Неприятное происшествие

НЕПРИЯТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

(рассказ)

Стол, за которым каждый день в определённые часы утра и вечера работал Амвросий Бэллович, был вплотную придвинут к окну, и всего  несколько сантиметров пустого пространства отделяли его от стены. Если бы стол стоял чуть дальше, то количество световых лучей распределялось чуть меньше на гладкой поверхности, а значит и на чистых листах бумаги для письма, которая всегда занимала весь стол и была в центре внимания его хозяина. Если бы стол касался стены, а Амвросий Бэллович пробовал его поставить и так, то стул автоматически оказался бы ближе к окну, и в нижнем левом углу появился бы для обозрения краешек соседнего дома; а так как Амвросий Бэллович, размышляя о чём-то, любил иногда остановить свой взгляд именно в левом нижнем углу окна, то он, не желая, чтобы краешек дома его отвлекал от работы, позаботился о своём местоположении и точно просчитал место постановления стола, стула, а также настольной лампы, которая служила светилом в ночные часы работы Амвросия Бэлловича.
Кроме стола и стула в рабочем кабинете, который, кстати, имел средние размеры, т.е. был не маленьким и не большим, располагались: книжный шкаф, стенные часы и ковёр, служащий местом прохождения Амвросия Бэлловича от двери к столу. Если осматривать весь кабинет с того края ковра, который примыкает к двери, т.е. если войти в кабинет, то сразу же бросается в глаза огромное окно, по бокам которого, как стражи, торжественно свисают тяжёлые шторы. Они, словно охраняют огромное небо, а только его и было видно всегда из кабинета. Небо и солнце. По ночам – звёзды. Если бы не было стола и появилась возможность вплотную подойти к окну и взглянуть в открывающиеся просторы, то внизу можно было бы обнаружить крыши обычных жилых домов, ещё ниже – в самой глубине – дорогу с мелькающими машинами и маленькие, куда-то бегущие точки - людей.
Но, так как подойти вплотную к окну невозможно, то кроме неба ничего не было видно, что вполне устраивало хозяина кабинета, который специально выбрал многоэтажку для жилья – и квартиру в третьем ярусе высоты. Каждый ярус включал в себя по 15 этажей. Квартира  Амвросия Бэлловича  располагалась на последнем этаже третьего яруса – 45-м.  Это не был предел высоты дома, так как имелся ещё и последний – четвёртый ярус. Но это была уже головокружительная высота для Амвросия Бэлловича, и он был вполне доволен местоположением своей квартиры и в частности своего любимого кабинета, главной ценностью которого был для него стол, о котором уже говорилось ранее…


Так вот, за этим самым столом, как обычно, сидел Амвросий Бэллович –  человек деловой, уважаемый обществом и друзьями, - и что-то писал. Вероятно, он работал над очередным докладом перед большим Советом директоров или сочинял речь для выступления по радио… - тема и назначение работы не столь важны. Важно другое. Сегодня… Да-да…- именно сегодня утром – что-то произошло. Что именно – Амвросий Бэллович пока не разгадал. Но смутное беспокойство закрадывалось в его душу. Как человек, умеющий управлять своими чувствами, Амвросий Бэллович   делал вид, что ничего не замечает. Он усердно что-то записывал на белых листах, периодически меняя бумагу и просматривая записи. В какой-то момент он попытался пошире отодвинуть штору (ему показалось темновато), но не нащупав её рукой, так как она уже была отодвинута до предела, включил ночник, при этом, продолжая писать свою работу. Если бы у него была свободная минутка, он бы удивился, что так темно для раннего утра, или подумал, что уже вечер. Но, так как времени на такие раздумья у него не было вовсе, дописав свою работу, пересмотрев записи, что-то исправив, он выключил ночник; ручку положил на место – в ящичек, взял пачку исписанных листов, совершил ещё несколько ритуальных движений и отправился на работу.
Со времени щелчка закрывания входной двери до момента её открытия рукой  Амвросия Бэлловича в комнате всегда воцарялась тишина. Время от времени пробивалось сквозь её толщу тиканье часов, которые, в принципе, тикать не должны, но иногда с ними бывало такое, так как они были очень старыми, чуть ли не старинными, и были даже старше своего достаточно молодого хозяина, которому вряд ли можно было дать больше сорока.

Стрелки часов показывали половину десятого вечера. Время, в которое Амвросий Бэллович обычно заканчивал свою работу за столом и укладывался спать. Ночник равномерно освещал исписанные листки. Просмотрев их, Амвросий Бэллович улыбнулся, откинулся на спинку стула, несколько раз медленно провернулся на нём (стул был вертящимся). Видно было, что в данный момент всегда серьёзному и строгому Амвросию Бэлловичу  было хорошо. Неизвестно, о чём он думал, но, судя по всему, утреннее беспокойство прошло.
Амвросий Бэллович аккуратно сложил все свои записи, ручку оставил на столе, чтоб завтрашним утром не тратить время на её доставание, выключил ночник и вышел.
В кабинете снова стало тихо.

Амвросий Бэллович проснулся в хорошем настроении. Быстро оделся, умылся, сделал зарядку и направился в свой кабинет. На душе у него было легко. Сегодня он должен присутствовать на одной важной конференции городского уровня. Речь выступления он сейчас допишет…
Амвросий Бэллович открыл дверь кабинета, подошёл к столу… Он ещё не успел сесть на стул, но уже почувствовал, что что-то не так. Амвросий Бэллович аж согнулся и осунулся, словно на него неожиданно навалили десять мешков земли. Дыхание его участилось, закружилась голова (чего с ним ранее не случалось), и он поторопился сесть. Опора вернула ему силы. На несколько секунд прикрыв глаза, он одновременно рукой уже нащупал ручку и приготовился писать. Когда он открыл глаза, ему снова показалось, что шторы плотно занавешены. Но вспомнив, что он их никогда не задвигает на ночь, включил ночник, объясняя ощущение темноты своей слабостью.
Ручка уверенно и быстро побежала по бумаге. Казалось, Амвросий Бэллович был полностью сосредоточен на письме и забыл о своём странном недомогании. Но для себя он успел отметить в процессе работы несколько тревожных мыслей. Он не обратил на них внимание, не стал их для себя расшифровывать, так как спешил, и вообще не любил тратить время на всякую ерунду. Но несмотря на все предосторожности, Амвросий Бэллович всё-таки краем глаза отметил некое затемнение в окне.
И вот это самое затемнение не давало покоя Амвросию Бэлловичу уже несколько дней. Он это понял уже давно, почти сразу, как только беспокойство начало одолевать его, но почему-то боялся себе в этом признаться, очевидно, чтобы не тратить время на размышления. Амвросий Бэллович умел избавляться от ненужных и мешающих мыслей. И сегодня, как ни в чём не бывало, он отправился на свою конференцию без следа малейшего беспокойства. На конференции он отлично выступил, познакомился с новыми людьми, и был приглашён на подобное заседание в другой город. Выезжать нужно было на следующий день. Речь Амвросия Бэлловича была практически готова. Её следовало бы немного подправить, учитывая характер аудитории, и Амвросий Бэллович собирался этим заняться. Открывая дверь кабинета, он немного задержал движение руки, глубоко вздохнул и только после этого шагнул за порог. Усевшись за стол, он сразу включил ночник, взял ручку… В окно он старался не смотреть. Глаза его сразу устремились на текст уже приготовленной им речи. Просмотрев несколько строчек, он снова ощутил беспокойство. Не отрывая глаз от бумаги, Амвросий Бэллович задвинул шторы (хотя на улице было достаточно темно) и только после этого, облегчённо вздохнув, принялся вводить правки в текст.
На следующее утро Амвросию Бэлловичу снова предстояло зайти в кабинет хотя бы только затем, чтобы забрать свою речь. По непонятным для себя причинам, Амвросий Бэллович оттягивал необходимость совершения сей процедуры, задержавшись некоторое время возле умывальника и чуть дольше обычного расчёсываясь перед зеркалом. Затем он вдруг неожиданно решил с самого утра натереть до блеска свои туфли и привести в порядок верхнюю одежду (обычно он этому посвящал несколько минут до выхода из квартиры). Наконец, всё уже было готово к выезду: вещи собраны, туфли начищены… Оставалось только забрать речь из кабинета и ехать… Амвросий Бэллович подошёл к двери. Он был уже полностью одет. Даже шляпа красовалась на его голове (кстати, раньше он никогда не позволял себе заходить в кабинет в верхней одежде и тем более возлагать на свою голову шляпу в помещении). Сегодня он оправдывал себя тем, что очень спешил.
Приоткрыв дверь, он задержался, подтянулся, снова глубоко вздохнул и  только после этого решил зайти. В комнате было светлее обычного, так как день уже был в разгаре и солнечный диск висел почти напротив окна. В такое время Амвросий Бэллович никогда не заходил в свой кабинет. Не теряя времени, он сразу же подошёл к столу, взял свою речь. И … если бы он случайно не поднял глаза к закрытым, но просвещающимся шторам, всё было бы хорошо. Но взгляд его случайно скользнул в сторону окна, зрачки глаз вдруг расширились (то ли от ужаса, то ли от удивления), руки похолодели, на лбу выступил холодный пот, несколько секунд Амвросий Бэллович стоял в оцепенении, а потом вдруг как-то смешно подпрыгнул на месте и выскочил из кабинета.

Амвросий Бэллович отсутствовал несколько дней. Активное участие в делах другого города несколько поубавило внутреннее напряжение, но неприятный осадок остался. В поезде, по дороге в родной город, Амвросий Бэллович уже решил всерьёз призадуматься над причиной своего беспокойства, а не отгонять тревожащие мысли прочь. Как только он решился на это, то сразу же почувствовал себя лучше, уверенность возвращалась. Амвросий Бэллович вспомнил, что он, во-первых, мужчина, а значит может вести себя решительнее и смелее в таких делах, во-вторых, достаточно взрослый, зрелый человек, который за свою жизнь успел многого добиться и, в отличие от многих преуспевающих когда-то людей, и по сей день продолжает вести активный образ жизни и что-то полезное делать для общества, в котором живёт.
В общем, из поезда Амвросий Бэллович вышел с гордо поднятой головой (он, вероятно, был рад и горд тем, что поборол своё беспокойство). У него был очень решительный, чуть ли не окрылённый вид. Он быстро зашагал к дому  и вскоре стоял перед дверью своего любимого кабинета. Открыв дверь, он подбежал к столу и уверенным движением раздвинул шторы. Перед собой – прямо через стекло – он увидел именно то, что показалось ему в последний раз его пребывания в кабинете перед отъездом, - чьи-то ноги. Да, да. Именно – чьи-то ноги.
Амвросий Бэллович сел на стул и принялся рассматривать столь долго беспокоящий его объект. На этот раз Амвросий Бэллович был абсолютно спокоен. Мысли слушались его. И самому ему стало интересно всё это происшествие.
Сначала он задумался над тем, чьи это могут быть ноги. Вернее, кто это перед ним висит. Понятно, что одни ноги сами по себе не будут висеть в воздухе на огромной высоте. А всего тела видно не было. «Явно, это не бомж… - думал Амвросий Бэллович, - На нём довольно чистые, дорогие, выглаженые брюки и соответствующие туфли, правда, слегка покрытые пылью. Но ведь давно уже висит здесь вот этот чудак» (так его назвал про себя Амвросий Бэллович).
«Вероятно, это житель одного из верхних этажей (их было ещё сверху пять).
Интересно, чем это он занимается? – снова задумался Амвросий Бэллович, - Явно ему достаточно удобно висеть. Иначе он бы уже давно упал, не удержавшись на такой высоте. Может он йог или факир и занимается левитацией. Только вот, причём тут моё окно! – нотка возмущения закралась в мысли Амвросия Бэлловича, - Я человек деловой, спокойный, никому не мешаю, не закрываю свет, не маячу перед глазами. А тут…» - возмущение  усиливалось… Амвросий Бэллович даже хотел было открыть форточку и крикнуть незнакомцу, чтоб он поменял место развлечений, но быстро себя успокоив, как человек воспитанный, Амвросий Бэллович снова задумался. Какая-то мысль не давала ему покоя… Он даже немного начал волноваться. Но одна нога вдруг пошевелилась, согнулась в колене – выпрямилась… Очевидно, кто-то её разминал, чтоб не занемела. Ту же процедуру повторила вторая нога.
Амвросий Бэллович облегчённо вздохнул. «Слава Богу, он жив!» А то… я уже подумал – не повесился ли это кто-то…».
Успокоившись окончательно, Амвросий Бэллович решил пока не волноваться и не возмущаться. «Мало ли что бывает», - подумал он, достал принадлежности для письма и принялся сочинять очередную речь. Он так был поглощён своим занятием, что вскоре забыл о чьих-то ногах, которые по непонятной для него причине висели над его окном вот уже несколько дней. Мысли текли ровно, его уже ничто не беспокоило (ведь он понял причину своей тревоги). Вскоре речь была дописана. Амвросий Бэллович стопочкой сложил исписанные листки, положил ручку в ящичек и … всё было так, как и раньше, в былые безмятежные дни. Так, прошло около недели. Затем пролетел месяц. Казалось, Амвросий Бэллович совсем позабыл о таинственных ногах, как будто они исчезли и их никогда не было, хотя они продолжали бросать тень на стол Амвросия Бэлловича. Он же воспринимал их как должное и не тратил времени на лишние размышления о них.
Но вскоре покой Амвросия Бэлловича был снова нарушен. И произошло это обычным утром. Амвросий Бэллович, как всегда, открыл дверь своего кабинета. Настроение у него было отличное. И тут, ещё не подойдя к столу, он случайно бросил взгляд на окно и его глаза наткнулись на лицо… Амвросий Бэллович хотел сделать вид, что ничего не произошло, сделал несколько шагов в сторону стола. Но не выдержал и снова взглянул на незнакомого человека. В глазах Амвросия Бэлловича было искреннее удивление. Вероятно, он на самом деле начисто забыл о том, что потрясло его сознание несколько месяцев назад. Тем более, что в жизни самого Амвросия Бэлловича многое изменилось за это время. Он женился, получил какую-то награду; побывал в нескольких командировках. А тут – снова какие-то ноги. Вернее, уже не ноги, а целый человек – незнакомый человек, непонятно откуда взявшийся человек, совершенно ему чужой человек, который вот так бесцеремонно по непонятным причинам висит тут уже несколько месяцев, бездельничая, бросая тень на стол и на работу Амвросия Бэлловича, да к тому же ещё заглядывающий (может быть, подсматривающий) в комнату Амвросия Бэлловича. Правда, в данный момент, незнакомец, казалось, спал. Во всяком случае, глаза его были закрыты. «Но всё равно, - думал Амвросий Бэллович, - вдруг это какой-то шпион или бандит. Это опасно, когда непонятно кто подсматривает за твоей жизнью, причём самым наглым и бесцеремонным образом». От возмущения Амвросий Бэллович резким движением плотно задвинул шторы, отгородившись от непрошеного зрителя. Какое-то время мысли смешались в нём. Но он достал из ящичка ручку, положил перед собой листок бумаги и принялся что-то писать. Состояние его постепенно выровнялось. Он даже начал улыбаться (наверное, подумал о жене). По завершении работы он спрятал свои записи в ящик стола, закрыл его на ключ (что сделал впервые) и вышел, стараясь не обращать внимание на занавешенное окно и не думать о висящем человеке. Выходил он на цыпочках.
Вечером всё было спокойно. Амвросий Бэллович шторы решил пока не раздвигать. Работал при свете настольной лампы.
Утром он снова включил ночник и только собрался было что-то записать, как услышал стук. Стучали в окно… Амвросий Бэллович, сделав вид, что ничего не слышит, погрузился в работу. Стук повторился несколько раз и вскоре оборвался. Как  будто тот, кто стучал, не дождавшись ответа, ушёл. Но нет, он не ушёл, а продолжал висеть. Амвросий Бэллович это чувствовал, и  это его тяготило.
Несколько дней Амвросий Бэллович не заходил в свой кабинет. Наверное, куда-то уезжал, или был занят.
Но однажды утром, он всё-таки снова стоял возле закрытой двери и поворачивал ключ, открывая дверь. Вид у Амвросия Бэлловича был измученный, уставший, будто что-то не давало ему покоя длительное время.
Медленно он подошёл к окну и раскрыл шторы. Его глаза сразу встретились с глазами всё того же незнакомца. Человек за стеклом не удивился, увидев перед собой Амвросия Бэлловича. Выражение лица его не изменилось. Амвросия Бэлловича поразили глаза незнакомца. Они были большие, задумчивые, печальные. Казалось, в них поселился огонёк грусти, который таял и  уменьшался. От этого Амвросию Бэлловичу стало жутко и страшно. Незнакомец, как будто почувствовал это и закрыл свои глаза, чтоб не смущать Амвросия Бэлловича
Амвросий Бэллович постоял ещё немного в задумчивости, но вспомнив о работе, сел, и снова его ручка забегала по чистому листу бумаги. На этот раз, Амвросий Бэллович не полностью был поглощён своей работой. Параллельно он думал о незнакомце. Иногда он украдкой поглядывал в его сторону. Амвросий Бэллович уже решил для себя со смирением в душе, что если что, если незнакомец его попросит, он поможет ему. И Амвросий Бэллович с беспокойством ожидал каких-то действий или слов со стороны незнакомца, считая, что вероятно тот ожидает от него, Амвросия Бэлловича, какой-то помощи. Но тот молчал… И Амвросий Бэллович снова стал забывать о нём. Шторы он уже не задвигал. Беспокойство прошло. Всё снова возвращалось на свои места.
Однажды, когда Амвросий Бэллович писал очередной доклад, в окно постучали. Амвросий Бэллович вздрогнул. Он понял, что стучал незнакомец. Может быть, он что-то хочет сказать? - Амвросий Бэллович поднял глаза и снова его взгляд встретился со взглядом этого странного неизвестного человека. Незнакомец улыбнулся Амвросию Бэлловичу и что-то сказал. Слова Амвросий Бэллович не разобрал. Человек снова улыбнулся. Улыбка его была грустной. Глаза о чём-то думали. Одна рука потянулась в сторону Амвросия Бэлловича, как будто что-то прося или здороваясь (а может, прощаясь).
Время было позднее. Амвросию Бэлловичу пора было идти спать. Не дождавшись повторных слов от незнакомца, Амвросий Бэллович выключил ночник и вышел из кабинета.
На следующее утро Амвросий Бэллович, не заходя в кабинет, сразу отправился на работу. Просидел там до поздней ночи и, вернувшись домой очень поздно, сразу лёг спать…

… Когда он входил в кабинет, то старался не волноваться. Было раннее утро. Через час ему нужно собираться на работу. За этот утренний час он, как всегда, успеет написать очередную важную речь или доклад. Амвросий Бэллович достал ручку из ящичка, чистый листок бумаги и принялся писать. Тень уже не падала на его записи. Амвросий Бэллович знал, что за окном уже никого нет, но почему-то боялся поднять глаза и посмотреть… Он полностью погрузился в работу. Смутное беспокойство шевелилось где-то на окраине его души… Но Амвросий Бэллович уже решил не обращать на него внимание. Что поделаешь, случай неприятный. Но не будешь же из-за этого съезжать с привычной квартиры, переезжать в другой город. Амвросий Бэллович умел управлять своими чувствами и мыслями. Он быстро восстановил внутреннее равновесие и свою жизнь. Работал и работал, - как в старые безмятежные времена. Кроме всего прочего, Амвросия Бэлловича поглотили семейные заботы. Он и не сопротивлялся такому поглощению. Жил себе – и снова радовался жизни.
Одна из мыслей, которую он отмёл на периферию своего сознания всё ещё пульсировала. Но о ней Амвросий Бэллович совсем забыл и никогда в жизни уже не вспоминал, дабы жизнь эту прожить в спокойствии. Однажды случайно она снова промелькнула в его голове: «Протянуть руку… Я мог бы всего лишь протянуть ему руку…» Но усилием воли Амвросий Бэллович отшвырнул её снова и жил себе, кстати, неплохо себе жил…

Март 2003 (9-10)