийся из-за двери, подсказывал – попала по адресу.
Дверь открылась раньше, чем она убрала руку с кнопки звонка. 
- Женя!  Наконец-то.
Лена.  Лена Фомина. 
На фоне придавленной часами Жени Фомина смотрелась не просто выше, а совсем по-другому.  Волосы более русые.  Лицо спокойное и привлекательное.  Но не в том, что ограничено внешностью, а как-то еще.  По-другому. 
Глаза.  Все дело, пожалуй, было в них. 
- Так я пройду? - Женя перевалила за порог часы и попробовала отдышаться.  Получилось не сразу. 
Она сняла шапку и, оглядев прихожую, отвела руку в сторону. 
- Приду сюда, и отлетит томленье,
      Мне зимние приятны холода…
Анна Ахматова.  Точнее почти Ахматова.  Ее стихи, не сумев ничего придумать, она переиначила, вдохновляясь у Исакия и Ростральных колонн. 
Но дальше не пошло – застольный гомон за спиной хозяйки накатывал в прихожую.  Она прислушалась.
- …С кофтами опять намудрили.  Шерстяных семьдесят, а трикотажа двадцать.  Как так?.. 
Все понятно.  Гости. 
-    Таинственные, чудные виденья,
      Хранилища бессмертного труда…
Дверь из гостиной приоткрылась, и шум увеличился.  Гости о чем-то спорили. 
- …Представляешь, зараза какая, - голос был женский. - Говорит мне - разве это товар?  Где бирки?  Где всё?  Представляешь? – говорившую тут же перебили. - …Не, растаможка нынче не та.  Вот раньше была растаможка...
Женя сдалась.
- Ладно, потом.  С днем рождения тебя.  И с новосельем, - она подняла часы. - Это тебе.  Настоящие.
Обхватив подарок, они неловко обнялись.

Пир уже шел вовсю.  Усевшись на принесенный из кухни стул, Женя осмотрелась. 
Все, кто был за столом, сидели будто бы равномерно, но кучей.  Разговаривая, они регулярно сближались и отшатывались - так, словно вкладывали в это весь свой запас энергии.  Было ощущение, что гостей штормит. 
Женщины.  Это были сплошь женщины, не очень понятные, но явно молодящиеся.  Разряженные кто во что горазд.  Мужчина среди них был один.  Кудрявый и красный.  Он единственный среагировал на Женю:
- Ну, это самое.  Выпьем? 
Сам он, судя по раскраснелости, давно уже был это самое.  Как, впрочем, и окружающие его «девушки».  Разные по возрасту и комплекции, они были чем-то схожи – то ли поведением, то ли лицами.
Они выпили.  Женя попыталась заговорить с хозяйкой:
- Фомина, сколько мы не виделись?…
Продолжить не удалось.  «Девушки» включили музыку и как-то разом выпрыгнули из-за стола.
- Хо-ро-шо!  Все будет хорошо!  Все будет хорошо – я это знааю!
Лена, собиравшаяся ответить, развела руками.  Ее тут же выдернули из-за стола.
Кудрявый предложил:
- Ну, это самое.  Может еще?
Еще так еще.  Они выпили. 
Через мгновение не стало и кудрявого.  Его руки-ноги, выбрасываемые в невероятных количествах, замелькали в середине подпрыгивающих женских тел. 
Женя посмотрела на закуски.  Их было много, и все разные.  Она попробовала сосчитать.  Салаты – семь штук.  Мясо холодное – пять.  Рыба – четыре.  Ну и славно.  На старт–внимание-марш.

Через полчаса все продолжали плясать.  Женя заканчивала блюдо номер четыре.
- Хо-ро-шо!  Все будет хорошо!…
Она оторвала взгляд от стола.  Танцующие прыгали по-прежнему задорно и высоко, но как будто бы медленней.  Закуски плюс выпивка только начали действовать.
- Ну, это самое…
Кудрявый плюхнулся и налил.  Они чокнулись. 
Мимо проскакала Лена, высоко подбрасывая ноги и тряся плечами.  Странно.  Раньше она так не делала.

С Фоминой они познакомились на картошке. 
Корабелку, как и другие вузы, посылали исправно в те годы на картошку.  Первокурсников, конечно, в первую очередь - пока не освоились, научившись болеть и придумывать хитрости, которыми богат нормальный студент. 
Женя была из тех, кто освоился сразу. 
На первой же борозде она поняла - сельский труд не для нее.  Ведро постоянно било по ногам, которые, то ли пытаясь увернуться от этих ударов, то ли сами по себе, разъезжались по пашне.  Сапоги, оказавшиеся на два размера больше, застревали в грязи.  А картошка ранила руки, особенно кончики пальцев, которые не спасали даже перчатки. 
Гинекологическую вредность картофельной позы она оценила мгновенно – при первом же дуновении ветра во всех ее женских местах тут же кольнуло и ойкнуло.
К концу борозды Женя была уже умной.  Вывихнув ногу и помучившись, будто опытный футболист, она дождалась очередной оказии и уехала в лагерь. 
Именно тогда, ожидая транспорта на краю поля, она и встретила Лену.  Та сидела на перевернутом ведре и читала книгу. 
Не забывая припадать на больную ногу, Женя подошла. 
- Тоже в лагерь? 
- Нет. 
- Что, просто так сидишь? 
- Да. 
Девушка была с ее потока, только из другой группы.  Высокая, русоволосая, со спокойным уверенным лицом.  Даже слишком. 
- И не боишься? 
- Чего. 
Чего?  Женя растерялась.  За подобные вещи обычно выгоняли – вначале с картошки, потом могли и из института. 
- А как же начальство? 
- Нормально. 
- И не ругают? 
- Нет. 
Стало обидно.  Она горбатилась, калечила руки-ноги, маленькая, хрупкая, беззащитная (она чуть не всхлипнула), едва спаслась вывихом, а эта кобыла просто села и отдыхает.  И, судя по всему, ничего ей за это не будет. 
Приступ зависти прервал подходящий трактор.  Раздолбанный «Беларусь», виляя и подпрыгивая, тащил за собой рыскающий во все стороны прицеп.  Доехав до поля, он сбавил ход, чихнул пару раз и остановился. 
Из кабины выпрыгнул паренек – молодой, вихрастый - и с такой же походкой, что у вверенного ему агрегата.  Направившись к девчонкам, он еще издали начал улыбаться. 
Женя на всякий случай сделала то же самое. 
- Ух ты! – подойдя, тракторист обрадовался окончательно. – Книжка.  У меня дома тоже книжка есть. 
- Какая? – девушка подняла голову. 
- Так это…  Книжка же. 
- А-а…  Ага, - студентки синхронно закивали.  Контакт цивилизаций. 
- А ты молодец, - парень кивнул в сторону поля.  – Лихо собрала. 
Женя оглянулась.  Борозда, идущая неровной кривой от места, где сидела ее собеседница, была пустой.  Ящики, разбросанные вдоль этой линии, были забиты картошкой. 
- Толян, - парень протянул руку.  – В смысле Толик. 
- Лена. 
Женя тоже представилась.  Толик поздоровался и тут же повернулся к Лене. 
- Работящая ты.  И вообще…  Не из деревни? 
- Нет. 
- Жаль.  А мне вот в армию.  Через два года вернусь.  Ладно? 
Что он имел в виду, было неясно.  Но Лена посмотрела на него совершенно серьезно.
- Ладно. 
- Ну… я поехал, - тракторист неожиданно покраснел. - Ты, что ли, с ногой? 
- Угу, - Женя полезла в кузов.
Доехав до лагеря, состоявшего из нескольких бараков, все оставшиеся дни она из них уже не выбиралась.  Числилась на хозработах в инвалидной команде.  С Леной общалась ежедневно, по вечерам и во время дождей. 
Дружба смотрелась странно.  Образец воловьего трудолюбия Фомина и симулянтка Засимовская.  Два мира, две системы. Которые соединялись.  Обе любили читать, и особенно это касалось книг, бывших в то время на слуху.  Тогда, во второй половине восьмидесятых, начали печатать запрещенных авторов.  Это были не только диссиденты со своими ужасными обличениями, но и вполне себе миролюбивые иностранцы, непонятно за что попавшие под раздачу. 
Иногда на глаза попадался Толик-Толян, нарезавший круги вокруг лагеря, а точнее вокруг Лены.  Делал он это не по-деревенски, без ожидаемого крика и шума.  Чувствовалось, парня тормознуло основательно. 
Потом колхоз кончился. 
А потом Толик, появившийся пару раз в общежитии и возле института, ушел в армию.  И не вернулся. 

- Хо-ро-шо!  Все будет хорошо!
Казалось, песня не кончится никогда.  Блюдо номер восемь, которое Женя зомбировала последние несколько минут, с тарелки не исчезало.  Хотелось чего-нибудь, не связанного с едой.
От песни начинала болеть голова. 
Она поняла, что лучше уйти.  Как можно дальше, но не слишком далеко.  Не на холод и снег.  В пределах квартиры. 

На кухне, необычно просторной, было темно и тихо.  Она села у окна и стала смотреть на луну.
Луна была большая и белая.  Иногда на нее надвигались невидимые в темноте облака – и она освещала их своим мягким серебряным светом. 
А ветер все дул и дул.  И за его завываниями все меньше были слышны вопли Верки Сердючки и вторящих ей гостей…
На луну надвинулась очередная тень.  Женя повернула голову и пьяно улыбнулась. 
По пожарной лестнице, проходящей возле балкона, спускался виденный давеча таджик.  Поравнявшись с балконом, он осторожно перелез через перила и подошел к окну. Заметив Женю, заговорщицки прижал палец к губам.
И включил болгарку.
 
- Женя, проснись!  Женя…
Лена.
Они пошли обратно к гостям.  Компания выглядела разношерстней.  Кто-то спал – не лицом в салат, но достаточно близко.  Те же, кого не сморило, старались облокотиться и говорили плавно - и не так громко.
Женя прошлась взглядом по столу. 
Водка, водка, водка. 
Вино. 
Она налила вина – себе и (после вопросительного взгляда) подруге.
- За встречу.
- И за знакомство.
- Ага, особенно за знакомство. 
Они чокнулись.
- Сколько мы не виделись? 
- Лет пять… шесть…  Больше?
- Пожалуй, больше, – Женя попробовала посчитать.  – Уехала я… 
Пока она загибала пальцы, Лена смогла наконец рассмотреть ее. 
Жизнь в провинции Засимовскую не изменила.  Волосы темные, прическа под Ахматову, одежда тоже.  Прибавился только платок на плечах.  И румянец - судя по всему, не искусственный, а из тех, что зарабатываются на воздухе, настоящий.  В институте его не было. 
В институте Женя была незаметной.  В таком состоянии она продержалась курса до третьего.  А на третьем… нет, на каникулах перед третьим, к ней приехал кто-то из родственников – то ли очередная тетка, то ли двоюродная сестра…  Смутно припоминались подробности - это была не женщина, а некое странное существо.  Абсолютно неугомонное, с выражением любопытства в глазах и хаотической тягой к знаниям.  С утра ОНО наряжалось, будило Женю, а заодно почему-то и Лену (они уже жили в одной комнате) и требовало экскурсий. 
Одна из поездок, выбранная из экономии, завела их в музей Ахматовой. 
Лена к тому времени уехала – сначала к родителям в Новгород, потом с такими же, как и сама, дикарями – на юг.  Подругу она увидела лишь в сентябре. 
Засимовская была бледной, задумчивой – и всем своим обликом напоминала пародию.  На что именно, понять удавалось не сразу. 
Кажется, на декаданс.  Черный цвет – во всем, что могло быть черным.  Радикальное каре, разрезающее белое лицо, одежда под смерть и усталый взгляд…  День на четвертый до Лены дошло, что перед ней реинкарнация Анны Ахматовой. 
Выглядело это ужасно.  Женя смотрелась пигалицей, надевшей без спроса чужой наряд. 
Лена, знавшая поэтессу по фото, представляла ее иначе.  Высокой, с прямыми плечами и такой же осанкой. 
Роста Жене бог не дал, и плеч тоже.  Стати в ней было не больше, чем в Чебурашке или кукурузнике.  Но труднее всего обстояло с осанкой - особенно во время ходьбы.  Перемещалась она рывками.  Идя по институтскому коридору - нарочито задумчиво и неторопливо – вдруг начинала семенить.  Потом, одумавшись, опять замедляла ход.  Потом опять семенила…  Руки при этом жили отдельной жизнью.  От смены ритма они то болтались, то прижимались к груди, как у задумавшейся мухи. 
Ритуально-темные платья, добытые по случаю, не желали быть по размеру.  Женя высовывалась из них какими-то не теми частями.  Вроде бы правильными – руками-ногами и разумеется головой, но не в тех что надо пропорциях. 
А еще она стала писать стихи.  Мрачные и где-то даже пугающие. 
- Я хочу спать, но ты не даешь. 
   Ты почему-то всю ночь пристаешь… 
Кто не дает ей спать, оставалось загадкой. 
Лена, не понимая затеянного, могла лишь сочувствовать.  Человек мучился, а горизонты были пока не ясны. 
Через полгода всё разрешилось.  К началу мая, на самом выходе к сессии, Засимовская стала распрямляться.  Образ, который она насиловала все это время, начал наконец уступать. 
Вначале освоилась походка.  Передвигавшаяся будто курица по стеклу, Засимовская вдруг пошла.  Причем настолько убедительно, что это действовало даже на преподавателей.  Они стали оглядываться. 
Один из них, принимавший сопромат, с удивлением обнаружил, что ни за что влепил незнакомой прежде студентке пять баллов.
С одеждой и прочим отношения тоже наладились.  Женя притерлась к платьям и стала выглядеть в них естественно - и где-то даже трагично.  Не будучи в лишнем весе, умудрилась похудеть еще – в самых, как она объясняла, интеллигентных местах.  И даже вытянулась вверх. 
А потом случилось то, ради чего, собственно, все и затевалось. 
Вначале это был старшекурсник.  Потом, после удивленного прихода в себя, кто-то из своих.  Потом кто-то еще… 
На третьем курсе, сразу после экватора, у женской половины включался известный всем счетчик Гейгера.  «Личная жизнь» – каждодневно сигналил он.  Если не устроить ее правильно и сейчас – будет поздно. 
Женя, намучившись с образом, устраивать из него прохиндиаду не стала.  И вышла замуж, к удивлению, без малейшего прицела. За старшекурсника. 
После чего уехала за ним в Суздаль. 
-     Как там Суздаль? 
-     В снегу и народных промыслах. 
-     Ну да… конечно.  А в Питер надолго? 
-     Я уже говорила, - удивилась Женя.  – Мне тетка комнату подарила.  Помнишь мою тетку?  Здесь, на Восстания, строгая такая.  Мы еще к ней обедать ходили.  Она меня все ругала, а сама вот…   
Лена кивнула.  Не помнить тетку было нельзя.
Курсе на четвертом они остались без денег.  Стипендия разлетелась, а переводы из дома ушли на одежду.  Ужасно хотелось есть.  Засимовская, помучившись пару дней, предложила поехать к тетке.  Та жила в центре, была чуть не вдвое старше ее родителей и отличалась, по слухам, свирепым нравом. 
Лена из любопытства согласилась. 
Тетка действительно жила на Восстания.  Проехав на метро, они добрались до нужного дома.  Поднялись на второй или третий этаж и позвонили в облепленную табличками дверь.  Звонок оказался настолько громким, что разбудил, наверное, всю квартиру.  Засимовская отошла в сторону – как оказалось, не зря. За дверью прошаркали шаги, сопровождаемые явно недобрым бормотанием, после чего она распахнулась. 
Старушка, стоящая на пороге, была крошечной и очень худой.  Увидев Женю, она вытащила из-за спины огромный сложенный зонт.  И замахнувшись, стала орать.  Что именно, из-за жуткой картавости понять было невозможно.  Постепенно подруги поняли, что их вроде бы приглашают войти.  Когда они это сделали, Женя, держась от родственницы подальше, успела шепнуть: 
- Странно.  Раньше она была метр восемьдесят. 

Хорошее было время… Лена улыбнулась.  Получилось не слишком убедительно.  Складка, сложившаяся на переносице, осталась нетронутой. 
- Проблемы?
- Да нет, устала, наверное.
-     Сегодня?
-     Вообще устала,  – она пошарила взглядом по столу.  Сигареты лежали за одним из салатов.
Женя молчала.  В подобных ситуациях она терялась.  Подбадривать или сочувствовать, было неясно. Она попробовала сосредоточиться на вине.  Красное, кажется полусухое. 
Единственное, что приходило в голову, выглядело, наверное, глупо.
Когда-то их компания, сложившаяся по непонятному принципу (все из разных групп и потоков), после дискотек собиралась на черной лестнице общежития.  Брали с собой остатки выпивки и гитару.
- Может, споем?
- Что ты…
Разговор не клеился. 
- Хотя… 
Лена вышла в прихожую.  Через какое-то время от кухни донесся грохот.  Потом что-то упало ближе.  Когда невидимые предметы стали падать за дверью гостиной, Женя улыбнулась.  Кое в чем Фомина не изменилась. 
Лена вернулась с гитарой.

Женя потянулась к бокалу, но передумала. 
Гитара была та самая, с лестницы.  Обшарпанная до крайности, но из настоящих.  Когда-то ее вынесли с фабрики «Аккорд».  Инструмент был бракованный, а разборке по какой-то причине не подлежал.  Звучал неровно и строился не по всему грифу.  Умелые руки будущих кораблестроителей подложили под гриф деревяшку, дунули-плюнули - и звук наладился.  Чистый, объемный и точно по нотам. 
- Ну-ка…
Деревяшка была на месте.  Женя потрогала верхнюю струну.  Та должна была совпадать с нижней частью женского баса. 
- Ми-и…
Не совпало.  Не совпадало и с нижней струной.  Поправила и прошлась по грифу.  Старушка была еще жива.  Пыталась с непривычки дребезжать, но после настройки оставшихся струн передумала. 
Женя посмотрела на Кудрявого.  Тот задумался о чем-то своем. 
- Сосед...
- Его Альбертом зовут.
- С ума сойти.  Альберт, звонарем будешь?
Альберт поднял голову. 
- Звонарем буду.
Пошарив взглядом, он произвел идентификацию.  После чего растолкал соседку.
- Мать, в бутылочку?..
Мать - моложе его лет на десять - помотала головой. 
-     Нет, я пьяная. 
Но слово уже прозвучало.  По комнате отозвалось:
- В бутылочку…  в бутылочку…
В женских рядах началось шевеление.
-     Какой догадливый,  – Женя дала Альберту бокал и чайную ложку.   - Бей вот так: 
- Бом-бомм...

Альберт мало что понял, но начал исправно бить.  Установив ему ритм, Женя вступила.  За нею Лена.
- Вечерний звон,
- Вечерний звон…
- Как много думмм
- Наводит онн…
Остальные, к удивлению, стали подтягивать.  Не сразу, но получилось. 
- О юных днях
- В краю родном,
- Где я любил,
- Где отчий дом…
Помогали не только они.  В голове у каждого шумело что-то еще.  Было чувство, что где-то вдали - незримо и постепенно - к поющим присоединяется хор.  А может и целый оркестр. 
Отовсюду.  Снаружи и изнутри. 
Пьяное пение удивительно.  Открываешь рот - и становишься другим человеком.  С широкой душой, большим сердцем и такими же помыслами.  Ты не участник застолья, а ушибленный на голову Илья Муромец.  Ты велик и ничего не боишься… 
Женя перестала следить за руками.  Пальцы сами искали аккорд и перебирали струны.  Она смотрела на кривые лица поющих и понимала, что они, совсем недавно нелепые и чужие – самые близкие сейчас для нее люди. 
- Как много думмм…
Лена не видела ни кого.  Перед глазами было то же, что и неделю назад. 
Окончание института…  получилось оно тревожным.  Уезжать из города не хотелось.  Из него невозможно было уехать…  Решение нашлось в последний момент - закрытое КБ в пригороде.  Проболтавшись около года в чертежницах, попала в первый серьезный проект – и сразу втянулась.  Разработка спасательной капсулы.
- потом был Гайдар и Чубайс.  Ваучеры… увольнение… поиски хоть какой-то работы…
- которой тут же не стало.  Мотание в Турцию с клетчатыми сумками… нет, вначале была Украина.  Туда везли сигареты, а обратно водку.  В первую поездку ее пригласили бывшие коллеги из Колпино.  На обратной дороге у них случались проблемы – каждому хотелось выпить.  А выпив – выпить всё, что наторговали.  Выглядело, конечно, диковато: девушка в телохранителях у здоровенных жиганистых мужиков...  Потом были рынки в Польше… в России...  Потом Турция, Сирия, что-то еще…
Прежняя работа окончательно отходила в прошлое.
Теперь у нее был собственный магазин. 

Глава 2.

Угомонились только под утро. 
Гости спали в гостиной.  Проявив осмотрительность, Фомина всю мягкую мебель завела в трансформерах - диван был трансформером и раскладывался на несколько человек, пара кресел тоже.  Сейчас они были разложены - кем-то, кому хватило сил на остаточный сервис. 
Спали все же вповалку - каждый в своей самобытной позе.  Истратив силы на пение, никто не храпел. 

В хозяйской спальне на огромной кровати лежали трое.  Кроме Лены под одеялом угадывались Женя и Кудрявый.  Все чинно и без глупостей: Женя в халате, Лена, посередине, тоже.  В чем пребывает Кудрявый, определить было сложно.  Из-под одеяла торчала его буйная голова, плечо с маечной лямкой и ступня в полосатом носке.  Почивала вся троица на правом боку.
На кровати, впрочем, они были не одни.  В провалах между ногами лежали, свернувшись, два разноцветных кота.

Утро начиналось, как после любого праздника.  Никак.
Проснувшись, Женя увидела торшер.  Незнакомый и ядовито оранжевый, он занимал собой половину пространства. 
Ну да – она в гостях у подруги. 
Следующее, что бросилось в глаза – две картины по обе стороны от окна.  Полноценные холст-масло.  Интересно.  Работники торговли, насколько ей было известно, живопись не любили.  Дальше репродукций в блескучих рамах у этих людей почему-то не заходило. 
Здесь обстояло иначе.
Работая экскурсоводом, она знала в Суздале многих художников, не только местных, но и приезжающих на сезон.  Иногда знакомила их с покупателями.  В компании тех и других понимание живописи считалось неизбежным. 
Картины, висящие напротив, были удачными. 
Одна состояла из нагромождения мазков - большая куча травы, на которой, глядя на Женю, сидела мышь. 
На второй картине, более графичной, но в неуловимо той же манере, была показана встреча на улице – привлекательной, импрессионистски решенной женщины и уличной собаки.  Два разных мира.  Смотрящие друг на друга с недоумением. 
Уровень работ был не просто приличным, а что называется, настоящим.  Это удивляло. 
Хорошо! Все будет хорошо! - вспомнила она.  Голова ужасно болела.  Точней, даже не болела, а делала что-то другое… и не только голова… а всё, что могло подавать хоть какие-то сигналы. 
Лены рядом не было.  На противоположной стороне кровати под одеялом что-то бугрилось и сопело, выбрасывая наружу светлые кольца.  Кудрявый.  Между ними просматривалась пустая середина. 
Стараясь не делать резких движений, она поднялась.

Лена была на кухне.  В воздухе витал запах кофе, который она начинала заваривать. 
- Где все? – Женя попробовала улыбнуться.
- На работе.
- Сильно…  До скольки мы гуляли? 
- До пяти… нет, шести. 
- А вставать им?.. 
- В восемь.  Да ты не волнуйся, обычное дело.  Торговля. 
- И часто так? 
- Постоянно. 
- Теперь понимаю, почему тут одни женщины,  - она устремилась к ближайшему стулу. - Мужчины после такого... 
- Пожалуй.  Как-то не приходило в голову, - Лена продолжала улыбаться, но как бы по инерции.  Женя вспомнила вчерашний разговор. 
- У тебя ничего не случилось?
- Да нет, вроде… 
Они стали пить кофе.  Не зная, чем прервать затянувшуюся паузу, Женя занялась бутербродом.  Хлеб, масло с остатками красной рыбы и такой же икры. 
Мозг не работал. 
Сейчас, невзирая на состояние, ей было просто-напросто хорошо.  До полного неприличия – от всего, что происходило в последнее время.  Еще недавно она жила в другом городе.  Занималась не самым последним делом.  Водила экскурсии и подкармливала разведенного мужа, уставшего от реалий и не желающего искать в них место.  Растила появившуюся перед разводом дочь.  И вдруг в одночасье оказалась здесь.  В Петербурге. 
Она понимала, что когда-нибудь, скоро или потом, город примелькается и станет привычным.  Она не будет засматриваться на каждый дом и ходить в одурении по улицам, теряя счет времени и пространству.  Но это случится потом.  А сейчас она была счастлива. 
Лена отставила чашку.  Стена, на которую глаза смотрели последнюю минуту, была абсолютно пустой.  Ни мухи, ни пятнышка.  Зимой мух не бывает, подумала она.  Интересно, почему люди не летают. 
Последняя мысль ее удивила.  «Грозу» она лишь читала в школе, а потом, через много лет, смотрела ужасный спектакль в «Современнике».  После него известная фраза казалась кощунством.  Разве что в отношении мух… 
- Пожалуй, ты права.  Случилось.
- …когда?
- Не знаю.  Вчера, сегодня.  Может, раньше.
Она помешала остатки кофе.
- Надоело все.
- Все?
- Торговля.  Пятнадцать лет уже.  Юбилей, - она попробовала отхлебнуть.
- Я не торгаш, Женя.  Мы все – имею в виду таких как я – мы все вынужденные торгаши.  Беженцы.  Иногда смотрю со стороны – бред полный.  Одежда одинаковая, повадки тоже.  Я торгашей за километр узнавать стала.  Лошади с похмелья, - она долила воды из чайника.
- На прежней работе была одна особенность, которую сейчас только начинаешь ценить.  Там приходилось шевелить мозгами.  А здесь – купил и продал.  Напился.  Товар, деньги, барыш.  Все.
- Зато достаток. 
- Если бы.  Все достижения за пятнадцать лет – квартира и подержанная иномарка.  В Европе на таких безработные ездят.
- В чем проблема-то? – не поняла Женя. - Профессия?  Ну и вернись в эту самую профессию.  Инженеры сейчас нужны.  Или как я, в экскурсоводы.
- В том-то и дурь, - Лена собрала чашки. - Жить на зарплату…
Увидев лежащий на мойке пульт, она включила телевизор и занялась кофемолкой.
Кофе был ее любимым напитком.  Любовь случилась давно, еще в студенческие годы.  Те самые, когда в Петербурге (тогда еще Ленинграде) были популярны кофейни.  В них сидели часами, смакуя одну-две чашки «маленького двойного» с неизменным мороженым.  Самым удачным считался эспрессо из арабики.  Поговаривали, что это не максимум – в культовом на ту пору «Сайгоне» к нему подмешивают что-то еще, и смесь эта особенно хороша.  Лена ходила в «Сайгон», смотрела на Цоя с Гребенщиковым – но в кофе ничего не поняла. 
Потом кофеен не стало.  Точнее они остались, но в них ничего не стало.  Эпоха умерла. 
Под рев кофемолки Женя смотрела беззвучный блок новостей.  Наконец агрегат замолчал.  Вслед за ним последовал телевизор. Ощущение нереальности не покидало.  Она не помнила, чтобы Фомина когда-нибудь жаловалась.  Ни раньше, ни вообще. 
- Ты о замужестве думала?
Лена снова включила телевизор.
По первым каналам шло одно и то же.  Ведущие, изображая шизофренический интерес, показывали, как приглашенные «звезды» готовят еду.  Звезды вели себя соответствующе – возбужденно и с ловкостью поваров.   
На следующих каналах были доктора.  Глядя с экрана честными глазами жуликов, они говорили, что у них ужасно со временем.  Но если позвонить прямо сейчас... 
На нескольких кнопках - девочки и мальчики, похожие на дрессированных проституток, прыгали под одинаковую музыку.
По остальным шла реклама.
- Просто вот взять и тупо так – выйти замуж.  Да? 
- Да. 
- Не могу. 
- Почему? 
Она сняла с плиты пытающуюся взлететь турку. 
- Потому что я человек. 
- А остальные не люди? 
Она снова взялась за посуду.  Которая была уже вымыта. 

- И за кого?
- Ну… не знаю.   За кого-нибудь.
- За кого-нибудь?  Хорошо,  – она разлила кофе. - Давай представим.  Только из-за любви к абсурду.
- К абсурду.
- Да.  С нашего потока, чтобы далеко не ходить...
Женя не думала ни секунды:
- Суворов.
- Женат.
- Ну… я гипотетически.
- А я по-настоящему.  Суворов женат.  Абрамов женат, Луценко, Сакеран…
Названная четверка олицетворяла собой весь диапазон – того, что можно было считать предполагаемым выбором. 
Суворов был тут вне конкуренции.  Профессорский сын, высокий, умилительно нескладный, с приятным (и не просто приятным, а, если уж называть вещи своими именами, красивым) интеллигентным лицом – и разоружающе дружелюбный.  Что приводило сокурсниц в полнейшую оторопь.  Глядя на него, казалось, что такого просто не бывает.  Он прилежно учился, любил театр и все, что связано с культурой.  По нему вздыхали, но приближаться не рисковал никто.  Опасно для жизни. 
Женился Суворов уже после института – на обычной не склонной к рефлексиям женщине.  Она, столкнувшись с ним в общей компании, просто-напросто отвела его к себе жить. 
Следующие двое были компанейскими ребятами - брутальными и на редкость общительными.  Из тех, что нравятся москвичкам и физкультурницам.  В Москву оба и уехали – к подругам и будущим женам. 
А вот Сакеран шел отдельной песней.  Будучи по фамилии вроде бы ясно кем, он оказался среднеазиатским венгром.  Причем, что совсем уж сбивало с толку, немецких корней.  Атлетичный, с нордически вырубленным лицом и выгоревшей на солнце шевелюрой.  Появился он курсе на третьем и поразил практически всех.  Душанбинский загар, всклокоченные как у панка волосы, улыбка во все зубы - и ботинки, самодельно раскрашенные под зебру.  В конце восьмидесятых, да еще и в режимном вузе – это считалось верхом возможного.  Дэвид Боуи с венгерско-таджикской неметчины.  Чувствовалось, парень творческий и не без таланта. 
Талант действительно был.  Сакеран посещал театральную студию, где обнаружил, помимо прочего, весьма редкий дар: умение падать на сцену.  Падать не глядя – плашмя и затылком об пол со страшным пугающим грохотом.  Сказать, что сокурсницам это нравилось – не сказать ничего.  На репетиции самодеятельности собирались толпы. 
- Сакеран развелся, - вспомнила Женя. 
- Запоздалая информация, - Лена разлила по чашкам остаток.  – Снова женат.  И остальные, из неназванных, тоже.  Женщины, знаешь...
- Нас что, больше?
- Едва ли. 
Она улыбнулась.
- Я даже котов себе завела.
Словно в подтверждение, в дверях показались два кота.  Один сибирский, второй рыжий, из обычных.  Рыжий, впрочем, походил на кошку.  Увидев Женю, они подошли и понюхали.  После чего вопросительно посмотрели на хозяйку. 
- Сю-сю-сю, - сказала Женя. 
Коты презрительно покосились и стали смотреть на Лену еще пристальней. 
- Ага, - сказала Лена, - заслужить надо.  Зарядку хотя бы сделали. 
При слове «зарядка» животные поджали хвосты и отманеврировали обратно - к выходу в коридор. 
- Зарядку? – не поняла Женя. 
- Ее самую, - Лена открыла балкон.  Оттуда шарахнуло настоящей метелью.  Женя поежилась.  Коты тоже, но из кухни не убежали.  Еды в другом месте не было.
- Марш на улицу! – скомандовала Лена.
Странно, но оба кошака после повторного окрика и замаха ногой, озираясь, поплелись на балкон. 
- Зачем? – удивилась Женя.  – Они же замерзнут. 
- Ничего.  – Лена достала из холодильника корм.  – Зато болеть не будут.  Балуют животных, а после бегают по врачам. 
- А твои как? 
- Эти-то?  Да они здоровые.  Как звери. 
Она подошла к балконной двери.  «Звери», прижавшись друг к другу, смотрели злобно, но вместе с тем жалобно и ожидающе. 
- Что стоите?  Прыгайте!  - Лена подняла руку.  Звери на удивление послушно запрыгали.  Как блохи, подумала Женя. 
- За мясо стараются, - объяснила Лена. 
- А если не станут прыгать?  - что будет в случае отказа, Женя боялась представить.
- Получат собачьи консервы. 
Коты, впрочем, свое дело знали. 
- Молодцы.  Физкультурники, - Лена открыла дверь.  Физкультурники затрусили к блюдцам. 
Они допили кофе.
- А Кудрявый твой, Альберт?
- Арнольд.
- Вчера был Альберт.
- Альберт для легкости.  Настоящее имя Арнольд.
- Понятно.  В честь Шварцнейгера?
- Господь с тобой.  Мать у него, как  бы сказать… с претензиями.  Завбазой, в общем. 
Завбазой.  Знакомое слово. 
Когда-то, курсе на четвертом, устав от общажного бардака, они сняли квартиру.  Сложилось это как-то само – заработали летом в проводниках, и вариант подвернулся.  Бригадир поезда, на котором они прокатались два месяца, в одном из последних рейсов познакомил их со своей приятельницей.  А она, пообщавшись за чаем-кофе, неожиданно предложила снять у нее квартиру.  Та была куплена впрок и пропадала без присмотра. 
Приятельница работала завбазой. 
Воспоминания с той поры остались странные.  О хозяйке квартиры, впрочем, тоже.  Хорошая была тетка, душевная.  Денег брала мало, более того, по случаю, а часто и просто так заваливала жиличек продуктами, которые объявлялись у нее в невиданных количествах.  Копченые колбасы, паштеты, консервы в необычных банках, кофе, чешское пиво…  Тогда, в эпоху дефицита, все это – и хозяйка, и деликатесы - было словно из другого мира.  И другой системы ценностей.  Это они поняли, оказавшись как-то в компании хозяйкиных друзей.  Орлы были еще те… 
- У них же знаешь как.  Девочек Анжелами да Марианнами называли,  а мальчиков – кого Робертом, кого еще как.
- Ну и кто он?
- Да, пожалуй, никто.  Крутится.  Там урвет, тут.
- А с тобой?.. 
- Дружим… иногда. 
Женя понимающе кивнула. 
- Он что, женат?
- Нет.
- Так в чем дело?
- Понимаешь… - Лена попыталась подобрать слово,  – вот… нет в нем чего-то.  Крутится и крутится.  А больше ничего.  То есть совсем ничего.  Помнишь, когда мы учились, были такие фарцовщики?
- Ну.
- Вот он из них.
Арнольд, будто по заказу, высунул голову из спальни.  Осмотрев присутствующих, проследовал в туалет.  Оттуда, пошумев, в ванную.  Там стал шуметь еще больше - прочищать горло, фыркать и производить характерные гигиенические звуки.  Наконец вышел.  Женя решила рассмотреть его повнимательней. 
Арнольд напоминал чем-то белого негра – в поколении этак десятом.  Точнее, был он наверное из рыжих, но как-то не совсем.  Волосы если и золотились, то слегка.  Веснушек, обязательных для такого случая, на коже не просматривалось.  Да и сама она вместо тонкой и бледной, как у всех рыжих, была скорее красноватой.  Непонятно, при чем здесь негр, подумала она.  Разве что губастость… 
Арнольд дошел наконец до кухни.  Прочувствовав паузу, предположил:
- Ну как… это самое?  Похмелье?
Не дождавшись ответа, взял стоящую на холодильнике банку из-под огурцов и стал пить рассол.  Лена поморщилась. 
- Арнольд.
- Что? - отставив банку, он смотрел на нее едва ли не радостно. 
Выражение лица, которое он предъявил, предполагало одно лишь ответное слово.
- Ничего.

Глава 3

Яркое на сером фоне. 
Красная «мазда», разбрызгивая остатки талого снега, ехала по набережной Обводного канала. 
Это был центр Петербурга, но совсем не тот, что известен любому туристу, а другой – грязный и неприглядный. 
Зато с дешевой арендой.
Если быть точным, канал не принадлежал центру города, он скорее являлся водоразделом.  Здесь это понятие было буквальным.  Грязная вода Обводного отделяла центр от районов, которые еще не считались окраиной, но к Петербургу были уже прилепленной частью.  Рабочая слобода.  Заводы, трамвайные парки, какие-то мрачные огороженные территории (напоминающие те же трамвайные парки, но времен войны)…  И порт.   
Магазин с вывеской «Колониальные товары» относился именно к порту.  Это был ее магазин.  Ни большой ни маленький.  Вывеска, как и все под ней, соответствовала названию. 
Идея магазина вынашивалась годами.  Перепробовав все виды челночной торговли, Лена поняла, что вечного ассортимента не бывает.  Каждый товар обязательно шел по своей синусоиде: вчера он был выгоден, сегодня нет, а завтра мог снова взлететь в цене.  От этой свистопляски челноков лихорадило каждые полгода – сбившись в стаю, они метались от одного направления к другому, сгребая очередной, ставший вдруг актуальным товар.  А предыдущий – его приходилось бросать.  Так продолжалось лет шесть. 
Когда пришла пора открывать магазин, Лена поняла, что не хочет никакой специализации.  Пример подруг, торгующих товарами для новорожденных, служил серьезным предупреждением. 
Это были две милые девушки, которых все знали как Лёля и Ляля.  Соответственно именам обе любили оборочки, рюшечки и маленьких розовых ребятишечек.  Закупая где только можно коляски и пеленки, они с непосильным упорством таскали их через границу.  В отличие от остальных подругами двигала не только нажива, но и любовь.  Ко всему, что связано с детьми. 
Коляски в больших количествах – штука тяжелая, и это сыграло с Лёлей и Лялей злую шутку.  Не справившись как-то с грузом, они обратились к перевозчику.  Потом еще.  Потом еще и еще… и сотрудничество стало постоянным.   
А потом перевозчик, заинтригованный ростом объемов, обратил внимание на товар.  Через год – одновременно с Лялей и Лёлей – у него уже появился свой магазин.  Только в другой части города.  Еще через полгода Лёля и Ляля узнали, что их перевозчик – слегка уже конкурент.  Имеющий у производителей скидку за счет их совместных объемов. 
Через год они уже были настоящими конкурентами.  А еще через год – началась ценовая война.  Она была долгой и невыгодной для обеих сторон. 
Закончилось все плачевно.  К пятилетнему юбилею лёле-лялиной фирмы «Муси-Пуси» она была практически разорена.
Бывший перевозчик, одержав победу, радости не испытал.  К моменту закрытия «Муси-Пуси» он обнаружил, что вымотан до предела и вынужден торговать по себестоимости.  То есть заниматься абсолютно нелюбимым делом бесплатно.  Теша себя единственной мыслью: «А вот хрен вам».
Любителям детства настал капут.
Москвичи, приехавшие к тому времени привычно разорить пару-тройку бизнесов, обнаружили в детской теме дымящиеся руины, по которым бродил лишь растерянный перевозчик и непонятно откуда взявшиеся воины-афганцы. 
За считанные месяцы большая часть города стала подконтрольной «Московскому малышу».
Лену эта история убедила - если торговать, то всем.  Но с идеей.  Которая привлекает сама по себе. 
Так появились «Колониальные товары». 
Ассортимент магазина был разным и непредсказуемым.  Поставки шли прямиком из порта и по принципу батьки Махно – что смогли отобрать таможенники, то и выкладывали.  Приписка под названием магазина честно гласила: «таможенный конфискат».

Объехав стоящий у обочины «Беларусь», Лена припарковалась.  Выйдя из машины, она пощелкала пикалкой и, убедившись, что двери закрылись, направилась к магазину.  Но тут же вернулась. 
Трактор.  Он стоял здесь третий день и начинал уже откровенно смущать. 
Она осторожно, стараясь не испачкаться, поднялась на подножку и заглянула в кабину.  Никого.  Следов брошенности ни внутри ни снаружи не было.  Из панели не торчали вырванные провода, колеса были в наличии и не спущены.  Трактор явно кому-то принадлежал.  И этот кто-то держал его возле ее магазина.  Прямо напротив витрин. 
Бред, подумала она.  Незваный артефакт все сильней ассоциировался с разговором, который был у нее… когда же это было?  Пожалуй, что осенью. 
…Ляля с Лёлей позвали ее к себе – отметить закрытие бизнеса.  Отмечали, как водится, по-женски – с пьяными воплями, битьем фужеров и посыланием всех и во все места.  Обычное, в общем, дело.  Детский бизнес, насколько она поняла, был занятием не для слабонервных... 
В какой-то из перерывов между тостами и выпусканием пара, подруги, дошедшие к тому времени до кондиции, признались под страшным секретом в одной не совсем понятной связи.  С земляками-бандитами. 
Речь шла о мифической банд-группировке – «Колхозной».  О которой никто не знал, но она была.  И промышляла вовсю - в отдаленных от Питера районах.  Состояла она из фермеров и деревенских, которым мигранты не давали продавать урожай.  Ни на рынках, ни в городе, ни вообще нигде.
Об урожае тема была известной, а вот в дальнейшее верилось с трудом.  Группировка, чтобы не быть обвиненной в розни, маскировалась под обычное крышевание, обложив для вида самих же себя контрибуцией - и постепенно подбираясь к городу.  А если точней – к продуктовым рынкам.  Там беспредел в отношении деревенских был особенно наглым. 
Главной приметой колхозных был транспорт.  Разъезжали они исключительно на уазиках и тракторах.  А на разборки брали «Кировец». 
Трактора, со слов Лёли, были необычными – после колхозного тюнинга обладали повышенным ходом. 
- Представляешь, – объясняла она.  – Беларусь.  Догоняет БМВ – и топчет.  Нахрен… 
Бред, конечно...  А может и нет.  Лена осмотрела трактор еще раз.  Ничего, что напоминало бы деревенский тюнинг, не замечалось.  Хотя как он должен выглядеть у подобного агрегата… какой-нибудь дроссель.  Она поискала глазами дроссель.  Не зная, что это, не нашла.  Ну и ладно. 
Пора было в магазин.

Дверь при открытии ухнула, после чего над головой затрещали бамбуковые палки.  Она поморщилась.  Затея с туземным оформлением принадлежала продавцам.  Которые, неясно, в шутку или всерьез, мечтали еще и о спецодежде – пальмовых юбках и тапках. 
Пока они были одеты обычно.
- Маса начальник...
- Здравствуй, Лена.
- И вам того же, - она зашла за прилавок.
Продавцов было двое: парень и девушка.  Оба принадлежали к той категории, что даже в тридцать - все равно «парень и девушка».  А может уже и не так.  Десять лет совместной работы.  Когда начинали, были совсем молодыми.  Не исключено, что оба выглядят соответственно возрасту, только она этого не заметила. 
Он (это он называл ее «маса») был большим и косматым, а она маленькой, крепенькой и смешной.  Саша и Ира. 
Саша болел за «Зенита» и мечтал открыть магазин атрибутики.  Даже как-то заговаривал на эту тему.  Лена, зная болельщиков, на красивые доводы не купилась.  Зверья в сине-белых шарфах она боялась с тех пор, как в восьмидесятые, еще будучи студенткой, оказалась в трамвае, перевернутом болельщиками. 
Ира напоминала подростка из не очень понятной среды.  Маленькая, румяная и всегда поцарапанная – она имела знакомых, порой вызывающих оторопь.  Свободное время, как доносила разведка, проводила по клубам, где прыгала до утра, умудряясь при этом не закидываться таблетками и, более того, исправно ходить на работу. 
А еще этот попрыгунчик любил животных.  Все кошечки-собачки, жившие у Лены и ближайших знакомых, были подобраны на улице Маленькой. 
Сейчас, уперев руки в боки, она стояла перед двумя юнцами, изучавшими гавайскую гитару.  Подростки могли быть наркоманами, прикидывающими, каков прок от кражи неведомой балалайки.  Но могли и купить – в Питере подобная тарабарщина была в цене. 
- Как сегодня?
- Тихо.
- А вчера?
- Вчера неплохо.
Саша выдал пакет, перетянутый резинкой.  Лена ощутила знакомое покалывание. 
Началось. 
Наверное, это было раздвоением личности – в самой его естественной форме.  Она задержала руку над пакетом.  Так и есть. 
Вслед за покалыванием появилась волна, еле заметная и узнаваемая.  Она называла это верхней чакрой.  Запульсировав в груди и между лопатками, та начала раскрываться – все более поднимающимся потоком.  Она расправлялась и шла освежающе вверх.  Соразмерно толщине пакета. 
А он в этот день удался… вчерашняя выручка была для этого времени года солидной. 
И тут же дала знать о себе нижняя чакра.  Где-то, близко к поджелудочной, опустило тяжестью.  Сумма, которую предстояло везти через полгорода и без охраны, таила опасность.  Хотелось спрятать ее подальше – в брюки, носки, под рубашку, в какие-нибудь другие потаенные места… 
Стало тоскливо и хорошо.  Она прижала пакет к сердцу.  Сейчас она увезет эти деньги - и станет богаче на несколько тысяч долларов.  Потом уже часть этой радости отнимет налоговая, потом аренда, потом закупки-транспорт… но все это будет потом и не сразу.
- Пересчитай.
- Да, конечно.
В сумке заиграла музыка.  Она поморщилась.  Звонки в такую минуту были кощунственно не ко времени. 
- Алло.  Да…  Женя, ты?   …   …Слушай, я не знаю.  Ты серьезно?
То, что доносилось из трубки, было ненужным и восторга не вызывало.  Хотя, с другой стороны… нижняя чакра, подобравшаяся под самое сердце, медленно стала отпускать. 
- Ты где?  Подожди… минут двадцать.  Мороженное съешь там, булочку.  Я подъеду. 

Везти деньги легче, если ты не один. 
В роли охранника была Женя.  Ни о чем не догадываясь, она сидела рядом на переднем пассажирском сидении, пытаясь высмотреть в проезжаемых улицах что-то особенное.  Лена улыбнулась.  Женя напоминала бурундука, которого вывезли в детстве из леса, а теперь вернули обратно. 
Машина осторожно свернула на Университетскую набережную.  Подчеркнуто осторожно.  Только что, разминувшись с вылетевшим непонятно откуда джипом, Лена почувствовала все и разом – деньги в бюстгальтере, нижнюю чакру и то, что не всякий русский любит быстрой езды.  Особенно зимой и в гололед. 
Набережная, судя по Жене, за последние годы не изменилась.  Инвентаризировав взглядом сфинксов, она повернулась. 
- Да не волнуйся ты.  Ничего страшного, - разговор, который Лена пыталась пресечь, начинался уже по третьему разу.  - Раньше были вечера «Кому за тридцать», в ДК, со сценой и танцплощадкой. Теперь все иначе.  Вместо официоза обычное времяпровождение. В кафе, в тихой уютной обстановке.  Все деликатно.  Просто придем и посидим.  Можно даже не общаться.
Лена молчала.  Суздаль.  Что за город такой, интересно.  Пожив там, Женя стала раз в десять настырней. 
- Опять…

Через полчаса она поняла, что сопротивление бесполезно.  Скинув выручку, ничего не оставалось, как ехать домой.  Сдаваться.

Они стояли посреди спальни и пытались одеться.  Руководила Женя. 
Очередная вещь откладывалась в сторону. 
- Не пойдет. 
- Почему? 
- Это я должна спрашивать.  Почему ты, житель Петербурга с высшим образованием – одеваешься, как продавец из ларька. 
- Они тоже люди. 
- Согласна.  Только что теперь – под Сердючку косить? - она села на кровать. - Кошмар.  Я, из Суздаля… 
- Жень, ты права, - согласилась Лена. – Давай я в джинсах пойду.  В костюме. 
- Давай, - Женя безнадежно кивнула.  – Красное есть что-нибудь?  Под пиджак. 
- Есть, - Лена достала карминовую водолазку.  С неприятной темой хотелось покончить. – А почему красное? 
- Возбуждает. 
- Блин, - она потянула водолазку обратно.  Та не снималась. 

Последнее, что запомнилось между утром и вечером.

В кафе добрались после долгих плутаний по незнакомому району.  Оно оказалось сумрачным, подвальным – и размером с чулан. 
Увернувшись от торчавшего из стены подсвечника, Женя проворчала:
- За такие деньги могли бы свободней…
Народу было прилично.  В полумраке играла музыка, но никто не танцевал.  Лена осмотрелась.  Заведение, кажется, было оформлено под «амур».  И весьма специфический. 
На ближайшей ко входу стене висела картинка.  Мясистая стрела протыкала сердце, напоминающее что-то другое - более узнаваемое и фривольное.  Чувствовалось, что работают здесь по-взрослому. 
Распорядительница вечера (экзальтированная особа - отметила про себя Лена… блузка электрик, взгляд лихорадочный, красит губы двумя помадами  …и обводит контуром, добавила Женя) указала на дальний столик. 
- Вам туда.
Они всмотрелись в темноту. 
Столик частично был уже занят.  Двое мужчин, сидящие бок о бок, выглядели напряженно.  Один пытался сделать что-то необычное с чайной ложкой, второй мял салфетку, поднося ее ко рту, словно желая откусить, но одумываясь.  На окружающих оба смотрели глазами лемуров.   
Захотелось проснуться.  Все это не с ней и не сейчас.  Лена покосилась на подругу.  Та вела себя безмятежно и едва ли не подмигивала будущим соседям.  Только не это.  Она тронула распорядительницу за рукав.
- Постойте.  Нам что, к ним?
- Да, - распорядительница выдернула руку.  Подобные реакции были, видимо, частью ее профессии.  – А что не так?  Милые интеллигентные люди, преподаватели техникума. 
- Кулинарного? – обрадовалась Женя. 
- Не знаю, - призналась распорядительница.
- А вдруг они нам не понравятся? – Лене было не до смеха.
- Пообщаетесь с другими.  Пересядете, наконец.
- Нет,  – она окончательно поняла, что ей не нравится. - Нам все же лучше выбрать.  Да и соседей обижать не хочется.  Представьте себя на их месте, - она указала на «лемуров».  Те, закончив с предметами, переминали ногами.  – Подходим мы, присаживаемся, а потом уходим.  Вроде как бракуем.  Вам не будет обидно? 
Распорядительница посмотрела на преподавателей техникума.  Что-то человеческое, появившееся во взгляде, тут же исчезло.
- Нет.  Извините, но я пока не на их месте. 
Слово «пока» заставило посмотреть на нее внимательней.  Теперь было видно, что она обычней, чем кажется.  В глазах читалось и многое другое - не из самой, видимо, легкой жизни. 
- Понятно.  А можно мы за женский столик?
- У нас так не принято… - распорядительница посмотрела в списках. 
Столик нашелся в противоположном углу. 
- Подождите, - распорядительница отошла.  Вернулась неожиданно скоро.
- Странно, они вам даже обрадовались.
Подруги направились к указанному месту.
Двигаясь за продолжавшей оглядываться Женей, Лена остановилась. 
Очередная картинка, попавшаяся на глаза, вызывала если не оторопь, то желание сосчитать до десяти. 
На ней был цветок, похожий на лилию.  Он высовывал из своей розовой середины такой узнаваемый пестик (или тычинку, в этом Лена не разбиралась, но целомудренное слово «тычинка» откровенно не вязалось с тем, ЧТО торчало из подозрительного цветка), что в голове зашевелились вопросы. 
- Простите, а как называется заведение? 
- «Белка».  А что? 
- Ничего, спасибо.  А почему «Белка»? 
- Ну… - распорядительнице, кажется, отвечать было не с руки.  Но контакт, нормальный человеческий контакт, уже вроде как установился.  - Когда здесь основные вечера, официантки в форме белок. 
- Понятно.  А сегодня где белки? 
- У них выходной. 

Сидящих за столиком женщин звали Лариса и Лиля.  Одинаково крашенные блондинки, выглядели они по-разному.  У одной, оформленной в радикально белый, в облике читался нерв.  Она не ломала ложек и не ела салфеток, но стройность ее смотрелась худобой, а быстрые укольчатые взгляды, которыми она прошивала зал, говорили сами за себя. 
Соседка ее поражала формами.  Они были в двух местах – сверху и снизу, разделяя собою стол.  Безмятежное и на редкость простецкое лицо обрамлялось подобием прически.  Волос был крашенный, это очевидно.  Но во всех его светлых оттенках, которые менялись от кончиков к корням, угадывалось известное направление – «почаще и наобум».  Так же, вероятно, назывался и сам причесон. 
Лена и Женя приблизились.
- Лиля, - худая дозировано улыбнулась.
- Лариса, - улыбка соседки оказалась шире, а лицо добрей.  – Подруги мы.
Лена почувствовала облегчение.

Через минуту они уже были друзьями.  Лариса призналась:
- Ой, девки (никто не обижался) – сидим и трясемся: кого посадят?  Мужчин все-таки… черт их знает.  Хорошо, что вас.
Женя кивнула.
- А я что говорила?
- Ты? – удивилась Лена. 
Женя если и смутилась, то немного.  Лиля понимающе стрельнула глазами. 
Подошел официант.  Совсем не похожий на белку, он со значением поставил бутылку вина, открыл ее особенным образом, и так же со значением удалился.  Лариса, похлопав восхищенно глазами, взяла бутыль и попробовала прочесть: 
- Не по-русски что-то, - она повернула этикетку на свет. - А, вот, красное.  Красное - это хорошо, - резюмировала она. – Жаль, не белое.
Философскость комментария заставила всех задуматься.  Лариса разлила по бокалам.
- За нас.
- За нас, - согласились остальные.
Они чокнулись.  Вино по ощущениям казалось хорошим.  Так ли на самом деле, можно было только гадать.
На соседних столиках зашевелились.
Лиля, молчавшая до сих пор, заметила:
- А женщины, я смотрю, интересней чем… эти.
Они обернулись.  Смотреть было не слишком удобно.  В самом деле - бросалось в глаза, что женская часть зала нарядней и привлекательней.  И еще - нормальней.
Читалось это не сразу.  Мужчины, одетые преимущественно в темное, маскировались в полумраке.  Нужно было всмотреться как следует, чтобы заметить в каждом какую-то особенность.  Как правило, общую. 
Наверное, ее можно было охарактеризовать как перекошенность. 

Когда начались танцы, особенность предстала во всей красе.
Первый танец был быстрым. 
Те из женщин, что откликнулись на него, двигались, можно сказать, обычно.  Перебирали ногами, покачивали тазом и совершали руками небольшие женские движения.
У мужчин все обстояло иначе.  Хватало взгляда, чтобы понять – холостяк в кафе подобрался особый.  Из тех, что живут с родителями, собирают марки и кормят рыбок.  Не пьют, не гуляют, работают на тихой работе и не позволяют, что называется, лишнего. 
На танцах чуднее, чем они, зверя нет.
Непьющий холостяк (а здесь, похоже, были только они) в танце раскрывается во всей красе.  Капля алкоголя, и его несет неизвестно куда.  Особенно если музыка с переходами - куплет и припев.  Что он станцует, не известно даже ему.  Как правило, это неведомые обычному человеку движения - в сочетании с остановками и задумчивой мимикой робкого зверя. 
Обалдевшего к тому же от близости женщины. 
Чаще всего это медведь или орел.  Чем они приглянулись любителям инородного танца, неизвестно.  Наверное, есть в них что-то первичное. 
Робкий медведь и робкий орел. 
Впрочем, не только они.  Бывают в холостяцких плясках и другие, не всегда понятные образы.  Один из самых популярных – олень с разъезжающимися ногами.  Или танцы народов мира. 
Музыка зажигала, хотя и была чересчур молодежной.  Мужчины, лишенные возможности разухабиться – соответственно эпохе, которую они представляли - все как один напоминали то ли сломанных роботов, пытавшихся сымитировать неизвестный танец, то ли что-то еще.  Более зоологическое и непонятное. 
Были и индивидуумы.  Кто-то пытался переступать ногами, беззвучно проговаривая такт.  «Лемуры», выбрав особенно темный угол, совершали там что-то кругообразное. 
Больше всего впечатлял человек, танцующий с краю: он огненно вскидывал в резком движении голову и отводил ее вбок и назад, глядя на взбрыкивающийся каблук. 
Лена ничего этого не видела.  Она сидела спиной к залу и ковырялась в салате, оказавшемся декоративным и невкусным.  Хотелось домой. 
Она посмотрела на Женю.  Та выглядела странно.  Округлившиеся глаза подруги были направлены в сторону зала.  Лена обернулась - и осталась в вывернутом состоянии.  Колыхающийся в танце паноптикум впечатлял. 
Соседок, впрочем, это не смущало.
- Лилек, ты сиди, а я на разведку, - первой вскинулась Лариса.  И тут же умчалась к плясунам. 
Через пару минут не стало и Лили. 

Потом начался медленный танец.  Кто-то пригласил Женю.  Кто именно, Лена не рассмотрела.  Она сидела в безопасной позиции, и ее, к счастью, никто не видел.
- Вы позволите?
- Что? – она обернулась.
- Позвольте вас пригласить? – подошедший мужчина был в строгом костюме.  Строгом и каком-то странном: как будто сшитом по специальному заказу.  Крой костюма поражал своей необъяснимостью.
- Позволю, - согласилась Лена. Внутренний голос произнес – «началось».  Знаю, согласилась она. 
Хозяин костюма в танце был строг.  Взятая им пауза длилась минуты две и выражала значительность.  На третьей минуте он сообщил:
- Странно.
- Что странно?.. – вздрогнула Лена. 
- Да вот.  Они, - он кивнул на танцующих. - Веселятся.  А пришли не за этим.
- А зачем?
- За другим.  Спутника выбирать.  Дело серьезное, - он посмотрел со значением.
Лена не нашлась, что ответить.  Ему понравилось.
- Я гляжу, вы серьезная.  Вы серьезная?
- Очень серьезная.
- Это хорошо, - похвалил он. – Я тоже серьезный.
Она содрогнулась.

Дальше завертелось.  Они что-то пили и о чем-то болтали…
Лиля рассказывала:  - …Да как-то все женатые попадаются…
- Как это? – заинтересовалась Женя.  Тема была актуальной. 
- Да как сказать, - пожала плечами Лиля. – Сама, наверное, виновата.  В институте еще...  У нас на курсе компания была шумная.  Пили, веселились… сами знаете.  В серьезные связи как-то не верилось.  Я и нашла себе на стороне, - она на некоторое время замолчала.  – Сдуру.  Стали встречаться, планы строить.  Наши переженились всей кучей – и ничего, такие же, только с детьми.  А мой что-то тянул, темнил…  А через два года оказался женатым. 
- Что же ты… вы? – не поняла Женя. 
- Давайте на «ты», - предложила Лиля. – Все с одной лодки.
Остальные согласно кивнули.  С одной. 
Женя посмотрела на Лену.  И получила ответный сигнал.  Иди к черту.

Вспоминать если и хотелось, то не здесь. 
Что это было – события, чувство, несостоявшееся чувство, состоявшееся, но нереализованное…  Никто до конца так и не понял.  Тем более что никто ничего и не знал. 
Все началось на занятиях.  Предмет назывался ТММ – теория механизмов и машин, и обещал быть скучным.  Преподаватель, проводивший первый из семинаров, представился и объявил: его дисциплина – главная в профессии.  После чего посмотрел на Лену. 
И предмет действительно стал для нее главным. 
В молодом преподавателе, которого из-за трудного имени-отчества предпочитали звать не Валентином Евгеньевичем, а Бобровым или просто Валей, ничего особенного на первый взгляд не было.  Среднего роста, темно-русый, двадцати с чем-то лет, с обычным лицом и серьезным, немного рассеянным взглядом.  Такая внешность может быть у кого угодно – от первого встречного до артиста. 
Главным, наверное, было то, что он говорил.  Объясняя очередной механизм, он показывал не столько детали, сколько их отношения между собой.  Особенности передающего момента, специфику контакта…  Выслушивая всю эту лирику, Лена с удивлением понимала, что неясный для нее Бобров делает большое дело – пробуждает в других умение думать.  Не защитив необходимой для любого препода диссертации, он имел уже несколько серьезных патентов – и непростые отношения с кафедрой. 
Она смотрела на него одуревшими глазами.  А он - что дошло постепенно и не сразу – на нее.  Почему? - спрашивала она себя время от времени.  Ответ, который едва ли облекался в слова, находился, пожалуй, только один.  Потому, что он, этот Бобров, настоящий. 
Это не означало, что остальные, те, кто ее окружал, были хуже.  Нет, конечно, но они были… она не знала, как это правильно назвать, наверное, обычными.  Просто людьми – хорошими и не очень, умными, веселыми, занудами – но не больше. 
Почему он смотрел на нее, она не знала. 
Переглядывание, от которого начинала кружиться голова и покалывало под затылком и между лопатками, продолжалось два семестра.  В конце второго они оказались наедине. 
Случилось это на майские праздники. 
Поддавшись на уговоры туристов, коих на курсе было аж два человека, а для полноценной компании требовалось хотя бы три, она согласилась поехать на Скалы. 
Их небольшая группа, выбравшись на день раньше остальных, должна была застолбить удобное место и подготовить площадку.  Отмучившись в электричке, которая три часа ползла до Кузнечного, останавливаясь почему-то у каждого столба, а потом еще на каком-то маленьком, почти игрушечном поезде, который все называли «подкидыш», они только к вечеру, пройдя прилично пешком, добрались наконец до места.  Лена, не ожидавшая подобной тягомотины, проклинала все – скалы, свою покладистость и идиотов туристов, тратящих время не на природу, а транспорт, да и саму природу, находящуюся черт знает где. 
После жизни в провинции, фактически рядом с лесом, ей это было непонятно.  Она знала, что есть путешествия, пусть даже походы, что называется, за тридевять земель.  К каким-нибудь далеким Хибинам.  Но чтобы место, считавшееся едва ли не городским, находилось… 
Что и где находилось, она пропыхтеть не успела.  Мимо их разложенной палатки прошел, звеня железно-веревочной сбруей, какой-то человек.  Она подняла голову – и поняла, что местность вокруг красивая, а скалы и озеро ей нравятся. 
Человек был преподавателем Бобровым. 
После полуночи, когда почти окончательно стемнело, она сидела с ним у костра.  Все ушли спать, а они смотрели на огонь, бликующее озеро и говорили.  Он не был заядлым скалолазом, да и туристом в какой-то степени тоже.  Выбирался иногда на природу, чаще всего один – чтобы отвлечься от города и подумать.  А здесь, на скалах, оказался по делу: испытывал железо, заказанное ему альпинистами. 
Она тоже рассказывала о себе.  Потом они говорили на другие темы, потом о чем-то, чего уже и сами не совсем понимали. 
А потом, будто что-то почувствовав, он замолчал.  И через какое-то время произнес:
- У меня жена беременна. 
Этим он ответил на все не заданные вопросы. 
Фразой, которая звучала не только приговором, но и признанием, ничего не закончилось.  Они стали пересекаться регулярно. 
Курс деталей прошел, но они как-то разом вдруг увлеклись туризмом, а когда кончилось лето – лыжами.  Тривиальный роман «преподаватель-студентка», так, казалось бы, и не начавшись, перешел во что-то другое, гораздо менее конкретное.  Они просто оказывались в одних и тех же местах – с не очень понятным для обоих ожиданием.  Разговаривали, смотрели друг на друга – и не знали, чем все это может закончиться. 
Жену Валентин оставить не мог.  Они поженились не слишком давно, у них был только что родившийся ребенок и общие, давно уже выношенные планы.  Уход в такой ситуации не мог быть ничем хорошим.  Оставалось одно – продолжать все как есть. 
К окончанию института она поняла две очень важные для себя вещи.  Первое – что несостоявшийся роман близок к завершению.  И второе – в личной жизни, кажется, ее ожидают проблемы. 

- …Смотрю – и этот, зараза, тоже женат, - продолжила Лиля.  – Карма, наверное.
Они продолжали беседовать, не обращая внимания на музыку.
- Вот-вот, - подхватила Лариса:  - …у меня еще хуже.  Мужья, уже трое, кто в тюрьму, кто на тот свет.  Черная вдова, прям…
- Что, буквально? – не поверила Женя.  Лариса походила скорее на пекаря-кулинара, но никак не на роковую женщину. 
- Буквально и есть, - Лариса кивнула. – Героев люблю.  Опять же здоровье… 
- Болели? – поняла Женя. 
- Да нет, - Лариса неожиданно покраснела. – У меня - здоровье.  Слишком большое… 
Договорить она не успела.  Музыка, почувствовав понижение градуса, заиграла что-то душераздирающее. 
Начались приглашения. 
Лену вызвал на танец один из преподавателей техникума.  Помявшись, он изобразил на лице такое мучение, что она поневоле согласилась. 
Вблизи он походил на сорокалетнего ребенка.  Увлеченного, как выяснилось, кулинарией.
- …очень интересное блюдо.  Я думаю, вы поймете.  Рыбу знаете как готовить?
- В муку и на сковородку, - предположила Лена.  Готовила она по необходимости и на скорую руку. 
- А еще?
- Уха.
- А еще?
Она пожала плечами,  - Все вроде.
Он обрадовался и где-то даже просветлел ликом.
- Вот видите.  А есть еще способ.  Очень, кстати, распространенный.  В разных вариантах, но всегда примерно один.  Это когда жарят, но без муки.  Или тушат.
- Да? 
- Да.
- Ну и как?
- Не очень.  Даже у китайцев не очень.  Хоть и со специями, а не хрустит.  А я придумал по-своему, - он сделал значительную паузу.  – Чтобы хрустело.
- Да что вы?
- Представьте, - зарделся он. - Вначале замочить, а потом в муку…

Лиля и Лариса отплясывали со всеми.  И Женя тоже.

Следующим был худощавый мужчина в галстуке.  О нем же, выставленном напоказ, и рассказывал:
- Это, знаете ли, целое искусство.  Вот, например, - он указал глазами на грудь, - выражает и цветом, и содержанием.  Вы чувствуете, как он выражает?
- Ага, - вздрогнула Лена. 
Галстук был пронзительно желтым.  За содержание отвечали уродливые птицы с огромными клювами, нашлепанные по всей его необъятной ширине.

- Они что здесь, все такие?  - Лиля говорила редко, но по делу.  Музыка ко всеобщему облегчению угомонилась.  Официант принес вторую бутылку. 
- Нет.  Один вроде нормальный, - заметила Женя.
- Где?   
- Да вот, - Женя показала.
Нормальный двигался к ним.
- Разрешите?  - он пригласил Лену.  Она подняла голову.  Танцевать без музыки раньше не доводилось. 
Но та зазвучала.
    
В середине танца мужчина предложил:
- Вы не такая как все.  А знаете что?  Давайте поедем ко мне. 
Он смотрел ей прямо в глаза.  Высокий, привлекательный.  И не старый.  Интересно, что он тут делает.
- …Да ясно, что.  Снимает.  Который раз его вижу,  - объяснила Лариса.  Вернувшись под благовидным предлогом, Лена поняла, что окончательно хочет домой.
Музыка продолжалась.  Мелькали пьяные лица.

- …Нет.  Это не мое.  – Лена поскользнулась и едва не упала.  Улица, по которой они выбирались, была темной, заснеженной и без машин.  Район петербургского зазеркалья.  Коломна. 
Женя семенила сзади, чувствуя, что надо выглядеть виноватой. 
- Может еще раз?  В другом месте?
- Ну уж нет.  – Лена остановилась.  - Ты не поняла, кто туда ходит?  Зверинец.
- По одному разу не суди,  – Женя, не успев затормозить, налетела на нее со всего маха.  – Предлагаю еще попытку.
- С меня хватит.  И стыдно, и противно.
- Ничего, - отпарировала Женя.  – Месяц стыда, потом...
Она не договорила.  Глаза, смотревшие на нее в упор, не предвещали ничего хорошего. 

Они побывали еще в двух местах.  Цирк повторялся – в разных помещениях, но в тех же коллизиях. 
Впечатление было настолько диким, что даже Новый год - Хо-ро-шо!  Все будет хорошо! - проскочил не слишком заметно. 
На одном из вечеров, проходившем в формате советского ретро - в старом ДК, в зале с портьерами, скрипучим паркетом и вокально-инструментальным ансамблем - они встретили старых знакомых.  Человека с галстуком и серьезного в пиджаке.  В атмосфере актового зала смотрелись они на удивление органично. 
Столкнувшись, обе стороны испугались, но тут же обрадовались.  И даже станцевали вместе один быстрый танец.  Проходил он в непринужденной дружеской обстановке.  К облегчению подруг, без дальнейшего продолжения.
Вечер назывался классически: «Кому за тридцать».  Воспоминание от него и предыдущих осталось как в убыстренно-замедленном кино: 
наплывы
мелькания
быстрые смены кадра… 
- …Я поняла! – прокричала Женя сквозь грохочущую музыку.
- …Что? – не расслышала Лена. 
Продолжение было в другом месте и через неделю. 
Помутнение рассудка закончилось. 
Пора было заниматься магазином.  В торговле наметился спад, который выглядел пока календарным.  После Нового года покупатели отсыпались, а в магазины если и заходили, то скорее погреться. 
Отчетность не впечатляла. 
О том, во что втравила ее Женя, думалось отстраненно.  Поверить всерьез, что она будет заниматься чем-то подобным – ни одна из частей организма представить себе подобное не могла. 
Происходящее скорей забавляло. 

- …Что ты поняла? – вспомнила она неоконченный разговор.
Они находились не на половецких плясках, а в бане.  В том ее варианте, что был последнее время модным – смеси сауны с русской парилкой. 
Пар в помещении выглядел необычно.  Выплескиваясь из жаровни, заряженной камнями и эвкалиптом, он не растворялся в воздухе, а окутывал парную плотной завесой, из которой торчали лишь головы.
-Сейчас, - Женя пристроилась поудобней. - Ты знаешь, чем иностранные женщины отличаются от нас?
- Ну… слышала что-то.
- Они бракованные.  У них хромосомы не хватает.
- Какой?
- Души. 
- Понятно…- к примитивистским высказываниям подруги уже начала сформировываться привычка. 
- Я не шучу, - Женя выглядела серьезно.  – Это на генетическом уровне.  Знаешь, как они живут?  Деньги, карьера, брачные контракты.  Феминизм.  А человека нет.  Понимаешь? 
- При чем тут генетика? 
- По Дарвину.  Условный рефлекс за несколько поколений.  Заметила, какие они?  Глаза, руки, ноги?  Походка?
- Нет, а что?
- Они на пингвинов похожи.
- Ты серьезно?
Женя не ответила.  Вытащив из пара веник, махнула для пробы.  Раз, потом другой.  После чего стала хлестать себя со всей силы. 
Лена, подумав, тоже. 
Женщины, коих в парилке было с десяток, перестали прислушиваться и потянулись к выходу. 
    
В раздевалку вывалились под общий гомон.  Лена поинтересовалась:
- Ты к чему все это рассказывала? 
- А? – Женя пребывала в раздумье. - Пока не знаю. 

Глава 4

- …Мы въезжаем на самый, пожалуй, романтический мост нашего города.  Отсюда открывается…
Троицкий мост.  На нем стало ясно, что раздумья прошли не зря. 
Проводя по городу очередную экскурсию, Женя разливалась соловьем.  После Суздаля, где для экскурсовода шаг вправо шаг влево расстрел, в Петербурге была полная свобода - рассказывай что угодно.  Лишь бы интересно и не отдавало враньем.  Это окрыляло. 
Знакомясь с группой перед посадкой в автобус, она приметила моложавого туриста.  Иностранец был аккуратный и вежливый (она проверила, наступив ему на ногу).  И почти не походил на пенсионера.  Она стала смотреть на него со значением. 
В автобусе:
- …стройные вертикали Ростральных колонн…
 у Медного всадника:
- …Люблю тебя, Петра творенье…
и, окончательно убедившись в правильном курсе - в музее.

Обстановка музея с позолотой и амурными завитушками соответствовала замыслу. 
- …Представленная здесь экспозиция тщательно подбиралась несколькими поколениями ИСТИННЫХ ценителей…
Она посмотрела интуристу в глаза.  Прямо и в самую душу. 
Контакт. Есть контакт. Земля, Земля я Космос… 
… . ..  … ..
- …Извините, можно вас на минутку? 
- Да…  - Женя обернулась.  Представительная блондинка в очках, одетая неброско, но со вкусом. 
Они отошли в сторону.  Женщина слегка наклонила голову.
- Вы здесь недавно?
- Да.  А в чем дело?
- Ваша задача, насколько я понимаю, экскурсии?
- Да.
- Вот видите.  А вы что делаете?
- Что?
- Как вам сказать… - она не совсем понятно кивнула в сторону группы. – То, чем вы пытаетесь заниматься - это, извините, уже не ваш профиль.  Если хотите продолжать – продолжайте.  Только придется вступить в профсоюз.
- В профсоюз? – Женя все еще пребывала в безвоздушном пространстве.  –  Нас в ГЭКе…
- Ты что?  Дура?.. – прозвучало грубо и с другой стороны. 
Подошедшая брюнетка была необычной масти: одновременно смуглой и румяной.  С глазами человека из абсолютно другого мира.
Планеты Марс, подумала Женя.
- По культуре пришла, так культурь.  А по мужикам занято.  Вступай или вали.
- Ша… – осадила ее блондинка.  Лицо ее сделалось жестким.  – Оксана, увянь! – она повернулась к Жене.
- Извините, проблемы роста, знаете ли...
- А шо!.. – Оксана не унималась.
- Оксана! – разозлилась блондинка. - Геть отсюда!  Иди.  Спляши гопак и к картинам.
Она обвела взглядом зал.
- Вольно.  Все по местам.
Заметив, что блондинка подмигивает ей холодным глазом, Женя деревянно развернулась.  Подойдя к группе, ожидавшей ее у огромной картины, по-военному отчеканила:
- Айвазовский!  Девятый вал!  Гоу.
Полет отменялся.

Лена занималась магазином.  Смутное беспокойство, посещавшее ее последнюю неделю, начало материализовываться.  Что-то было не так. 
Первый сигнал поступил от продавцов.  Перечень товаров был не очень предсказуем, но сейчас, на их взгляд, с этим начались перегибы. 
- Ассортимент? – она прошлась взглядом по полкам.  - С ассортиментом будем решать.
В данный момент в магазине были гавайские гитары, китайская утварь с журавлями, сомнительная радиотехника и, разумеется, одежда и обувь «известных фирм». 
В поставках таможни присутствовала лотерейность - повезет или нет, а если да, то насколько.  Особенно это касалось экзотики.  Грошовый товар из Восточной Азии мог оказаться таким непонятным, что допускал любые вольности в ценообразовании.  Никто все равно не знал, сколько это должно стоить. 
Особенно хорошо получалось в девяностые - деньги у людей водились шальные, а уровень тупости зашкаливал.  Мода на Восток была, что называется, в самом соку.  Лена продавала привезенные непонятно откуда ширмы с драконами, окупившие разом затраты на магазин. 
Сейчас эти ширмы были на каждом шагу. 
- И хорошо бы, я извиняюсь, побыстрей, - сообщила Ира.  - Постоянные покупатели все реже.  Еще месяц такого товара, и совсем исчезнут.
- Тем более, - вспомнила она, - посмотри, что напротив назревает.
Напротив назревал супермаркет.  Еще в лесах, он уже сообщал о себе огромным плакатом.
Пора было звонить поставщику. 
Телефон стоял рядом.  Но брать его почему-то не хотелось.
- Виктор Иваныч?  Это Лена Антоновна, здравствуйте.  Что у нас по товару?  Ждем вот…  Да…  Хорошо.  Через час.

Виктор Иваныч голосовал на другой стороне канала.  Прохожие оборачивались и смотрели на него, заставляя отворачиваться и опускать руку. 
Было отчего.  Иваныч (как его называли) походил на артиста Олейникова.  Такого же роста, сутулый, с обвисло топорщащимися усами и колючим взглядом.  Образ его настолько соответствовал известному комику, что Лена, встречаясь с ним в городе, всегда ожидала, что из подворотни появится его небритый коллега Стоянов и запоет про городок. 
Как-то она предложила даже вместе сфотографироваться, чем вызвала небывалый испуг.  Иваныч был мнительным и юмора не любил.
Сейчас, изображая голосующего, на узнававших его прохожих оглядывался с ненавистью. 
«Мазда» притормозила.  Виктор Иваныч наклонился и обшарил взглядом салон.
- До центра довезете?  - он не садился и говорил подчеркнуто громко.
- Довезу, - удивилась Лена. 
Виктор Иваныч, повертев головой, забрался наконец внутрь.
По пути он снова оглядывался.
- Непростые времена, Лена, - начал он вместо приветствия.  - Власть опять поменялась.  Все старые кадры шерстят.  Нас тоже.
- А конфискат? – напомнила Лена. 
- А что конфискат.  Начальник говорит, с москвичами делиться надо.  А может и не с москвичами.  Может, сам что надумал. 
Перестав озираться, он вздохнул.  Облегченно или нет, понять было сложно.
- Уводят конфискат.  Почти весь уводят.  Мне по старой памяти что-то еще светит.  Знать бы только, что, – он хотел было снова оглянуться, но махнул рукой.
Лена насторожилась.  Интонация Иваныча, любившего поворчать и раньше, была непривычной. 
- Что, все так серьезно?
- Не знаю.  Сейчас не поймешь.  Живешь ты или уже на крючке.  Ох, бардак… - он снова вздохнул. 
Лена задумалась.  Подобные предисловия ей не нравились. 
- Будет тебе товар, будет, - успокоил Виктор Иваныч.  - Потерпи.  Здесь меня высади.
Сказано было вовремя.  В самый раз.  Они делали поворот у Технологического института.  Будучи скоростным, тот из левого тут же переходил в правый.  Лена, не ожидавшая завершения разговора, на полном ходу бросила машину в правый ряд. 
Сзади и сбоку завизжали тормоза. 

Маневр наблюдали шестеро милицейских глаз плюс видеокамера. 
- Записалось?  - проверяющий майор посмотрел на сержанта. 
- Так точно.  Как раз для клипа. 
- Не понял, – майор повернулся к старлею. 
- Да… мы тут подборку делаем, - старлей показал сержанту кулак.  – Извините, товарищ майор, не хотели говорить.  К дню милиции.  «Женщина за рулем».

Растолкав соседние машины, «мазда» под визг своих и чужих тормозов остановилась у тротуара.
Прежде чем выйти, Виктор Иваныч оглянулся.  После чего стал выбираться наружу всеми частями тела.  Распрямившись окончательно, он нагнулся обратно – и показательно сунул в дверцу двадцать рублей.
- Бери, бери.  Так надо. 
Лена растерянно взяла деньги.  Переговоры закончились, не начавшись. 
Мелькнула последняя, совсем уже идиотская мысль.  Она рассмотрела купюры на свет.  Ничего.  Никаких шифровок.  Ни тайных, ни явных. 
Виктор Иваныч уходил подчеркнуто конспиративной походкой, а она никак не могла тронуться с места. 
Впрочем, трогаться уже было не надо.  От поста ГАИ к ней шел веселый милиционер с полосатой палкой. 
В сумочке заиграл телефон.  Она взяла трубку.  Женя. 
- А… ты… привет.  Нет.  Нет!  Нет.

Через час они шли по Марата.  Настроение зашкаливало. 
- Послушай, всему есть предел.  Пойти, пообщаться – куда ни шло.  Но служба знакомств…  Я тебе что, корова?
Женя, молчавшая то ли в смущении, то ли с неведомым умыслом, показала:
- Нам сюда.
- ??? 
Над парадной желтого дома, к которой они подходили, значилось: «Астро-Центр». 
- Ничего страшного.  У меня здесь знакомая.  Изольда Карловна. 
- Не пойду. 

Внутри оказалась обычная лестничная площадка.  Астро-центр находился за железной дверью. 
- Добрый.  День. 
Сказано было именно так – утвердительно в каждом слове.
Из-за стола поднялась женщина в облегающем строгом костюме.  Без спешки, но выверенным и быстрым движением. 
Для секретаря выглядела она странновато.  Помимо бросившейся в глаза добермановской пластики удивляла и сама ее обладательница.  Высокая, худощавая, тридцати приблизительно лет… Лена поймала себя на том, что почти сканирует… косая сажень в плечах и военное выражение на лице.  Не воинственное, а именно военное. 
Драматургию подобного облика определить было сложно.  Он мог означать что угодно.  Кроме, пожалуй, дружелюбия. 
Почувствовав, что взгляд «секретарши» утвердился на ней, она задержала дыхание.  По правилам поведения с доберманами полагалось молчать. 
Заговорила Женя. 
- Мы к Изольде Карловне. 
Женщина, державшая ее боковым зрением, скорректировалась на несколько градусов. 
- Двести.  Долларов. 
Теперь на Женю смотрела Лена.  Тратить деньги на астрологов в ее планы не входило.  Особенно такие. 
Шевелиться по-прежнему не хотелось. 
Женя если и смутилась, то не сильно. 
- Мы по личному, - она попыталась обойти секретаршу. 
- Минуту, - та закрыла проход, посмотрев на Женю уже с большей фокусировкой.  И потянулась к переговорнику. 
- Изольда Карловна, к вам… 
- Из Клуба, - подсказала Женя. 
Выслушав ответ, секретарь положила трубку. 
- Проходите. 
Только теперь, когда она отвела взгляд, Лена заметила, что приемная оформлена под подобие изотерики. 

Следующее помещение выглядело иначе.  Вместо гадальной комнаты, окуренной портяночными благовониями, обнаружилось нечто другое.  Напоминало это пожалуй что комнатный планетарий.  В центре которого среди звезд и криптограмм за стеклянным столом восседала Изольда Карловна. 
Единственным предметом, находившимся перед ней, был ноутбук. 
Изольда Карловна впечатляла.  Она походила непонятно на что и все сразу – в очках и, кажется, среднего возраста. 
Внешность ее как-то сразу располагала.  И вместе с тем не соответствовала ни одной из разновидностей знахарств.  Петербуржский, как показалось Лене, вариант - полуженщины-полуинтеллигента. 
Ее низкий, с эротическим призвуком голос для подобного места казался неправильным.
- Прошу вас.
Как выяснилось - в сочетании с панибратскими манерами.
- …Знаете, котик (это было первое, что она произнесла, не слишком внимательно выслушав Женю), с вами, я понимаю, не все так просто.  Вы ведь у нас Козерог, так?  Да-а… - она на секунду задумалась.  - Венера, прямо скажем, не ваш рулевой.
Лена не сразу поняла, что речь о ней. 
Изольда Карловна совершила несколько движений, означающих, вероятно, думательный процесс.
- Козерог...  Ну что ж… на каждого Козерога найдется свой Близнец,  - она пытливо посмотрела на Лену.   
- Понимаете, рыбка моя… ваша проблема в том, что… в отношениях между Венерой и Марсом вы в некотором смысле… гермафродит.  Как бы со стороны Марса находитесь.
Лена заерзала.  Женя с готовностью закивала.  Такая вот беда, понимаем… 
Изольда Карловна продолжила:
- Если по-правильному, вам бы мужчину стоило подбирать, я бы сказала, венерианского.  Но мы ведь с вами неправильные?  Да?
В глазах ее если и читался вопрос, то скорей утвердительный.
- Не любите женственных мужчин?
- А кто их любит.
- Хорошо, подумаем… - Изольда забормотала что-то свое, - …Юпитер… Юпитер выравнивает влияние Сатурна…  Марса… Марса если только… - она постучала клавишами ноутбука, потом порылась в каких-то бумагах, - …где у нас Марс… - достала нужную стопку. 
- Все будет в порядке, рыбка моя… да, да, пожалуй, Юпитер…
- А вообще, - отложив распечатки, она уперлась в Лену тяжелым взглядом, - похудеть бы вам не мешало. 
- Вот адрес,  - достала из стопки визитку.  – Там похудеете.
Продолжения не последовало.

- Что это было?  - Лена помотала головой.  Они удалялись от желтого дома.  Наваждение если и проходило, то не сразу.
- Да уж, Изольда… - Женя не продолжила.
- Не волнуйся, - успокоила она, подождав, пока они отойдут на приличное расстояние, - если обещала, поможет.  У нее сестра в Нью-Джерси.  Да и вообще… она такая.
- Какая? 
- Как тебе сказать...  Конкретная. 
- Я заметила. 
- Нет, правда.  Знаешь, кто она по профессии? 
- Представляю, - Лене вдруг стало смешно. - Что-нибудь редкое… 
- Напрасно смеешься.  Она астроном.  Единственная, кто не книжек начитался, а сам. 
- И что? 
- Ну… - Женя пожала плечами, - многое объясняет.  У нее был случай один.  Она  работала в Пулковской обсерватории.  В День Космонавтики у астрономов традиция - напьются и смотрят в телескоп.  А Изольда как раз дежурила.  И по пьяни увидела что-то такое, отчего, говорит, чуть с ума не сошла.  Теперь в астрологах. 
- Слушай, - Лена остановилась.  – Откуда ты все это знаешь? 
- Как?.. – Женя остановилась.  – Я же сказала.  Из Клуба. 
- При планетарии? 
- Нет, конечно.  Женский клуб, при мэрии.  Поддержка культуры…
Они приближались к Невскому.  Снег с каждым шагом усиливался.

Как назло, погода наутро улучшилась. 
Место, рекомендованное Изольдой, находилось не в самом удобном районе.  Лена побаивалась ездить зимой и с удовольствием бы осталась дома.  Тем более вес, объявленный лишним, она в себе не нашла.  Ходить, сидеть или, скажем, нагибаться за обувью ничего не мешало. 
С Женей обстояло сложней.  Почуяв неладное, она напросилась в гости, после чего осталась ночевать.  А утром напомнила:
- Пора.
Пора так пора.  После нескольких чашек кофе стало ясно, что ехать все же придется. 

Вывеска над входом в спорткомплекс поражала яркостью и дизайном. 
«Звезда Фитнеса».
- Мы от Изольды Карловны, - Женя показала администратору визитку.
- Очень хорошо.  Милости просим, - та профессионально улыбнулась и сделала пометку в бумагах.  Молодая и совсем не опасная девушка, похожая на сотрудницу обычного офиса.
- Что вам показать?
Подруги переглянулись.
- Не знаем.  Все, наверно.
Они пошли по залам.
- Здесь, как видите, мужчины, - администратор отошла чуть в сторону.
Мужчины работали на тренажерах.  Каждый из них накачивал какой-нибудь мускул, которых, казалось, и так было в избытке.  После накачки мускул осматривался в зеркале. 
Интимность этого акта завораживала.  Они задержались в дверях, но администратор покашляла.  Двинулись дальше. 
В следующем зале зеркал было больше.  Целая стена зеркал.  Гремела ритмичная музыка.  Инструкторша, перемещавшаяся вдоль стены, выглядела специализированно – лицом, фигурой, одеждой и прикрепленным к челюсти микрофоном.  В него же она выкрикивала специальные команды:
- Раз!..  Раз!.. Раз!..  Раз!..  Давай-давай!.. 
Команды выполняли чуть больше десятка женщин одинакового вида.  Подтянутые и гуттаперчево-бодрые, с непонятным блеском в глазах, они синхронно взбирались на стоящий перед каждой из них приступок.  И сходили обратно.
Больше ничего.
В соседнем зале происходило то же самое.  Только женщины были толстые и делали все вразнобой. 
Лена поинтересовалась:
- Они что, приходят такими, а станут как… те? – она кивнула в сторону предыдущего зала.
Администратор поколебалась.
- Нет.  Они, конечно, подтянутся, но будут максимум… - она обмерила взглядом Лену, - примерно как вы.
- А я?
- Вы?  Вы станете как они, - она показала на гуттаперчевых.  И посмотрела на часы.  Пора.
- Спасибо.  Мы еще посмотрим?
- Хорошо.  Если что, я там, - девушка махнула рукой.  И пошла к себе.
Они вернулись к залу, где занималась элита.
- Раз!..  Раз!..  Раз!..  Раз!..
Женщины продолжали ступать на приступок - и сходить. Одно и то же движение. Стройные, подтянутые, энергичные, упругие… 
Чем-то похожие на зомби.
У большинства из них в фигурах не просматривалось ничего женского.  Эффект был странным, даже очень странным.  Вторичные половые признаки, стоило приглядеться, слегка присутствовали.  А вот пола как такового будто бы не было.  Руки, ноги, головы.  Посередине пружина. 
Особенно пугали их ненормальные глаза.  Это были глаза голодных свихнувшихся гиен.
Почувствовав, что на нее смотрят, инструкторша повернула голову.  Ее подопечные, как по команде – тоже.  Разом и одновременно. 
Подруги отпрянули.  После чего, не сговариваясь, пошли к выходу.
Через считанные секунды они уже были на улице.
- Господи-боже, - отойдя от комплекса, Женя оглянулась.  – Будто из секты вырвался.

Доставив до центра Женю, Лена почувствовала облегчение.  Можно было возвращаться домой. 
Дорога уместилась в полтора часа, две пробки, возникшие на пустом месте, и весь неликвидный словарный запас. 
……. …!
Войдя в квартиру и побросав вещи, она тут же стала раздеваться. 
В голове после фитнес-экскурсии был полнейший сумбур, но из него выделялись конфигурации, которые хотелось проверить.  Что-то, связанное с нормальной тридцативосьмилетней фигурой.  И тем, что она видела у гиен. 
Оставшись в трусах и бюстгальтере, она подошла к зеркалу. Лишний вес.  Он если и был, то не в тех количествах, которыми принято пугать.  Обычная женская фигура, без выпирающих ребер, костей, с округлостями в нужных местах - и плавностями. 
С одной стороны, это вызывало вопросы – какого, простите, черта.  А с другой - если надо, то не страшно.  Скидывать предстояло немного. 
И никакого спортзала.

Следующий день был выходным. 
Проснувшись раньше привычных одиннадцати, она почувствовала приступ адреналина.  Выйдя на кухню, открыла балкон и совершила несколько пробежек – от балкона до холодильника и обратно.  Подавив в себе два или три желания закурить, выпила вместо кофе сока.  Грейпфрут.  И пошла искать тренажеры. 
С этим было в порядке.  Последние несколько лет, выяснив окончательно, что у всех все есть, знакомые стали дарить друг другу тренажеры.  Обычно на дни рождения.  Чаще всего это были примитивные и не очень понятные штуки. 
Пошарив в кладовке и по антресолям, она нашла пять. 
Диск,
диск с ручками,
сгибающуюся палку,
еще одну сгибалку-разгибалку с дугами
и большой овально-обрезиненный обруч. 
Цифра пять была удачной.  Скидывая на каждом из тренажеров грамм по двести, за занятие получался килограмм. 
Килограмм за день. 
Для начала стоило взвеситься. 
Весов почему-то не было.  Она не помнила - не было всегда, они потерялись, или она кому-то их отдала.  Откладывать адреналин на потом было нельзя.  Любое потом превращается в никогда.  Она оделась и выскочила на улицу. 
Главное – бодрость. Бодрость и здоровье.
По пути в гипермаркет и обратно были подавлены две попытки закурить. 
Помимо весов продавцы навязали диск DVD с упражнениями.  Почему бы нет. 
Мигом обратно.  Пробежка, подъезд, лифт, дверь.
Теперь можно было приступать.
Взвешивание, проведенное на первой минуте возвращения, показало – 72 килограмма.  Для ее метра 73-х (она померялась тут же, у косяка с помощью портновского метра) – кажется, много.  Не слишком, но много.
Она включила музыку и попробовала осваивать тренажеры.  Дело не клеилось.  Каждый из них не то чтобы не работал, но как-то не втягивал.  Упражнения заканчивались быстро и без азарта.  От каждого исходило какое-то странное ощущение – как от попытки переодеться в тесном пространстве. 
Плюс ко всему мешали коты, путающиеся под ногами.
Оставался еще один вариант. 
Она прогнала котов и поставила DVD.  На экране появилась веселая американка мультипликационной наружности и залопотала, нетерпеливо пружиня ногами. 
То что надо.  Деваха была явно не промах, и времени зря не теряла.  Ни своего, ни чужого.  Лена встала на изготовку. 
Упражнения, как выяснилось, требовали того самого, знакомого по фитнес-залу приступка, на который нужно было вступать и сходить.  Сделав его из стопки мебельных журналов, вложенных в пакет, Лена начала.
Одно упражнение… второе… десятое…  Давались они легко и были простыми.  Два притопа – три прихлопа, все понятно и под музыку – и так почти целый час. 
Наконец все закончилось.  Американка подпрыгнула и попрощалась голосом Барби:
- Ба-ай!
Отдышавшись, Лена подошла к весам. 
72 килограмма.

Ночью ей снился сон. 
Она стоит на чем-то вроде сцены.  А сцена – увеличенный до гигантских размеров пакет с журналами. 
С двух сторон от нее - две группы фитнеса.  Одна из гиеноглазых профессионалок,  другая из начинающих толстух.  И они вместе, в том числе и Лена, слаженно выполняют эстрадный номер. 
Встают на приступок – сходят с приступка.
- Раз!…  Раз!…  Раз!…  Раз!…
Ритмичная музыка сопровождается топотом и непонятным хрустом.  Она прислушивается. 
Хруст идет снизу - от мебели, хранящейся на внутренних страницах мебельных журналов.  Лена, вставая на них, давит шкафы, столы, тумбочки…
В кульминации номера музыка начинает меняться, постепенно и все больше насыщаясь лязгом железа.  И Лена понимает – она участница съемок клипа. 
Клипа немецкой группы «Айнштюрценде Нойбаутен».
В момент осознания этого - рядом с ней на стопке журналов появляется еще одна группа людей. 
Культуристы. 
К которым через какое-то время присоединяются полуобнаженные культуристки.  С ними номер приобретает особый колорит.
- Раз!…  Раз!…  Раз!…  Раз!… 
- Давай-давай!.. 

Утром по пути из спальни на кухню она вдруг подумала: надо взвеситься.  Идея, конечно, казалась бредовой.  Это всего лишь сон.  Но боль в мышцах говорила об обратном – ночью, неважно, во сне или нет, что-то было.  Она развернулась к гостиной. 
Весы показали 71 килограмм 300 грамм.  Она сдвинула их чуть в сторону.  Переместилась на одну, потом на другую ногу.  То же самое. 
Догадка могла быть только одна.  Почему бы и нет.  Ночью пробуют изучать языки.  К кому-то во сне приходят идеи.  Сюжеты.  Грубо говоря – кому что надо. 
Ей надо похудеть. 

Больше успехов не было.  В течение недели ей снилось все что угодно, только не физкультура. 
Дневные упражнения не помогали.  72 килограмма.  А гуттаперчевая американка вызывала все большее раздражение. 
Хватит.  Собрав тренажеры, она отнесла их в кладовку.  И там – наткнулась взглядом на лыжи.  Старые, еще деревянные и непонятно чьи. 
Там же нашлись ботинки и палки.
Осмотрев их, она взяла телефон.
- Альберт, ты не помнишь, откуда у меня лыжи?
Альберт ответил практически сразу:
- Так а это самое… - когда тебя перевозили, со съемной квартиры.  Я и взял.  Думал, твои.
Она осмотрела найденный комплект.  Хозяйка квартиры, у которой его по ошибке изъяли, была на пенсии.  Бывшая учительница семидесяти с чем-то лет.  Мучилась радикулитом. 
- Хорошо.  Ты не в курсе, лыжи от радикулита помогают?
- Господь с тобой, - Альберт, судя по звуку, поскользнулся, - с дуба рухнула? 
- Понятно.  Ты в Кавголово был?
- Был.
- Где там машину поставить?
- Если в выходные – нигде.  Да и пробки...
- Спасибо.

Были именно выходные.
На следующий день она встала в девять.  Выпила кофе, сгребла в охапку лыжи и, пока не проснулась окончательно, поехала на вокзал. 
Главное было не передумать.
Люди в электричке выглядели узнаваемо.  Большинство отличало наличие лыж, помятость и непохожесть на физкультурников.  Народ, столкнувшись с рождественскими каникулами, обнаруживал после недельного запоя, что дальше – больница или смерть.  Те, кто еще мог двигаться, ехали в лес. 
Лыжники, как заметила Лена, были двух категорий – горные и простые.  Кучковались они компаниями.  Горнолыжники смотрели на снегоходов с плохо скрываемой снисходительностью.  Те отвечали им взглядами правильных физкультурников. 
Лена не относилась ни к тем, ни к другим.  С деревянными раритетами в вагоне не было никого. 
- Следующая станция Кавголово! – прохрипело в динамиках.
Компании, разом перемешавшись, двинулись к выходу.

Пройдя середину поселка, снегоходы вставали на лыжи.  Она сделала то же самое.  И обнаружила - толкнуться и бежать не получается.  Физкультурные навыки не отзывались. 
Возможно, все дело было в экипировке.  Сделав шаг, она поняла, что на ногах не лыжи, а большие деревянные ласты. 
По снегу в ластах.  Занятие под силу разве что боевым пловцам. 
Она представила себе боевого пловца - на снегу и с двумя бамбуковыми палками в руках – и тут же заметила, что на нее оглядываются. 
Отсюда, с окраины поселка, надо было отчаливать как можно скорей.  Если мучиться, то хотя бы без свидетелей. 
Она осмотрелась.  Люди были везде.  Гады.  Оставалось одно: идти.  Долго и упорно, туда, где меньше народа.  Лучше совсем никого. 
Сделать это было непросто.  Лыжники в выходные заполонили  все.  Самое обидное, что даже те из них, кто был явно с бодуна, стоило им лишь встать на свои пластиковые лыжи, все эти «Фишеры» и прочий хай-тек, тут же начинали ловко скользить. 
Сволочи.   
Навострив ласты, она пошлепала в сторону леса.  Главное, не обращать ни на кого внимания. 
Хо-ро-шо, все будет хорошо.  Пошли все в баню. 

Постепенно, уходя все дальше, она замечала - народу становится меньше.
Потом еще меньше.  Потом еще. 
И наконец совсем никого.
Только здесь, вдали от ехидных глаз, она смогла вспомнить, как правильно ходят на лыжах.  Какая разница, каких.  Других, более современных, вокруг теперь не было. 
В памяти что-то проявлялось.  Главное, как объясняли еще в школе – надо не идти, а скользить.  Не опираясь на палки, а посылая ими себя вперед.
Она попробовала.  Понемногу, понемногу - и получилось. 
Она уже бежала по трассе, чуть, правда, выбрасывая ноги вперед, но уже добавляя палками и все больше скользя.  Потом, когда колея пошла под уклон, удалось набрать такой ход, что она почти летела по ней. 
И уже не боялась горок.  Вначале осторожно скатилась с самой пологой.  Потом, уже без боязни, с той, что побольше.  И дальше еще, с веселым гиканьем и восторгом.
Природа вокруг была девственной, и это добавляло какой-то особой, давно забытой наполненности.  Сочетание солнца, снега и воздуха.  Выскочив на очередную возвышенность, она остановилась и посмотрела по сторонам.  Красота была просто неописуемой. 
Вдохнув полной грудью, она бросилась вниз.
Внизу, уйдя в сторону, лыжня обрывалась.  Вместо нее был заваленный буреломом овраг.

Она летела медленно и долго, совершая кульбиты и сшибая все на своем пути.  Выбрасывая обломки лыж, веток, сучьев, палок и снежную пыль.  В полной, абсолютно беззвучной тишине.
Наконец падение закончилось. 
Вначале не было ничего.  Ни боли, ни понимания, что произошло. 
Она пошевелилась.  Потом подняла голову.  Лыжи были сломаны и, кажется, не только они.  И тут же появилась боль.  Болела нога, половина груди и обе руки.  Из носа шла кровь, а один глаз не моргал и как будто не видел.  К счастью, только один.
Она ощупала конечности.  Кажется, они где-то сгибались.  Попыталась встать, и поняла, что не может.  Нет, не сегодня или хотя бы не сейчас.  В голове закружилось.  Сидеть, лучше сидеть.
Она попробовала снять рюкзак.  С частично отломанными руками и не вставая это было неудобно.  И чертовски больно.  Удачной оказалась лишь неизвестно какая по счету попытка, совершенная уже в отчаянии - и при помощи веток и ненормативной лексики. 
В рюкзачке все как будто бы уцелело – небольшой металлический термос, бутерброды и мобильник. 
Мобильник.  Помогите-спасите!  На помощь!
Телефон не работал.  Потыкав безрезультатно кнопки, она наконец заметила: в корпусе трещина.  И чуть не засмеялась.  Или заплакала.  Непонятно, что правильней было делать – смеяться сквозь слезы или все-таки плакать.  Всю жизнь покупала «Нокиа» - из-за ее известной прочности - а в этот раз, поддавшись на увещевания продавца, предпочла другое.  Дура. 
Отбросив ненужные лыжи и морщась от боли, она поднялась.  От злости на собственное невезение получилось хоть и с мучениями, но без излома.  Обозвав себя все тем же спасительным словом, она стала выбираться из оврага. 
Наверху обнаружилось, что начинает темнеть.

Через час стемнело почти окончательно, а лыжня не вела никуда.  Далекий, едва доносящийся вой электричек нужного направления не давал.  Он звучал отовсюду и ниоткуда. 
Потыкавшись в разные стороны, она села под дерево, сняла рюкзак и достала термос.  Следовало подкрепиться и подумать.

Часа через два, прислушиваясь к очередной электричке, она услышала вой.  Он был недалеким и означал…
- Волки.  Господи… - она заметалась, не зная, что делать.  Вой повторился – и как будто бы ближе.
А потом и совсем рядом.
Через несколько секунд она была на дереве. 
Ветки сосны кололи в лицо, но были толстыми и горизонтальными.  Она прижалась к стволу и, стараясь унять выпрыгивающее сердце, прислушалась. 
Повторившись несколько раз, вой постепенно стал удаляться.  А потом его не стало.  Кажется. 
Подождав какое-то время, которого, на ее взгляд, должно было хватить обычному среднему волку, чтобы уйти до другого леса, она начала осторожно спускаться. 
И тут же полезла обратно. 
Вой раздался заново.  И в этот раз гораздо ближе. 
Со вторым залезанием не заладилось.  Движения рук и ног были такими же частыми, как и прежде, но в поверхности дерева будто что-то поменялось.  Промахнувшись ногой, а потом и рукой мимо ветки, она полетела вниз. 
Падение было болезненным и коротким.  Она тут же вскочила, а точнее вылетела из принявшего ее сугроба и побежала.   
Быстрей, только быстрей!
Она бежала в другую от воя сторону.  Вначале в свете луны, предательски яркой и отраженной от серо-лилового снега, потом в темноте, ничего не видя и не слыша.  Уже не по лыжне, а так, не разбирая пути и проваливаясь во все, что было рыхлым и белым.
Первого затяжного броска хватило надолго.  Но силы, даже со страха, оказались не беспредельны.  Взбежав на очередной пригорок, она упала.  И поняла, что подняться уже не может.  Тяжело и часто дыша, ухватила ртом снег.  Хотелось лихорадочно и как можно больше дышать.  И пить.
Только когда снег во рту превратился в воду, она, глотнув, оглянулась.  И опять услышала: сзади, в лесу – какие-то звуки.  Далеко ли, близко, не понять.  Ч-черт.  Она побежала дальше. 
Бежала долго, опять не разбирая дороги – проламываясь сквозь кусты, сугробы, овраги… 
Влетев в один из них, она наткнулась на существо.  Кто это был – заяц, волк или лось… она не поняла.  Что-то… светло-темное, с вытаращенными от удивления глазами.  Существо, как и Лена, ухнуло от внезапности - и вылетело, ломая ветки, из оврага в темноту. 

На неизвестно каком по счету пригорке она споткнулась обо что-то под снегом.  Уже падая – споткнулась еще.  И полетела вниз.
Там, внизу, поднялась и рванула дальше.  Но остановилась.  Наверху осталась одна из лыжных палок.  Одна была с ней, закрепленная ремешком к руке, а вторая…  Она что, так и бежала с этими палками?  И лезла с ними на дерево?  Понять хоть что-нибудь не получалось.  Она попыталась думать, но мозг не работал. 
Ни воя, ни каких-либо других звуков сзади не было. 
Она осторожно стала взбираться обратно наверх.  Пригорок казался необычным - длинным и вытянутым по прямой. 
Это была насыпь.  И по ней шли рельсы. 
Наверху еле слышно гудели провода.
Воя по-прежнему не было.  Оглянувшись к лесу, она наконец поняла, что надо идти по шпалам.  Ткнулась в одну сторону, передумала и пошла в другую.  К городу.
Идти по шпалам, да еще с подбитой ногой, было тяжело.  Она регулярно останавливалась и отдыхала, сидя на рельсах.
Первая вылетевшая из темноты электричка чуть не сбила ее, засыпающую во время привала.  Начиналось, кажется, утро.

Когда окончательно рассвело, она увидела мальчика.  Он шел на лыжах вдоль насыпи.
- Эй! – закричала она.  – Мальчик!
Мальчик оглянулся.  Сверху, на рельсах, стояло что-то – в рваной одежде и с разбитым лицом.  Оно сипело и замахивалось палкой. 
Мальчик побежал. 
- Мальчик, сволочь, куда!.. – но было поздно.  Мальчик исчез.

У первых же показавшихся домов она спросила:
- Извините…  Станция близко?
- Да вот, - ответивший человек удивился.  Он шел как ни в чем не бывало с обычной хозяйственной сумкой.  Будто не было вокруг ни волков, ни других деревенских ужасов. 
- А какая?
- Токсово.
 
В электричке контролеры, проверяющие билеты, увидев Лену, переглянулись и пошли дальше.

На выходе из вокзала стояли турникеты.  Не имея билета, Лена потыкалась в один из них, потом в другой, и пошла к будке контроля.  Там, как и в электричке, пропустили.
На привокзальной площади она поймала машину.
- На Морскую набережную.
Забраться на заднее сидение с палками оказалось непросто. 
Водитель оглянулся скорее нервно, чем недоуменно.  Он не любил, когда садятся сзади.  Особенно с колющими предметами.  На злоумышленницу, впрочем, женщина не походила, но могла оказаться алкоголичкой со сто первого километра.
- Минуточку, - пассажирка будто бы что-то вспомнила.  – Сколько сейчас времени?
- Половина одиннадцатого.
- Тогда на Обводный.  Пожалуйста.

В магазине пытались работать.
- …Аршавин получает мяч!  Все думают, будет бить.  Вратарь, ясное дело, тоже.  А он раз – и Зырянову!  А тот – тык!  И точно над вратарем!  - рассказывал Саша.  Продавщицы (Ира и новенькая) разбирались с кассой.  Покупателей не было.
Ира оторвалась от чеков:
- А эти Аршавины, они хоккеисты?
- Блин, - возмутился Саша.  – Я кому рассказывал…  Футболисты.  В «Зените» играли.  Я же говорю – мяч.  Мяч через вратаря.
- Ну почему, - присоединилась новенькая, - в хоккее тоже мяч бывает.  Да и зима сейчас…
Дверь ухнула, и застучали бамбуковые палки. 
Вошла Лена.  В порванном лыжном костюме, с разбитым носом - и лыжной палкой в руках.  Продавцы замолчали. 
- Как вчера?  Все нормально? – она подошла к кассе.
- Ты в порядке?.. – Ира среагировала первой.
- В порядке.
Ира приблизилась и пощелкала пальцами перед глазами – с одной и другой стороны.  Дальнейшее следовало на автомате.
- …Избили?!  Отобрали чего?  Где сумка?!  - она уже металась между кассой, прилавком и приготовленным пакетом с деньгами.
- Что стоишь? – закричала она на Сашу.  – Иди, посмотри!  Может, не убежали!
Саша вылетел на улицу.  Пока Лену усаживали, вернулся.
- Никого.  Как выглядят?
- Никак, - объяснила Лена.  – Сама я… 
Через несколько минут она была раздета и усажена в подсобке – среди залежей товара и прочего хлама.  Ира и новенькая осматривали ушибы.  Сашу внутрь не пускали.
- Ну как там? – пытаясь заглянуть, он не выпускал из виду входную дверь. 
- Не подсматривай! – его выталкивали обратно.
- Может, к врачу? – предложила новенькая.
- Не надо, - успокоила Ира.  – Привыкай, козлик.  В торговле работаешь,  - она со знанием дела завершала осмотр.
- Делов-то.  Синяки да ссадины.  Ерунда, - констатировала она.  - Как с парашютом.  То купол, то еще чего…
Новенькая задумалась. 
- Про парашют-то откуда? – полюбопытствовала Лена.
- Да так.
- Ага… 
- Саша! – крикнула Ира.
Саша попытался войти.
- Куда!  - она преградила дорогу.  - Сходи в аптеку, купи бинты, два, бактерицидный пластырь, йод и мазь…  Мазь не запомнишь, сейчас напишу.
Достав ручку, начиркала что-то на магазинной визитке.
- Вот.

Нога после перевязки почти не сгибалась.  Одна из рук тоже.
Продавцы вызвали машину.  Договорились, что она едет только домой.  В сопровождение назначили Иру. 
Забравшись на заднее сидение, Лена помахала оставшимся.  Когда устроила поудобней ногу, а провожавшие скрылись из виду, поинтересовалась:
- Что ты там насчет парашюта?
- Да… - Ира замялась.  – Записалась недавно. 
Будучи на переднем сидении, она пыталась смотреть одновременно вперед и назад.
- Ну и как?
- Первый раз страшно.  Просто падала… как в прорубь.  Разобьюсь, и все.  Капут.  А второй – частично падала, частично летала.  Говорят, дальше больше.
- Что больше?
- Летать.
Она опять обернулась.
- А что, здорово.  Всю жизнь ходишь как дятел, а тут летаешь.
Водитель скосил глаза: 
- На Васильевский куда?
(Он хотел спросить о другом.  Но о чем, не знал.  Недавно ему стукнуло сорок.  Дата, которую не принято отмечать.  Закончил школу, служил в армии.  Водил самосвал, потом женился, пересел на такси.  Деньги.  Последние годы одно и то же.  Работа, калым, жена, ребенок…)… 
Пассажирка, сидевшая рядом, была из другой жизни. 
Маленькая посмотрела сочувственно.  Такие как этот, ей нравились.  Мужчина был битый - если даст, мало не покажется.  Но, судя по вросшему в палец кольцу, женат. 
Знаем, плавали. 
- На Морскую набережную.
- Хорошо, - водитель, поймав зверское окончание взгляда, сосредоточился на дороге. 

Потом был лифт, кофе с водкой и колбасой, коты и постель.  Возвращение состоялось. 
Лена лежала, укутанная в одеяла, а Маленькая собиралась уходить.
- Не вставай, дверь я захлопну.  Лекарства здесь, а остального, - она махнула в сторону кухни, - тебе хватит.  Проспись, и пройдет.  Зверей я покормила.  Пока.
- Пока, - Лена закрыла глаза.
Шаги удалились.  Входная дверь хлопнула. 
Как только раздался характерный щелчок замка, она открыла глаза.  После чего поднялась и заковыляла по коридору.
Зайдя в гостиную, пошарила взглядом.
Весы, задвинутые с прошлого раза, стояли за креслом.  Выдвинув их несгибающейся ногой, она попробовала взвеситься.  Получилось не сразу. 
Стрелка на весах, качавшаяся все время, что она пристраивала ногу, наконец остановилась.  На отметке «69».
В гостиной было три зеркала, и во всех отражалось ее довольное лицо.  Те, кого только что назвали зверьми, вертелись рядом.  Сытые и тоже довольные. 
Можно было спать.

Глава 5

Кто-то сидел в ногах.  Обычно это были коты, но сейчас их вес казалась слишком большим. 
Она пнула ногой.  Тяжесть не убиралась.  Пришлось дать команду проснуться.  Хотя бы частично. 
На кровати сидела Женя.
- У тебя дверь открыта.  Я звонила, не отвечаешь.  На работе сказали, что дома.
- Ага, - она была действительно дома. 
- Вставай.
- Зачем?
- Изольда звонила.
Все понятно.  Звонила Изольда.
- И что?
- Приглашает в ресторан.
- Куда?!  - Лена проснулась окончательно.
- В ресторан.
- Зачем?
- Не сказала.
- И когда?
Женя посмотрела на часы.
- Уже сейчас.
- Нет, - она потянула одеяло обратно.  – Я не в форме.

- Еще как в форме.  – Женя отодвинулась, чтобы рассмотреть получше.  Они находились в гостиной перед одним из зеркал.  Женя держала в руках банку с косметикой и специальную кисточку, которой только что отрихтовала подругу.
- Вот видишь, синяка нет.
- А царапина?
- Сейчас,  – она взяла крем-пудру.  Коты, вертевшиеся рядом, с тревогой наблюдали за происходящим.  Непонятного за последние дни становилось все больше. 
После замазывания царапина превратилась в оштукатуренный шрам, а синяк заиграл новыми красками.  Лена заметила: 
- Вот-вот.  Бомж. 
- Пожалуй… - Женя все стерла.
- Лучше по-честному.  Царапина и царапина.  Может, ты в цирке работаешь,  – она отошла на пару шагов.
- Царапины, между прочим, украшают женщину.  Умелая царапина на лице…  Слушай!  - вид ее говорил о полнейшей оторопи.
- Что.
- Ты помолодела.
Они всмотрелись в зеркало.  На лице помимо царапин были ссадина и синяк.  Но читалось совсем другое.  Что-то, связанное с солнцем и снегом. 
И чем-то еще. 
Пора было ехать.

До Невского добирались в пробке. 
- Спасибо!  - Женя с раздражением хлопнула дверцей.
- Таксеры… - процедила она, проводив машину глазами.  - До чего народ вредный.  Нет на ту сторону довезти.  Тем более калеку.
- Ладно тебе, - Лена, забыв на время поездки о ноге, пыталась приноровиться к новой для себя походке.  – Там разворота нет.  Он же объяснил.
Они спустились в подземный переход. 
В нем было все как всегда.  Вдоль стен продавали цветы, сувениры и диски.  Люди шли равнодушными потоками.  На повороте, будто на круглосуточном посту, толкались подростки. 
В конце перехода была известная всему городу площадка.  На ней выступал мужик в меховой скоморошьей шапке, подыгрывая себе на балалайке. 
Выглядел он не совсем скоморохом.  Овчинный тулуп и зверский взгляд, обращенный к прохожим, относились к чему-то другому.  Если и скоморох, то скорее сибирский. 
Балалайка в его руках смотрелась диковато. 
- Погоди, - Лена остановилась.  К ней подскочил мальчишка лет десяти, держа в руках коробку из-под обуви.  В коробке звенела мелочь.
- Тетенька, помогите артистам, - попросил он.
- Милая, ты услышь меееня-ааа! – запел сибиряк.  Как показалось, с неохотой.
- За окном стою!
Лена положила в коробку купюру, продолжая смотреть на поющего.  Тот же, поймав краем глаза стоимость денег, заорал еще неохотней и громче. 
- Пойдем!  - Женя дернула за рукав.  – Ты что?
- Да так… - Лена заковыляла следом.  Забинтованная нога по-прежнему не сгибалась.  Уже поднимаясь по ступенькам, она оглянулась.  Мужчина сорока с лишним лет, с посиневшим от холода носом.  И сиплым голосом. 
Почувствовав взгляд, скоморох повернул голову.  Женщина, смотревшая на него, была незнакомой.  Он запел дальше.

Место встречи было не рестораном, а чем-то вроде закусочной.  Гардероб, правда, имелся. 
Раздевшись, подруги прошли в небольшой зал и осмотрелись.  Здесь они были впервые. 
Изольда Карловна сидела за столиком у окна с каким-то мужчиной.  Мужчина выглядел непривычно - в подчеркнуто деловом костюме и широкополой шляпе.  Крупное грубоватое лицо его гармонировало скорее со шляпой, чем со всем остальным. 
Изольда помахала:
- Девочки, сюда.
Сосед ее, улыбнувшись большими белыми зубами, перевел взгляд на походку Лены.
- Садитесь, - пригласила Изольда. - Мистер Смит.
- Можно просто Билл, - сообщил по-английски мистер Смит.  Сказано было с таким акцентом, что Женя, знавшая язык на приличном, как ей казалось, суздальском уровне, перевела после некоторого раздумья.
- Это Елена, - указала Изольда Карловна с легким нажимом, - а это – ее подруга… Женя. 
Лена напряглась.  Захотелось обратно на лыжи.  Бежать среди елок и зайцев по пушистому белому снегу... 
- Ну что, рыбки мои, - Изольда подняла бокал. - У меня сегодня еще дела, - она на секунду задумалась.  Достав из сумки тетрадь в необычном кожаном переплете (голубое с дымкой и монограммой), она поблуждала взглядом по потолку и что-то записала.
- Билл – знакомый моей сестры.  Приехал на несколько дней.  Помимо дел… хотел бы познакомиться с нормальной женщиной, – теперь она сделала нажим на слове «нормальной». -  В хорошем смысле, - она неопределенно повертела ладонью. 
Лена и Женя дисциплинированно закивали. 
- Мистер Смит, - Изольда Карловна поднялась.

Молчание, сопровождаемое улыбками и приготовлением непонятно к чему, затягивалось.  Выручил подошедший официант. 
Подруги заказали:
- Кофе.
- Кофе.
- Обычный?
- Большой.
- Большой двойной.
- И буше.
- Буше.
- Два буше, - уточнил официант.
- Два.
- И все. 
- Все. 
- Точно все?
- Точно.
Официант поскучнел.  Взгляд его сделался философским.  Расстрелять.  Обеих.  Он повернулся к Биллу. И тебя, мужик. Только открой неправильно пасть – и всё.. Зарублю.
- Виски, - согласился Билл.  Но тут же передумал, - нет, ноу виски.  Водка, два дринк.
- Это как? – официант покосился на Женю.  Ну, сестры, сейчас или никогда. 
- Ноу дринк.  Никаких дринков, - поняла Женя. -  Давайте, как есть.  Как тут у вас – по сто?  По двести?  Графин несите.
Принесли графин и остальное.  Американец налил себе водки, но, подумав, пить не стал, а обратился к соседкам.  С чем именно, осталось неясным.   Женя выслушала, постоянно уточняя:
- What?  What?  OK.
Американец в сущности говорил нормальные вещи.  …Извините, я один не могу.  Это неправильно.  Может быть, составите мне компанию… - примерно в таком духе.
В оригинале текст звучал чудовищно непонятно.  Такого махрового техасского акцента, когда слова растягиваются и обрываются в самых неожиданных местах, Женя еще не встречала.
- Ну, в общем, так, - перевела она, - он вроде обижается.  Прямо как наш.  Требует, чтобы мы тоже пили.
- Что это он, - напряглась Лена, - без году неделя…
- Да ладно, - Женя улыбнулась, - Yes, OK.
Они разлили по рюмкам. 
- За здоровье, - объявила Женя.  И тут же перевела.
Билл понимающе кивнул, чокнулся и опять кивнул.
- Да, за здоровье.  Понимаю.  Ваша нога… - он посмотрел на Лену.  Сострадание на его лице было таким вселенским, какое доступно только американцам. - Вы… давно инвалид?
- Что? – не поняла Лена.
- Что-то про ногу.  Инвалид.  Может, он врач.
- Вы доктор?
- Нет, я не доктор.  Что с ногой?
- Что у тебя с ногой?
- Ты же знаешь.  Упала.
- Спорт.  Ноу инвалид.  Травма.  Спорт, лыжи.  Она есть упал.
Билл обрадовано заулыбался.
- Спорт.  Очень хорошо.  Я люблю спорт.  Раньше играл в футбол, - он характерно подвигал плечами.
- В общем, ему понравилось, - перевела Женя.
- Что понравилось?  Что я не инвалид?
- What? – не дождался перевода Билл.
- Не переводи.
- Гуд, гуд, - закивала Женя.
- Ишь ты, не хочет инвалида.  Сам-то… - Лена посмотрела с недоверием.  – Попроси, чтобы шляпу снял.
- Билл, не могли бы вы снять на некоторое время шляпу, - попыталась Женя построить сложноанглийскую конструкцию.
- What?
- Шляпу снимите, - попросила Лена.
Билл приподнял шляпу.
- Hat?
- Спасибо, - Лена успокоилась.
- Что? – не поняла Женя.
- Я думала, у него с головой что-то.  Ну, раз шляпу не снимает – значит, с головой… 
- Почему?
- Не знаю.  Он же в шляпе. 
- What? – спросил Билл.
- Не переводи.
- Она говорит, вы красивый, - улыбнулась Женя. 
- Спасибо.
- Он говорит, ты красивая.

Через полчаса графин был пуст.  Официант принес еще.
- Чем вы занимаетесь? – спросил Билл.
- Кто ты, – перевела Женя.  Техасский язык с добавлением градуса становился понятней.  И проще.
- Что значит «кто», - не поняла Лена. 
- Она есть бизнес, - перевела Женя.
- О, бизнес, - сочувственно покивал Билл. - Вам нелегко.
- Он говорит, тебе тяжело.
- Откуда он знает? - удивилась Лена. 
Точнее, насторожилась.  Второй графин делал свое дело.  Зрение стало четче, а ситуация ясней.  Теперь она могла видеть Билла (интересно, настоящее ли это имя) не просто так, с порога и улицы, а более детально.  То, как он смотрел на нее (и украдкой по сторонам), ей не слишком нравилось. 
Особенно его выдавала мимика.  Вспомнилась Великая Отечественная.  Враг тогда был проще - и действовал напрямую. 
- …Откуда? – она посмотрела ему в глаза.
- Первый опыт, всегда тяжело.  Коммунисты сто лет, не умеете работать.  Пятилетка, давай-давай.  Очень плохо.  Понимаю.
Вкрапление в ковбойский текст русских слов, произносимых будто со жвачкой во рту, сделало его снова непереводимым.  Женя напряглась, но кое-что ухватила.
- Он говорит, мы не умеем работать.
- Мы не умеем работать? – не поняла Лена.  – Мы умеем работать.  Нам не дают работать. 
Женя перевела так же эмоционально.  Билл эмоцию поддержал.
- Вам дают работать.  У вас демократия.  А вы опять ничего не можете.  У вас какой бизнес?
- Торговля.
- Чем торгуете?
- Мм… - попыталась сформулировать Лена.  Подробности, насколько она теперь понимала, надо скрывать.  - Всем.  Товары народного потребления.
- Как это?
- Товары, обычные.  Одежда.
- Понятно.  А машинами торгуете?
- Нет.
- А я торгую.  Я смотрел ваши машины.  Это не машины, а что-то другое.  Вы не умеете их делать.  Вы ничего не умеете делать.  Надо учиться.
Лена кивнула.  Она давно заметила в иностранцах черту – быть корректными и не считать других за людей. 
- Мы не умеем делать.  Учиться.  Может, у вас?  - она разозлилась окончательно.  – Наши инженеры лучшие в мире.  Им работать не дают.  Сидит тут...  (Жене - не переводи).  Что ты знаешь о нас?  Здесь, чтоб ты знал, дай денег любому… безработному – он тебе что хочешь сделает.  Хоть луноход, хоть электростанцию.  Остальные только и знают, что воровать…
Женя перевела.  Билл какое-то время молчал.
- О-кей.  Хорошо.  Не надо луноход.  Пусть он сделает машину. 
Женя перевела.
- Сделает, - согласилась Лена. 
Женя смотрела на собеседников.  Они молчали.  Она поинтересовалась:
- Это спор?
- Спор? – Лена пожала плечами.
- What? – не понял Билл.
- Это спор? – перевела Женя.
Билл пожал плечами.
- Why not.
Женя перевела.  Лена секунду подумала.
- Хорошо.  Пусть будет спор.
Женя перевела.  Теперь думал Билл.
- How much.
Женя перевела.  Теперь подумала Лена.
- Десять тысяч.
- Ты что? – не поняла Женя.
- Переводи.
Женя перевела.  Билл поинтересовался:
- Сколько это в долларах?
- Десять тысяч долларов.
- Оу… - Билл замолчал.  Взгляд его, брошенный на Лену, начал приобретать осмысленность.  Еще недавно он смотрел на нее, как кузнец на павлина, а теперь уже нет.  Уважения, впрочем, во взгляде не прибавилось. 
- Любой безработный?
- Безработный инженер.
- Сделает новую машину.  Не старую из запчастей, а новую.  Сам придумает и сам сделает.  Из новых деталей.
- Да.
Он подумал еще.
- OK.  Только без обязательств.  Не будем портить вечер. 
Они осторожно подали руки.  Женя, вопросительно посмотрев на подругу, так же осторожно разбила.
Водки осталось на порцию.  Они выпили.  Переход в новую, не совсем понятную реальность, состоялся. 
Билл обвел взглядом зал.
- Здесь есть безработные?
Судя по ценам, безработных здесь не было.

На улице начиналась метель.
- Ми-ла-я!
  Ты услышь ме-няаа!
«Сибиряк», почуяв стихию, покинул подземный переход и пел теперь наверху.  Пацаненок, явно не радуясь передислокации, вытаптывал рядом.
Билл поежился:
- Вот ваши безработные.  Калинка-малинка. 
Женя заметила:
- Они не инженеры. 
- Еще неизвестно, - Лена пошла к артистам.
Билл вопросительно повернулся к Жене.  Та пожала плечами.  Последние минут десять она мало что понимала.
В лицо ударил заряд снега. 

...- Вы инженер? – из-за порывов ветра Лена вынуждена была почти кричать. – Скажите, вы инженер? 
- …Милааа!... – сибиряк прервал пение. – Тетка, тебе чего? 
- Скажите, вы инженер? 
- Мадам, - он попытался отодвинуть ее балалайкой, - уберите корму.  Мне простор нужен. 
Голос у него был грубый и как будто не свой.  Она не отошла.  Он опустил инструмент.
- Слушай, не мешай.  Да, инженер. 
Теперь он уже говорил нормально.  И смотрел почти так же. 
- Вы машину можете сделать?  Своими руками? 
- Слышь… - он смотрел на нее уже почти жалобно. - Отстань, ради бога.  И машину могу тебе сделать, и телегу, хоть лодку подводную.  Не мешай. 
Лена вернулась обратно.
- Он может сделать, - она показала за спину.
Билл, стараясь не изменяться в лице, покосился на каждую из спутниц.  Одна маленькая и делает вид что знает английский.  Другая хромая, со ссадинами на лице и не любит американцев.  Не вооружены.  Ощущение, что пора уходить, усиливалось. 

                *

- …С ума сошла?  Зачем тебе это?  - Женя никак не могла успокоиться. 
- А зачем все остальное?  Зачем?  Вот, смотри, - Лена показала на уток, плавающих в полынье.  Они стояли на мостике через Фонтанку.  Метель утихала.  Снег падал замысловатыми траекториями, переливаясь в только что включенном освещении. 
- Красиво же.  Нравится? 
- Нравится. 
- И мне тоже.  Поэтому мы здесь.  И объясни, ради Бога, почему я должна встречаться с неизвестными мне людьми, вести ненужные мне беседы и чуть ли не вешаться им на шею.  Зачем делать то, что не нравится? 
Женя молчала.  Тема была слишком зыбкой. 
- Ну хорошо, - согласилась она, - я понимаю.  Но спор - он-то с какого боку?  Вдруг этот Билл серьезно.  Капиталисты, они ведь, знаешь…
- Я, между прочим, тоже капиталист.
- Да?  А почему ты, капиталист, поставила на скомороха с балалайкой?  У тебя голова на месте? 
- На месте,  - Лена  достала сигареты.  На подобные случаи она специально не брала с собой зажигалку.  Желанию навредить здоровью если и потакалось, то на уровне неудобств. 
Прохожих, с зажигалками или нет, на мостике не было. 
- Я у этого скомороха практику проходила.  В ЦКБ. 

Она смотрела в противоположную от Невы сторону.  До ЦКБ было несколько кварталов.  И почти двадцать лет. 
Входить туда первый раз было страшно. 
За дверью угрюмо-помпезного здания, куда ее направили после четвертого курса, она надеялась получить ответ на один из назревших тогда вопросов – был ли какой-то смысл в прошедшей учебе.  По разговорам сокурсников, да и не только, она понимала, что главное для женщины – наличие диплома.  Дальше импровизации, чаще на личные темы. 
Верить в это не хотелось.  Кое на что относительно собственного интеллекта она все же надеялась. 
ЦКБ был настолько крут, что, конечно, пугал.  Но зато и давал надежду.  Поймешь хоть что-нибудь здесь – будешь как минимум состоятелен. 
За месяц удалось понять даже большее, чем рассчитывала.  Первое – что есть люди, по сравнению с которыми она просто тупа. 
И второе – она тупа не во всем. 
Одна из тем, по которым шла практика, оказалась настолько усваиваемой, что даже понравилась.  Называлось она «Технологии применения высокопрочных материалов». 

Пару часов назад, в кафе, она поняла и другое.  Пора все менять.  Окончательно.

Глава 6

Следующий день был забит магазином.  Она проверяла ассортимент, вела бесконечные переговоры, куда-то ездила, внезапно срываясь с места, опять возвращаясь…
Супермаркет, стоящий напротив, рос, будто огромный аквариум.  От него веяло разорением.  И таких, как он, становилось все больше. 
Из головы не выходил скоморох. 
В молодости (если, конечно, она не ошиблась) он выглядел совсем по-другому. Фамилия его вспоминалась ассоциациями.  Была она твердо-мягкая и не слишком короткая.  Что-то поименное, заканчивающееся вроде бы на «ов».  Иванов-Петров-Сидоров. 
Или «ев». 
Представить его поющим в подворотне было нельзя.  Ни в дурном сне, ни в пьяных фантазиях.  Никак. 
               

- …То березка, то рябина, 
   Куст ракиты над рекой. 
   Край родной, навек любимый, 
   Где найдешь еще такой. 
   Край роднооой, навек любимый, 
   Где найдешь еще такооой…
Пение разносилось по подземному переходу.  Исполнял в этот раз голосистый квартет русских народных тетушек.  Румяностью они напоминали россыпь клюквы в ярких нарядах, излучающей морозостойкость и витамин. 
Скоморох находился неподалеку - обедал в пирожковой через дорогу.  Мальчишка привычно располагался рядом. 
Ели молча. 
Третьей за столом была Лена.  Дожевав пирожок, она посчитала, что пауза для знакомства достаточна: 
- Вас зовут Сергей.  Сергей… отчества не помню, Дмитриев,  – прозвучало как полувопрос-полуутверждение. 
Скоморох посмотрел на мальчишку.
- Ты разболтал? 
Глаза у помощника округлились. 
- Нет. 
Лене стало смешно.  Вид пацана обозначал единственно возможную фразу – «век воли не видать».  Но вслух ничего не говорилось.  Пара, судя по всему, работала в знаковой системе. 
Они продолжили трапезу.  Скоморох допил кофе, вытер руки салфеткой и только после этого поинтересовался: 
- И что вам надо? 
- То же, что и позавчера.  Сделайте мне машину. 
- А с какого, простите, перепугу? 
- Я на вас поспорила. 
Скоморох опять посмотрел на мальчишку. 
- Ты что-нибудь понимаешь? 
- Ага, - кивнул тот.  – Она на тебя поспорила. 
- Вы в своем уме? – предположил скоморох.  – Уголовщина…
Лена задумалась.  Правда, в своем ли она уме.  Стало грустно.  Убеждать кого бы то ни было хотелось меньше всего.
- Не знаю, - она посмотрела в окно.  - Поспорила тут… с одним.  С иностранцем, в общем. 
Скоморох повернулся к мальчишке. 
- Поел? 
- Да. 
- Пошли. 

По пути к Невскому Лена что-то объясняла, он что-то спрашивал…  Что именно, семенящему сзади пацану из-за шума машин слышно не было.  Пристроиться рядом не получалось.  Мешали узость тротуара и прохожие.
На подходе к перекрестку скоморох попросил остановиться.  А сам, пройдя до соседнего дома, нырнул в парадную.  Лена дернулась следом, но, увидев, что пацаненок рядом, передумала. 
Ждать.
В парадной не было никого.  Обогнув лифт, скоморох достал ключ и открыл дверь в подсобку.  Войдя внутрь, скинул с себя тулуп, сапоги и сложил в стоящий в углу оцинкованный ящик.  Вынув оттуда ботинки и куртку-аляску. 
После чего стал нормальным, совершенно обычным человеком. 
Сергеем Дмитриевым. 

Глядя на то, как он идет навстречу, Лена поняла, что волнуется.  Сейчас, с каждым шагом приближающегося к ней человека, затеянный бред переставал быть только словами.
Десять шагов.  Еще сколько-то.  Всё. 
Дмитриев (теперь она видела, что это именно он) вытащил из кармана пачку смятых купюр.  Отделил какую-то часть (непроизвольно вычисленную как треть) и протянул пацаненку. 
- Сегодня гуляй. 
- А завтра? 
- Может, и завтра.  Посмотрим. 
Пацаненок взял деньги.  Немой вопрос если и читался в глазах, то даже там, на языке их азбуки Морзе, остался на бессловесном уровне. 
Бывший сибиряк Дмитриев, похоже, не знал, чем закончить. 
- Ну, пока. 
Он повернулся к Лене. 
- Командуйте.   
- Нам туда, - Лена показала на припаркованную «мазду». 

Она поставила двигатель на разогрев.  Погода была не слишком холодной, но прежде чем отъезжать, хотелось собраться с мыслями. 
Итак.  Сейчас она включит передачу, выведет машину, оглядываясь во все стороны, в правый ряд.  Невский проспект, сплошные напряги… Мысли были не те.  Наверное, лучше действительно трогать.  Она посмотрела в зеркало заднего вида. 
Сзади бежал пацаненок. 
- Тебе чего? – она открыла дверцу.  Сергей с некоторым опозданием тоже. 
Сбавив ход, мальчик подошел уже не торопясь.  Осмотрел «мазду» со всех сторон, демонстративно задержавшись взглядом на номере. 
- Смотри, тетка, - голос его звучал подчеркнуто подозрительно. - Если что, я твою машину запомнил. 
Тетка впервые за день почувствовала желание рассмеяться. 

Миновав последние дома и промзону, они выехали за город.  Местность, по которой шла трасса на Приозерск, становилась все более заснеженной.  А когда закончилась равнина со следами чьей-то безумной деятельности - живописной. 
- С чего вы взяли, что у меня получится?  - Сергей отвлекся от рассматривания пейзажа. 
- Я вас по практике помню, в ЦКБ. 
- Понятно… - он потянулся к карману. 
- Курите, - она выдвинула пепельницу. 
- Спасибо. 
Доставать сигареты или что-то еще он не стал.  Она не настаивала.  Он, кажется, находился сейчас в другом месте. 
- А откуда вообще эта затея? – он вернулся. - У вас деньги лишние? 
- Нет.  Денег в обрез. 
- В обрез – это сколько? 
- В пределах необходимого, - к разговору о цифрах она готовилась.  Более того, была готова к нему в первую очередь.  Но сейчас поняла, что нервничает. 
Она знала, что расценки бывают разные.  Одни на производство.  И другие – те, что объявляет мастер одуревшему от незнания клиенту.  В разы больше себестоимости.  Нарваться на то, что этот вытащенный из-под балалайки человек окажется по другую сторону баррикад - проще, наверное, было бы попасть в аварию. 
- На производство.  Не больше. 
- А сколько надо на производство, вы представляете? - он не столько спросил, сколько констатировал. 
- Примерно.  Тысяч несколько. 
- Несколько… - он подумал, - …может, и несколько.
Впереди показалось озеро. 
Когда проехали водоем и окружающий его холмистый ландшафт, он поинтересовался: 
- Характеристики машины оговаривали? 
- Нет.  Машина и все.  Своими руками. 
- Занятно. 
Они опять помолчали.
- Легковая? 
- Наверно. 
- Или грузовая? 
- Может и грузовая. 

Оставшееся время он думал.  Не дождавшись дальнейших вопросов, Лена сосредоточилась на дороге.  Приозерская трасса зимой считалась не самой безопасной.  Сбавив на первом же повороте скорость, она вдруг поняла, что делает это не из осторожности.  Хотелось не торопиться. 
Сидящий рядом человек продолжал молчать, и от этого становилось спокойней. 
Происходящее, как ни рассматривать, было очевидным.  Она не в себе и везет на дачу бывшего инженера Дмитриева, который давно уже не инженер, а уличный певун, к тому же, наверное, спившийся алкоголик. 
Спиртным от него не пахло и руки не тряслись.  Но разницы по большому счету не было никакой – спился он или нет.  Толковые специалисты, вылетевшие когда-то с разваленных производств, давно уже при делах.  На таких же примерно, как раньше, или схожих работах.  Кто-то ушел в бизнес.  Кто-то в другие специальности.  А пение в переходах… оно осталось лишь в фильмах Рязанова. 
На этом анализ закончился.  Подождав, пока навстречу прогромыхает фура, она повернула влево.  Трасса делала слепой поворот, и соскакивать приходилось по-быстрому. 

Они въехали в поселок. 
Будучи не очень приметным с дороги, тот за последнее время разросся - к лесу и тянущимся вдоль него косогорам.  Но им было дальше.  За поселком асфальт кончался, и начиналась заснеженная грунтовка, которая вела к отдельно стоящим домам.  Они располагались полумесяцем по берегу большого замерзшего озера. 
Нужный участок был крайним. 
- Подождите, - Лена пошла открывать ворота. 
- Я помогу, - Сергей выбрался из машины. 
- Спасибо, первый раз все же.  Смотрите, - она показала, как работает несложный механизм. – Здесь задвижка и здесь…
Вернулась за руль и осторожно, будто впервые, въехала во двор.  Закрыв ворота, Сергей пошел следом. 
Подворье было большим и не слишком обжитым.  Отсутствие хозяйственных признаков замечалось сразу.  Нерасчищенные сугробы, покосившаяся кое-где ограда, вдоль которой тянулась цепочка заячьих или чьих-то следов… 
- Ну вот, - Лена указала на дом. 
Дом был явно не лучшим.  Но и не худшим.  Объект самостроя восьмидесятых, максимум девяностых годов.  Средних размеров и высотой в полтора этажа.  Построенный, как и положено, из разных материалов.  Правда, с наличием вменяемости – все выглядело симметрично и на своих местах. 
Энтузиазма сооружение не вызывало. 
- Делать машину здесь? 
- Нет.  Там, дальше. 
На некотором удалении находился сарай.  Они прошли между сугробами, и Лена, достав откуда-то ключ, открыла дверь. 
Строение номер два изнутри оказалось больше, чем снаружи.  Это был самый настоящий гараж.  Больше того, он напоминал небольшой ангар.  В котором было все - яма, инструменты, примитивный подъемник и даже пара станков. 
На яме вместо привычной для такого места машины стояла лодка.  Судя по виду, самоделка из дюраля. 
- Ого… - Сергей осмотрелся.  – Откуда это? 
- От прежнего хозяина.  Дом забросил, а здесь, можно сказать, и жил.  Даже отопление сделал.
- Ясно… - Сергей подошел к стоящему у стены верстаку. 
Что именно ясно, он не продолжил. 
Лена с удивлением наблюдала, как с человеком, которого она уже видела в двух измерениях, начинается что-то третье.  Он подходил к каждому из имеющихся в ангаре устройств и трогал.  Будто слепой.  Хорошо, что их много, подумала она. 
Устройств действительно было много - после верстака с тисками и разложенных возле них инструментами он покрутил ворот пристроенного тут же сверлильного станка.  Потом подошел к токарному.  Осмотрел со всех сторон компактный сварочный аппарат.  Увидев, что тот самодельный, нашел в нем что-то особенное и одобрительно кивнул.  Заглянул в яму.  Потом, прислонив голову к стоящей над ямой дюралевой лодке, проверил ровность какого-то стыка.  Опять одобрительно кивнул.  Потрогал кнопки пульта подъемной тали… 
Задняя часть гаража заканчивалась, как и передняя, воротами.  Лена повозилась с замком и, с трудом толкая скрипящие половины, распахнула. 

То, что случилось дальше, удивило обоих. 
Перед ними открылся выход в другой мир. 
Это был ослепительно яркий зимний пейзаж.  Вид на большое заснеженное озеро, окаймленное белым клубящимся лесом. 
Они вышли из гаража и какое-то время просто смотрели.
- Хорошо, - согласился Сергей.  – Мне надо подумать. 

Глава 7

На самом деле он уже все решил. 
За разговором в пирожковой, он понял, насколько затеянное является авантюрой.  Организовавшая все это женщина вызывала недоумение.  И даже не очень ясную на тот момент жалость. 
Торгашеское самодурство ей не шло. 
Потом он увидел ангар, в котором можно работать. 
А потом озеро.  Оно было огромным, и от него шла энергия.  Бесконечная и всеподавляющая.  Та самая, которой ему последнее время не хватало. 

- Все, Коляня, концертов больше не будет, - отчитываясь перед помощником, Сергей чувствовал себя неловко.   
- Временно я на другой работе. 
- Уговорила, значит, - Коля выглядел хмуро.  – Она мне сразу не понравилась.
Они были в подземном переходе.  Коля во всеоружии, с коробкой в руках, Сергей в обычной неартистической одежде. 
- Это тебе.  Пока устроишься… - он протянул пачку пятидесяток.  Коля засунул деньги в одежду. 
- Спасибо. 
И тут же достал обратно. 
- Может, передумаешь? 
- Нет, - Сергей покачал головой.  - Ну все.  Пока. 
Трудная часть закончилась.  Главное, не оборачиваться, напомнил он себе.  Просто иди и не оборачивайся. 
С Колей его ничего не связывало.  Просто пересеклись полгода назад и стали работать.  Пацаненку занятие было в радость, он болтался без дела и, соответственно, без заработка.  Сергею же вдвоем оказалось не то чтобы удобней, но помощник особо не мешал, и сборы отрабатывал. 
Теперь вот, получалось, всё. 
Вечером, готовясь к разговору, он с удивлением обнаружил, что в голове как-то само вдруг всплыло: «в ответе за тех, кого приручили».  Экзюпери с его розовыми соплями он никогда не любил и, как ему казалось, не читал.  Теперь выходило иначе. 
Самое идиотское, что детей, особенно в последнее время, он недолюбливал в той же мере, что и возникшего не ко времени автора. 
Извини, пацан. 
- Стой, - Коля догнал его в конце перехода.  – Возьми меня с собой. 
- Куда? – Сергей если и удивился, то не сильно. - К этой тетке?  Она же тебе не понравилась. 
- Ну…  Может, исправится. 
- А свобода? 
- Так на время же... 
Таким Сергей его еще не видел.  Сейчас это был не нахальный беспризорник, а просто сопливый пацан.  Которого собирались бросить. 
- И что ты там будешь делать?  С местными тусоваться?  Курить в огородах да пить эти ваши… баночки? 
- Сам-то куришь.  И пьешь. 
- Я, между прочим, институт вначале закончил, - заметил Сергей. 
- Я тоже буду. 
- Что?  В школу ходить? 
- Ну… 
- Вот именно…  Да и не примут тебя. 
- Саныч, ты чего, - разозлился пацан.  – Чуть засветило, сразу правильный стал? 
- Коляня, - Сергею все это стало надоедать, - ты ничего не понял.  Я и раньше был правильный.  Здесь вот, стоять каждый день, это, по большому счету, уродство.  Не лицедейство даже.  Жизнь – это там, где я раньше был.  У меня специальность, Коля, и хочу к ней вернуться.  Хотя бы на время.  Понимаешь? 
- А меня не берешь. 
- О, господи… - выдохнул Сергей, – что ты будешь делать. 
Он посмотрел в сторону выхода.  До ближайших ступенек оставалось немного. 
- Хорошо.  Курить-то хоть бросишь? 
- Брошу, - согласился Коля, - постепенно. 
Ну конечно, обязательно бросит.  Вранье было очевидным, но доводов не осталось. 
- Ладно.  Пошли. 

Наверху шел снег.  В этот раз он был резкий, ветреный и колючий.  Зима отыгрывалась за невнятный декабрь, пугавший оттепелью до самого Нового года. 
- …Странно. 
- Что? 
- Я, безработный, вынужден объяснять вам, коммерческому человеку, что если тратить, то с отдачей. 
- В каком смысле? – не поняла Лена. 
Разговор с Сергеем происходил как и прошлый раз – в салоне «мазды», припаркованной в переулке. 
- Выбор машины.  Если вы ошибетесь с типом автомобиля, который я, скажем, начну делать, знаете, что будет?
- Что?
- А ничего.  Ваши деньги пропадут.  Кому нужна самоделка?  Вы бы купили самоделку? 
Лена представила себя в одной из самодельных машин, что показывали иногда по телевизору - консервной банке на колесах.  Конструкция была корытообразной, а на ней, Лене, красовались большие шоферские очки. 
- Не знаю.  Нет, наверное. 
- И я о том. 
Она перебрала в памяти несколько ненормативных мыслей.  Со стороны это было заметно.  Сергей подавил желание ухмыльнуться. 
- Ваш спорщик, я понял, гарантий никаких не давал? 
- Ну… где-то так. 
- То есть деньги за машину можно получить, а можно и нет. 
- Пожалуй. 
- Ясно.  Так я и думал.
- Что думали?
- Понимаете, Лена…  Вам, именно вам - нужна машина, которую гарантированно можно продать. 
Она не ответила.  В принципе было ясно, о чем речь.  Более того, ей нравилось, что они, а точнее сидящий возле нее человек, находится уже хотя бы на каком-то уровне осознания.  Но говорить по существу – во всяком случае сразу и сейчас - было нечего. 
- Трактор, - пояснил он, - или вездеход.  Или что-то, в чем есть нужда, но чего нет.  Агрегат «икс». 
Она кивнула. 
Он достал из внутренностей куртки бумагу, которая оказалась на удивление не скомкана, а аккуратно вложена в пластик. 
- Вот список необходимого.  Для начала.  Ну и… мои условия. 
Она посмотрела.  Вначале бегло, потом внимательней.  Ничего пугающего в тексте не было. 
- Хорошо. 
- И еще, - вспомнил он, - дополнение. 
Он опустил стекло.  Через несколько секунд в заднюю дверцу всунулась голова. 
- Здрасьте. 
Коля. 
Лена поморщилась.  После паузы, показавшейся бесконечно долгой, кивнула.  Издержки производства, как она понимала, шли в основном пакете.
- Согласна. 
- Я извиняюсь, есть не хотите? – спросил Коля.  – Как поешь, так и… 

После обеда снегопад воспринимался лучше. 
 «Мазда» уехала.  Коля был сыт и прогуливался с Сергеем по центру.  Новая работа, на которую его только что взяли, начиналась удачно. 
- Что дальше? – он похлопал себя по животу.
- В переход. 
- Зачем? – насторожился пацан.
- Думать. 

Раздумье выглядело необычно.  Сергей сходил в подсобку, взял балалайку и направился с ней к подземному переходу.  Где пристроился к хору народных тетушек. 
Что дальше, Коля не знал. 
Дальше ничего не случилось.  Сергей просто начал подпевать.  Подумав, мальчишка поднял с пола оставленную кем-то коробку и пошел по кругу.  К тому, что начальник со странностями, он уже привык.

Странного не было.  Подстроившись к извлечению звуков, Сергей действительно начал думать. 
Подобное проявилось давно.  В детстве, пойманный на голосистости, он был отправлен матерью в детский хор - где отмучился четыре года.  Занимаясь (уже с подачи отца) в физико-математической школе. 
В хоре он научился отключать сознание и переходить на более сложные потоки.  Чаще всего это были задания по физике. 
Потом переросло в привычку.  Он решал задачи, слушая музыку или беззвучно что-нибудь напевая.  А потом обнаружил – под музыку, а особенно пение, думается продуктивней. 
Позднее этому нашлось объяснение. 
…В середине куплета он увидел все более проясняющуюся картину: 
- трактор, 
- мини-трактор, 
- мини-трактор с приспособлениями, 
- какой-то другой - не очень понятный по назначению сельхоз. агрегат… 
Он представил себя возле сломанной бороны агрегата - один в чистом поле… 
Нет, не то. 
В менестрели он попал случайно.  Согласился подменить приятеля, промышлявшего выступлениями намного раньше.  Тот собирался на первые в своей жизни зарубежные гастроли, но лучшую в городе точку терять не хотел.  Сергей, тогда только став безработным, принял предложение после долгих и ужасно мучительных колебаний. 
Что заставило согласиться, он так и не понял. 
Через год сомнений почти не осталось, да и приятель, помотавшись по Европам, заболел теплолюбием, сделавшим его похожим на ботаника, и зимой не работал. 
Сергей к тому времени завершал с реалиями.  После ухода из ЦКБ, где не платили, а занимались подозрительными реформами, он потрудился еще в двух местах. 
Первым был автосервис.  Два месяца под началом кавказца, который постоянно жаловался на трудности, а когда доходило до денег, старался урезать заработок, ненавязчиво угрожая.  Но бесил скорее не он, а сама атмосфера сервиса – она была замешана на махровом  техничном обмане.  Девиз у ремонтников был исчерпывающий – «все люди лохи». 
Сергей, знавший лозунг с другим окончанием, постоянно ловил себя на желании проломить кому-нибудь из новоявленных соратников голову. 
Вторым оказался кооператив по строительству лодок.  Что-то, настолько близкое по профессии, что впору было заговорить о выжившей вопреки переменам романтике. 
На нем, этом обнадеживающем чувстве, коллектив отработал три месяца без зарплаты.  Грело ожидание первого платежа – от большого серьезного заказа. 
Заказ обернулся полным фуфлом. 
Неведомые никому киприоты, организовавшие договор, оказались из Нахичевани.  Увезя зачем-то часть лодок в горы, они попросту растворились.  Кооператив закрылся, выдав работникам оставшуюся продукцию вместо зарплаты. 
В тот день, когда Сергей принес домой два мешка, из которых вытащил перед оторопевшими домашними две резиновых лодки, его жена поняла – у нее начинается кризис среднего возраста. 
С тех пор он уже только пел.  Деньги платили сразу и без посредников.  Наличные.  Кэш. 
- Ой мороз, Моро-оз,
  Не морозь меня.
  Не моро-озь меняааа! 
  Моего-оо коня!
Непонятно почему, но эта песня всегда была самой результативной. 
Причину, по которой вокал помогает думать, ему объяснил на досуге знакомый доктор.  Будучи специалистом не по голове, а скорее по женщинам, он предполагал, что от разевания рта происходит массаж и естественная вибрация мозга.  В который, из-за того же рта, попадает и дополнительный кислород. 
Скорее всего так и было. 
Какое-то время назад его позвали обратно в КБ.  Заглянув туда, он обнаружил, что должность предлагают издевательски никакую, а в начальстве знакомые прохиндеи.  И он вернулся обратно в переход.  Который стал уже не только заработком, но и своеобразной формой ухода.  Социопатия, как он понимал, становилась ему окончательно ближе.
В том, чтобы петь и думать, отгородившись от остальных незримой стеной, было свое, пусть и не самое понятное удовлетворение.
- Моего коняаа
  Белогривого.
  У меняа женааа
  Ой ревни-а-вая.
Мысль, покрутившись вокруг сельхозтехники, пошла дальше, 
- вездеход, 
- мини-вездеход, 
- мини-вездеход на огромных колесах, 
- на винтообразных спиралях, 
- еще что-то на чем-то, совсем невообразимое… 
Он увидел, как «оно» едет по пересеченной местности, трясясь и подпрыгивая.  Проскакав таким образом через пару косогоров, подъезжает к водной преграде.  Речке, озеру или каналу, прорытому неизвестно кем. 
И останавливается. 
Сергей, сидящий за рулем агрегата, сдвигает на лоб старомодные (те же, в которых видела себя Лена) шоферские очки.  Осмотрев преграду, водружает очки обратно.  И жмет на газ. 
Агрегат въезжает в воду и - либо тонет, либо рыщет по ней хаотично и неуправляемо. 
- У меня жена-а
  Ой красавица.
  Ждет меня домо-оой
  Ждеот-печа-а-лится.
Следующий вариант – машина-амфибия. 
Заехав в воду, она ведет себя адекватно.  Но с одним недостатком - слишком малая скорость.  Скорость на воде. 
Но это уже что-то. 
Почувствовав тему, Сергей взял чуть более громкую ноту.  Картинки стали меняться с калейдоскопической частотой. 
Он увидел изопроекцию плывущей амфибии.  Скорость была действительно мала, несколько километров в час. 
Он попробовал менять корпус (на секунду мелькнула подводная лодка, над узлами которой он работал в ЦКБ), углы обтекания.  Скорость возросла, но меньше чем вдвое. 
Мало.  Амфибий с такими характеристиками хватает.
Нужны были другие, более принципиальные решения.  Он опять увидел почему-то подводную лодку.  И себя, грызущего карандаш над кульманом.  На котором был чертеж этой самой лодки. 
Есть! 
По бокам амфибии появились надувные пилоны. 
Колеса начали складываться внутрь корпуса. 
Скорость возросла. 
Агрегат разогнался и уже пробовал глиссировать.  Почти удачно. 
В изопроекции был виден работающий винт.  Недостаточно.  Два винта.  Три.  Один большой винт… 

Он не заметил, когда бросил петь.  И в переходе его уже не было. 
Он шел по заснеженному склону.  Это был берег большого озера, покрытого вмерзшими в лед зарослями камышей. 
Потом он стал подниматься наверх – к участку и дому, виднеющемуся за оградой. Возле гаража его ждал Коля. 
Хор, с которым он только что пел, исчез, но музыка оставалась.  Не меняясь в гармонии, она перешла в другое, более объемное звучание. 
Сопровождая увиденное. 

Это был приезд Лены.  Вначале у ворот просигналила «мазда».  Следом въехал небольшой фургон.  В гараж и к дому стали сгружать все необходимое - коробки, ящики, железо… 
За затиханием музыки стали проявляться голоса. 
- …Осторожней, это что, компьютер?  Давай, - Сергей руководил разгрузкой.
Коля вертелся рядом. 
- Бери, пацан, - ему дали коробку поменьше. 
- В дом, - скомандовал Сергей. 
Через какое-то время фургон уехал.  Потом, выдав денег и покосившись на Колю, уехала Лена. 
Провожали ее несколько пар любопытных глаз из-за соседних заборов. 
Местные. 

- Здравствуй, новая жизнь! – войдя в дом, Сергей поставил коробку на стол.  Коля сделал то же самое со своей. 
- Смотри, - Сергей обвел глазами убранство, - настоящее дерево.  Это тебе не бетон-штукатурка, – он с чувством двинул ладонью по косяку. 
Со стены отвалилась посудная полка.  К счастью, пустая. 
- Саныч, ты… это, - испугался Коля. 
- Ничего, поправим, - Сергей был настроен решительно.  – Где тут молоток… 
Молоток нашелся в сенях. 
- Гвоздь упал.
Гвоздь закатился под стол.  Сергей приладил его к дыре, которую тот только что покинул, и слегка подбил молотком.  Поднял с пола второй и сделал с ним то же самое.  Во время забивания первый гвоздь выпал обратно. 
Потом выпал снова. 
Коля сдавленно хмыкнул. 
Стало ясно, что прибивать все же лучше на новом месте.  Приладив полку чуть выше, Сергей замахнулся – и тут же сказал себе «стоп».  Слушать вторичное хмыканье не хотелось. 
Он изучил гвоздь.  Тот был ржавый и гнутый. 
Отправленный на поиски Коля принес что надо.  Новые гвозди были блестящие и большие.  Присобачив их осторожными ударами, которые, как он надеялся, не разрушат стену, Сергей повесил полку. 
- Порядок. 
- Косо, - заметил Коля. 
- Ничего.  Идем. 
Они вышли на крыльцо.  С него просматривался участок и вся окружающая местность. 
- Красота, - огляделся Сергей.  – Романтика. 
Место ему нравилось.  Сад, огород, пейзаж.  Ангар, уборная…
- Смотри, - показал он.  - Удобства – на улице!
- Чего ж хорошего.  Весь зад отморозишь. 
- Ничего ты, Коля, не понял.  Зад пройдет, а романтика останется. 
- Крыльцо прохудилось, - продолжил Коля. – И веранда.  Кривая вся, перекошена. 
Сергей посмотрел на него с любопытством.  Детская реакция на красоту начинала доставать. 
- Я гляжу, ты хозяйственный, - он мысленно отвесил Коле подзатыльник.  Тот пролетел несколько метров и упал нахальной мордой в снег. 
- Ну так… 
- Вот и хорошо – Сергей вернулся к действительности. - По хозяйству будешь.  Там где-то веник был. 
Коля, подумав, кивнул. 
- Поесть бы… 

                -

Я возвращаюсь в город.  Внимательней, кажется, скользит… 
Пытаясь сконцентрироваться на очередном повороте, Лена ловила себя на том, что пребывает в другом измерении.  Что это, космос или страна дураков, она не знала. 
На душе если и было тревожно, то немного.  То непонятное, что занимало оставшуюся часть, названия не имело. 
Вчера.  Нет, позавчера.  Позавчера, настроив телевизор на канал «Animal Planet», она пыталась посчитать возможные потери. 
На экране вместо ожидаемых белочек-зайчиков показывали хищников.  Семейство львов, почему-то любимых телевизионщиками, спаривалось и истребляло ближайшее стадо антилоп.  После того, как львы поимели и покалечили всю округу, пошла реклама ветеринарных служб. 
Выглядело как издевательство.
Нажав третью кнопку, она услышала вопль – и за ним оголтелый голос ведущего.  НТВ.  Она убрала звук.  Интеллигентный канал превращался в такую жуть, что вызывал оторопь. 
Она включила «Discovery».  Передачи на нем были скучные, но хотя бы без крови.  Компания отморозков ездила по помойкам и собирала из найденных железяк машины будущего.  То, что надо. 
Итак.  Она попробовала посчитать.  Дважды два четыре, трижды пять пятнадцать…  Автопром, насколько она понимала, требовал более сложных расчетов, чем обычная купля-продажа.  Без калькулятора не обойтись. 
К моменту, когда отморозки соорудили очередной агрегат, примерная смета была готова. 
Картина получалась двоякой.  Вариант А, обозначенный как помоечный, позволял обойтись малой кровью – тратой денег, отложенных на второй магазин.  Не больше. 
Вариант Б, когда все материалы были новыми и покупались официально, выглядел хуже.  И грозил потерями, которые можно и не потянуть.   
Но испуга почему-то не было.   
…Задумавшись, она не заметила, как съехала к середине дороги.  Идущий навстречу грузовик засигналил. 
И тут же заиграл телефон. 
Отметив шарахнувшуюся к обочине фуру, она стала лихорадочно шарить в сумке.  Трубка опять находилась не там, где ее положили.  В боковом кармане. 
- Алло!..
Это была не Женя.  Она последнее время не звонила.

Глава 8

Работа наладилась сразу. 
Обустройство на новом месте, грозившее съесть уйму времени, решилось просто.  Сергей, как нормальный профи, стоило лишь, что называется, зазвучать рожку, отвлекаться на быт не хотел.  А потому, готовясь к забиванию гвоздей, починке крыши и прочей неизбежной тоске, радовался переезду с оглядкой. 
И вдруг ничего не стало.  Исчезло, как дым.  Можно было дышать полной грудью. 
Он вспомнил о Коле. 
Увидев в глазах пацаненка нездоровый хозяйственный блеск, Сергей среагировал не сразу.  А когда сложил А и Б, тут же понял – спасен. 
Он вывел Колю на веранду и вручил ключи и ящик с инструментами. 
- Назначаю тебя интендантом.
Коля обрадовался.
- Служу России! 
Теперь ничего не отвлекало.  Он засел за эскизы и пробные чертежи, которые сразу же стал набрасывать - вначале от руки, потом на компьютере, с помощью добытого по дружбе планшета.  Что-то скачивал из интернета, что-то с привезенных носителей… 
Коля, обалдевший от значимости, носился по двору.  Попавшая в руки недвижимость была первой в его жизни. 
Лена не приезжала.  С появлением новых затрат магазин занимал слишком много времени. 
Когда была надобность, Сергей ездил сам.  Чаще всего по разборкам и не очень понятным нормальному человеку складам, разбросанным по окраинам.  А потом опять возвращался к компьютеру. 

Коля, вошедший как всегда незаметно, застал его перед монитором и пепельницей, полной окурков. 
- Саныч, обед… 
- Что? –  Сергей уже раз в четвертый подгонял варианты узлов.  Из имевшихся в базе данных сходились не все.  Заказывать специально… об этом не хотелось пока даже думать. 
Он оглянулся.  Коля.  Что-то насчет еды.
– Давай сам.  Сготовь что-нибудь. 
- Нет ничего. 
- Вчера же было. 
- Съели. 
- Да?  - он достал деньги. – Вот.  Сходи, купи что-нибудь. 
Коля ушел. 
Сергей попробовал вернуться к работе - и не смог.  Отвлекся вроде бы на секунду, и на тебе.  Он даже не понял, что мешало, потеря мысли или что-то еще.  Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться.
После чего поднял голову. 
«Что-то еще» заключалось в звуках, которые доносились откуда-то с потолка.  Он осторожно выбрался из-за стола и подошел к двери. 
Шум с потолка не исчезал. 
Стараясь не греметь, он надел сапоги и выглянул на улицу.  Никого.  Сойдя с крыльца, завернул за угол дома. 
Дом был выстроен чудаковато.  Вход на второй полуэтаж имелся не только внутри, но и снаружи.  Находился он сзади и выглядел как обычная приставная лестница, только сделанная более капитально. 
Обойдя вокруг, Сергей осмотрелся.  Так и есть: снег возле лестницы был натоптан.  Недавно и разной обувью. 
Вернувшись прежним маршрутом в дом, он пошарил глазами по сеням.  Ничего, пригодного для защиты или нападения, не попадалось.  Кроме, пожалуй, ножовки.  Странный, конечно, предмет, хотя…  Он взял пилу и сделал ей пару движений.  Какой-то пугающий креатив в зубастой железяке определенно был. 
Ну что...  Он перевалился с ноги на ногу.  Нормально.  Сапоги, сделанные из мягкой резины, не скрипели. 
Можно было выступать.  Он привел ножовку в боевое положение и двинулся к внутренней лестнице.  На второй этаж. 
Поднявшись, чуть приоткрыл дверь (она не скрипнула) и прислушался. 
…Доносившийся голос был высоким и хриплым: 
- Курева возьми.  И пошамать, побольше. 
- Побольше не могу.  Саныч уже выступает. 
- Жадный.  А ты скажи… понос у тебя, скажи.  Болезнь голодная. 
- Не, он не жадный… 
И на том спасибо.  Желая улучшить слышимость, Сергей подался вперед.  Ступенька скрипнула.  Он толкнул дверь. 
Второй полуэтаж был одновременно мансардой и чердаком.  Дверь снизу выходила как раз на мансарду.  А из нее уже открывался вход на чердак.  Выскочив в первое помещение, Сергей прыгнул в обе стороны (пусто) и тут же бросился к соседней двери. 
- Атас! – две тени рванули к чердачному окну. 
Сергей пошарил взглядом по сторонам.  Кроме Коли, в темноте чердака никого не было. 
- Саныч… увидев ножовку, Коля попятился. 
- Вот-вот, - Сергей прошел к противоположному скату, положил пилу на подоконник и сел. – Рыцарь бледный.  Ну что…  Зови.   
Коля опасливо двинулся к окну, но, не дойдя нескольких шагов, остановился.  Сергей, ухмыльнувшись, слез с подоконника и отошел. 
Коля высунулся наружу. 
- Эй, пацаны!.. 

…Пацаны осторожно поднимались по приставной лестнице.  Первый, всунувшись в проем, посмотрел изучающе на Сергея, обернулся и подал знак.  Вероятно, второму. 
Тот показался через какое-то время. 
Осмотрев Сергея по-прежнему настороженно, первый обратился к Коле: 
- Пусть он… это.  Отойдет на пять шагов. 
- На десять, - предложил второй. 
Сергей отошел. 
Пацаны влезли на подоконник.  Один из них (тот, что первый) был маленьким и белобрысым, второй – выше, жиганистей и темней. 
Сергей присел на один из сваленных грудой ящиков.  О чем разговаривать со всей этой бандой, он не имел ни малейшего понятия. 
После раздумий мыслей не прибавилось.  Все было слишком неожиданно.  И вместе с тем предсказуемо.  Пригрел на свою голову одного – получай в нагрузку всех, с кем он связан.  Идиотизм. 
Он поднялся и пошел к выходу.  Уже в дверях обернулся: 
- Это последние? 
- Да, - Коля кивнул. 

От предварительных чертежей пора было переходить к материалам.  Как к пробным, так и настоящим.  Из чего собирать аппарат, Сергей пока только думал.  Все зависело от двух вещей: что он способен достать - и что обработать.  Ни прессов, ни другого кузнечного оборудования у него не было.  Обычный цыганский набор – как у простого деревенского Кулибина. 
Съездив в город, он посетил знакомую базу, раньше обслуживавшую несколько НИИ, а теперь занимающуюся непонятно чем.  Там оказалось все необходимое –комплект разносортных обрезков и алюминиевая проволока в палец толщиной.  Называемая в народе шиной. 
Созвонившись с Леной, он отвез в магазинной «газели» все это в деревню. 
Вначале опробовал металл.  Делать корпус имело смысл лишь заранее зная, из какого материала. 
Он брал по очереди каждый из обрезков и изучал - сгибал его с помощью тисков и клещей, бил молотком, тер напильником и пытался резать болгаркой... 

Металлообработка шла полным ходом.  Визг болгарки и вылетающие из-под абразивного круга искры заслоняли все.  Он делал первую заготовку - из металла, который понравился больше других. 
То, что находилось за искрами, казалось темным и просматривалось не сразу.  Гараж, оборудование, железо, открытая настежь дверь. 
Через нее, ведущую в мир, заселенный обычными людьми, природой, снегом, домами и прочими атрибутами обыденной жизни - было видно, как во двор бесшумно въезжает красная «мазда». 

Лена заглянула в гараж.  Увиденное ей понравилось.  Человек, орудующий в снопе искр, явно старался помочь возврату потраченных денег.  Благородному делу лучше было не мешать. 
Первым делом, первым делом самолеты. 
Ну а девушки, а девушки – потом… 
Она вернулась к машине.  Вытащила с заднего сиденья два здоровенных пакета и направилась к дому. 
У входа в который пришлось тормозить.  Преградой служил незнакомый мальчик.  Он вывалился на крыльцо с разлохмаченным веником и клубами летящей во все стороны пыли. 
Увидев Лену, мальчик заорал: 
- Тетка, ты к кому? 
Лена чуть отошла.
- К тебе, наверное. 
- Да? – пацан на секунду задумался.  – А что в пакетах? 
- Еда. 
- Тогда проходи, - он одним махом смел мусор с крыльца. 
- Спасибо, - Лена шагнула внутрь. 
В сенях никого не было, зато из-за двери шел такой шум, что стало тревожно. 
В комнате кроме Коли она обнаружила еще одного чужака - и он был старше и больше первого.  Пацаны с гиканьем и пинками возили по полу швабру.  Увидев Лену, опрокинули ведро.   
- Здрасьте. 
- И вам… - она обошла лужу.  Что дальше, было все менее интересно. 

Дальше был Сергей.  Он что-то говорил, объяснял и показывал…  Лена согласно кивала, доставала еду из пакетов, делала бутерброды, чай и даже пыталась отвечать.  Не слыша при этом ни его ни себя. 
Единственное, что было ясно – у затеи, в которую она вляпалась, появился фактор «икс».  Незнакомый, наглый и неприятный. 

Провожали ее всем табором.  Сергей у ворот, пацаны – вопросительной группой возле крыльца.  Уже забираясь в машину, она позвала Колю.  Тот подошел с неохотой 
Она смотрела ему в глаза.
- Это последние? 
- Ага, - он отвернулся. 
Все было ясно. 
- Стой! – Сергей, что-то вспомнив, остановил машину уже на выезде. 
- Подождите, я с вами.  Соберусь только, - он побежал в дом. 
Вернулся уже в нерабочей одежде - и с кожаной сумкой, похожей на портфель.  Плюхнувшись на переднее сидение, объяснил: 
- Завтра в город.  Чем самому, лучше с вами.
Лена оглянулась на покидаемую дачу.  Было ощущение, что такой как сейчас, пока еще невредимой, она видит ее последний раз. 

Ехали молча.  Шоссе после оттепели было мокрым и опять кое-где скользило.  Разговор, который не начинался, обещал быть не самым интересным. 
Отмерив километраж, достаточный для человека, имеющего естественное желание вынуть из бардачка отвертку и воткнуть в соседа, Лена спросила: 
- Сергей, вы знаете, что делаете? 
- В общем да.  Пока да. 
- Я о детях. 
- О детях, - он помолчал.  – Не знаю. 
- Замечательно. 
- А вы бы знали? 
Лена не ответила.  Она тоже не знала. 
Остальную часть пути они сосредоточились на дороге, будто в ней было что-то особенное.  Разговаривали исключительно о делах. 
Ни о чем. 
На въезде в город Сергей попросил: 
- На Сампсоньевский можно? 
- Да, конечно. 
Через несколько кварталов заканчивался проспект Энгельса. 

- Здесь, пожалуйста. 
Он захлопнул дверцу и направился к большому безликому зданию.  Возле единственной двери которого висела табличка: 
НПО «Техника». 
Главная надежда. 
Вестибюль при входе казался необычно большим.  Размерами он соответствовал зданию, построенному с размахом и в сталинские времена.  Но пожухлость фасада сбивала с толку.  Снаружи НПО смотрелось скромнягой. 
Судя по внутреннему оформлению, дела у скромняги шли все же неплохо.
Человек, ожидавший его у вахты, выглядел классическим завхозом.  А точнее тем, кого называют «снабсбытом».  Ухватистого вида, как водится в этой профессии, в обязательной меховой безрукавке.  Увидев Сергея, он уже издали потеплел взглядом. 
- Сколько лет...  Пойдем. 
Они оформили пропуск. 
НПО действительно было главной надеждой.  Здесь имелось всё, что могло понадобиться при любых вариантах. 
И половину из этого надо было украсть. 
Пять, от силы восемь тысяч.  В крайнем случае десять.  Больше нельзя, - сказала Лена.  Обсчитав примерно будущий агрегат, Сергей понял: уместиться в смету возможно, если делать все просто и без вариантов.  Любые изменения конструкции, и всё.  Каюк. 
Изобретатель должен быть вором, это он знал точно.  Если брать только то, что можешь купить, не обогатишь человечество и наполовину.  Вся надежда ковыряющихся в железе одиночек - только на себя. 
И на то, что есть у других. 
Ходить по инстанциям Сергей не умел.  Воровать, впрочем, тоже.  Поэтому рассчитывал на знакомых.  К одному из них, самому главному в нынешней ситуации, он и пришел.  После пары извинительных и весьма тягомотных разговоров.
Семен.
Они вместе работали в ЦКБ.  Уволились тоже вместе, разругавшись с начальством, оборзевшим от левых денег и отсутствия их же, но официальных, что давало возможность никому не платить. 
Семен, в отличие от Сергея, сразу ударился в бизнес.  Вначале уехал в Новгород, где попытался разобрать одну из старинных мостовых, чтобы продать ее на сувениры. 
Чем закончилось дело, неясно, но после него Семен заявил, что безопасней торговля водкой.  И действительно стал торговать водкой.  Потом, осознав ошибку, скрывался в лесах от бандитов.  После чего перебрался обратно в Питер - и открыл производство резиновых лодок. 
Именно от него Сергей получил две лодки вместо зарплаты.  Это было их последнее общее дело.
После развала всех начинаний бывший соратник сделал программное заявление – что работать надо при чужих деньгах.  И как можно больших.  Должность снабсбыта, судя по виду, отвечала всем его ожиданиям. 
- Ну как ты? – Семен смотрел изучающе.  Вопрос предполагал не просто «ну как», а нечто более конкретное.  Перестал ли… - так, наверное.
Сергей неопределенно улыбнулся: 
- Посмотрим.
Пройдя сквозь здание, они совершили слалом среди нескольких строений хозблочного вида, обогнули пристройку и вышли к цели.  Она была обширной и многообещающей.
Хоздвор, плавно переходящий в склад, под завязку забитый железом. 
Они остановились.  Один - с многозначительным видом хозяина Медной горы, другой – в плохо скрываемом обалдении Данилы-мастера. 
- Смотри, - показал Семен. – Чем богаты...   
Железо впечатляло разнообразием:  колесные пары, мосты, тяги...   На хаотично заваленной территории было практически все. 
Сергей достал папку со списком необходимого.  Набрал в легкие побольше воздуха. 
И нырнул. 

Часа через полтора они сидели на ящиках, аккуратно расставленных в закутке. 
Место было насиженным.  Пригревало первое солнышко, от которого грязноватый снег выглядел стеклянным и пористым.  Разговор, как догадывались оба, предстоял непростой. 
Именно таким он и оказался. 
- …Что значит списать? – Семен, вытаращив для убедительности глаза, походил на кинематографического индуса. – Это же украсть фактически. 
- Нет, Семен.  Не украсть.  На доброе дело. 
- За такие добрые дела срок дают, если ты в курсе. 
- В курсе.  Но тебе не дадут. 
- Почему? 
- А ты не попадешься. 
- Это я не попадусь? – Семен попытался взять себя за грудки. - Да ты знаешь, какой я неловкий? 
- Действительно… - Сергей вспомнил историю с мостовой.  Снабсбыт тогда был пойман за самую, что называется, руку.  История получилась серьезная.  Семен после нее остался частично жив, а человек, не допустивший распила древностей, в итоге стал депутатом. 
Они горестно помолчали.  Выкурили по сигарете, посмотрели недобро на снег, на воробьев, пытавшихся вытоптать непонятно что на краю сугроба… 
Первым не выдержал Семен: 
- Ну хотя бы за какие-то деньги…   
- В смысле? – не понял Сергей.  – Списать за деньги? 
- А как?  Как иначе, Серёжа?  Должна же быть хоть какая-то романтика. 
- Зачем она тебе?  Вот за нее-то как раз и посадят. 
Семен сделал унылое лицо: 
- Извини, умирать, так с пользой.  И потом, ты же знаешь - я не один… 
Судя по всему, он уже был готов пострадать за дело.  Вопрос оставался в деталях подвига. 
На обсуждение романтики ушел еще час. 

               
Второе место называлось просто.  База. 
Заведение принадлежало непонятно кому.  Участок разрухи между лесом и городом, возникший в порыве неистребимой жадности – называемой почему-то хозяйственной деятельностью. 
На окраине базы возводили колбасный цех. 
Сергей вычислял это место по карте. 
Самая благодатная тема для добытчика материала – блуждание там, где стыкуются разные миры.  Физики и лирики.  Они делают что-то, не понимая друг друга – а заодно и совместных в их общем деле цифр.  Строители и колбасники.  То что надо. 
Сергею был нужен аргон. 
Возле строящегося цеха шла газосварка.  Сергей подошел к работающим и показал бумагу.  Говорить что-либо под визг инструментов было бессмысленно. 
Этого не потребовалось.  Посмотрев на листок, сварщики переглянулись.  Один из них вопросительно потер пальцами.  Сергей кивнул. 

Третьей была авторазборка.  Что ему здесь понадобится, Сергей еще точно не знал.  Договорились в принципе – когда придет время, он сможет брать, что захочет. 
Если захочет вообще. 
На этом артподготовка закончилась.  Можно было, не отвлекаясь, приступать к установке каркаса. 

               
Опоздав на дневную электричку, возвращался затемно. 
Сидя на краешке скамьи в переполненном вагоне, он чувствовал, как напряжение последних недель спадает.  Гора с плеч, так, наверное, подумалось сквозь наваливающуюся дремоту.  Он удачно проделал самую трудную часть работы – общение с внешним миром.  То, чего никогда не любил.  Связи, контакты, договоренности.  Купи-достань.  Дальше все будет зависеть лишь от него. 
Он не заметил, как заснул. 

Электричка свистнула, и в динамиках прохрипело что-то знакомое.  Станция.  Он поспешил к выходу. 
Минут через десять, уже пройдя за середину поселка, поймал себя на появившемся беспокойстве.  Что-то неясное заставляло всматриваться в приближающийся дом с тревогой.  Он пошел быстрей.
Через несколько дворов стало видно – дача на месте, следов пожара и разрушений нет, а свет горит лишь из кухонных окон.  Он замедлил шаг. 
Взошла луна, полная и необычно яркая.  Местность, покрытая снегом, освещалась как на ладони.  Он посмотрел на часы.  Восемь двадцать.  Детское время. 
Ни детей, ни шума от их присутствия не было. 
Странно. 
Представить, что они смотрят «спокойной ночи», при всем желании он не мог. 
Пройдя через калитку (не раскрыта настежь и не сломана), он направился к гаражу.  С ним как будто бы тоже все выглядело благополучно.  Он потрогал замок.  Цел. 
Можно было идти в дом. 
Дверь открыл уже без тревоги.  И сразу отметил - в сенях вся имеющаяся в наличии одежда и обувь.  Он переобулся. 
- Эй, пацаны! 
На кухне и в комнатах никого не было. 
Он взял фонарь и пошел к лестнице на второй этаж.  Стараясь почему-то ступать осторожно. 
Миновав мансарду (то, что она пустует, он уже не сомневался), открыл чердачную дверь. 
И сразу все понял. 

Младший из пацанов лежал, прислонившись к подпирающей крышу балке.  Двое других почивали у ящиков. 
- Вы что тут… - Сергей посветил фонарем. 
- Дядя Саныч… - один из лежащих шевельнулся.  Остальные, сочтя, вероятно, этикет исполненным, голоса не подали. 
Сергей принюхался.  Запах ацетона почуялся не сразу.  Он был слабым и словно приправленным.  Причем чем-то знакомым.  Он пошарил светом между телами.  Так и есть.  Тюбик из-под клея «Момент» валялся неподалеку. 
Ну конечно.  Как он не подумал.  Разумеется.  Если делаешь машину будущего – как же без малолеток-токсикоманов. 
Он обошел всех троих, борясь с намерением выкинуть каждого из окна.  Мерзавцы, кривовато улыбаясь, были в одинаковом полуотрубе.  И вроде бы живы.
- Идиоты… - он раздавил тюбик.  Приводить шоблу в себя не было никакого желания. 

Глава 9

Аппарат появлялся из ничего.  Вначале чертеж несущей конструкции.  Потом двигатель, передачи и все остальное.  Одним из последних корпус. 
Происходило это лишь виртуально. 
Подбирая конструкцию, Сергей регулярно впадал в раздумье и останавливал работу.  После чего отправлялся гулять по окрестностям. 
Прогулки повторялись по одному и тому же маршруту – вдоль правого, незаселенного берега озера. 
Берег сочетал в себе два разных мира – соснового бора и камышей.  Проходя по узкой полосе между ними, Сергей забывал, что вышел подумать о чем-то конкретном: конструкции и ее назначении, материалах, которые были непредсказуемы, сварке, главной надежде по корпусу… многом. 
И о кукушатах в количестве трех человек, свалившихся на его голову. 
Мысли были ни о чем.  По сути, даже и не мысли, а что-то другое – проходившее через голову в пустоту. 
Он шел по тропинке, протоптанной вдоль берега в снегу.  Справа в нескольких метрах начинался овражистый подъем, а над ним росли сосны.  Они нависали плотным экраном, от которого шло осязаемое излучение.  А слева на таком же расстоянии сквозь камыши просматривалось огромное плоское пространство, покрытое снегом.  Озеро. 
Все ненужное по мере ходьбы уходило в его сторону. Оно растворялось, освобождая место – чему-то, чего он пока еще не осознал.
После одной из таких прогулок он понял – с чертежами надо заканчивать.  Пора приступать к каркасу. 

Не заходя в дом, он направился к гаражу. 
Поставил над ямой несколько деревянных ящиков.  Потом стал разматывать моток алюминиевой шины.  Толстая и сгибающаяся с трудом, для пробного варианта она подходила идеально. 
Времени ушло неожиданно много.  Сделав коробку практически за день, он отчего-то задумался – и доводил потом больше недели.  Скреплял алюминий изолентой, которую вскоре заменил на скотч. 
Иногда, прилаживая что-нибудь к месту, он привлекал пацанов.  Те вели себя смирно. 
После случая с клеем Сергей с ними практически не разговаривал

В эти дни начал таять снег. 
Когда привезли первые заказанные узлы, и Сергей стал прикидывать схему сборки, земля почти полностью потемнела. 
С природой он уже не общался.  Предстояло готовить раму.  Это была самая сложная по последствиям часть работы.  Как будто висишь без точки опоры, и от того, что выберешь, все и двинется дальше.  Либо хорошо, либо никак. 
Когда он начал прикидывать двигатель, появились первые проблески зелени. 
Озеро, частично растаявшее, частично белевшее льдом, на ярком солнце особенно впечатляло.  В нем появилась неведомая раньше опасная двусмысленность. 
Переходя из одного состояния в другое, оно словно предупреждало: не подходи.  А лед, идущий от берега через камыши и до самой почти середины, манил прогуляться. 
Сергей, почувствовав тягу к подобной прогулке, забеспокоился за пацанов.  У них, как он понял, с тормозами было неважно.  А особенно с головой.
- Неделю на озеро ни ногой, - объявил он за завтраком.  – Дальше можете хоть купаться. 
Пацаны посмотрели с недоумением.  Педагогика, которой они ожидали после истории с клеем, оказалась не в ту сторону.  Не ходить, так не ходить. 
Верилось в их послушность с трудом. 
О контроле речи не шло.  Главное было предупредить.  Закончив политбеседу, Сергей отправился в гараж. 
Проба льда, разумеется, состоялась.  Нужно быть больным на голову, чтобы не побегать в детстве по льдинам. 
Обошлось без жертв.  Провалившись по нескольку раз, пацаны посчитали программу выполненной.  И обратили взоры к поселку. 

Смычка города и деревни получилась запоминающейся. 

               

Откуда-то доносились крики. 
Они были громкими, но неясными, и воспринимались как уличный шум. 
Сергей вернулся к работе.  Визг шлифовальной машины, которой он обрабатывал первый шов, был настолько пронзительным, что пришлось надевать специальные наушники.  Он сделал их из строительных, вклеив внутрь пищалки от плеера. 
Вгрызающийся звук инструмента, искры, темное пространство гаража и открытая дверь – подобное было во время приезда Лены.  Сейчас к этому добавилась громкая музыка. 
И то, что творилось снаружи. 
Там вовсю шла русская народная драка.  Размашистая, без особых умений и навыков.  Обычный деревенский мордобой. 
Били пацанов.  Деревенских было больше и они были старше.  Двое взрослых, причем одна женщина, и трое подростков. 
Пацаны худо-бедно держались.  Вертелись как могли, падали, вставали. 
Коля, свалившись в очередной раз, схватил подвернувшийся дрын… 
В сочетании с музыкой и искрами все это напоминало нелепый пластический спектакль. 
Который наконец достиг апогея.  Кто-то заорал особенно громко. 
- …брось, падла… убью!.. 
- !!!!!..
Сергей, отведя шлифовку от поверхности, прислушался. 
- …ворюги поганые!.. 
Он бросился наружу. 
Драка, пометавшись по двору, переместилась как раз к гаражу.  Мимо Сергея прокатился клубок из двух тел, вокруг которых скакал кто-то третий, явно из деревенских, пытаясь пнуть одного из двоих. 
- Вы что!.. – заорал Сергей. 
Закончить он не успел.  Мужик, оказавшийся ближе всех, махнул чем-то деревянным.  Сергей уклонился, но получил ощутимый удар по плечу.  Чуть не упав, он крутанулся и, толкнув мужика, вырвал дубину. 
Но ударить не смог.  Повертел в руках, даже замахнулся – и не смог. 
Эти люди, они были совершенно нормальными.  С искаженными в злобе лицами - но обычные деревенские, с которыми, как он понимал, происходит что-то не то. 
Отшвырнув дубину подальше, он помчался в дом. 
Выскочил оттуда через считанные секунды.  И уже с ружьем. 
!!! !!!
Выстрелив вверх, тут же перезарядил. 
- Стоять!  - он направил стволы на чужаков.  – Кто дернется – бью по ногам. 
Повел ружьем в сторону, указывая пацанам, чтобы отошли. 
- Детей-то за что, уроды. 
- Сам ты урод, - местные косились на оружие, но не уходили. 
– Пусть не воруют.  Ты, мужик, ружьем не махай.  Тут вам жизни не будет. 
- У, гаденыши… - женщина злобно смотрела на пацанов.  – Бабку, старуху обокрасть… 

- Так… - Сергей опустил ружье.  Пацаны молчали, и от этого становилось все более тоскливо. 
Молчали и деревенские. 
Тишина, впрочем, продержалась недолго.
Откуда-то появился звук.  Новый и совсем непонятный. 
Квох-квох-квох…  кудах-кудах…
С дороги, со стороны поселка, доносилось что-то, действительно напоминающее далекое и постепенно приближающееся кудахтанье. 
Деревенские оглянулись. 
Источник звука находился метрах в ста.  Было видно, что это женщина - сухонькая грузная пожилая старушка, пытавшаяся, как ей казалось, бежать в их сторону.  Изо всех сил. 
- …господи боже ты мой… вот ведь бес попутал… пых-пых… царица небесная… - старушка пробовала набрать крейсерскую скорость, помогая себе палкой, будто какая-нибудь Юлия Чепалова. 
- …архангел Гавриил и пресвятая богородица… 
Минут через пять она достигла ворот.  «Забежав» во двор, увидела детей. 
- Живые, слава те, Господи…  У, ироды, - замахнулась она палкой на местных.  Те в удивлении отпрянули. 
- Прости, мил человек, промашка вышла, - она направилась к Сергею.  - Тимуровцы твои… с углем этим… за наливочку… 
- Каким углем? – не понял Сергей. - Какую наливочку? 
- Так… ясно какую, - старушка остановилась.  - На рябине, на малине.  Как договаривались.  Картошку они мне таскали вот, уголек… 
- Картошку? 
- Ну да, картошку.  Из погреба.  А уголь… я в магазин, а соседи, видишь, подумали. 
Соседи в неловкости затоптались.  Старший поинтересовался:
- Уголь-то откуда?  У тебя ж кончился! 
Старушка зыркнула на него – особо и по-деревенски. 
- Не твоего ума дело, – и тут же повернулась к Сергею. 
- Хорошие ребята.  А самогонки у меня нету.  Не делаю давно… извини, сынок. 
Сергей посмотрел на тимуровцев.
- Так… 
Местные разом засобирались. 
- Ну так… - подал голос старший, - доставили, значит, ребят ваших.  В целости и сохранности.  Руки-ноги целы, - он показал на ребят. 

Гости ушли, старушка с божьей помощью тоже. 
- Так… - протянул Сергей, - наливочка, значит, самогоночка. 
Что говорить дальше, он не знал... 

Остальное здесь:
http://www.libex.ru/detail/book394401.html

или в издательстве "Ю-Питер":
197342 С-Петербург, ул. Белоостровская, д. 28, оф. 412
тел. (812) 496-15-84