Полинка

Полинка родилась под утро. Горластую, требующую еще непонятно чего, её принесла акушерка Иринке. Ирина почему-то была уверена, что родится мальчик, они даже имя ему уже давно придумали, решили назвать в честь деда – Георгием. Плохо соображая, что ей говорят, Ирина посмотрела на девочку. А маленький комочек почти закатывался в крике.
– Тише, тише, – успокаивала девочку Таисия Ивановна.
 Ребёнка унесли, а над Ириной ещё битый час колдовали врачи, медсестры, переговариваясь лишь только на одном им понятном языке. Иришка была далека от медицины, поэтому особо не вникала в слова врачей.
Наконец, её привезли в палату. И ей нестерпимо захотелось посмотреть на ребёнка, подержать его на руках. Детское отделение было рядом с их палатой. Иринка прислушивалась в плачущие голоса детей и старалась выхватить свой родной, только её дочери крик.
Скоро утро, уже светает, в палате их четыре роженицы и у всех девочки. Двоих скоро выпишут, а вот Галя – соседка по койке, останется с ней.
На правах умудренной в этом деле женщины (у Галины Светочка была третьим ребенком) та стала учить Иринку, что нужно есть, чтобы быстрее появилось молоко. Принесла ей молоко и кефир, заставила выпить.
– Тебе теперь молочное необходимо. Замужем? – осведомилась Галя.
– Да, конечно, а почему вы спрашиваете? – Ирина поняла, что вопрос был дурацкий и никчемный.
– Ребенок первый? – продолжала спрашивать Галина.
 –Да, конечно, – опять так же ответила Иринка.
Утром в шесть утра принесли кормить девочек, эдакие маленькие беленькие свертки.
– Вот моя.
– А это – моя! – разбирали деток молодые мамы.
К кровати Иринки подошел врач.
– Ирина Александровна, – уж как-то строго начал врач. Иринка вся сжалась.
– Нет, только не это!!! – почти в ужасе выкрикнула ему она.
– Прошу вас, успокойтесь. Девочка жива. Но она родилась с патологией. У неё недоразвита кисть руки, на левой ручке не хватает трех пальцев.
Палату пронзил крик Ирины:
– Нет, нет, нет! Всё ведь было хорошо! Не может быть!?
– Это не страшно, другой патологии я не обнаружил, девочка здорова.
– Нет и ещё раз нет! Покажите её. Я хочу видеть свою дочь.
Она рванулась с кровати и, застонав, опустилась на пол, на секундочку потеряла сознание от боли. Ирину санитарки уложили на кровать.
– Прошу вас, покажите мне её.
Врач не противился. Через несколько минут внесли такой же беленький конвертик. Спокойно посапывающий и не орущий, как другие.
– Разверните, – попросил врач медсестру.
Действительно, у девочки не хватало три пальчика: большого, указательного и мизинца.
– Это был желанный ребёнок в семье? – как-то заученно и сухо спросил врач.
Ирина, не отрываясь, смотрела на девочку:
– Мы вообще-то хотели мальчика, Георгия-победоносца, – шепотом ответила ему Ирина.
– Вы поговорите с мужем сами или мне это сделать? – спросил её доктор.
– Не знаю, ничего я не знаю, – Ирина закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Успокойтесь, сейчас готовят хорошие протезы, – продолжал доктор.
– Зачем она мне такая! – не спеша, проговорила Иринка, – Да и Толик будет против.
– О чем вы? – не сразу понял доктор. – Вы хотите оставить ребенка? Вы соображаете, что говорите?
В палату вошла медсестра.
– Кто Иванцова? Записка вам, – не дождавшись ответа, протянула записку Ирине.
– Не хочу! Не хочу!
– Ирина, вы взрослый человек, успокойтесь, а с вашим мужем я сам переговорю, – врач поднялся и вышел.
"Иринка, целую. Девочка так девочка", – было небрежно, видимо в спешке, написано рукой Толика.
– Ирина, – начала было разговор Галя.
– Вам всем хорошо сейчас говорить, у вас дети не уроды, – она смяла записку и бросила её в угол.
– Ирина, девочка нормальная, ну и что же, что нет пальчиков, ведь не "дауненок", не с параличом. Да и тем более на левой руке, – проговорила Галя.
– Вот и бери её себе, раз такая сердобольная, – все так же с надрывом крикнула Ирина Гале.
Через час зашла вновь медсестра и принесла ещё записку для Иванцовой. Видимо, врач переговорил с Толиком: содержание и тон резко изменились. "Сволочи. Мы ещё с тобой молодые, родится кто-нибудь когда-нибудь, а эту не бери, лишняя обуза на шею. Зачем нам уродец? Мать со мной согласна. Анатолий".
Ирина натянула простынь на лицо и заплакала.
– Ирочка, – послышалось ей где-то рядом. Это соседка по койке – Люся. – Бери девочку, а вдруг у тебя больше детей не будет. Мало ли что. Не слушай мужа, это твой первый ребёнок, а первый он самый дорогой, поверь!
– Замолчите все! – огрызнулась Ирина.
– Девочки, оставьте её! Пусть немного подумает, – заключила Галя, обращаясь ко всем.
Подошло время второго кормления. Уже по коридору слышны были голоса крикунов и крикушек. Иринка закрыла лицо подушкой, думая так отгородиться от настоящего.
– Ирина Александровна, кормить будете девочку?– раздался голос медсестры. Она протянула девочку, но Ирина даже не пошевелилась, как лежала с накрытым лицом, только ещё больше натянула на себя простынь.
– Ирочка, возьми её, она смотри какая хорошенькая! – это был голос Гали. Ирина вместо ответа отвернулась к стене.
– Девочка, просит есть! –  окрикнула её настойчиво медсестра.
– Давайте, я её покормлю, – проговорила шепотом Галя. – Пусть успокоится, может, одумается!
Медсестра унесла детей. В палате воцарилось жуткое молчание, все женщины презрительно смотрели в сторону Ирины.
– Я напишу отказную, – вдруг раздалось в тишине. – Будем считать, что не повезло. Пусть воспитывают другие, а мы ещё себе родим…
– А ты оказывается, мерзавка! – крикнула Люся. – Какой детский дом заменит ребенку мать. Нет, вы посмотрите на неё, управилась, а ребёнку теперь страдать.
– Я её не хочу!  Не хочу! – прокричала всем Ирина.
Через неделю её выписали. У дверей приемного покоя стоял Толик. 
Прошло тридцать лет и сейчас, сидя в приемной райсобеса, Ирина Александровна вспомнила это. Да и вспоминала о Полинке она всегда, детей больше у них с Толиком не было. Бабки сказали, что кто-то проклял.
Девушка секретарь или молодая женщина, трудно определить, раскладывала какие-то бумаги, подписанные и без подписи. Левая рука была у неё в перчатке. Девушка как будто специально стала боком к Ирине Александровне и та вдруг почувствовала к ней какую-то неизведанную тягу. "А вдруг?"
Полинку она не искала, почему: трудно сказать.
 Первое время Толик не разрешал, но справки о девочке навела свекровь, её назвали Полиной и определили в дом малютки "Лютик".
 Девочку она не видела, но подарки в дом малютки регулярно передавала, пока они с Толиком не уехали на север, а сюда вернулась – справки нужны были для оформления пенсии. Город встретил её безучастно, о ней давно уже здесь забыли, да и перестали вспоминать: некому было.
И вот встреча, неужели это она, моя Полина? Ирина Александровна прошлась по коридору, определенно в ней что-то есть схожее, родственное. Такие же большие голубые глаза, как у Толика, губы полные, такие же алые и сочные…
– Полина Ивановна, вас вызывают в отдел кадров, – услышала Ирина Александровна голос по селектору.
Девушка-женщина заторопилась и, проходя мимо Ирины Александровны, задержала на ней свой взгляд.
– Вам плохо? Вы такая бледная, может быть, чем-то помочь?
Больше Ирина Александровна ничего не помнила. Неотложка, вызванная в райсобес, увозила её в больницу. Врачи поставили диагноз: инсульт. Только что послужило поводом к нему очень трудно рассказать кому-либо, а объяснить тем более… Встреча, ощущение материнства или страшное одиночество. Наверное, и то, и другое, и третье вместе взятое.
Ирину Александровну похоронили в Святогорске.  В чужом и родном городе для неё. В чужом оттого, что не придут дети на её могилу, родном оттого, что где-то совсем рядом её дочь Полина: девочка, девушка, женщина.