Узоры Российских храмов

Научная задача изучения местной истории. - Исторический процесс. - История культуры или цивилизации. - Историческая социология. - Две точки зрения в историческом изучении - культурно-историческая и социологическая.



УЗОРЫ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО

По плану Кагановича в тридцатые годы в Москве решили убрать с Красной площади главное украшение — Покровский собор. Он мешал движению праздничных колонн де¬монстрантов. Решение это "оспорил" архи¬тектор и реставратор П. Барановский, кото¬рый взобрался на самый высокий купол собора и пригрозил броситься вниз. Скан¬дал Кремлю не требовался, он просто был нежелателен. Международный авторитет Ба¬рановского, потомка древнего татарского рода Туган-Барановских, и его готовность к самопожертвованию сохранили нам не про¬сто ансамбль Красной площади, а одну из консистенций её ансамбля.
Собственно, что доминирует в ансамбле Красной площади? — Покровский собор.
Откуда он взялся? — Его воздвиг Иван Грозный.
По какому поводу? — Отразить архитек¬турным памятником1 покорение Казанского ханства.
И всё!
Нет, известно, конечно, что его построили (потом достраивали) Барма и Посник Яков¬лев, которых Иван приказал ослепить, чтобы нигде на земле подобной красоты не повто¬рилось. Историки говорят, что был только один зодчий — Яков Посник, да и того ник¬то зрения не лишал, потому что он (или уче¬ники его школы) позже принимал участие в постройке Казанского Кремля.
Разумеется, легенду об ослеплении зодче¬го придумал народ, чтобы лишний раз под¬черкнуть "грозность" своего царя. Но вот как сумели ослепнуть все мы? — это серьёзный вопрос. Ведь любому видно, что собор изна¬чально замыслен и построен в восточном стиле, которым русские мастера не владели, да и владеть не могли: для этого надо родиться среди определенного народа, вырас¬ти там и обучиться архитектурным навыкам у соплеменников.
Но — может быть — Покровский собор построили казанские мастера под руководством Якова Посника? Ведь и до падения Казани в Москве жили тысячи татар, а уж после число их наверняка выросло за счет переселённых пленных. Доктор наук Н. Халитов резонно замечает, что архитектура со¬бора "оказалась глубоко чуждой всем сло¬жившимся канонам русского православного церковного зодчества и не нашла себе ника¬кого развития как "тип храма"; так и оста¬лась загадочным и уникальным феноменом русской культуры середины XVI века, вызы¬вающим до сих пор бесконечные толки и гипотезы о происхождении своих форм. И не находись это здание в Москве, да ещё на самом виду, едва ли стало бы оно символом русской культуры и воспринималось здесь как своё"2.
Попробуем разобраться.
В конце XV — начале XVI веков великие князья московские то по собственной воли, то по политической необходимости стали всё чаще и чаще вмешиваться в казанские дела. В этот период Казанское ханство раздирали внутренние междоусобицы, оставшиеся в на-следство от Золотой Орды. Как правило, все они имели один финал: проигравшие или недовольные новым режимом казанцы иска¬ли защиты у Москвы или переселялись в Касимовское ханство. Другие ехали за помощью к крымским или ногайским ханам. При этом отовсюду недовольные везли назад или претендентов на Казанский престол, или прямо готовых ханов. Ничем хорошим такое длительное противостояние партий кончиться не могло. Требовалась одна сильная рука, способная привести всех к согласию, а руки такой не находилось. Точнее, подобных рук было, слишком много, потому что тянулись они сразу из четырёх мест.
Василий III, поддерживая своих ставлен¬ников, несколько раз ходил походом на Ка¬зань. В 1532 году он построил город Васильсурск при впадении Суры в Волгу, как базу для будущих военных операций. Естествен¬но, подобные походы простых казанцев не радовали, так как приводили к опустошению поволжских земель, и к началу великого кня-жения младенца Ивана IV влияние Москвы на казанские дела значительно ослабело. Од¬новременно и крымские ханы опустошали русские границы и делали они это зачастую только для того, чтобы отвлечь Русь от Каза¬ни. Старания их скоро принесли плоды: на казанском престоле оказался их ставленник Сафа-Гирей. Правда, не сразу: опять-таки из-за внутренних смут два раза он терял престол. Но став ханом в третий раз, Сафа-Ги-рей решил навести порядок твердой рукой и Деятельно стал истреблять своих противников. Многие при этом спаслись бегством в Москву, и не нужно быть семи пядей во лбу, Чтобы догадаться, что они нашёптывали мос¬ковским боярам.
В это время и Ивану IV приходилось не¬сладко на московском троне. Удельные князья и бояре связывали его власть по рукам и ногам, да ещё и беспрерывно интриговали друг против друга. Верить никому было нельзя. А между тем Ивану предстояли впереди большие дела. Он давно видел себя не великим князем, а царём, воспреемником рас¬павшейся Золотой Орды и всех её улусов, один из которых не так давно включал и русские земли. К этому его недвусмысленно призывала и татарская кровь, доставшаяся от матери Елены Глинской, которая была из рода темника Мамая. А сам Мамай вёл своё происхождение от Сэчэ-бики из племени кият-юркин, который ещё во времена Тэмуджина3 оспаривал власть у Борджигинов4. Больше того, Тэмуджин впоследствии убил Сэчэ-бики, так как тот не понимал нового порядка Степи и жил дедовскими принци¬пами. Именно этот факт и побудил (уже) Чингис хана принять на Великом курултае 1206 года новый закон — Ясу.
Что же теперь могло помешать Ивану вернуть отобранную Чингисханом у его предка власть?
Но преемником Золотой Орды в это время считалось Казанское ханство. Оно стояло у Ивана, как кость в глотке, потому что меша¬ло самого себя возвести из князей в цари-ханы. Следовательно, надо было объединить его с Московским княжеством, а после сло¬мить сопротивление собственных князей и бояр, "регулировавших" его самодержавие. Но с чьей помощью это сделать? На своё окружение он справедливо не полагался, и именно поэтому всячески приближал бежав¬ших или приходивших с востока, юго-восто¬ка и юга татар, наделяя их службой и вотчи¬нами, отдавая на откуп даже некоторые виды торговли или освобождая от налогов. Расчёт его политически был очень точен: во-пер¬вых, он знал, что законы Великой степи не признают предательства; во-вторых, как мо¬гут предать его люди, которые всем благополучием своей жизни обязаны ему, которых -по воле судьбы ставших без роду, без племе¬ни, "людей длинной воли", как называли их во времена Чингисхана, - - он принял в свой улус?
Из исторического далека Симеон Бекбулатович кажется безвольной марионеткой в руках Ивана Васильевича  Грозного, но современники относились к нему достаточно  серьезно. И тому были причины.
Во-первых, Симеон, по свидетельству историка Александра Зимина, был венчан на царствие, как и положено русскому монарху, в Успенском соборе Кремля, в присутствии церковных иерархов и с соблюдением всех необходимых формальностей.
Во-вторых, именно татарин Симеон (или Саин-Булат--так его звали до крещения), чья родословная велась от самого Чингисхана, обладал большими правами на русский престол, чем сам Иван Грозный. Его отец был потомком хана Ахмата, последнего владыки Золотой Орды, у которого предки Грозного просили ярлык на княжение. «Хан Золотой Орды из династии Чингисидов на Руси считался единственно возможным и «честным прирожденным» царем,--считает академик Роберт Юрьевич Виппер,--а вот московские государи были лишь великими князьями, правившими с их, царского, дозволения». Чужаком в русской властной элите Симеон не был--после распада Золотой Орды почти половина русского боярства была татарского происхождения. Апраксины, Глинские, Юсуповы, Карамзины--все эти фамилии татарские.
Наконец, у Грозного были личные причины отстранить от трона своих наследников. Он явно недолюбливал своего старшего сына Ивана и считал, что тот годится только интриговать с поляками против отца. Младшего Федора он откровенно считал слабаком. А вот Симеон командовал полками в Ливонской войне, возглавлял походы русских войск в Прибалтику. За военные успехи царь особо наградил татарского царевича--он заставил мусульманина Саин-Булата принять православие (и христианское имя Симеон), а потом сосватал ему свою двоюродную племянницу Анастасию Мстиславскую, дочь главы влиятельного боярского клана. По сути он сделал татарского царевича равноправным членом царской династии. Наследники Симеона, будучи по крови как Чингисидами, так и Рюриковичами, стали бы самой знатной фамилией во всем мире. Оспорить их права на трон было бы невозможно.Но возникает вопрос. А где  дети  Симеона , которые родились  у него до женитьбы на Мстиславской? Вероятно  мать Фатима , сумела спрятать своих старших внуков, иначе бы они разделили участь  младших шестерых.
Великий князь всея Руси Симеон Бекбулатович 11 месяцев находился на царском престоле (1575-1576 гг.). Симеон Бекбулатович был крещеным татарским царевичем, правнуком последнего сарайского хана Ахмата. После смерти касимовского царя Шах-Али он стал царем Касимовского царства в составе Московского княжества.
В 1572 году Иван Грозный назначил его главой Земской боярской думы. Конечно же, столь высокий пост Симеон Бекбулатович получил из-за родственных связей с Иваном Грозным. Он приходился племянником Ивану Грозному по его второй жене - царице Марии Темрюковне, а также был женат на дочери князя Мстиславского. Мстиславский был сыном двоюродной сестры Ивана Грозного.
В 1575 году Иван Грозный посадил Симеона Бекбулатовича на царский престол. Ему был передан и титул Ивана Васильевича – «Великий князь всея Руси». Сам Иван Грозный принял титул «государь князь Московский». Он выехал из Кремля и стал жить на Петровке. Когда Иван Грозный приезжал к царю Симеону, он садился от царева места далеко, вместе с боярами. Причину передачи титула и функции царя Иван Грозный объяснял так: «По причине подлости подданных». А замысел был куда хитрее: он хотел показать, что столица Орды в Москве и с уверенностью требовать себе земли до Монголии.

Иван IV ,  совершил три похода на Казань, остававшейся всё это время    прокрымской. Но много не достиг. Тем не менее ,отсту¬пать не собирался.
Когда умер Сафа-Гирей (1549 или 1550 ГоД), его наследнику Утямиш-Гирею было всего два года, поэтому править Казанью стала его мать — Сююмбике, но реальная власть оказалась в руках знатного крымчанина оглана Кощака. При нём, разумеется, ни о каком добровольном союзе с Русью и речи быть не могло. Сменить власть в Казани Иван IV в тот момент тоже не мог. Однако обсто¬ятельства сложились так, что сами казанцы поднялись против Кощака. Некоторые мурзы демонстративно выехали из города со своими дружинами. В распрю вступили арские чуваши и с оружием в руках потребовали, чтобы Кощак покинул Казань. Кощак их усмирил, но обстановка уже накалилась настолько, что ему всё-таки пришлось бежать из города вверх по Каме с тремястами при¬верженцев. В районе Вятки он был разбит русским отрядом, 43 человека во главе с Кощаком привезли в Москву и казнили7. Вслед за этим из Казани прибыло посольство и било челом, чтобы на опустевший трон Иван IV отпустил касимовского хана Шиг-Али. Иван согласился при условии, что ему выдадут Сю¬юмбике с сыном и возвратят всех пленных. Послам (среди них были только промосковски настроенные казанцы) ничего не оставалось, как согласиться.
 
При отъезде Сююмбике из Казани были отпущены русские пленные. Но далеко да¬леко не все (именно этот факт при завоева¬нии Казани выставил Иван: казанцы не выполнили договор). Естественно, против русского князя поднялась волна озлобления. Ударила она и по новому хану Шиг-Али, хотя он и делал всё от него зависящее, чтобы не демонстрировать благодарность Москве. Впрочем, своих противников он не щадил и на одном пиру убил сразу 70 человек. Тогда казанцы стали жаловаться на Шиг-Али в Москву и просить себе русского наместни¬ка. Фактически это был отказ от политичес¬кой самостоятельности. И такой поворот дел устраивал Ивана IV больше всего, так как не требовал никаких войн, а, следовательно, трат и гибели какой-то части войска (которого ему всегда не хватало для защиты огромных границ). В Казань выехал наместник князь Симеон Микулинский, вперед он отправил двух мурз — Ислама и Кебяка. Неожиданно они стали склонять казанцев к бунту, гово¬ря, что русские идут их убивать и уничто¬жать мусульманскую веру.
Подобного плана действий у наместника просто быть не могло: слишком малочислен был его отряд, да и наполовину состоял из татар — но у страха глаза велики, казанцы поверили и восстали. Ворота заперли, наме¬стник постоял-постоял и пошёл назад. Од¬нако противники московской ориентации догнали его: часть русско-татарского отряда спаслась бегством, но многие погибли. Пос¬ле этого горожане избрали себе нового хана — ногайца Едигера.
Тогда Иван IV решил завоевать Казань си¬лой. Естественно, своим служилым татарам он так не сказал, а объяснил, что хочет лишь навести порядок. В середине июня 1552 года в поход выступили 150 000 ратных людей, которые везли 150 пушек. Войско раздели¬лось на три колонны. Основную,  вел сам царь — через Муром и Свияжск. Вторую послали южнее Рязани: чтобы предотвратить предполагавшееся нападение ногайцев с тыла. Третья во главе с Шиг-Али и Петром Булгаковым шла с верховьев Волги. Крымс¬кий хан Девлет-Гирей, узнав о походе, по¬старался предотвратить его, для чего пред¬принял рейд на Москву, но возле Тулы его остановили сторожевые отряды.
13 августа из Свияжска Шиг-Али послал грамоту Едигеру с предложением добровольно удалиться из Казани. Но тот не подчинился: во-первых, он рассчитывал на помощь но¬гайцев или крымчан; во-вторых, Казань была готова к осаде — 30 000 войска, большой запас провианта, проточная вода.
Дальнейшие события многократно описа¬ны. Казанцы долго не сдавались и на все предложения отвечали: "Не бьём челом! На стенах Русь (уже пола Арская башня), на баш¬нях Русь — ничего: мы другую стену поста¬вим, и все помрём или отсидимся". Однако перебежчики выдали тайный ход, по кото¬рому в город поступала вода. В нём устроили подкоп и взорвали стену.
Победа едва не ускользнула из рук побе¬дителей: ворвавшиеся в город русские уви¬дели столько добычи и роскоши, что, поза¬быв об опасности, бросились грабить. Был момент, когда только московские служилые татары сражались с казанцами. Но скоро порядок был восстановлен, и сражение раз¬горелось с новой силой на каждой улице. В битве при мечети пал главный мулла Кул-Шариф. Едигер защищал свой дворец. Узнав о гибели муллы, он бросился в город. Казанцы закричали: "Мы отдаём вам своего хана живым и здоровым!" А сами числом около шести тысяч выбежали в поле и вступили в открытый бой. Почти все они на этом поле и остались. В самой Казани тоже по¬легла большая часть защитников. Победителям достался огромный город с ханским дворцом, мечетями, мавзолеями, базарами — но это уже тема для отдельного разговора.
Русские сожгли в городе многие мечети (правда, не все). Часть побежденных увели в Москву, часть заставили креститься, отказав-шимся запретили приближаться к Казани на 30 км. Зачем это потребовалось Ивану? Ведь в его владениях жило множество татар, кото¬рым никто не возбранял исповедовать ислам и строить мечети. Большинство из них слу¬жило в его войске. Следовательно, эту акцию нельзя представить как месть православного шовинизма. Расчёт Ивана, скорее всего, базировался на другом. Когда Батый включал Русь в свой улус, то большая часть его войска (татары и почти поголовно монголы) не ис¬поведовала ислам, зато Русь уже была православная. На мусульманство Иван смотрел как на уход от обычаев и законов чингизидов. К тому же воссоздание Золотой Орды под но¬вым именем Россия было возможно лишь при введении единой религии, каковой в тот момент могло быть только православие (иначе Ивана убили бы свои). При этом он понимал, что крестить всех мусульман в одночасье — это безумие, это означало бы религиозную войну подобную одной из тех, которые уничтожили к тому времени половину Европы. Поэтому он и московское правительство не форсировали события и старались в меру возможности смягчить ситуацию. И даже в дальнейшем политика Москвы сводилась к тому, чтобы облик и назначение церкви максимально приблизить к мечети, то есть как бы уровнять их между собой. Скажем, до взятия Ка¬зани никто на Руси и слыхом не слыхивал о колокольнях. При храмах стояли звонницы. А что такое объявившаяся как бы вдруг коло¬кольня? Это тот же самый минарет. И даже функциональное назначение у них одно и то же9. До взятия Казани никто не слышал о церковно-приходских школах. А что такое церковно-приходская школа? Это то же самое медресе, которое существовало при каждой мечети. И таких примеров можно было бы привести ещё.
Наконец, зачем понадобилось Ивану по¬головно выселять мусульман из Казани и пе¬рестраивать её на типично московский лад? И тут ответ может прозвучать парадоксаль¬но: чтобы стать преемником Золотой Орды Иван думал о перенесении столицы из Мос¬квы в Казань. К тому же в той конкретно-исторической ситуации расширять границы на восток и северо-восток ему было гораздо легче, чем на запад. Да и как законный хан Золотой Орды он имел на это полное право. Москва в то время уже считала себя Третьим Римом, но в первом Риме сидел лютый враг папа, а во втором надолго обжились турки. И только громадная Золотая Орда частично принадлежала ему. Можно не сомневаться, что в тот момент Иван простирал свои взгляды уже до Китая. Следовательно, и столицу надо было иметь где-то поближе.
Но здесь он перегнул палку, понял, что ближайшее окружение его не поддержит, и ему пришлось уступить.
Тем не менее, дважды Иван IV сумел им отомстить. Оставаясь в Москве и уже называясь царем, Иван вдруг посадил вместо себя на трон Саин-Булата, названного в крещении Симеоном Бекбулатовичем. Этот факт также недвусмысленно указывает, что Иван собирался строить новую столицу в Казани: ведь старую Казань основал хан по имени Саин, следовательно, даже преемственность имён основателей соблюдалась. Затем Иван разделил всю страну на две части и одну — земщину — отдал Симеону, а другую — опричнину — забрал себе. После этого страна „ фактически оказалась в руках татар, ибо чуть | ли не половину опричников составляли татары10 . Кремлёвские царедворцы расценили этот шаг царя ,как очередную придурь, блажь, психоз. И опять просчитались. Они забыли, что не позволили Ивану стать казанским ханом, следовательно, права его на законного наследника всей Золотой Орды в глазах татар (как покоренных, так и независимых) оставались спорными. А вот Саин-Булат был прямым правнуком последнего золото ордынского хана Ахмата, то есть был прямым по¬томком Чингисхана. Кто же теперь из татар скажет, что Москва — не столица Золотой Орды? Кто откажется служить своему закон¬ному повелителю? В прежние времена очень многие законные ханы Золотой Орды могли сесть на московский престол, не спрашивая на это согласия московского князя, однако им это или не приходило в голову, или они опасались, что Степь их не поймёт. Теперь Иван посадил золотоордынцев силой! И это, видимо, сильно тешило его больное само¬любие. Кремль стал главной ставкой Золо¬той Орды, а это не какой-то Третий Рим!
Надо признать, что по отношению лично к Симеону Бекбулатовичу Иван поступил до¬вольно-таки подло. Ведь Симеон был царём номинальным, и все это видели. Тем не ме¬нее Иван писал ему униженные челобитные: "Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом, да с Федорцом" просят пожало¬вать и милость свою показать. Однако не будем забывать, что Симеон был Чингизи¬дом, а Иван — потомком одного из тех, кто добровольно уступил Чингисхану титул хана. (Дело было так: собрались главы семи куре¬ней: Тэмуджин, Алтай, Хучар, Сэчэ-бики (чьим потомком и был Иван IV), Ханум, Даритай и Тайчу. "Посоветовавшись между собой", они поставили Тэмуджина ханом.) Существует и такая версия, что Иван усту¬пил трон, дабы не платить самому государ¬ственные долги, а потом сослал "царствен¬ного должника" в Тверь.
И вторая месть, с которой мы начали — Покровский собор. Все знают, Олег прибил свой щит на вратах Царьграда (хотя он этого и не делал), Александр, победив Наполеона,   поставил в Париже Триумфальную арку, в Берлине есть Трептов-парк... примеров не счесть. И вывод из них один: победитель все¬гда ставил знак своей победы — трофей — на месте победы, а не тащил его домой. И только Иван поступил наоборот. Почему?
Иван предложил зодчим построить храм с семью приделами. Официальная версия это¬го числа — во имя тех святых, память кото-рых отмечалась в дни основных завоеваний Казани, и тех, которые имели отношение к царствующей династии. Но вспомним, сколь¬ко вождей участвовало в создании Золотой Орды. Однако строители нарушили приказа¬ние царя и сделали ещё один придел, посвященный въезду Христа в Иерусалим, кото¬рый должен был вызывать ассоциации с торжественным вступлением русского войска в Москву после взятия Казани. Своё ослуша¬ние они объяснили законами симметрии. Но царь почему-то пришёл в ярость (откуда и пошла, вероятно, легенда об ослеплении зод¬чих). Казалось бы, было из-за чего расстраи¬ваться!
Теперь посмотрим на сам собор. Внутри он, что удивительно, декорирован предель¬но сдержанно. Складывается мнение, что внутренность его никого не интересовала. Вся красота и отличие Покровского собора от других храмов Кремля — в его внешнем об-лике. Собственно, вид у него игрушечный и праздничный. Но если праздничность ещё можно объяснить радостью победы над ка-занцами, то - как быть с "игрушечностыо" этой победы? Узорами и стихией декора собор расписан так, что "живого места нет". И глядя на него, всё время возникает ощущение, что где-то ты уже это видел. Где? На татарских коврах и сапогах. Татарские женщины испо¬кон веков разукрашивали ковры цветами, орнаментами, волнообразными узорами и сложной геометрией округлых форм. На клас¬сических татарских коврах вы обнаружите полный набор мозаичного орнамента из дву-и трилистников, пальметок, розеток, мотивы сердца, скобы, зигзаги, спирали. Из этих узоров складываются сложные рисунки — пирамиды, звезды, круги с точкой посереди¬не и другие выразительные фигуры. Многие из них можно обнаружить на Покровском соборе. Полностью совпадает и расцветка.
И что удивительно, после появления По¬кровского собора и переселения в Москву тысяч служилых татар, внешний вид города существенно преображается. Появляются разноцветные каменные терема с невидан¬ными доселе узорами, совершенно по-другому декорированные ставни. Москва при¬нимает определенные черты восточного города, чего никогда за ней не наблюдалось. Ни в одной избе или тереме не висел на стене или не лежал на полу ковёр, который теперь встретишь в любой квартире. (Кстати говоря, узорные детали своего ковра, где бы он ни был выткан, вы тоже отыщете на По¬кровском соборе.) И в то же время в Казани строится Кремль — почти точная копия Московского, архитектура города насыщает¬ся "русскостью".
Так что приказал поставить Иван IV в са¬мом центре Красной площади? Он просто застлал главную площадь мусульманскими коврами, семью приделами, символизирую¬щими семь племен Золотой Орды, с восьмым приделом — русским народом. Покровский собор стал символом закончившегося через века единения двух самых многочисленных народов Евразии13.
К слову сказать, мысль о "казанском про¬исхождении" храма Василия Блаженного впервые была высказана в 1923 году казанским историком М. Худяковым, а в настоящее время развивается докторами наук и историками архитектуры С. Айдаровым и Н. Халитовым. Последний,  отозвался о М. Худякове так: "Ему нельзя отказать в по-трясающей интуиции, позволявшей выдвигать яркие и оригинальные гипотезы, зн¬чение которых далеко не исчерпано и по сегодняшний день. Одной из них и является мысль о взаимосвязи архитектурных идей храма-памятника на Красной площади и главной мечети покорённой Казани". Речь здесь идёт о мечети Кул-Шариф, сто¬явшей внутри Казанского кремля, имевшей восемь минаретов и разрушенной после взятия Казани в 1552 году. Н. Халитов даже считает, что "могли же на фасады Василия Блаженного перекочевать какие-то "трофеи" из Казани: кроме архитектурных форм и идей, это могли быть камни и изразцы мечети Кул-Шариф". В самом деле: при постройке церкви Покрова-на-Нерли были употреблены "собираемые и двоелетъем из Болгара вывозимые камни ". И далее Н. Ха¬литов пишет: "Символический "перенос" главной мечети Казани в Москву мог со-провождаться столь же символичным её разрушением на месте, и поэтому на гра¬вюре Дженкинсона, подробно запечатлев¬шей постройки казанского Кремля в 1558 году, её уже нет".
Как видим, всё не так просто даже при беглом взгляде.
Но ещё непонятней роль в ней святого Василия. Почему именно его (и никого дру¬гого, и никого больше) похоронили именно в этом соборе? Про него известно, что ро¬дился он и жил в районе современной стан¬ции метро Бауманская. Бороду имел редкую, но главное: в юности он был сапожником. А эту профессию на Москве испокон века "дер¬жали" татары.
Кстати, рисунки на татарских коврах и са¬погах не делались абы как, а всегда несли в себе конкретный смысл и много могли рассказать о хозяине. Может быть, кому-то Удастся прочесть и каменную "летопись" Покровского собора?