ДЕД

          
       ВМЕСТО  ЗАВЕЩАНИЯ
               
Я хочу умереть на ходу,
Не на мокрой измятой постели,
Превратившись в шальную звезду,
Раствориться в межзвёздной метели…
Чтоб ворона в рассветной тиши
Песнь прощальную мне прокричала,
Чтобы где-то в Алтайской глуши
Эхо ахнуло громом обвала…
Не корите, что «вышел в тираж»,-
Песня кончилась, новой не будет –
Жизнь и смерть всё едино мираж,
Остальное потомки рассудят.
Я хочу, как когда-то давно,
Прошагать по знакомым дорогам,
Чтобы памяти детской кино
Возвратило к родному порогу.
Я хочу... только вряд ли рюкзак
Мне по силам закинуть на спину,
Чтобы сделать единственный шаг
И уйти в бесконечность пучины…

 15 июля 2010( три дня до 70-летия)

               

               
                Легенда о призраке Деда
                -------------------------------

       Рассказывали старики, что когда-то, много лет назад, была на косе такая турбаза, которая называлась то ли « Дюны», то ли «Дюна» и что работала она с каждым годом всё хуже и хуже, пока совсем её не прикрыли. Говорили также, что на этом месте давно    уже ничего нет – только трава выше пояса да редкие проплешины на местах, где когда-то стояли домики. И не бывает там никого, только редкие бродяги-туристы иногда забредали туда, да и те старались убраться оттуда засветло, а если уж случалось им заночевать там, то старались не очень шуметь и ложились спать до темноты, чтобы утречком рано покинуть эти места! И сказывали ещё, что видели вечером смутную тень, точнее, какую-то фигуру пожилого мужчины, одетого всегда по погоде, проходящего по невидимым никому дорожкам привычным маршрутом, зажигающего невидимые фонари и заглядывающего в окна давно несуществующих домиков. А ещё видели рядом с ним тени двух собак – рыжего кобеля дворняги и белой с чёрными пятнами сучки, которые широко раскрывали пасти, беззвучно лая. И ещё говорили старики, что ежели доведётся кому встретиться с ними, то обязательно что-нибудь случится. Нескольким старожилам довелось видеть этого, человека и они, не сговариваясь, в один голос, утверждали, что это тень Деда, когда-то работавшего на этой турбазе сторожем, и который (так они утверждали убеждённо!) продолжает нести свою службу. А ещё они вполголоса говорили меж собой, что можно освободить Деда от этой работы, нужно только при встрече с ним вечером или утром, когда он гасит фонари, поздороваться и сказать: «Дед, кончай работать, твоя смена давно кончилась!»  И тогда, говорили они, Дед уже никогда не появится больше в этих местах и можно будет безбоязненно ходить туда за грибами и ягодами, которых там всегда было великое множество.


 

               
                ГЛАВА ПЕРВАЯ   
                -----------------               
         Он никогда не считал себя кем-то особенным, каким - нибудь талантом. Да, конечно, он был в своё время неплохим рабочим, но это время давно прошло. Да, он умел когда-то вырезать неплохие поделки из дерева, но теперь полностью исчерпал себя. Он сочинял в своё время стихи и песни, говорят, неплохие (впрочем, он никогда особо трепетно не относился к этому),знал несколько аккордов на гитаре и с удовольствием пел, чаще для себя, реже – для других. Мало ли чем ему пришлось заниматься за всю свою жизнь! Были у него и ученики в той или иной сфере его увлечения, но это всё уже в прошлом. В общем, Дед (будем называть его так, как-то надо же его обозначить!), был обычным человеком своей эпохи, не самым лучшим, но и не самым плохим её представителем. Как у большинства его сверстников, у него было обострённое чутьё на всякого рода обиды, попрёки, недомолвки, но, опять же, как большинство его сверстников, он был терпелив до поры, до времени и уж если только сильно припекало, то взрывался и тогда последствия могли быть какими угодно! С возрастом у него всё чаще начинала болеть голова, давило виски, это случалось всё чаще и чаще и с каждым разом сильнее, так, что тогда он кричал от боли, правда, беззвучно, чтобы, упаси бог, кто-то не заметил и не попытался «помочь» (таких всегда хватало!) В общем, Дед был обычным человеком своего времени. Выйдя на пенсию, несколько лет отдыхал, наивно полагая, что заслужил это право отдохнуть более чем сорокалетним стажем. Потом пошёл работать сторожем и был вполне доволен и своей работой  (он сторожил на турбазе), и тем, что наконец-то у него есть свой угол, комнатка, в которую мог и не пустить никого, даже своих начальников. Дети и внуки его давно жили отдельно, он иногда  приезжал в город купить продуктов или просто встретиться со знакомыми, но с каждым годом это происходило всё реже и реже. Дед всегда умел разговаривать с животными и вещами, с природой, а в городе он чувствовал себя как в чужом лагере. Далеко-далеко за несколько тысяч километров у него остались дети от  первого брака, но он туда ездил очень редко. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Деда, была очередная стычка с его нынешней семьёй. Дед чувствовал, что виски начинает ломить (как обычно бывает перед приступом), голова звенит, как пустой котёл, и решил, что хватит. И он замкнулся! Он решил, что не будет кричать, спорить, оправдываться. Дед умел чуть-чуть «шаманить», так, так для себя, и поэтому решился на такой отчаянный шаг. Как-то вечером, сидя в своей каморке на турбазе, он собрал в кулак всю  свою волю, напрягся и начал вершить задуманное. Он решил заставить себя замолчать! Но не так, чтобы просто молчать, сдерживаясь, а молчать так, как молчат немые, то есть заставить голосовые связки отказаться работать! Возможно, он был не совсем прав, но он не видел другого выхода – он хотел заставить голос замолчать, онеметь! Больше часа он боролся со своим организмом, пересиливая его нежелание подчиняться, в глазах его давно уже было темно и яростно крутились разноцветные круги, голова,казалось, раскалывалась на части, но он продолжал напрягаться! Наконец, что-то словно щёлкнуло, Дед обвис на стуле, потеряв на мгновение сознание. Когда он очнулся, за окном было сумеречно, за дверью тоскливо, со всхлипом, выла собака. Дед выпрямился на стуле и хотел крикнуть, чтобы собака замолчала, но…никакого звука не было и тогда Дед закричал беззвучно, страшно, запрокинув голову и вцепившись в стол так, что брызнула кровь из-под ногтей. Он опять потерял сознание, на этот раз надолго. Когда он снова очнулся, собака за дверью уже не выла, а хрипела, как задушенная. Дед с трудом поднялся со стула и шагнул к двери, в голове было пусто, ни единой мысли, ни боли, ничего, казалось, что в голове всё вымыли, вычистили. «Наверное, это и значит – ветер гуляет в голове».- равнодушно подумал Дед, выходя на веранду. При виде его собака кинулась было к нему, но вдруг резко остановилась и даже попятилась. Дед подошёл к ней, стал гладить её по голове и спине, а собака только мелко дрожала всем телом и всё старалась лизнуть его руки. Через день вся турбаза знала о том, что он сделал над собой. Приехала карета «Скорой помощи», отвезла Деда в больницу. Несколько врачей, в том числе столичное «светило», долго осматривали его горло, но ничего так и не нашли, что мешало бы ему говорить. Случайно оказавшийся в это время в больнице, старый врач, давно уже не практикующий, мельком глянул на Деда и отвёл глаза. «Зря вы стараетесь,- сказал он комиссии – он добился, чего хотел. Возможно, так будет лучше для всех!» Дед равнодушно, словно речь шла о ком-то постороннем, выслушал его, не отводя своего неподвижного, тяжёлого взгляда от лица врача. «Надеюсь, со слухом у Вас всё в порядке!- сказал врач Деду.- Постарайтесь сохранить слух – он Вам может ещё пригодиться». Дед невесело усмехнулся и кивнул головой. Старый врач сам отвёз Деда обратно на турбазу на своей машине. «Зачем же Вы это сделали».- сказал он, расставаясь с Дедом у ворот турбазы и долго глядя ему в глаза, с трудом оторвал взгляд от глаз Деда, сел в машину и быстро уехал, словно за ним гнались черти! Ещё через день Дед пришёл в контору турбазы с листком бумаги. Тут же в конторе он написал: «Прошу Вас следовать за мной ко мне!» Дед привёл всех в свою каморку, там было чисто и очень уютно, жестом попросил всех сесть и достал откуда-то, исписанный с обеих сторон, лист бумаги, который протянул своему начальнику. Тот прочитал, что всю обстановку, вещи и прочее Дед оставляет турбазе. Дед показал всё: ящики стола, тумбочки с посудой и всё-всё. Потом взял листок и написал: «Завтра я ухожу – это уже решено! Куда? Земля большая…»
     Дед ушёл ранним утром, солнце ещё не вставало. Никто не видел, как он выходил и куда направился, ни на проходной, ни на КПП его не видели.
                *                *                * 
     Его задержали на вокзале соседнего города, где он  пытался купить билет на поезд. Молодой сержант с неприятным выражением лица попросил у Деда документы для проверки, Тот достал паспорт и пенсионное удостоверение и протянул их сержанту, который, даже не посмотрев, сунул их себе в карман и начал орать на Деда. Дед стоял спокойно, равнодушно глядя на сержанта, который кричал на него всё злее, а потом ударил дубинкой по голове и, когда Дед упал, надел ему наручники. Все, кто видел это, сначала оцепенели, потом начали возмущаться, кто-то догадался позвонить в милицию, быстро подъехала машина с нарядом. Перетрусивший сержант начал оправдываться, говоря, что Дед первый набросился на него, но все вокруг загалдели и лейтенант, старший наряда, понял всё. Он велел сержанту явиться на следующий день в РОВД с объяснительной. Деду оказали первую помощь и он открыл глаза и пристально поглядел на сержанта. Тот, как бы против своей воли, залез к себе в карман и, вынув документы Деда, отдал их лейтенанту, тот нахмурился. Сержант, злобно поглядев на Деда, сплюнул, повернулся и пошёл было прочь, но вдруг остановился, обхватил руками голову, зашатался и повалился на мостовую. Когда к нему подбежали, он лежал на правом боку с открытыми глазами, на губах пузырилась пена, а из горла вырывался хрип-стон. Лейтенант случайно встал между сержантом и Дедом и ему показалось, что его кто-то или что-то ударил. Он бросил взгляд на Деда и увидел, что Дед смотрит на сержанта  странным неподвижным взглядом, впрочем, Дед сразу опустил глаза вниз. «Вон оно что!»-подумал лейтенант. Между тем, сержант тяжело поднялся с мостовой и, втянув голову в плечи, быстро, почти бегом, скрылся за углом вокзала. Лейтенант просмотрел документы Деда, тот в это время равнодушно сидел в милицейском «газике», положив на колени, скованные наручниками, руки. Лейтенант, спохватившись, снял «браслеты», чего Дед, кажется, не заметил, продолжая так же неподвижно сидеть. Его привезли в РОВД, лейтенант провёл его в дежурку и начал задавать ему вопросы, но Дед молчал. Потом Дед взял со стола листок бумаги и ручку и написал на листке: «Я не разговариваю!»  «Как так?- удивился лейтенант. С милицией, что ли, не разговариваете?» «Нет, я вообще не разговариваю! Можете позвонить по телефону (он написал номер) и Вам всё объяснят». Лейтенант позвонил по этому номеру, поздоровался и сказал: «К нам в отделение доставили человека (он назвал фамилию Деда), он пишет, что не разговаривает вообще». Потом он долго слушал что-то по телефону и лицо его было растерянным, а потом помрачнело и побледнело. Потом лейтенант положил трубку и сказал Деду: «Всё это настолько необычно, что я вынужден задержать Вас». Дед равнодушно слушал его, а лейтенант вызвал дежурного и сказал: «Отведи его в пустую камеру, дай подушку и одеяло, пусть отдохнёт до утра». Дежурный выполнил приказание, Дед остался один в камере, он снял куртку, обувь, лёг на нары, укрывшись одеялом, и заснул…
                *              *              *
     На другой день конвоир отвёл Деда в один из кабинетов. Когда его ввели в кабинет, там находились двое: один – уже знакомый Деду, лейтенант, сидевший у стола, другой – в милицейской форме с погонами капитана. При виде Деда лейтенант встал, поздоровался, поинтересовался здоровьем, потом сказал: «Это следователь, он будет вести Ваше дело! Да-да, представьте, есть такое дело. Впрочем, он сам Вам всё скажет». «Меня зовут Степан Данилович, фамилия моя Семёнов. Я буду заниматься Вашим делом. Вы обвиняетесь в нанесении умышленного вреда гражданину…Что за чёрт? Ведь это Ваши имя, отчество, фамилия! Вы обвиняетесь в нанесении тяжёлых увечий самому себе?! Это же бред сумасшедшего!»  Он позвонил куда-то и несколько минут молча слушал, что обьяснял ему кто-то. Потом, повернувшись к Деду, сказал: «Пока я не разберусь во всём этом, Вам придётся посидеть в камере. Мне ещё не доводилось  работать с таким делом. У Вас есть какие-либо просьбы, желания? ( Дед покачал отрицательно головой). Вас всё устраивает? Тогда, до свидания!» Он вызвал конвоира и приказал отвести Деда обратно в камеру. В камере Дед сел за стол, положив руки на колени, и застыл в тяжёлом долгом раздумье.
                *              *              *
     Странные слухи поползли по СИЗО: говорили, что  в камере сидит один человек, который ни с кем не разговаривает, хотя раньше умел говорить и даже петь (кто-то из сидящих даже вспомнил, что когда-то слышал, как он пел). Ещё говорили, что его задержал сержант на вокзале и что сержант потом исчез куда-то, словно его и не было никогда. Впрочем, о сержанте никто особо не жалел: человек он был желчный, злой, одним словом, порядочная сволочь! «Так ему и надо!»- поговаривали в камерах. Никто из сидящих ничего конкретного не знал о Деде. Поэтому слухи были самые противоречивые. Поговаривали, что Дед (они уже знали, что его зовут так) может одним взглядом убить человека; что он может смотреть сквозь человека и видеть, что у него на душе; что Дед может не только писать ручкой по бумаге, но и на компьютере, просто глядя на его экран, причём ему в этом случае совершенно безразлично, включён компьютер или нет; что…Да мало ли что могут сочинить про человека, про которого почти ничего не известно! Впрочем, многие слухи имели под собой реальную почву. Например, Дед   действительно мог бы убить человека взглядом, но не всегда (только когда сильно разозлится!), да и не в его правилах было это! И по поводу компьютера почти всё так и было, непонятно только, откуда они это всё узнали – ведь Дед никогда не использовал при людях эту свою способность. Итак, следствие шло своим ходом, продвигаясь мелкими шажками, туго, со скрипом, но всё-таки шло! Дед сидел в своей камере почти всё время, иногда даже отказываясь от прогулок, что-то писал (ему дали большую стопку чистой бумаги и несколько авторучек) долгими вечерами, иногда смотрел телевизор, но чаще просто сидел, уставившись в одну точку тяжёлым бездумным взглядом. Несколько раз по распоряжению следователя у Деда забирали исписанные листы бумаги (Дед никогда не возражал, даже сам отдавал их!), следователь просматривал их, но ничего не понимал: буквы, вроде бы, русские, но слова были совсем непонятные и укладывались в совсем уж невероятные словосочетания. Следователь не спрашивал Деда про записи, а тот тоже не пытался что-то обьяснить. А потом произошло что-то вообще необьяснимое, из ряда вон выходящее. Как-то следователь пришёл в камеру к Деду, зачем-то прихватив с собой его документы и все материалы по его делу. Через некоторое время следователь и Дед спокойно вышли вместе из камеры и пошли к выходу, причём дежурный милиционер беспрепятственно выпустил их, даже открыл перед ними дверь. На  улице перед РОВД следователь и Дед крепко пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. На плече у Деда висела его сумка, в которой были все его записи и все документы дела, аккуратно завёрнутые в свежую газету, в карманах куртки лежали паспорт и пенсионное удостоверение, ключи от несуществующей квартиры, мобильник и кошелёк с небольшим количеством денег. Ещё в паспорт был вложен странный документ с печатью, в котором предписывалось всем структурам власти оказывать Деду всяческую помощь, не чинить никаких препятствий в его передвижениях по стране. Странно было ещё и то, что никто даже не спохватился об исчезновении Деда, будто ничего и никого не было, даже сидевшие в СИЗО тоже сразу напрочь забыли про него! В тот же день Дед купил билет на поезд и уехал в далёкий, за много тысяч вёрст, город. Удивительно то, что поезд проходил часть пути по территории другого государства, для чего нужен был загранпаспорт (чего у Деда не было!), однако никаких проблем с пересечением границ у Деда не возникало: пограничники и той, и другой стороны спокойно, даже безразлично, просмотрели его документы, билет и не сделали никаких замечаний. Так Дед выехал из анклава и уехал в большую Россию. В дороге с ним ничего не случилось, он хорошо выспался, сходил в ресторан пообедать и на другой день был уже очень далеко.
     Кстати, ехал он один в двухместном люксовом купе, а проводник был к нему очень предупредителен. Между прочим, когда он сошёл в одном из городов с поезда, столкнулся лицом к лицу с человеком, который застыл от страха, увидев Деда. В этом человеке, скорее похожем на бомжа или просто бродяжку, Дед с трудом признал бывшего сержанта. Тот, наконец, оправился от испуга и юркнул куда-то подальше от Деда, чтобы, не дай бог, чего не случилось. Впрочем, Дед тут же забыл этот эпизод, как  абсолютно бессмысленный.
                *              *              *   
                ГЛАВА ВТОРАЯ ( десять лет спустя)
                ----------------------------------------------------
     Теплым летним вечером по малолюдной улице небольшого приморского городка шёл человек. Ни своей внешностью, ни манерой поведения он не выделялся среди редких прохожих: среднего роста, склонный к полноте, одет в чёрную футболку, серые брюки и коричневые полуботинки. Слегка прихрамывая на левую ногу, он опирался при ходьбе на дешевую металлическую тросточку. У тросточки этой была одна особенность – её рукоять была сделана из соснового сука и представляла собой вырезанное лицо с большими круглыми глазами, резко очерченным носом и тонкогубым ртом. Это лицо могло бы показаться красивым, если бы не нарочито грубо вырезанные его черты. В лице самого человека тоже не было ничего примечательного, была, правда, одна особенность, которую можно было заметить при разговоре – человек разговаривал не открывая рта. Впрочем, как было сказано выше, эту особенность можно было заметить только при разговоре да и то, если внимательно вслушиваться и всматриваться ему в лицо. Человек неторопливо шел по улице, вглядываясь в дома, будто узнавая знакомых после долгой разлуки. Редкие прохожие, занятые своими заботами, проходили мимо, не обращая на него никакого внимания. Но вот один из них вдруг резко остановился, словно натолкнувшись на стену, на лице его появилось странное выражение удивления и испуга. «Дед?!- негромко воскликнул он,- Дед, это ты? Откуда ты? Где ты был всё это время?»  Дед, да это был он,  тоже остановился, повернулся к окликнувшему его и подошел к нему. На лице его отразилась смесь радости узнавания и некоторой настороженности. «Дед, это же я, Сашка, мы же с тобой вместе работали,   помнишь?»   «Саша? Да, конечно же, помню! Здравствуй, Саша!» – раздался   в голове у Саши негромкий глуховатый голос. Саша заметил, что при этом губы Деда  не шевелились и рот не открывался, как бывает обычно при разговоре, но не придал этому значения.  «Так где же ты был все эти годы? Что делал? Как жил?»  «Где только я не был!- услышал Саша,- Поколесил  я и по России-матушке и за границей побывал, всяко было! Велика Земля, а лучше Родины нет! А что делал? Да всё, что придётся – я ведь многое чего умел в своё время!»   «А как стихи и песни, пишешь по-прежнему или бросил?»   «Да нет, не бросил, сочиняю понемногу и стихи, и прозу, и песни и даже выступаю с ними перед публикой, правда, в небольших аудиториях.»    «Погоди, Дед, но ты же не можешь говорить, как же ты общаешься с ними?»    «А так же, как и с тобой сейчас. Только вот  с большими аудиториями мне сложнее – не все могут меня услышать, а ведь мне микрофон не поможет, сам понимаешь, не изобрели ещё такой техники!»   «Ну, ладно, а зачем ты сюда приехал, али соскучился по кому?»   «Да вот, хотел бы поглядеть на турбазу, что там нового, что изменилось.»   «Турбаза? Так нет уже её давно, лет шесть, пожалуй,- разворовали до некуда, так что даже с молотка её никто не купил! Так и бросили! Чай, поди, уже разрушилась вся!»   «Вот оно как…Жаль! Но всё равно, хотелось бы съездить туда, поглядеть на милые сердцу места!»  «Ну что ж, давай завтра съездим со мной на машине – мне тоже интересно поглядеть, что и как!»  Наутро Дед проснулся рано, умылся, оделся и к назначенному часу вышел к вокзалу. Там его уже ждал Саша на стареньком «БМВ» тёмно-синего цвета. Несмотря на свой почтенный возраст, «БМВ» оказался весьма шустрым и уже минут через тридцать они добрались до базы. Сначала Дед даже не понял где они: асфальт на дороге давно потрескался, зарос травой, местами даже рассыпался в пыль. Покосившиеся ржавые, давно не крашеные, ворота были замотаны цепью и заперты на висячий замок, калитка сорвана с петель и краснела ржавчиной в, давно не кошеной, траве. Дед вошел через калитку на территорию и у него защемило сердце: шеренга покосившихся фонарных столбов с разбитыми плафонами и лампами, плиты дорожек едва угадывались сквозь густую жёсткую траву. Дед пошел через заросшую травой площадь к бывшему своему жилищу. Зрелище оказалось не из приятных: побитые стёкла окон, распахнутые настежь и скрипящие на ветру двери, провалившаяся местами крыша и кругом трава и толстый слой пыли. На одной из дверей Дед заметил остатки деревянной резьбы и сердце забилось сильнее: он узнал свою каморку. Осторожно поднялся на веранду и заглянул внутрь: комната была абсолютно пустая, стены ободраны, потолок зиял дырами, пол прогнил и провалился. «Вот оно как!»- подумал Дед и спустился с веранды на землю. Потом он ещё долго ходил по турбазе, с трудом нащупывая бывшие дорожки, глядел на развалины домов и остатки фундаментов и чувствовал, что в нём что-то будто умерло, осталась одна пустота в душе и какая-то обида на себя, на весь белый свет! Побродив ещё некоторое время по развалинам базы, Дед вернулся к воротам и вышел с территории к дороге. Саша сидел в машине и о чём-то думал – он так и не выходил из неё…
     Обратно ехали, молча, только перед самым городом Дед спросил Сашу: «А помнишь, у меня собака была, такая серая с чёрными пятнами? Что с ней случилось? Куда она подевалась?»  «Собака?- Саша ненадолго задумался, потом ответил – Собака умерла вскоре после твоего исчезновения. Она ничего не ела, только лежала на веранде около твоей двери. А ты что хотел сходить к ней на могилку?»  Дед ничего не ответил, только откинулся на спинку сидения и закрыл глаза. Немного помолчав, со странной интонацией в голосе, Саша сказал: «А знаешь, твою каморку так никто больше и не занимал, хотя и предлагали её новым работникам, даже не пытались заселять. Был, правда, один, но он больше одной ночи не выдержал и сразу же уехал. Так она и была закрыта на замок до последних дней. Вещи? В день закрытия базы приехало много, когда-то работавших здесь. Как-то спонтанно получилось, что все собрались около твоей веранды, открыли дверь в твою комнату и каждый, кто желал, заходил в неё и брал себе по одной какой-нибудь вещи на память, даже бывший директор взял что-то, по моему, какое-то фото со стены». Въехали в город и Саша спросил: «Дед, тебе есть, где ночевать? Может, пойдём ко мне, места хватит?» В ответ прозвучало: «Спасибо, Саша, я найду, где переночевать и пожить немного, за меня не беспокойся!» Выйдя из машины, Дед крепко пожал Саше руку и сказал: «Прощай, Саша! Очень рад был с тобой повидаться! Ну, будь здоров!» Потом Дед всё той же неторопливой походкой пошёл по улице и скрылся за поворотом. Саша смотрел ему вслед, пока Дед не свернул, потом сел в машину и поехал, Дед из-за угла долго смотрел ему вслед.

                *          *            *            *           *

P.S.  Когда я писал эту маленькую повесть про Деда, я не думал, что она окажется пророческой и уж совсем не ожидал, что это пророчество сбудется так быстро и так страшно. Дело в том, что за последние два с небольшим года на турбазе было совершено около пятнадцати поджогов, сгорело много служебных помещений,среди них – магазин, кафе, склад, администрация, несколько домиков для отдыхающих. Последним штрихом был поджог общежитий, причём только чудом не было человеческих жертв, так как пожар начался вечером и в общежитиях находились люди.