Однажды в Одессе...

Однажды в Одессе...
   

Мне часто приходится в роли консультанта-технолога ездить в служебные командировки по делам нашей фирмы.

Этим летом довелось съездить и в Одессу.

В город у моря я прибыл рано утром.

Представители принимающей стороны встретили меня на вокзале, привезли в  офис и, в ожидании прибытия своего директора, долго поили дрянным кофе. Когда директор наконец-то приехал, мы, наскоро обменявшись дежурными приветствиями, поехали смотреть строительный объект, на котором обнаружились серьезные неполадки.

Уже при первом осмотре здания – трехэтажного особняка,  я был поражен тем, как строителям удалось совершить такое множество фатальных ошибок. Оценив ситуацию в целом, я пришел к выводу, что затраты по их устранению превысят запланированную стоимость всего проекта. Про себя я даже искренне пожалел своего провожатого. И пока мы ехали обратно в офис,  обдумывал, как с наименьшим драматизмом обрисовать ему истинное  положении дел.

В офисе в меня стали вливать очередные дозы дрянного кофе. Поэтому я был вынужден поспешить, и, опуская отдельные нерадостные нюансы, завершил описание реальной ситуации, в которой находится стройка, уже на пятой чашечке.

И все же мой визави расстроился. Расстроился настолько, что уже не хотел скрывать от моего сочувствующего взгляда свои эмоции и выражение лица. Они достаточно красноречиво говорили о том, что только врожденная вежливость, мои габариты и отсутствие охранников не позволяют ему, директору, нарушить законы гостеприимства и вытолкать столичного консультанта на улицу взашей.      

          Я раскланялся и охотно оставил неутешного сам на сам с его скорбными мыслями. Поскольку опасался, что если задержусь еще на несколько минут, чтобы раскрыть глубинные причины проблем принимавшей меня стороны, мне снова предложат попить их офисное кофе.

           Уезжая в командировку, я, как правило, беру с собой небольшой запас личных денег на траты под названием «мало ли что». Обычно эти деньги уходят без остатка, даже если «мало ли что» не случается.

День только начинался, моя миссия была полностью выполнена, до обратного поезда времени оставалось еще ого-го, и я пошел искать улицу Дерибасовскую, в надежде найти «мало ли что».

Это был третий в моей жизни визит в Одессу.

Впервые я побывал в этом городе в детстве в сопровождении родителей. Он оставил в моей памяти довольно тусклые впечатления: весь какой-то покосившийся, маленький, грязный, пыльный, повсеместная толчея, жгучее солнце, сушь и жара.   Радовали лишь оазисы, где можно было съесть очень вкусное мороженное и попить что-то не менее вкусное и холодное. Но оазисы попадались не часто, а порции мороженного и напитков, на мой взгляд, всегда были маленькими.

Второе мое посещение Одессы было за год до нынешнего. Наша фирма вела стройку неподалеку, и однажды вечером в дружеской компании двух своих коллег я посетил сам город. На этот раз летняя Одесса, приукрашенная неоновыми огнями  и с низкими, по сравнению с Киевом ценами в меню многочисленных баров и кафешек, меня приятно удивила.    

Помнится, мы посетили одно забавное заведение ресторанного типа. Оно называлось «Дежавю». Все элементы его дизайна и сервиса как бы погружали посетителей в атмосферу одноименной кинокомедии. Официанты и администратор зала были одеты в униформу, стилизованную под пионерскую одежду двадцатых годов прошлого века: синие шорты, белые сандалии, белая рубашка с пионерским галстуком и панама. При выносе заказанного блюда официанты маршировали к столикам клиентов в сопровождении барабанщика или горниста и салютовали им. Ну, и все прочее в том же духе.

Перед уходом из кафе мои спутники ощутили, что выпитое ими пиво решительно требует выхода наружу. Они подозвали официанта и спросили, где в этом заведении находится туалет. Официант почему-то очень оживился и любезно предложил довести ребят до самых дверей искомого помещения. А еще он заботливо осведомился, какой именно туалет им нужен.

Вообще-то говоря, такой вопрос нам показался нелепым, если не сказать больше. Понятно, что туалетные комнаты бывают разными – имеют свои, так сказать, половые отличия. Но в этом случае официанту без всяких уточнений должно было быть ясно, какой именно туалет потребовался моим спутникам. Переглянувшись с ними, я, как самый невоспитанный человек в нашей компании, спросил у официанта: – «Если в вашем ресторане есть разные туалеты, и вы предоставляете своим клиентам свободный выбор из этого своеобразного меню, то потрудитесь, пожалуйста, огласить его полностью».

Официант пояснил, что у них есть два типа туалета – американский и советский. Какой из них желали бы посетить мои спутники? Ребята заявили о своем выборе слаженным хором: –  «Хотим посетить американский вариант клозета»…

Спустя некоторое времяони вернулись за столик. Вид их был  пришибленный. Я стал расспрашивать, что же такого они там увидели? Перебивая друг друга, друзья начали свой рассказ с подробного описания дизайна туалета и большущего писсуара, который почему-то оказался подвешенным слишком высоко – значительно выше пояса, а также о своих умозаключениях по этому поводу. А затем поведали и о том, что назвали «приключением».

Подталкиваемые естественными позывами к незамедлительным действиям они, оказывается, довольно быстро справились с ошеломлением при виде местоположения писсуара и все же решились использовать американское чудо сантехники по назначению. В тот момент, когда один из них, подпрыгивая, пытался своей струей попасть куда следует, в туалетную комнату с видеокамерой наперевес вошла группа туристов в сопровождении гида…

Весь остаток вечера мы, давясь смехом, гадали – кто кем был в той ситуации: была ли туристическая группа в столь примечательном месте и в столь ответственный момент элементом шоу для посетителей этого ненормального заведения, или ребята сами стали неожиданным и пикантным шоу для туристов в программе обычной экскурсии …

           На Дерибасовскую я попал довольно быстро. Одесса и ее центральная часть при дневном освещении оказалась такой же скособоченной, обветшалой и облупленной, как и в моих воспоминаниях о ней из детства. Вот только зазывал и мелких торговцев, толпами фланирующих по улицам и бросающихся то к одному, то к другому прохожему со своими предложениями, явно прибавилось.

          Устойчивое желание лоточников ободрать как липку неискушенного покупателя аляповатой вещицы, называемой сувениром, и снеди из ассортимента уличной торговли, казалось, витало в самом воздухе и ощущалось мною на материальном уровне. По сравнению с прошлым моим посещением Одессы, цены были  несусветно высокими. Возможно, причина такого поворота крылась в том, что тогда мы тратили деньги фирмы, а в этот раз я был вынужден тратить свои кровные.

           Искать однозначный ответ на этот непростой вопрос я не собирался, однако твердо решил, что не потрачу ни одной лишнейкопейки. В итоге уже через пару часов обнаружил: Дерибасовская совершенно непостижимым для меня образом вывернула содержимое всех моих карманов и оставшихся денег не хватит даже на пачку сигарет.

            Погруженный в размышления, как убить время, не потратив оставшуюся мелочь, я продолжил прогулку по Дерибасовской. И вдруг увидел магазин, в котором продавались книги и ноты. В таком заведении, обрадовался я, можно незаметно провести не один час, перебирая ноты, букинистические книги и другие печатные издания. При этом вовсе не обязательно их покупать.

            Я зашел в магазин.

            В отделах, не относящихся к нотам, бОльшую половину всей печатной продукции составляли наборы открыток, буклеты и брошюры  на тему: Одесса и одесситы. Этот печатный концентрат любви к городу «у самого синего моря» предназначался не коренным жителям – одесситы, конечно же, любят свой город, но не в такой же, я бы  сказал, клинической форме, –  а приезжим фетишистам – жертвам пропаганды по возвеличиванию неуловимого местного колорита.

           В нотном отделе для меня не нашлось ничего интересного, и я уже было собрался уходить, но тут вмешался случай.  Одна из сотрудниц магазина – дама неопределенного возраста и неподражаемо скандальной интонацией голоса, пронзительно, провозгласила на весь зал: – «У нас нельзя переписывать. Если вас что-то заинтересовало, то проходите к кассе и платите. А переписывать дома будете!». При этом она смотрела почему-то в потолок. Я стал озираться в поиске человека, которому предназначалась эта тирада и остановил свой взгляд на худом, интеллигентного вида мужчине лет сорока-пяти, одетого в потертый джинсовый костюм. Он держал в руке какую-то брошюрку и торопливо что-то переписывал из нее в свою записную книжку. Крик продавщицы адресовался ему.

         Уронив ручку, мужчина застыл. На лице смесь испуга, стыда и растерянности. Видимо, денег на покупку  у него не было.

         Меня возмутила бесцеремонность продавщицы. Кроме того, стало жаль «джинсового человека» и любопытно: какая ценная информация содержится в неказистой брошюрке?

           Я подошел к этому мужчине и увидел, что он держит в руках книжицу под названием «В нашу гавань заходили корабли». С таким же названием уже не первый год выходит в эфир музыкальная телепередача. В ней под гитару ведущие, гости и зрители в студии поют, а затем обсуждают блатные и дворовые песенки, высокопарно называемые городским фольклором. Оказывается, уже изданы целые серии сборников песен, которые «засветились» на этих передачах.

         Продавщица, не удовлетворенная «столбняком» своей жертвы, закричала еще громче: –  «Нет, ну вы на него только посмотрите! Говорят же ему – переписывать нельзя! А он замер, как я не знаю что!»

         От этих слов любитель народных песен вздрогнул, судорожно сглотнул и стал бесцельно оглядываться вокруг.

         Тогда я дружески хлопнул его по плечу и спросил: –  «Что вы переписываете»?

         В ответ он сдавленно зачастил : – «Конечно, конечно... Я сейчас все положу на место, я сейчас…».

         «Э нет, мил человек, торопиться не надо. Показывай, что ты там высмотрел».

          Тот послушно протянул мне брошюру, на открытой странице которой был текст и аккорды песенки «С одесского кичмана бежали два уркана…».

          Я ухмыльнулся и сказал: –  «Тебе ведь ясно сказали, что переписывать нельзя».

           Мужчина снова стал оправдываться: – «Конечно, конечно, извините, я обязательно, я сейчас… я положу на место…».

          Я прервал его: – «Погоди! Тебе ведь нужна эта песенка»?

          «Ох, да, очень нужна…» – прошелестел мужчина и виновато опустил голову.

          И тогда я стал говорить: –  «Понимаешь, переписывать нельзя, это – не хорошо. Если все посетители магазина начнут переписывать нужные им тексты, вместо того, чтобы купить книжку, то какой выторг будет у этого заведения»?   

            Жестом оборвав очередной поток извинений, я продолжил: –  «Но ведь это же нотный магазин, верно»?

            «Верно» – неуверенно ответил гражданин в джинсе.

            «Так вот, в специализированных магазинах при выборе и покупке нот разрешается их сыграть. Для этих целей в торговом зале ставят рояль или пианино. Здесь нет музыкального инструмента. Но остается возможность пропеть ноты с листа собственным голосом.  Это решает твою проблему».

             «В каком смысле?» – не совсем понимая, о чем я толкую, чего к нему прицепился и, вообще, кто я такой, –  спросил будущий певец.

             «В том смысле, – как можно громче ответил я, –   что сейчас можно взять и спеть эту песенку. И не один раз. А там глядишь, слова сами собой на ум лягут, и переписывать не потребуется. Если что-то подзабудешь, приходи сюда попеть снова».

              «Как так…петь…» – убито прошептал гражданин в джинсе.

              «А вот так! На счет «три-четыре» начинаем вместе». И я стал петь: «С одесского кичмана бежали два уркана…»

              Джинсовый человек вдруг приосанился и тоже стал сначала тихонько, а потом все громче вторить мне. Я же горланил на полный голос, уверенно и фальшиво – так, как, собственно, и умел петь: «На Манькиной малине, они остановились, они остановились отдохнуть…».

               И тут продавщица сначала замахала руками, а затем просительно заголосила: –  «Не надо, не надо петь! Переписывайте, переписывайте что хотите, только петь не надо!»

              Но, сплоченные песней и пением, мы уже не могли остановиться и закончили свой вокализ а капелла, лишь тогда, когда продавщица, зажав руками уши, в изнеможении упала на стул. 

             Поклонившись аплодирующим посетителям магазина, число которых умножилось, я вложил в руки человека в джинсе брошюру и, пожелав ему всего хорошего, в великолепном настроении покинул магазин.

             Пора было торопиться на поезд.