Не хочу возвращаться

                Повесть продолжает идею «Эротической истории»  http://www.proza.ru/2010/08/29/897. Рассказ ведется
                от лица девушки, командированной во времена Юрия Долгорукого, о пережитых ей испытаниях, о том,
                как она вышла замуж и не захотела возвращаться в родную эпоху.


                ПУТЕШЕСТВЕННИКИ ВО ВРЕМЕНИ

                Институт сравнительной истории Российской АН.
                Ассистентке кафедры славистики Васиной А.Н.
                явиться на заседание рабочей комиссии в 16-30.

Объявление я прочитала на бегу между тренировкой по самбо и библиотекой. Это относится непосредственно ко мне, поскольку я, Васина Анна Николаевна, веду тему «Бытовые контакты славян и булгар в начале двенадцатого века» и сегодня буду докладывать о своей готовности к погружению в историю этих народов.
- Елки-палки! Времени до начала заседания почти не осталось! А мне надо переодеться и прибыть на рабочую комиссию в наряде девушки славянки. В нем я предстану перед нашими предками в начале двенадцатого века.
К подготовке экспедиционеров относятся особенно строго после скандала с потерянной во времени нашей сотрудницей Еленой Дмитриевной Борго. Она до старости лет прожила рабыней среди северных племен и (признаем честно!) покончила самоубийством после смерти своего легендарного хозяина и покровителя.
Я бегом рванула в каптерку: быстро раздеться, заплести волосы в одну косу. Волосы у меня совсем не густые и не очень длинные, коса получается не сказать, чтобы богатая. Теперь одеваться. Трусиков, бюстгальтера и колготок мне не положено, до них предки еще не додумались. Надела нижнюю рубаху длиной до середины голени и без рукавов, вверху только широкие лямки на плечах. Потом верхнюю вышитую рубашку-сорочку, она достает только до бедер, концы пышных рукавов тесемками завязаны. Разрез у ворота тоже зашнурован цветной тесьмой. На бедра в полтора оборота навернута шерстяная ткань – понева – юбку еще не придумали. Понева пояском на талии подвязана, чтобы не свалилась.
На поясе слева сумочка с женскими вещицами: иголки с нитками, вязальный крючок, запас тесьмы; справа на поясе нож в ножнах. А как же! Без ножа никуда! На босу ногу надеты обутки из куска мягкой кожи – постолы. Так, теперь на шею самые простые девичьи бусы из сушеных ягод шиповника. К бусам спереди привешен девичий оберег – маленькая деревянная уточка. Такой оберег носят девушки в самых бедных семьях. У дочерей кузнеца, в семье которого я буду жить, обереги наверняка железные.
На голову надела пеструю тканую ленту и, прошу любить и жаловать, готова девушка невестичьего возраста из племени вятичей. В таком виде и явилась на заседание я, Васина Анна Николаевна. Виновата, теперь уже вятическая девушка Богдана, в крещении Ольга. Может эта девушка хлеб испечь, прясть мастерица, ткачиха неплохая. Но владеет она и рукопашным боем на уровне первого разряда, метко бьет в цель из лука. В порядке личного интереса освоила я мелкое кузнечное мастерство: обереги железные изготовить, кольца-браслеты из меди сделать, кое-какой домашний инструмент сковать. Ну, это умение вряд ли потребуется.
А еще эта девица под гипнозом освоила язык вятичей и волжских булгар, запомнила их фольклор, былины, песни, имена богов и все бытовые обычаи.
Заседание тянулось нудно. Я отчиталась о подготовке, потом руководитель проекта долго перечислял усвоенные мной навыки и мои физические данные: возраст, рост, вес, окружность груди, талии, бедер...
- Благодаря правильной тренировке тело двадцатипятилетней Анны Николаевны соответствует по морфологии и физиологии 17-летней девушке.
Все это необходимо для точного заброса в эпоху и успеха экспедиции. Но слушать неприятно, будто они тебя голую под микроскопом разглядывают. Хорошо, что не упомянул о моей девственности. При нашей учебной загрузке заводить бойфренда просто некогда и сил на это не остается. Потому живу монахиней. И не сказать, чтобы мужика мне очень хотелось, но иногда возникает томление и кажется, что обнимают мою шею теплые детские ручки.
Люди часто спрашивают, что заставляет нас работать в Институте сравнительной истории и отправляться в прошлое, порой рискуя жизнью. Многих привлекает громадная зарплата, государственные награды. Героем России стал экспедиционер нашего Института, который нашел в подземельях Кремля библиотеку Ивана Грозного. А для меня это способ доказать, что нашу труднейшую работу женщина может делать не хуже мужиков. Это моя первая экспедиция, а после третьей стану доктором наук, и аспиранты будут за моей спиной шептать: « это Анна Николаевна, которая трижды ходила в прошлое и сделала великие открытия».
Вокруг заброски в различные эпохи всегда много интриг. Никто не рвется во времена татарского нашествия или в пору преобразований Петра Первого. А за более спокойные эпохи идет жестокая конкуренция, особенно среди аспирантов и нас, младших научных сотрудников. По логике вещей в первую очередь должны отправляться наиболее подготовленные кадры. Я заслужила право на относительно спокойный период русской истории (до нашествия монголов), отличной подготовкой по всем предметам. Но многие смазливые аспирантки зарабатывают право на хорошую эпоху не головой, а… другим концом туловища. Есть среди наших руководителей две-три персоны любителей погладить коленки симпатичных девочек, под юбку залезть и более того. Добавьте к этому откровенный блат, проталкивание родственников. Короче говоря, грязи хватает.
Рядом со мной сидит мой руководитель Кирилл Кириллович, в обиходе нашем просто Кир-Кир. Короткая густая борода, подрезанные «под горшок» волосы высветлены (как и у меня) до соломенного цвета, прокаленное всеми морозами и ветрами лицо в морщинах. Исходит от него спокойная, уверенная сила и по нему сохнут многие наши девицы. Но Кир-Кир уже двадцать лет состоит в своем первом и единственном браке, на девиц не заглядывается.
Он мастер заброски, никаких накладок не допустит, но строг. Рассказывают, что одна молоденькая аспирантка на внедрение взяла с собой золотые часики – очень ей эти часики нравились. Кир-Кир обнаружил их уже на месте высадки. Не долго думая тут же выпорол девицу ремнем «за нарушение режима внедрения» и отправил обратно. Представляете картину: группа благополучно отбыла, а через пятнадцать минут на стартовой платформе возникла зареванная аспирантка с хорошо выпоротой попой!
Вот этот Кир-Кир и должен меня проводить и передать с рук на руки местному кузнецу, у которого я должна прожить целый год. Кузнец руду в болоте добывает, железо плавит и кует все на потребу соседей, которые его считают ведуном. Потому соседи вряд ли будут спрашивать: откуда в его доме неожиданно появилась взрослая девушка. А если спросят, велено ему отвечать: «на болоте нашел». Народ там хотя и числится православными христианами, но старых боженят еще не забыл и носит им угощенье. Заранее на этот случай приготовлена легенда: «в молодости кузнец любился с болотницей, она ему дочку родила, вырастила, а теперь отправила к отцу в светлый мир, жениха искать».
               ***
Сама заброска проходила без всякой помпы. Математики давно рассчитали все параметры, нам с Кар-Киром осталось только погрузить тюки точно в центре платформы. Количество багажа превышало мою заявку. Значит, основной груз предназначен самому Кир-Киру и Ольге Петровне, которая отправляется сразу за нами и, как говорится, в то же время и в то же место. Будет она сидеть за болотами и выполнять должность местной Бабы Яги. Мы переоденемся уже на месте, а сейчас на нас резиновые сапоги и десантная униформа. Кир-Кирыч даже автомат прихватил: «Всякое бывало, может нас медведь поджидает на месте высадки».
Команда «Старт», меня как крючком за желудок дернуло, крепко ударилась ногами о землю… и мы на месте, на сухом бугорке среди болота. Тихо. Весна ранняя и снег еще не везде растаял. Оттащили свои тюки со стартовой платформы, освободили место для прибытия Бабы Яги.
- Первым переоденусь я, а ты, Анна Николаевна, наблюдай, потом ты одеваешься, а я охраняю. Повернулся ко мне спиной, сдернул куртку с рубахой и спускает штаны. Я верчу головой по сторонам, но все же мне видны его голые спина и зад со шрамом, будто зверь вырвал у него кусок мяса. Интересно: мужской зад не вызывает у женщин никаких сексуальных эмоций, а на мужчин вид голой женской попки действует как сигнал к атаке.
- Теперь ты переоденься – слышу за спиной голос Кир-Кира.
На нем уже штаны и рубаха из крашенного льняного полотна, на ногах лапти с онучами. На голове войлочная шапка. Взял у меня автомат и отвернулся. Я быстро раздеваюсь - хооолодно! Стою голая, копаюсь в своей укладке. Интересно: Кир-Кир окрестности наблюдает или сзади на мою наготу таращится? Пожалуй, нет – он много женщин видал, и одетых по-всякому, и голых и, даже, (говоря словами Булгакова) с содранной кожей. От весеннего холода кожу стягивает, соски грудей стали маленькими и твердыми.
Вот и я переоделась, закинула за плечи берестяной кузовок, с какими местные девушки на болото за клюквой ходят. Мой руководитель дает последнюю вводную:
- Мы на самой границе Владимирского княжества, между православными россиянами и булгарами, принявшими ислам, потому жизнь не мирная. То русские князья налетают и захватывают полон, то булгарские бии под водительством своего эмира неожиданно нападают, жгут городки и уводят людей в рабство. Сейчас на дворе весна 1119 года от Рождества Христова. У русских идет грызня, потому булгарские князьки безобразничают. Но в начале следующего года пойдет на них Юрий Долгорукий. Через два года заложат Нижний Новгород. Он будет удобным местом для твоей работы.
В случае набега ты не высовывайся, а то придется потом искать тебя в каком-нибудь гареме. В мирное время идет бойкая торговля, приезжают их купцы к нам, а наши в булгарские города. Вот в такое время ты и проводи свои наблюдения.
И еще одно. Знаю, что ты, Анна Николаевна, сорви-голова. Потому предупреждаю: веди себя строго, аборигены – что русские, что булгары – поведение с отклонением от принятых норм не простят. Можешь на большие неприятности нарваться. Контролировать твою работу будет Ольга Петровна. К ней и обращайся, если возникнут проблемы бытового характера или по вопросам безопасности.
Я внутренне содрогаюсь, Ольга Петровна старая дева и не терпит молодых смазливых сотрудниц. Считает, что у нас только мальчики в голове. Она умна, обладает острым языком, может высмеять так, что потом институтское начальство не будет меня принимать в серьез.
Кир-Кир взял на плечи тяжелый рюкзак и мы пошли… В скором времени кузнеца увидели, который явно поджидал нас. Сидит на пеньке широченный в плечах мужик в лаптях, борода половину груди закрывает. На плечи накинута меховая безрукавка, а к поясу привешен железный оберег в виде секиры Перуна. Взгляд пронзительный и хитрый: очень даже себе на уме мужичок.
- Здоров будь, Ведун – поприветствовал он Кир-Кира. – А это и будет мне дочка болотом подаренная?
- И ты будь здоров, Мужила. – ответил ему Кир-Кир. – Вот, привел к тебе Богдану, она проживет с вами до следующей весны. Отнесись к ней, как к родной дочери: люби, наставляй и воспитуй. 
Я молча поклонилась, не поднимая на него глаз – неприлично девушке пялиться на старшего. Знала бы я, чем это «наставляй и воспитуй» для меня обернется! А Кир-Кир начал выкладывать оговоренную плату за мое годовое проживание: зубила и пробойники кузнечные, стамески, сверла по дереву и ножи золингеновской стали. Глаза у Мужилы загорелись:
- И в каком горне ты, Ведун, такое славное железо отжог, что за мастер его ковал? – а сам постукивает железкой о железку, звон слушает и вздыхает.
- Такое и Богдана может сковать – Кир-Кир набивает мне цену. – Она не только по девичьей части мастерица – хлеб испечь, ткать и прясть. Она узорочье женское кует – браслеты, кольца, обереги.
Тут я не утерпела, стрельнула на кузнеца глазами:
- Я и ножи ковать могу, знатные клинки у меня получаются.
Мужила покривился, будто кислое ему в рот попало.
- Ты, девка, лишнего не мельтеши. Чтобы нож добрый отковать СЛОВО знать надобно. Я своего Ждана, старшего сына, учу-учу, всю руку об его спину обломал. А все не может правильно заговор сказать и нож у него, когда получается, а когда и нет. Считай, пропало железо. Ну, хватит воду в ступе толочь, пойдем домой, Богдана.

                СЕМЬЯ КУЗНЕЦА 
Широко шагает кузнец, несет в заплечном пестере дареное железо, а я за ним поспешаю. Часа через два вышли к маленькому городку Бобровке. Все обычно: избы теснятся около церкви, вокруг ров выкопан и тын установлен. Но кузнец повел меня не в городок, а вниз к реке, на которой стоял совсем не огороженный и не защищенный двор.
- Батюшка, - спросила я Мужилу – а почему ты не в Бобровке поселился: там была бы защита от лихих людей.
- От пожара люди берегутся и поэтому убирают из града кузницы, да и боятся нас кузнецов, волхвами считают. Моего сына девки городские стороной обходят. – Помолчал и добавил. – И тебя парни обегать будут, скоро на себе почувствуешь, каково кузнечихой быть.
Обширный двор с добротной избой, сараи, баня, кузница. Кроме стоящей на отлете кузницы, все строения под соломенными крышами – как тут пожаров не бояться. Кузница построена полуземлянкой, в стенах над землей всего два венца бревен, крыша покрыта земляными пластами. Такому строению искры из кузнечного горна не опасны. Вошли в избу, и увидела я всю семью, в которой предстояло мне жить целый год.
- Веселка, принимай дочку Богдану – окликнул старшую жену Мужила.
Позднее я в деталях узнала историю этой семьи. Кузнец Мужила женился по любви, но не церковным обрядом, а по старинке обвел невесту вокруг ракитового куста. Потом говорил поп, что грозный бог Христос наказал молодую семью за пренебрежение церковью. Три года не было у них детей, а когда появился, наконец, мальчик нарекли его Жданом. И потом дети рождались редко, многие помирали во младенчестве. Еще две дочери появились в семье, после чего стала Веселка бесплодной. Делать нечего, погоревали сколько-то лет, и привел Мужила в дом вторую жену, чтобы не пустовала люлька, подвешенная к потолочной балке.
Хозяевам нельзя одряхлеть: кто становится равнодушен в супружестве, больше не может дать родственникам удачу и земле плодородие. Потому берет хозяин в дом молоденькую жену, порой младше старших детей. Пусть все видят – глава семьи полон сил, породил новых детей. А умрет он, юная жена отойдет старшему сыну, ведь она ему не мать и даже не кровная родственница. Так было в язычестве, такой обычай сохранялся по глухим углам и после торжества христианства. Как ни стараются христианские проповедники, а семейные традиции язычества продолжают существовать. Изучение этой проблемы и является одним из вопросов моего исследования.
До дрожи в коленях боялась невеста-бесприданница своего жениха, кузнеца-ведуна. У него руда-кровь земная в брак с огнем вступает и родит доброе железо. За неделю до плавки не спит кузнец с женой, не знается с другими женщинами. Только в этом случае будет крепко рожденное железо. Чудо чудное, диво дивное!
Ласковым мужем оказался кузнец Мужила и старшая жена приняла молодайку по-доброму. Не корила Веселка молодуху, ровесницу ее сына Ждана. Молча слушала, как ночами восторженно ахает Любава под ее мужем. Носит Любава каждый день в кузницу квас для истомленного жаждой супруга, а Веселка с крыльца смотрит, как Мужила гладит ее попку, мнет тити, и не могут они дождаться ночи – времени, отведенного богами для слияния женщины и мужчины. В русской глубинке отношение к интимной стороне супружеской жизни до монгольского нашествия было простое: ничего не стыдились, не прятались. В избе, где живет большая семья, и негде спрятаться. Дети невольно становятся свидетелями ласк и любовной игры отца с матерью. И никого это не смущало. Только с развитием христианских традиций сексуальная жизнь супругов стала восприниматься как что-то постыдное, греховное.
Теперь живот Любавы понемногу круглится и в улыбке ее светится тайная гордость: кто в мире важнее женщины, несущей в себе новую жизнь. Сейчас Любава сидит на лавке и перематывает с веретен нитки, готовит клубки для заправки долгой зимой ткацкого станка. Рядом с ней две девочки плетут тесьму, закрепив нитки-основу на пальцах босых ног. Надежда и опора семьи шестнадцатилетний Ждан поглядел на меня без одобрения, буркнул: «водяница», и вышел во двор.
В избе я перекрестилась на иконы, по одной половице прошла к печи, погрела руки у огня.
- Спаси Христос, добрая матушка печь – так угодила и новому богу, и старым богам.
Потом поклонилась хозяйкам:
- Здравствуй, матушка Веселка. Здравствуй, матушка Любава, многих тебе детишек.
Раз я для Мужилы дочка принятая, то его жены мне приходятся матушками. Плохо, что не удалось поздороваться со Жданом. Чувствую, много хлопот доставит мне. Большуха Веселка, которая месила на столе тесто, вздохнула:
- Надо бы избу освятить от болотного духа.
Но хозяин не согласился.
- Если поп избу освятит, домовой обидится. Давай, Богдана, забирай с собой Светланку, иди во двор и вместе с Жданом протопите баню. Будем банным жаром от скверны очищаться.
Я таскала воду из реки, Ждан колол дрова и топил каменку, а Светланка путалась у нас под ногами. Между мной и Жданом держалось что-то вроде вооруженного нейтралитета. Казалось бы: в доме появилась девушка, и красивая, смею сказать. Городские девушки, по словам отца, от него сторонятся. В этой ситуации следовало ожидать, что Ждан начнет ухаживать за мной, проявит чисто сексуальный интерес. А он демонстрирует презрение. Обидно даже...
Дальше больше. Когда я стала разводить в бадейке щелок, Ждан подошел сзади и ущипнул меня за попку. Очень больно ущипнул! «Это что, - думаю – такая манера ухаживать, причиняя боль? Или он презрение свое болотной девке показывает? По своей легенде я должна быть тихая и покорная. Но если спустить ему ТАКОЕ, он скоро руками под подол полезет к голому телу». Развернулась к нему и стукнула кулаком между ног. Ждан паренек крупный, широкоплечий – весь в папашу, но от боли скорчился и вздохнуть не может Десятилетняя Светланка палец в рот положила и молча смотрит на эту стычку. «Ну, - думаю – все я испортила, будет мне на орехи от институтского начальства! Хотела  показать себя работящей скромницей, услужливой и покорной, а оказалась драчуньей. Забыла, что сын во всем стоит впереди дочерей». Но сделанного не вернешь, и когда Ждан нашел силы разогнуться, я ему сказала, как пропела:
- Запомни, братик Жданушка, девушек нельзя больно щипать за попки, да еще прилюдно. Нужно гладить нежно-нежно, и не посреди двора, а в местечке укромном. Тогда девушке приятно будет и она сама попку под ласковые руки подставит.
Пока топили баню, Ждан мне слова не сказал, но щипаться больше не пробовал. Банька у кузнеца тесная. На верхней полке лежит-нежитися сам хозяин Мужила, а жены его в четыре веника нахлестывают. Тело белое, без загара, только лицо, шея и кисти рук темные. Такие же белотелые его жены, Ждан, да и я тоже. Кузнец повернулся на спину, мужское хозяйство руками не прикрывает, знает, что жены парят его аккуратно.
Теперь уложили под веники Любаву – ей, находящейся «в тягости» долгое пребывание в баньке противопоказано. На животе лежать уже затруднительно и Любава встала на четвереньки. Кузнец нежненько повевает паром на свою молодуху, гладит веником спинку, попку и ляжки, от усердия ноги раскорячил. В жаркой бане кожа мошонки растянулась, длинным мешочком висит. Ого, какая большая головка у его члена! Никого это не шокирует: у славян баня лекарство от всех болезней, средство гигиены и духовного очищения. Чего уж тут стесняться.
Мы – дети и родные, и названная дочка - сидим на лавке вплотную друг к другу и потом истекаем. Справа от меня Ждан, бедром к моей ноге прикасается, украдкой разглядывает мои груди и бедра. Пошевелился Ждан, вроде отодвинулся и опять ко мне прилип, но теперь между нашими бедрами оказалась зажата вывернутая кисть его руки – ладонь на моей ляжке покоится. Но тихо-тихо, никакого хулиганства не допускает, а хозяин этой руки замер, как окаменел. Может, и правда, он на меня глаз положил и пытается ухаживать, но так неумело.
Его понять можно. Зазноба, по их меркам, должна быть младше паренька. Ему только шестнадцать лет, а меня они считают семнадцатилетней – самый невестичий возраст, еще немного и буду невестой-перестаркой. Чувствует Ждан неравное положение, и грубостью пытался утвердить свое превосходство и старшинство. Эх, мужики, обязательно вам нужно над женщинами верховодить. Спросите любого мужика, как он относится к женскому равноправию. Он возражать не станет, он «за». Этим он, вроде бы, позволяет поднять глупую, слабую женщину до своего высокого уровня. Но как он возмутится, если вы приравняете ЕГО к женщине. Это унижает его надутое самомнение.
Вывели Любаву в предбанник, вышли с ней старшие. Оно и понятно: предбанник совсем тесный, всей семьей в нем не поместиться. Старшие покинут его не скоро, будут женщины волосы длинные расчесывать. Это большая ласка, когда мужчина после бани гребнем женские волосы расчесывает, а нашему батюшке надо обеих жен расчесать. Сидит Любава, от наслаждения глаза закрыла, расчесывает муженек волосы младшей жены, благодарен ей, что после свадьбы быстро понесла. Интересно: что чувствует женщина, когда в ней первый раз начинает расти ребенок? Теоретически я это знаю, медицину изучала досконально, а вот на самом деле, какие при этом ощущения?
Перебрались мы на полок, в самую жару. Легла я на живот, вытянулась, хо-ро-шо! А Ждан веничком меня стал гладить от шеи до самых пяток, на попе задержал его: коли нельзя у Богданы ягодицы рукой пощупать, так хотя бы веником ее погладить… Чтобы сделать ему приятное, я попу приподняла, под веник подставляю свои округлости. Потом перевернулась я на спину, груди, пупок на плоском животе, волосики лобка – все перед его глазами. Ждан не столько веником работает, сколько смотрит на мои прелести. 
- Теперь – говорю ему – ты под веник ложись.
Улегся Ждан на живот, хлещу его в два веника по спине, по заду, по ногам. Ждан только охает от удовольствия и созерцает, как мои груди трясутся.
- Перевернись.
Лег он на спину выставил свое мужское достоинство, член у него уже как у взрослого мужика и лобок густо оброс, а вот борода на лице только начинает пробиваться. Лежит Ждан, не прикрывается ни руками, ни веником. Девчонки уже ушли и мы в бане только вдвоем. Можно и член его руками погладить, но нельзя такого делать скромной девушке, не стоит лишние надежды внушать.
Вышли мы в предбанник. Сидим на лавке – уже на некотором расстоянии друг от друга – полотенцами вытираемся, квас пьем. Стала я гребнем мокрые волосы расчесывать, а Ждан все на мои прелести пялится. И есть на что посмотреть. В бедрах я широкая, ляжки тугие, спортивные, талия узенькая, подтянутая; правда грудь не очень большая, да и ореолы у сосков маловаты. И тут мой ухажер попросил:
- Давай, я тебе волосы расчешу…
Это уже слишком, после такого он вполне может меня своей невестой посчитать. А я ни за кого замуж не собираюсь, мне надо в Институте карьеру делать. И в этом мире я оставаться не хочу. Махнет хвостом невеста и исчезнет по весне, стоит ли его несчастным делать. Поэтому выдала я самую виноватую в моем арсенале улыбку и жалобно прошептала:
- Не надо, Жданушка.
                ***
Вечером заботы известные. Я со всеми женщинами села прясть льняную кудель, готовить нитки для того, чтобы зимой ткать полото. Батюшка крючки рыболовные острит, а Ждан взялся для меня деревянную ложку вырезать. На каждого члена семьи имеется только одна деревянная ложка, потому мне за ужином достался какой-то старый огрызок. Кашу им брать можно, а вот завтра в обед похлебку не зачерпнуть. Горят лучины в двух светцах, угольки в корытца с водой падают, но большого света и не надо, пальцы хорошо веретено чувствуют.
Для развлечения стала девушка Богдана новоявленным родичам рассказывать притчи-басни про колобка, про Красную шапочку, про кота в сапогах. Правда, пришлось по ходу дела заменить кота на зайца. Не появились еще кошки в русской провинции. Только в больших городах завели эту диковинку. И королей пришлось заменить князьями да боярами по русскому образцу. После меня Веселка спела былину об Илье Муромце, родившемся недалеко от нас – в округе Мурома. Местные его хорошо знают и почитают почти что родственником. Дальше я стала рассказывать о подвигах Геракла, конечно, в адаптированном виде, в расчете на моих слушателей. И, надо сказать, произвела на них впечатление.
- На берегах теплого моря жил народ греки, у которых были свои боги, отличные от наших. Главным над всеми богами был Повелитель Грома великий и могучий бог Зевс, который очень любил забавляться с земными женщинами. Женщин он любил всяких и разных. Если только перечислить его возлюбленных, то месяца не хватит. Да и женщины любили его. А как же не любить? Он же Зевс-Громовержец, самый главный бог на небе. Одна беда, неразборчив он был: увидит смазливое личико, и все, надо эту женщину или девушку обязательно подмять. Наплевать ему на то, что у них законные мужья имелись. Многие боги греков непосредственно общались с простыми смертными, вступали с женщинами в любовные союзы, помогавшие своим любимцам и избранникам.
Было пророчество, что боги победят злых духов Зимы, если к ним на помощь придет хотя бы один смертный человек. Таким человеком и должен был стать (еще не рожденный в ту пору) Геракл, сын Зевса.
Пожелал Зевс обладать Алкименой, женой Амфитриона, который в это время воевал с соседями. В его отсутствие Зевс, плененный красотой Алкмены, явился к ней, приняв образ мужа. Встретила  хозяйка, обрадованная, что муж живой и здоровый домой вернулся. Обняла, поцеловала и, чувствуя страсть мужа, легла и раздвинула ляжки. И вошел в ее тело Зевс, наслаждался телом земной женщины, спустил в нее семя, и она стала непраздная.
На другой день вернулся ее муж Амфитрион. Жена ничего не заметила, легла с ним, приняла его семя и в ее животе начал расти второй ребенок. И вот от Зевса и от своего законного мужа Амфитриона в один день Алкмена родила двух сыновей.
Но у Зевса на небе была законная жена Гера, которая ревновала его и очень переживала увлечения мужа земными женщинами. Гера была не просто богиней и женой бога, но покровительницей законных браков, и зачатия детей. Со своим мужем она ничего не могла поделать и потому преследовала отдавшихся ему женщин и рожденных ими детей.
В грехе зачал ее муж Геракла, своего самого любимого сына, который должен был вырасти великим воеводой. Потому Геракл был ненавистен Гере.
Гера стала преследовать Геракла с самого первого дня его жизни. Узнав, что Геракл родился и лежит, завернутый в пеленки, в одной колыбели со своим братом, она послала двух змей, чтобы погубить новорожденного героя. Была уже ночь, когда змеи, сверкая глазами, вползли в покой Алкмены. Тихо подползли они к колыбели, где лежали братья близнецы, и уже хотели, обвившись вокруг тела маленького Геракла, задушить его, но проснулся сын Зевса.
Младенец Геракл протянул свои маленькие ручки к змеям, схватил их за шеи и сдавил с такой силой, что сразу задушил их. В ужасе вскочила Алкмена со своего ложа; увидев змей в колыбели, громко закричали бывшие в покое женщины. На крик женщин прибежал с обнаженным мечом ее муж. Окружили все колыбель и увидели необычайное чудо: маленький новорожденный Геракл держал двух громадных задушенных змей, которые еще слабо извивались в его крошечных руках.
Батюшка Мужила работу оставил, положил руки на стол и замер, Ждан тоже перестал кривой ложкарней скрипеть по деревянной заготовке – баклуше. А женщины только вздыхают. Жалко им Геракла, которого отец Зевс зачал во грехе и не захотел оборонить от мести законной жены.
- Да, что же она делает! Зачем на мальчонку змей напускать, лучше бы о голову мужа глиняный горшок разбила!
- И мать тоже хороша. Что из того, что бог лицом и статью на ее мужа походил! Как она на лавке лежучи чужого мужика не узнала? У любого мужа свои слова заветные, которые он ночью жене говорит. У каждого свой обычай: кто просто рубашку задерет до пупа, а который ее совсем снимет, чтобы иметь женушку нагишом. И кто и за какие места трогает, ласкает...
Не будь тут самого Мужилы и Ждана, бабы начали бы обсуждать постельные привычки своего муженька, А если бы обнаружили разницу, тут и до обиды-ссоры недалеко. Чувствуя накал страстей, хозяин проворчал:
- Разболтался сорочий городок. Спать пора.
Пошабашили с работой, пора укладываться. Батюшка с женами разместились на широких пристенных лавках. Мое место на полатях с девчушками. А где Ждан ляжет? Не полезет ли ко мне ночью со своими ласками? Нет, он тоже внизу на лавке останется. Но симпатию свою еще раз проявил:
- Для тебя нужно хорошую ложку вырезать, работать не спеша, чтобы красивая была. А пока не сделал, возьмешь мою ложку.
Вот так, наметился первый в моей жизни подарок от претендента в женихи. Снимаю все верхнее и аккуратно укладываю на лаве, поскольку спать положено в нижней рубахе. Тоскую о пижаме, но ничего не поделаешь, терпи Анна Николаевна. Полотняную рубаху то в одном, то в другом месте выпирают округлости моего девичьего тела.
- Хороша Богдана болотница – крякнул Мужила – какому-то жениху ладная девка достанется.
«Нет уж – думаю – этот товар не про вас»! Залезла на полати и баиньки после трудного дня. Заснула, как провалилась. И уже Светланка под бок толкает – утро настало.
И пошла девичья работа по дому: коров доила, подметала избу, воду в кадки носила. Всего и не перечислить. А между работой вопросы задавала своим названным матушкам: о быте, о соседях, о купцах булгарских, о боярине, что держит городок Бобровку для Владимирского князя.
Информация обильная и, что главное, бытовая, которой ни археологи, ни историки-черви книжные не владеют. Ох, и утру им нос после возвращения! У меня за левым ухом приклеен чип, который выглядит коростой, а может большой родинкой. Назначение у него двойное. Это и микрофон-передатчик, с которого вся информация сразу уходит в Институт, и кнопка спасения, если нажать его определенным образом, я провалюсь сквозь столетия и окажусь на стартовой платформе родного Института. Но это только на крайний случай, при плановом возвращении приказано использовать платформу в точке прибытия - на бугре среди болот.
Честно признаюсь, жизнь средневековых россиян мне понравилась, их быт не воспринимается как анахронизм. Я еще недостаточно хорошо знаю обычаи, не сильна в соблюдении традиций, но порой кажется, что я могла бы прижиться в этом мире. Пища разнообразная, чего стоят хотя бы экологически чистые продукты. Вы, жители современных городов не можете представить их восхитительного вкуса. А чистейшая вода в реках и озерах. Мы не знаем по фамилии даже соседей по подъезду своего дома, а тут все друг с другом знакомы, в беде всегда придут на выручку. В моем мире если загорится ваша квартира, соседи буду просто зеваками. Жди, когда приедут застрявшие в городских пробках пожарные. А в средние века все бросятся тушить огонь, не дожидаясь, когда их позовут. Такая верность, преданность и самопожертвование у нас уже не встречаются.
На громадных просторах средневековой России нет ни одного наркомана, можете такое себе представить? Да, браги выпивают много, жестоко дерутся по пьяному делу, но алкашей нет. Люди слыхом не слыхивали о такой трагедии, как развод супругов. В нашем мире проблемой являются неполные семьи, в которых один из родителей (обычно это мать) воспитывает детей. Здесь неполная семья возникает только в случае смерти одного из родителей. Случись такое, соседи-доброходы стремятся слить ее с другой осиротевшей семьей. И заботится новая супружеская пара о всех детях, не разбирая кто из них чей.
Да, родители порют детей розгами, но и наших оболтусов следовало бы пороть, но… защита прав ребенка. Может и муженек высечь нерадивую женушку, сама заголится, на скамейку ляжет, а потом скажет «спасибо». Я расспрашивала многих аборигенов, и никто не мог вспомнить случая, чтобы муж наказывал жену из прирожденного садизма, просто желая причинить ей страдание. Нет никаких проявлений феминизма – каждый знает круг своих обязанностей и добросовестно их исполняет. Та же женушка ХОЗЯЙКА в доме и за ней всегда последнее слово. Действует старинное правило: жена хозяйка в доме, муж во дворе и в поле.
Восхищает и простота разрешения всяческих конфликтов. Никто не пишет анонимок и других доносов. По мелочам мужчины могут решить спор и кулаками, в более сложных случаях обращаются к посаднику, его решение всегда справедливо и обжалованию не подлежит. Самых крупных спорах третейским судьей выступает князь. Это его главная функция, а совсем не руководство военными действиями.
А красота деревянной средневековой архитектуры от соборов и боярских палат до обычных изб. Говорят, что архитектура – это застывшая музыка. Точно сказано. Нет, этот мир мне положительно нравится.

                КАК МЕНЯ ПЕРВЫЙ РАЗ ВЫСЕКЛИ
Христианский календарь прижился в русской глубинке, и дни считают по неделям. Бани топят и парятся в шестой день – в субботу. Очистительная баня была неплановая и пришлась на среду. А в пятницу за ранним завтраком Мужила облизал ложку и меня огорошил:
- Ты, Богдана плохо себя ведешь, со Жданом драку затеяла. Надо тебя наставить, завтра после субботней бани посеку тебя розгами, чтобы лишнего себе не позволяла.
Внутренне я возмутилась: «он хочет высечь меня, взрослую 25-летнюю девушку. Да какое он имеет право»! Но сообразила, что по легенде я их приемная дочь, даже не невеста еще, и лет мне числят всего семнадцать. Вот и нашла приключение на свою попу. Беспокоил вопрос: Мужила-батюшка будет сечь меня при Ждане или без него; нужно будет раздеваться или только подол задирать. Но я пыталась обмануть саму себя. Из курса истории и культуры вятичей я знала, что родители секут голых детей и для поучения присутствует вся семья. Вот стыд!
Субботним утром подошла ко мне Светланка.
- Батюшка сегодня нас с тобой будет розгами сечь, а прутья мы должны сами нарезать. Пойдем в тальники.
И пошли две девицы десяти и семнадцати лет резать розги для своих попок. Практики в этом деле у меня никакой, Светланка показывала, какие прутья надо брать. Нарезали целую охапку, принесли в сени и поставили в кадушку с водой. Кадушка узенькая, высокая, специально под длину розг сделана. Я все у Светланки пытала:
- Кого будут пороть первой?
- Меня – отвечает Светланка – младшеньких всегда секут первыми, чтобы у батюшки рука не устала, пока до старших дело дойдет.
Нечего сказать, утешила.
- А как нам раздеваться? – задаю я самый важный вопрос.
- Как в бане – отвечает мой десятилетний консультант. – Ты под розгами не сжимай тело и кричи громко, тебя крепко батюшка сечь будет.
Как день прошел, я за волнением и не помню. Только Ждан улучил момент и сказал: 
- Богдана, это не я рассказал батюшке – Светланка проболталась. Ты не сердись на меня.
Вечером опять все вместе мылись в бане. И опять Ждан рядом со мной на полке сидел. Видимо он все еще чувствовал себя виноватым, Парил меня веником, принес кваса напиться. А потом набрался смелости и, незаметно от родителей, тихонько, НЕЖНЕНЬКО погладил меня по спине. Положил ладошку на лопатки и повел ее вниз, на талии задержался, а дальше уже ни-ни… Сидят рядышком два голыша, бедрами чуть-чуть соприкасаются, и делают вид, будто ничего не происходит.
Отдохнул после бани наш батюшка и велел скамейку в избу принести из сарая. А нести ее, конечно, нам, которых сечь будут. Скамья широкая, тяжелая, доска в четыре пальца толщиной. Нести ее пришлось мне, от слабосильной Светланки проку не было. Но в избе уже Светланка с великим тщанием ту скамейку вымыла и насухо протерла. Все готово, стол отодвинут, скамья посередине избы и кадушка с розгами рядом стоит. Жены и малая сестренка сидят на лавке, сам батюшка Мужила в красном переднем углу под иконами, а мы виноватые около скамейки стоим, головы для приличия повесили.
Встал батюшка, погладил бороду.
- Ложись, Светланка, на скамейку, получай научение и воспитание.
Девочка всхлипывая стянула через голову рубашонку – девичью поневу она оденет только после того, как бросит первую месячную кровь. Подошла к скамейке и легла. Веселка взяла ее за руки и прижала их к скамейке выше головы, Любава ноги держит в щиколотках. Мужила погладил растянутую девочку по ягодичкам:
- Поучаю за то, что плохо тесьму ткала, убегала во двор со щенками играть.
Вынул из бадейки розгу и хлестнул по попке Светланку, которая сразу завизжала в полный голос. Ну, не дождетесь, не буду я так визжать! По программе выживания нас учили отключать боль, но я решила этой хитростью не пользоваться и самой вытерпеть все. Батюшка порол дочку не долго и, подозреваю, не в полную силу, хотя красные полоски на ягодицах оставил. Высеченная девочка встала и, глотая слезы, поблагодарила:
- Спасибо за научение, батюшка, спасибо матушки. – Только после этого надела рубашку и разрыдалась прижавшись к матери.
- Ложись, Богдана, на скамейку, принимай поучение и воспитание. – Обратился названный батюшка уже ко мне.
Внутренне я дрожала, не знаю от страха или от стыда. Но спокойно встала, распустила завязки пояса и аккуратно сложила поневу. Сложила на лавку и верхнюю рубашку. Труднее всего было снять нижнюю, последнее облачение. Взглянула на  Ждана и с радостью убедилась, что он не пялится на меня, а отвел взгляд. Вот и последнее сняла и голяком легла на скамейку.
- Я тебя еще не порол, не знаю, нужно ли тебя держать? – спросил батюшка.
- Не надо держать, я и так улежу – ответила я и уткнулась лицом в скамейку.
Мужила потрогал мои ягодицы.
– Не сжимай, девка, зад, больнее будет. – И продолжил – поучаю и воспитую тебя, Богдана, за то, что старшинство брата над сестрой не уважаешь. Нет, чтобы покориться, ты руку на него подняла.
И врезал по моей попке розгой. Боль обожгла ягодицы, но я смолчала.
- Будь покорной девицей, - продолжил он поучение и еще раз ударил розгой по низу, по самой мягкой части ягодиц.
- Не покоришься, тебя муж сечь будет каждую седмицу. Мужья часто молодых жен секут, если родители на путь не наставили. – И опять дикая боль от удара розги.
Я уже не сжимаю попу, при каждом ударе вздрагиваю и подкидываю ноги, но молчу… Пусть измывается, изверг, только бы рубцы не остались. Когда-нибудь я выйду замуж, будет муженек меня раздевать, телом женушки любоваться и увидит у нее страшные рубцы на попке.
- А какой муж еще достанется, может и кулаками поучить за непослушание. – И опять свист розги, удар и ожог боли.
- Доченька, - заговорила сердобольная Веселка – ты подай голосок, кричи жалобно. А ты, Мужила остановился бы, видишь, девка закаменела!
Но Мужила не мог остановиться, не закончив поучения:
- Тебе замуж пора, а ты своей гордостью всех женихов распугаешь, старой девой останешься. – врезал от души и тут я крикнула:
- Простите меня, батюшка.
- Все, вставай, Богдана - выдохнул он и опустил розгу.
Вот и высек древний мужик сотрудницу Института сравнительной истории, кандидата наук, надежду кафедры славистики. Кряхтя поднимаюсь, попа горит, как в огне, а я ищу взглядом Ждана, хочу видеть, как он наслаждается моим позором. Ждан вцепился руками в доску лавки, костяшки пальцев побелели, а он отвернул голову и внимательно рассматривает сучек в стене. Теперь надо поблагодарить старших за порку. Голой? Нет уж, фигушки! Надеваю нижнюю рубаху, которая трется о посеченные ягодицы, кланяюсь.- Спасибо за научение, батюшка, спасибо матушки.
И поцеловала руку названного отца: «Ну, ну, дочка. Я не поп, нечего мне руку целовать».
Я оделась полностью и демонстративно села поротой попкой на лавку, даже поерзала по ней, будто выбираю, где удобнее сидеть.
- Ох, и верченая девица – только и сказала Любава.

                ДЕЛА ДОМАШНИЕ
Отправила в Институт информацию «Телесные наказания дочерей в патриархальной семье». Вот и послужили науке мои настеганные ягодицы. Вторая информация «О противостоянии православия и языческих суеверий» требует дополнительного материала, который надеюсь собрать у жителей Бобровки.
Наша семья держалась старины, хотя и посещает по воскресеньям церковь в Бобровке. Ругал их поп Гермоген язычниками за невенчанный первый брак, за вторую жену в семье, за соблюдение языческих древних обрядов посева, за то, что прикармливали домового, банника, лешего и кикимору-болотницу.
Подходило время посева репы, который производили по старинному обряду голые женщины в отсутствии мужчин. Заголенной женщина зачинает в себе новую жизнь, голой рожает ребенка в баньке. Только голая женщина может передать свое плодородие земле, помочь ей родить урожай. Нагота женщины священна и плодородна, так считали язычники пращуры. Поп Гермоген борется с этим суеверием, но достиг немногого.
Сеяли репу разбрасывая семена из горсти, как рожь сеют. Расход семян был громадный, я диву далась, какой толстый мешочек семян был приготовлен для посева у матушки. И всходы не ровные, и прополоть их невозможно. Репу забивали сорняки, и урожай получался смехотворно маленьким. Я решила ввести посев рядочками с прополкой междурядий.
Люди, особенно мужчины, во все времена очень неохотно ломают старые обычаи. С женщинами было легче договориться, тем более, что я сама принадлежу к их племени. Упросила маму Веселку разрешить «опытный посев» и выделить для него пригорошню семян. В тайне от мужчин пробралась в кузницу и прихватила оттуда мелко толченого известняка, который Мужила добавлял к руде при выплавке железа. Это чтобы забелить ее пылью семена, тогда будет видно, равномерно ли они лягут в борозду.
Как дивились женщины, когда моя репа вошла чистыми рядочками, из Бобровки приходили на нее смотреть самые степенные хозяйки. Но требовалось еще изготовить железную тяпку для прополки всходов.
- Батюшка, позволь в кузнице поработать, изготовить инструмент репянной. – обратилась я к Мужиле.
Нахмурил брови названный отец, покачал головой и вдруг улыбнулся.
- Приходи в кузницу, будем твое умение пытать. Но, не обессудь, неумеху по загривку учить буду.
На другой день мы со Жданом с утра облачились в валенные пимы, кожаные куртки и войлочные фартуки для защиты от искр и летящей из-под молота горячей окалины. Пошли к батюшке в кузницу. Ждан приступил к своей обычной работе молотобойца при отце-кузнице. Что касается меня, то Мужила на первых порах позволил мне только отливать из бронзы обереги и кольца. Но через два дня он дал мне полоску железа:
- Делай, дочка, свою задумку.
Я отковала легенькую тяпочку, которая очень понравилась и женам Мужилы, и городским бабам. С этого момента окружающие женщины всерьез признали меня, как огородницу, а названный батюшка еще и в качестве кузнеца «малых форм» - колец, браслетов, оберегов. Но до ковки ножей не желал допускать, погрозился еще раз высечь упрямицу, если буду докучать.
Во время подготовки к экспедиции мы изучали и современное нам состояние района внедрения. Главным образом нас знакомили с топографией местности и речной сетью, но в программу входила и экскурсия на тему «Быт и работа на современной ферме». Помню, меня поразила миниатюрность узеньких тяпок, предназначенных для прополки огородов. И только сейчас, изготовив в начале 12-го века первую железную тяпочку, я поняла, что уникальная форма местного огородного инструмента Муромского района продолжает традиционную форму откованной мной тяпочки. Эта форма инструмента оказалась настолько удачной, что традиция сохраняется вот уже девять столетий.
А на следующее утро батюшка неожиданно отправил нас с Жданом на поклон к бабушке Яге (известной мне, как наша экспедиционерка Ольга Петровна). Местные аборигены высоко ценили ее умение лекарки и акушерки-повитухи, но боялись Ягу, как и любую колдунью.
                ***
Утром, когда мы выпили молоко и чисто выскребли ложками стоящий на середине стола горшок с кашей, батюшка Мужила сказал Ждану:
- Сегодня сбегай за болото до бабы Яги, поклонись ей от моего имени: пришла бы к нам пожить, помогла Любаве, чает она, что днями рожать будет. Надо бы мне самому к ней сходить, но дружинники коней ковать приведут. Да и тебе пора заботы домашние на себя принимать. Ты после меня в доме старший, коли умру ненароком, тебе Любава женой отойдет. Она тебе не матушка, не кровная родственница.
От этих слов Любава только охнула, а Веселка возмутилась:
- Зачем страшное ворожишь, о какой кончине молвил, или сон вещий приснился?
- Ничего не приснилось, должен сын учиться о семье, о доме заботу держать – и неожиданно добавил. – С собой Богдану возьми, она девка огневая, поможет бабушку уговорить.
Обули лапти и скорым шагом отправились в обход болота, на котором мы с Кир-Киром высадились весной. Дороги нам часа на два – для молодых ног не расстояние. Поспешаем по кромке между болотом и лесом, разговоры разговариваем, загадки друг другу загадываем. Он мне про колдунью Ягу местные слухи пересказывает, о том как, преодолев страх, ходят к ней за приворотным зельем. Очень многим девицам она парней присушила. Почему-то сегодня Ждана очень занимала тема любви и приворота.
- Попроси, Богдана, у бабушки приворот. Даст она тебе ладанку с жабьей косточкой и ты любого парня в Бобровке присушишь. Будет не спать ночами, о тебе думать, в хоровод с тобой встанет, за руку возьмет. И если кто о тебе худое слово скажет, будет биться с ним смертным боем.
«Вот еще, - думаю – очень нужно, чтобы парни из-за меня на кулаках сходились. А если какой из них худое слово скажет, я и сама могу обидчика наказать по всем правилам дзюдо или самбо». И только тут заметила, что Ждан давно меня за руку взял, так и идем по лесу рука об руку, как жених с невестой. Ах, ты, молотобоец молодой, теленок мой ласковый! Красивый парень, одни голубые глаза чего стоят. Другая девка сама бы ему на шею бросилась, но мне нельзя, да и неровня средневековый дикарь, мне, ученой даме.
Но приятно с ним… И вдруг попросил меня:
- Расскажи еще, Богдана, как греческий бог земных женщин любил.
Настроение у меня было игривое, дай, думаю, расскажу миф о Леде и лебеде, потешу его сексуальный интерес. 
- Часто терпела обиды Гера от своего неверного мужа Зевса. Так было, когда Зевс полюбил прекрасную Леду, которая была женой царя Спарты. Говорят, что Леду отдали замуж, не спросив ее согласия. Отец Леды отдал свою молоденькую дочь замуж за соседа в благодарность за помощь в победе над врагами. Она не хотела, да кто ж девушку будет спрашивать. А потом появились и дети.
В грусти и печали прогуливалась она однажды по берегу реки, свое отражение в водах  рассматривала, о тяжелой замужней доле слезы проливала. Присела Леда отдохнуть и вдруг тень скрыла ее ото всех, как густой туман.
«Как же это, - подумала Леда», - ведь не бывает такого тумана летом.
Но она не испугалась, продолжала сидеть в этой прохладной туманной тени. Лето было жаркое, и Леда пользовалась любой возможностью, чтобы снять с себя одежды. И сейчас, с закрытыми глазами Леда сидела обнаженной. Ее тело чувствовало сырость земли под травой и это было очень приятно.
В это время Зевс по своим делам божественным мимо пролетал. В самом расцвете красоты Леда. Увидел он голую красавицу и сказал себе: «эту женщину я потопчу и залью в ее живот свое семя». Заколотилось его сластолюбивое сердце. 
В своем истинном величии к смертной женщине он не мог подойти: ослепнет, бедная, от света ярче солнца, оглохнет от грома. Да и не пристало богу свой лик земным жителям показывать. Вот и превратился Зевс в лебедя белого. Шорох почудился Леде... Все явственней. Она хотела посмотреть, что это там, но туман стал совсем густым.
Она чувствовала приближение кого-то, к ней прикоснулись легкие прохладные пальцы... Нет, это не пальцы, а большие крылья... Голос тихий, но гремящий дальней грозой, позвал: «Леда»! И она вздрогнула и, прикрывая ладонями свои женские места, прошептала. «Кто это? Кто это здесь со мной»?
Ее руки нашли в тумане что-то мягкое, пощупали. Да, крылья. А вот и длинная шея лебедя и клюв, который ущипнул ее за сосок груди. Огромное трепещущее тело лебедя прижалось к ее животу, крылья уперлись в ее плечи, и Леда откинулась на спину. На бедра ее наступила кожистые прохладные лапы, а лебедь оказался у Леды между ног.
Хоть и лебедем был в тот момент Громовержец, но любил-топтал он Леду долго и сильно. Где там законному мужу сравниться! У Леды замерло дыхание в груди, и стала она двигать задом в лад с толчками громадной птицы, которая топтала ее, как голубь топчет голубку... Не крик, а стон наслаждения вырвался у нее и слился с криком лебедя...
Слез с нее лебедь и Леда опять стала чувствовать свое тело, травинки под ней опять стали колоться... Туман рассеялся и стало видно, по воде плывет лебедь. Вот он поднялся в воздух, разбрызгивая воду так, что над прудом встала радуга.
Понесла Леда от Лебедя, то бишь от Зевса-Громовержца, и была беременной больше года. Это тяготило ее, пугало мужа и вызывало толки в городе. Но вот, роды начались. Привычная боль пришла как облегченье, все как обычно, все это уже было с другими детьми. С последним криком она выдохнула из себя боль. Но теперь закричала повитуха: 
- Яйцо! Ледая, вы снесли яйцо!
Так как в момент зачатия Громовержец был птицей лебедем, то не ребеночка родила Леда, а снесла яйцо. На крик прибежал муж. Повитуха показала Леде большое белые яйцо. И пошли по нему трещины, которые набрали силу и сломали оболочку, осколки посыпались на пол. Повитуха стояла не дыша, вытаращив глаза на младенца, который вылупился из яйца. Царь взял ребенка и увидел, что это девочка. Никогда еще не рождалась более совершенная красота. Девочку назвали Еленой, а когда она стала девушкой, ее прозвали Распрекрасная.
Как отнесся муж к измене жены? Он понял, что жена могла родить столь необычным способом, только изменив ему с богом. Скорее всего, он не посмел даже рыкнуть на неверную жену. Боялся, что Громовержец обозлится, громы нашлет на их город. Вот и воспитывал Елену, как дочь свою собственную. И замуж выдал.
Так что история прекрасной Леды поучительна. Захочет женщина мужу изменить, пусть хорошенько подумает, с кем это сделать. Ошибется - головы не сносить. Если с богом изменит – родит красивых детей, которые станут знаменитыми. Столько веков прошло, но эта история все будоражит умы и женщин, которые все ждут своего Лебедя, и мужчин, мечтающих оказаться на его месте. Но люди все равно осуждают Леду за измену, пусть даже и с богом она согрешила.
Нам нельзя не возмутиться
Ледой, этакой разиней,-
Надо быть и впрямь гусыней,
Чтоб на лебедя польститься!
Прочла я Ждану, когда-то слышанное мной стихотворение. Слушал меня Ждан, затаив дыхание, а потом вдруг полюбопытствовал этот дурачок:
- Богдана, а ты бы под такого бога-лебедя легла? – спокойненько так спросил – что тут такого удивительного, лечь девушке под лебедя для оплодотворения.
И залилась я краской от смущения:
- Ждан, разве о таком спрашивают, разве такое девушке говорят? Да богу и не нужно согласия – не будем об этом говорить.
Любая девушка (если у нее все в порядке с физиологией) временами задумывается, о предстоящей потере девственности. И я не исключение, иногда размышляю, как это будет ПЕРВЫЙ РАЗ: днем или ночью в постель ляжем; будет свет гореть или его выключим; он меня разденет или я сама сниму последнюю преграду трусиков; о чем после ЭТОГО говорить будем. И больно мне будет или не очень. Нормальные девичьи мысли.
Разыгралась фантазия, которая доведет меня когда-нибудь до инфаркта. Представила, как оприходовал и оплодотворил меня громадный лебедь. Так и вижу: купаюсь я в реке, подплывает лебедь, выгоняет на берег и клювом стаскивает с меня трусики. Потом за соски щиплет, принуждает занять нужную позу. Только вот какую? Надо будет на спину лечь и колени поднять-раздвинуть. Или он меня на четвереньки поставит, на попе лапами утвердится, подогнет гузку и введет в меня семя. Интересно, какой у лебедя мужской член? И опять фантазирую, как снесу яйцо и оно, выходя, будет раздирать мое тело. Насколько большое оно будет? 
Расфантазировалась, псих несчастный. Хорошо, что люди не умеют мысли читать, при моей пылкой фантазии я бы со стыда сгорела, проникни в них хоть кто-нибудь.
За этими разговорами мы не заметили, как тучи собрались. Когда переходили большую поляну, прихватил нас летний дождь – короткий, но спорый. Пока бежали до ельника, я промокла до самой кожи, нитки сухой на мне нет. Ждан оказался предусмотрительным, уходя из дома, надел сверху плотный армяк. Спрятались под елкой, сверху на нас не капает, вся вода по еловым лапам стекает, а ветер холодный. Мокрая рубашка тело облепила, мои груди во всех деталях обрисованы. Распахнул Ждан свой армяк и я, не дожидаясь особого приглашения, прижалась спиной к широкой груди будущего кузнеца. Полы армяка мой спутник запахнул – будто и не обнимает меня и, в то же время обнимает, к себе прижимает. Тепло, уютно.
Опустились тихонько его руки, плотно обвили мою талию, а я спиной и филейной частью к нему прилипла. Чувствую, как напряженный член Ждана в мою попку упирается. Замерли мы, стоим неподвижно, и стыдно нам, и приятно. «Томление молодых тел» - вертится у меня в голове. Не могу пошевелиться…
Двинулись вверх руки Ждана, медленно-медленно ползут по моему животу, подбираются к холмикам грудей. А я локти оттопырила, чтобы не помешать ненароком их движению. Остановились руки на последней границе и спрашивают: «можно»? Я трусь затылком об его щеку: «можно, продолжай, пожалуйста». Молчаливый, но увлекательный разговор идет между нашими телами!
И вот впервые в жизни мои грудочки лежат на ладонях мужчины. Ну, пусть не мужчины, а молодого красивого паренька. Ладони, широченные, как чайные блюдца, легонько приподнимают мои верхние полушария. Мне хорошо, но приятно и ладоням, приятно большим пальцам, которые нежно поглаживают сквозь рубашку девичий фасад. Моим нижним полушариям тоже приятно, в складку между ягодицами упирается его напряженный хулиган. Высоко упирается, не пытается хулиган опуститься ниже, не покушается на мою девичью невинность. Хулигану и так хорошо: его впервые близко допустили к девичьему телу. Моя попа сама оттопыривается навстречу робкому хулигану: «упирайся в ложбину, раздвинь мягкие половинки».
- Ты красивая. – Шепчет Ждан в мое ушко.
Захотелось мне в глаза Ждана посмотреть, повернулась в кольце его рук и встала глаза в глаза, губы в губы. Кое-какое умение целоваться у меня, конечно, было, но этот поцелуй… Много лет с тех пор прошло, но я до сих пор его помню.
- Назовись моей – шепчет-просит ласковый мальчик.
Ну вот, испортил удовольствие! Так сразу: «будь моей», а там и в постель, ляжки под ним широко раздвигать, детишек ему рожать, хозяйство домашнее вести – стирать, хлебы печь. Мне просто ласка его была приятна, но без дальнейшего продолжения. Отстранилась от Ждана.
- Чьей мне быть, нужно спрашивать родного батюшку – волхва, что меня к вам привел. А сейчас нам торопиться надо. И мы заторопились, избегая глядеть в глаза друг другу.
Долго ли, скоро ли, как говорится в сказках, добежали мы до избушки. Она, и правда, на курьих ножках, только не на двух, а на четырех. Четыре толстых пня от высоко срубленных деревьев, а на них в давние времена утвердили сруб избушки. От земли до двери лесенка невысокая, из трубы дым идет, значит, хозяйка дома. 
Мы стоим перед лесенкой, кланяемся закрытой двери.
- Поздорову ли бабушка Яга. Мы к тебе с нуждой-докукой пришли.
Выглянула в дверь настоящая Баба Яга. Ну, Ольга Петровна, вот замаскировалась. Ей на самом деле 35 лет, в Институте она и выглядит на этот возраст. А здесь… Пегие волосы прядями из-под головного платка выбиваются, желтый клык изо рта торчит, глубокие морщины на лице появились.
- Здравствуй, добрый молодец с красной девицей, какая у вас может быть нужда, вы от дела летаете, под елками обнимаетесь. Ишь, губы то зацелованные. Да, не бойтесь, я вас варить не буду, я сегодня сы-ытая.
- А ты как узнала, что мы целовались? – У Ждана от удивления глаза на лоб лезут.
- А я все знаю. Знаю, что у Богданы родинка на правой ляжке, а вторая под левой титей.
Можно подумать, что Яга пытается девушку смутить, рассказывая об ее родинках. Но фраза рассчитана на Ждана, он в бане все мои родинки рассмотрел, но ему невдомек, что мы с Ольгой Петровной давно знакомы. На ежегодной медкомиссии вместе от одного врача к другому голяком ходим. Мои «особые приметы» ей хорошо известны.
Передали мы ведьме поклон от нашего батюшки.
- Ладно, уважу, – ответила Баба Яга, замаскированная Ольга Петровна, - вы домой поспешайте, а я вперед вас буду.
Спешим домой, а Ждан мне говорит:
- Какая ты смелая, Богдана, не забоялась Яги, а я от страха чуть было не убежал, и сейчас еще душа трясется.
«Все же женщины от природы смелее мужиков – думаю я, - нам за детей горой стоять, беречь и лелеять их днем и ночью. Это вам не мечом махать и подвигами хвастать. По сравнению с нами женщинами мужики народ неполноценный».
Мы добрались до дома, а бабушка Яга уже в избе. Я не знаю, какими средствами передвижения была снабжена Ольга Петровна, меня в такие тонкости не посвящали. Но у родителей моих названных осталось полное впечатление, что прилетела к ним бабушка на метле, далеко обогнав резвую на ноги молодежь.
Баба Яга - Ольга Петровна - с Любавой беседует, заговор какой-то ей напевает и по волосам гладит. А Любава сидит на лавке как копна, на отечном лице пятна коричневые, огромное пузо руками поддерживает и смотрит на Ягу телячьими глазами.
- Не оставь меня, бабушка, помоги.
На второй день утром схватилась Любава за своей раздутый живот и охнула. Все понятно, рожать время пришло, надо баню для этого дела готовить. Для всех работа нашлась: Веселка полотно на свивальники режет, Ждан воду из реки таскает, я в бане прибираю, а будущий папаша под ногами путается, места себе не находит. Скребу банный полок, кипятком обмываю, а Ольга Петровна за моей спиной с какими-то горшочками на скамейки ворожит.
Вдруг шлепнула меня по мягкому месту и спрашивает с максимальным ехидством:
- Что, Анна Николаевна, нажгли розгами твой задочек, долго попа болела? Хочешь я, в качестве оплаты за работу, попрошу, чтобы тебя еще раз высекли, да посильнее. Влюбленным девушкам оч-чень хорошо розги помогают.
Обернулась я, хотела чем-то обидным ответить, но сидит, пригорюнившись, старая ведьма с грустными глазами Ольги Петровны. Такой взгляд у нее бывает на ученом совете, когда диссертант какую-нибудь глупость скажет.
- Ты думаешь, я молодая не была? Да я того дружинника до сих пор во сне вижу, потому и осталась старой девой. И ему без меня счастья не было… В тебе кровь играет, и мой совет напоследок: вернешься домой и сразу выходи замуж - хоть за кого, но привяжи себя к семье, к дому. 
«А к кому себя привязывать» – думаю. Нет у нас в Институте такого красивого и желанного. Правда нравится мне Кир-Кир, но он от своей жены никуда. Соблазнять его, это впустую время тратить. Зря стараются красотулечки лаборантки, вертятся перед ним, он «Кир  НАДЕЖНЫЙ».
И что он в своей жене нашел: толстая, глаза, как у коровы. Работает в нашей библиотеке, но все интересы замкнуты на муже и трех мальчишках-сорванцах. Она молча ревнует Кира ко всему – к работе, друзьям, к любой заглядевшейся на него женщине. Как только вокруг Кира начинают крутиться лаборанточки, она объявляется тут как тут и молча вздыхает: «Безобразие! На пять минут нельзя мужа без присмотра оставить»! Когда Кир-Кир возвращается из экспедиции, она обязательно ждет его у стартового комплекса и сразу эта туша вешается ему на шею, никого не стесняется. Дождется окончания устного рапорта и тащит за руку домой, к столу с заранее наготовленными вкусностями. Те, кто бывал у них дома уверяют: стряпает жена Кир-Кира так, что язык проглотить можно.
Говорят, что мужчина любит глазами. Фигушки! Они судят о женщинах своими желудками, да членами торчащими. 
А тем временем голая Любава лежит на полке слегка протопленной бани и воет в голос. Я стою около и твержу:
- Дыши, Любава, дыши сильнее, тужься, тужься.
Ольга Петровна меня взяла помогать, категорически заявив:
- Сделает тебе Ждан ребеночка, будешь сама рожать, да вот в такой баньке, тогда эти знания тебе пригодятся.
Это Ольга Петровна продолжает психологическое давление, чтобы всякие игривые мысли из моей головы испарились. Но я и не собираюсь обзаводиться ребенком, да еще от Ждана. Фи! Когда-нибудь потом, после защиты докторской диссертации найду себе подходящего мужа и рожу, но только одного, никак не больше. И рожать буду в хорошей клинике, пусть все средства врачи используют, чтобы ребенок из меня выскочил, как по маслу.
                ***
Настала верхушка лета, на Руси справляют Ивана Купала, которого православная церковь успешно пытается заменить Ильей Пророком. Купальская ночь пережиток язычества и справляют ее потихоньку. Священники делают вид, что ничего не замечают, а потом на исповеди со вздохом отпускают парням и девушкам грех: «Отпускаю тебе, отроковица, грех блуда купальского. Иди и больше не греши». Они и не будут больше этим грешить: подобрались, спознались парочки. Скоро сватов зашлют в дом невесты, а по первому снегу приедут они к тому же попу венчаться. Но родители могут и не одобрить купальский выбор паренька, найдут ему другую невесту – в этом вопросе последнее слово за отцом с матерью. Тогда через месяц-другой после купальской ночи парочки перетусуются и поведет паренек под венец совсем не ту, с которой миловался.
Ночи стоят душные, в доме ночуют только Веселка и Любава с новорожденным сыночком. Сам батюшка Мужила спит на сеновале, Ждан в сараюшке, а я ночую в предбаннике. Почти каждый вечер Ждан просится прийти ко мне «на беседу», Но я опасаюсь встречаться с ним в баньке, где он столько раз видел меня голой. Наведет банька на грешные мысли и попытается Ждан взять мою девичью невинность. Не то, чтобы я боялась насилия, сумею отбиться, но так приятны его ласки, что я за себя не ручаюсь, могу не устоять. Раньше я придавала мало значения своей девственности, но обстановка 12-го века привела к «переоценке ценностей».
В купальскую ночь мы не пошли в хоровод молодежи: гулять парой по ночному лесу, кормить друг друга ржаной горбушкой. Наши эротические свидания проходят в кустах. Когда старшие заснут, я выхожу в одной нижней рубахе, с голыми до плеча руками и широким вырезом спереди. Тихонько пробираюсь огородом, Ждан по хозяйски обнимает меня. Прижимаюсь к его широкой груди, и рука Ждана спускается на нижнюю часть моей попы – самую круглую, самую мягкую часть. И замерла там, а потом, держась за этот «руль», Ждан разворачивает меня и направляет движение к заветным кустам.
Я тесно прижимаюсь к Ждану, его руки обнимают за плечи и гладят мои грудочки. Мы целуемся, целуемся… Находим укромное место, садимся и начинаем с упоением друг друга ласкать. Ждан стремиться к моему голому телу, нет, он не задирает мой подол, не заголяет ту, которая ему доверилась в эту ночь. Мы лежим лицом друг к другу, мой кавалер запустил обе руки в вырез рубахи и взялся за мои грудочки. Какое упоительное ощущение!
Но и я действую. Поглаживаю через штаны напряженный ствол его хулигана, чувствую, как в нем толчками пульсирует кровь. Такого мой кавалер не испытывал. Еще ни одна девушка не брала в нежные ручки его член. Держись, мой ласковый, сегодня я тебя замучаю, выжму досуха. Шепчу ему:
- Ждан, милый, сосочками поиграй.
Он от возбуждения меня не слышит. Рука пустилась в странствие под рубахой, по долине между грудочек, по гладкому животику (эх, пупок не погладил), туда, где плотно сжатые ляжки становятся животом. Надо же, через ворот дотянулся до лобка, перебирает на нем волосики. Нащупал под лобком складочку, убегающую вниз, между бедер. В бане он не мог ее разглядеть – я всегда сижу, плотно сжав ляжки - и теперь он изучает ее руками. Вложил палец в складочку и пытается просунуть его между ляжек.
- Ждан, не надо, это заветное – прошу я.
Обычно такие слова его останавливают, знает, в случае непослушания, и кулаком может получить. Но сейчас его палец нащупал язычок клитора – я охнула и выгнулась. Ждан в недоумении, не знает, какой важной детали он коснулся. Замер, приподнялся надо мной, испуганно спрашивает:
- Богдана, тебе больно? Я что-то не так делаю?
«Теленочек ты мой, ничего-то ты не знаешь». – второй рукой, не занятой игрой с его хулиганом, я прижимаю пальцы Ждана, вдавливаю их в щелочку.
– Нет, не больно, а очень ХОРОШО! Не отпускай, еще трогай там… Пожа-а-а-луйста!
Моя ладонь скользит вдоль ствола хулигана, возбуждает его, Ждан непроизвольно начинает двигать тазом вперед-назад. Мы одновременно испытываем оргазм, на штанах Ждана расплывается липкое пятно. Сил нет… Лежим упершись друг в друга лбами и никак не можем отдышаться.
Вернулась в баньку почти на заре и только тут обнаружила, что потеряла нашлепку за ухом – тот самый чип: приемник-передатчик-устройство срочной эвакуации. Теперь ни отчет послать, ни сбежать через века от опасности. Ох, и будет мне нагоняй в Институте. И Кир-Кир такого разгильдяйства мне не простит. А, может, не будет он писать рапорт, разложит меня на сухом бугорке среди болот и выпорет ремнем за все художества, как ту аспирантку. И что это постоянно происходят со мной неприятности.
На утро, не выспавшиеся работаем в кузнице, получаем окрики и тычки от Мужилы за нерасторопность. «Ох, надо не ходить сегодня на свидание, хочу отоспаться» - думаю после очередного подзатыльника. Кузнец смотрит на меня неодобрительно, бормочет: «верченая девка»…

                ОПЯТЬ ВЫСЕКЛИ
За тягу к старым богам, к язычеству жаловался поп на нашу семью бобровскому воеводе. Не добился осуждения со стороны боярина: тот постоянно требовал от кузнеца наконечников для стрел, насадки для копий, а это ЖЕЛЕЗО. Добывают железную руду в болоте, которое хранит болотница, сиречь – кикимора. Как же не прикармливать ее кузнецу. Задолго до моего появления в этих местах судили-рядили досужие языки:
«Любится кузнец с болотницей, потому много руды в болоте находит, доброе железо из нее плавит».
«Как же с ней любиться, ведь кикимора рожей страшнее смерти, ноги козлиные, ни титек, ни пышного зада, наверное, и женской дырки нет».
«А она обернется. Сидит на кочке болотной девушка красоты писанной. Ворот рубашки распущен, и тити налитые наружу выставлены. Просит; подойди, добрый молодец, поцелуй их. А волосы на голове зеленью отсвечивают… Страх какой! Кто испугается, побежит от нее, сразу в болоте утонет, а кузнец не забоялся, подошел и поцеловал титички, а потом задрал ей подол и лишил болотницу девичьей чести. А она ему в благодарность богатые болотной рудой места указала».
«Говорят, болотница ему дочку родила, ту самую, что сейчас в доме кузнеца живет».
С моим появлением слухи усилились, говорили, даже, что у меня есть хвост. И решили городские парни это проверить… В воскресенье вся семья пошла в церковь. Я достала из укладки медный крестик, подвязала шнурок короче, чтобы крестик был у самого горла, а не прятался между грудей под рубашкой. Но меня батюшка Мужила в церковь не взял, чтобы не злить лишний раз отца Гермогена. Я вознамерилась прогуляться по Бобровке, зайти к местной бабке травнице и выведать у нее кое-какие рецепты. Это была бы ценная информация. Неожиданно в узком переулке меня окружили парни, хватают за руки, кто пытается развязать пояс поневы, кто подол задирает. Требуют:
- Покажи хвост, болотница.
А кто-то еще крикнул:
- Парни, давайте пустим ее «цветком»!
Эта варварская забава мещанской и купеческой молодежи в глухих городках известна по материалам позднего, девятнадцатого века. Парни, скучающие в длительные церковные праздники, ловили в тихом переулке или за городом зазевавшуюся, отделившуюся от подруг девушку. От этой забавы несчастную не спасало ни общественное положение отца, ни красота, ни наличие жениха. Девушке заводили руки за голову и связывали в локтях. В таком положении она не могла опустить руки и хотя бы немного прикрыться ими. Подол сарафана задирали над головой и завязывали узлом. После этого хулиганы просто уходили, покинув жертву на произвол случая. Это и называлось «пустить цветком». 
Как я уже говорила, в то время под сарафаном не носили трусов и другого нижнего белья. Девушка, обнаженная от плеч и ниже, ничего не видела сквозь задранное на голову одеяние. Не могла даже спрятаться. Последствия для нее бывали самые ужасные. После такого позора ее никто не возьмет замуж, остается только в монастырь уходить. Ничтожной была надежда на доброго человека, который развяжет, отведет к родителю, ничего и никому не расскажет о ее позоре. Оказалось, что корни жестокой забавы уходит назад на многие столетия. Именно такую потеху сынки купеческие хотели совершить со мной.
По теплому времени я была босиком, сухая пыль переулка мягкая, как ковер в спортивном зале, и я взорвалась. Две руки и две ноги выстрели одновременно. И еще мой лоб, который впечатался в чью-то переносицу между похотливых глаз. Меньше одной минуты длился бой, после которого буквально: «пятеро лежали, трое убегали».
Из пятерых четверо в ужасе пытались отползти от меня, и только один поднялся и, размазывая кровавые сопли, сказал:
- У, бессовестная.
Купеческие сынки никому не пожаловались – слишком стыдно им было, что восьмерых здоровых парней побила одна девка. Утром на другой день Мужила только погрозил мне пальцем:
- Мало я тебя высек. Твое счастье, что не жаловались купцы воеводе. Будь их жалоба, высекли бы тебя не моей рукой, а служки воеводы и не в родной избе, а на дворе на позор всем, кто соберется.
Ну, вот, опять провинилась. В последнее время Мужила на меня косится, думает, что это я Ждана присушила. Основания для недовольства у него были. Подхожу утром к воротам кузницы и слышу разговор отца и сына:
- Батюшка надо бы леса навалить на новую избу – говорит Ждан отцу.
Брякнул молоток о наковальню. Отец удивленно спрашивает:
- Это зачем?
Ждан чувствует, что не понимает батюшка намеков.
- Жениться хочу. Отдай за меня Богдану!
Надо же!  Без меня, меня сватают, мою судьбу решают! Ну, феодалы, домостроевщина!
- Забудь о ней сынок, не ко двору тебе будет такая жена. И решать ее свадьбу не мне, а волхву Заболотному, будь он неладен со своим железом! – сердито ответил Мужила.
С этого момента Мужила искал способ нас поссорить и прекратить любовные игры, о которых он, конечно, знал. План был дьявольски хитер, но и я, сама того не желая, помогла ему, совершив очередной проступок. Зациклилась я на железных закаленных клинках ножей, к изготовление которых Мужила меня не подпускал, говоря: «не женское это дело ножи ковать».
Мой план состоял в том, чтобы изготовить первый клинок, пока кузнец с семьей стоит в церкви длительную воскресную службу и посещает в Бобровке дома своих добрых знакомых. По моим прикидкам кузнец с женами и детьми будет отсутствовать часов пять-шесть. Этого времени будет достаточно, чтобы науглеродить полосу кричного железа, отковать клинок и закалить его. Но кузнец вернулся значительно раньше и еще издали все услыхали звон молотка. Заглянул Мужила в кузницу и поймал меня прямо на месте преступления. Я его таким злым еще не видала, как он удержался и не изуродовал на месте названную дочку пудовыми кулаками. Повертел в руках мою заготовку, вздохнул:
- Испортила железо.
Больше ничего не сказал. За воскресный ужин сел мрачнее тучи. Вся семья ложкой боится брякнуть, сидим тихо, как мыши под веником. После ужина батюшка названный сказал свое слово:
- Надобно высечь тебя, Богдана за все проделки. И субботы ждать не будем, завтра же и ляжешь на скамейку. Ты, Ждан, высечешь ее крепко, чтобы задом и ляжками вертела.
Задумка его понятна: хочет унизить меня перед своим сыном, за одно и его волю сломать, после этого ни о каких любовных свиданиях не будет и речи.
- Батюшка, - я взмолилась – в твоей власти нахожусь, высеки меня, коли виновата, но почему Ждан? Как мне под его розги ложиться?
Бледный, как полотно Ждан тоже подал голос:
- Я не буду…
Грохнул кулаком по столу Мужила:
- Мое родительское слово крепко и детей должен учить и наставлять.
Не выйдет сын из воли отцовской. Опустил Ждан глаза, на меня не смотрит. У, предатель! Раньше ласкал, мял мои ягодицы, будто месил тесто, а теперь выпорет любимую, как маленькую девочку. Сты-ы-ыдно!
И пошла я в ивняк розги нарезать. Наготовила целую охапку. Принято заготовлять прутья с запасом, больше, чем потребуется для порки. Замочила в кадушке, надо прутьям в воде хотя бы сутки простоять, чтобы были гибкие, на теле крутые места огибали. Хорошо, что здесь не мочат розги в рассоле – соль слишком дорога – а то почесалась бы моя попа после такой порки.
Назавтра вытерла я скамейку и после ужина вынесла ее во двор, чтобы моим криком не беспокоить новорожденного. Поставила около скамейки бадейку с розгами – готово для моей казни Лобное место. И опять я стою около скамейки. Поглядел Мужила строго на моего партнера по эротическим забавам: «начинай», Ждан встал и выдавил из себя:
- Ложись, Богдана, на скамейку, принимай научение – все слово в слово повторил за своим скверным папашей.
Меня злость душит: «Не покажу страха, устрою вам представление». Не торопясь заголилась «смотри Жданушка на тело складное девичье, больше не придется тебе его ласкать». Легла на скамью ногами и попой к батюшке, чтобы сразу видел полосочки красные, оценил работу-старание своего сыночка.
Встал надо мной Ждан, погладил попу:
- Научаю тебя, старшая сестра Богдана, за непослушание батюшке, за драку с купецкими сыновьями. – Не прибавил, паршивец, что секут меня и за то, что с ним миловалась. 
И обожгла розга мои половинки. Не получается отключиться, проникает боль через поставленный мной барьер. Сечет меня Ждан, старается батюшке угодить (больно!), кладет каждую следующую полосочку вплотную к предыдущей (ой, больно!), не оставляет промежутков (ой, как больно!). Рука у него тяжелая, да и старается, паршивец, на совесть. Сам Мужила меня гораздо легче порол. Попа огнем горит, и начала я кричать:
        ВЖИК !
- Ай!
        ВЖИК !
- Ай-й!
ВЖИК !
- Ай, братец Жданушка!
ВЖИК !
- Ой, прости, батюшка!
Розга истрепалась и взял братец новый прут, потом третий, четвертый…
ВЖИК !
- Ой, мамочка родимая!
Не знает моя мамочка, массажистка в нашей клинике, что лежит ее доченька под розгами в далеком прошлом, в начале двенадцатого века. Ой, жестокая эпоха, ай, люди черствые душой!
Не осталось места на ягодицах (Ааа!), начал этот слюнтяй трусливый (Ву-у-у!) меня по ляжкам пороть (Ой-ой!). Тоже место мягкое (Оу-у!), тоже от взгляда парней сокрытое (У-у-у!) и для розги вполне пригодное (Ай-ай!). И особенно больно, когда розга попадает по тому месту, выше которого ляжки уже попкой называются (Ой-ей-ей-ей!).
ВЖИК !
- Матушки миленькие, Веселка и Любава, пожалейте меня!
ВЖИК !
- Ай! Не бей по ляжкам!
ВЖИК !
- Батюшка, миленький, прости меня окаянную!
Высек меня, родимый, симпатия моя, так, что подняться не могу. Это он от страха перед отцом старался, терзал мое тело, трус поганый. Но нужно подниматься и СМИРЕННО благодарить за порку жестокую, за науку. Кипит во мне злость на этих средневековых извергов. Я вам покажу смирение!
Встала со скамейки, горят настеганные мягкие места тела девичьего. Низко поклонилась Ждану, который все еще прут в руке держит:
- Спасибо младший брат за научение. И дальше секи меня розгой, воспитывай дуру поротую. - Взяла его руку и поцеловала. – Спасибо тебе розга, что мной не побрезговала, через зад мозги на ум наставила. – И поцеловала прут.
Повернулась спиной к Ждану и поклонилась Мужиле земным поклоном, ладонью пола коснулась. Сейчас к Ждану моя настеганная попа обращена, между ляжек нижние губки выглянули. «Смотри, предатель, в последний раз на тайность девичью. Не трогать тебе ее руками, не прогуляется твой член по этой складочке, не тебе порвать мою целку».
- Спасибо, батюшка названный за науку, спасибо матушки.
Два дня отлеживалась на животе в предбаннике. К столу не выходила, Веселка мне харчи приносила, и я ела стоя на коленях. А на третий день явилась в кузницу.
- Батюшка – сказала я смиренно, не поднимая глаз – секи меня хоть каждый день, но позволь докончить клинок ножевой.
Вздохнул Мужила, посмотрел на меня, как на совсем пропащую, бестолковую.
- Балуйся, заготовка все равно испорчена. Но помни: не будет доброго клинка, так тебя высеку, что небо с овчинку покажется. И не только по заднице и ляжкам, переверну и по титькам розами постегаю.
Проглотила обиду и начала работу. Меня учили, что лезвие из кричного науглероженного железа нужно закаливать в растительном масле. А масло прежде нужно на малом огне проварить почти до состояния олифы.
Есть в моей укладке серебряная монета – дирхем булгарский чеканки. На крайний случай ее берегла. Пошла в город и купила бочоночек льняного масла, около десяти литров. Выпросила у Веселки один из глиняных горшков, сложила около кузницы печурку и два дня с утра и до темна варила масло пока оно не стало густым. Мужила смотрит на мои хлопоты, головой качает: «Совсем сдурела девка.  Где это видано, чтобы кузнецы олифу варили».
Нагрела откованный клинок, закалила в масле, наточила и подала Мужиле.
- Опробуй железо.
Он поставил острием вверх лезвие своей ковки, а на него острием мой клинок. И ударил по обуху молотком. Крепко ударил кузнец и почти перерубил свое лезвие, а на моем ни зазубрины. Смотрит удивленно и чешет в затылке: небывалое дело, легкомысленная девка, которой только бы по кустам обниматься-целоваться изготовила нож небывалой остроты и твердости. Потом носил мою работу в город, другим мастерам показывал. Пробовали их клинки, но и они не устояли против моего. «Что за чудо, какое СЛОВО знает эта девка?» - говорили мастера.
И потянулись в нашу кузницу бородатые степенные ковали смотреть мою ковку и закалку в масле. А я и рада, делюсь секретами, научаю опытных кузнецов. Двух дней не прошло, как утвердилась моя слава кузнеца. А Мужила привез мне из города настоящую шелковую (!) ленту в косу, которая огромных денег стоит. Поцеловал в лоб и сказал:
- Прости, дочка.
С того момента мне и место в кузнице и сладкий кусок за столом, и в церкви стою с алой лентой в косе – попробуй, поп Гермоген, только возразить – моей ковки ножи воевода заказывает.
А Ждану я не простила, разговариваю с ним только по делу… «Влюбленным девушкам оч-чень хорошо розги помогают» - вспоминаю слова нашей Бабы Яги, старшего научного сотрудника Ольги Петровны.

                НАБЕГ
В тот страшный день я с утра помогала по дому Веселке – девичьих обязанностей никто не отменял – потом в кузницу пошла. Только начали готовиться к закалке лезвий, во дворе крик и ржание коней.
Прозевал боярин, воевода Бобровки нападение булгарского отряда, не предупредили его передовые посты. По утру открыли городские ворота и отправился народ по своим делам – бабы и девушки на реку пошли на реку белье стирать, мужики сети рыболовные проверять, а некоторые в луга за сеном поехали. Вот и прихватил их булгарский загон. Побежал народ к воротам, а всадники догоняют, хлещут баб и девок плетьми. Два-три раза хлестнет и падает баба на землю. Воин ее перекидывает через седло, еще несколько раз по заднице приласкает «лежи, не дергайся»! Эти слова они по-русски все знают.
Из леса телеги выехали, на некоторых клетки большие стоят для полона. Подъедет всадник к телегам, сбросит с седла полонянку и начинает погоню за другой. Мужиков, которые отбивались, порубили саблями, остальных ловят арканами и волокут к телегам.
Городские ворота стража успела затворить, не ворвались булгары в город, но и спасать своих малочисленная дружина из города не вышла. Булгары, ясное дело, лезть на стены под стрелы и копья не захотели и принялись грабить подворья вокруг Бобровки. Тут они и на наш двор напали.
Наш двор сразу наполнился конными булгарами. Жены Мужилы успели с детями затвориться в доме, но булгары бьют в двери бревном, как тараном, поджигают факелами солому на кровле. Кузнец с сыном выскочили во двор в безнадежной попытке отогнать врага, защитить близких. Я задержалась в дверях, помня наставление Кир-Кира: «в случае набега ты не высовывайся»… Чип я потеряла и экстренная эвакуация невозможна. Значит, нужно прятаться в кузнице среди мешков с болотной рудой, навалить на себя сверху мешки с углем и ждать, когда враги уберутся восвояси. Кузница врыта в землю, крыша покрыта пластами дерна – зажечь ее не удастся. Что касается кузнеца и его семьи, то стоит ли ради них рисковать головой?
Рассуждаю так и выглядываю в дверную щелочку. На Мужилу булгары насели, как собаки на кабана, Ждан колом отмахивается. И тут рубанули его по голове саблей…
И я не стерпела, выскочила во двор защитить его.
- Жданчик, милый, хороший! Пори меня розгами хот каждый день, но только живи!
Налетела на того булгарина, который Ждана зарубил. Он обернулся к набегавшей на него девке с растрепанной косой, схватил меня в охапку.
- Хороша девка, славная добыча!
Одной рукой схватила его за гнилозубую челюсть, второй за бритый затылок. Резкий поворот. Хруст сломанных позвонков. Труп! Второго пнула ногой в живот, да разве в валенках можно как следует пнуть – жив остался басурманин. И тут накинули мне на шею аркан-удавку, потащили волоком, почти задушили. И связали, затолкали в клетку с другими полонянами. И поехали мы в булгарское рабство.
ПОЛОНЯНКА
Телеги с полоном въехали в булгарский городок. Мои глаза зафиксировали кирпичные строения: мечеть с минаретом, караван-сарай, общественную баню. Это были элементы мусульманской культуры, а не прежнего быта кочевых племен. Однако большая часть домов в городке деревянные, построенные из сосновых бревен, а крепостные стены сложены из дуба. Берегутся от русской мести, мерзавцы!
Телеги, на которых сидели полоняники остановились на площади перед кирпичными хоромами бия. Далеко обогнавшие нас всадники уже известили повелителя об удачном завершении набега. Воины спешились и, щелкая нагайками, согнали нас к парадному крыльцу. В толпе я заметила испуганную Светланку, Веселку, которая выглядела старухой и Любаву, держащую на руках своего младенца. Ждан погиб на моих глазах, но теперь я уверилась и в смерти своего названного отца Мужилы. «Мир их праху» – как сказал бы поп Гермоген. Состояние подавленное, я потеряла человека, которого почти полюбила, несмотря на все различие в жизненном опыте и знаниях.
Общее число полоненных было невелико, видимо совершавший набег отряд не смог взять Бобровку и ограничился захватом посада и дворов, стоящих наособицу вне городских укреплений. О своей собственной участи я думала как-то отстраненно, без особого волнения. Возможно, причиной тому были усталость и шок от осознания того, что я стала бесправной пленницей булгар.
Окруженный взрослыми сыновьями и ближними батырами, бий Анбал сидел на высоком крыльце в лисьей шубе и в собольей шапке, несмотря на теплую сентябрьскую погоду. «Кичится богатством, мерзавец – подумала я. – Подождите душегубы. Если историки и летописи не врут, на следующий год князь Юрий Долгорукий с суздальским войском пойдет в поход на булгар и дотла сожжет этот городок. Впрочем, мне еще надо дожить до прихода русского войска».
Ближе всех к бию стоял подросток с хищным, пронзительным взглядом – судя по всему любимый сынок этого мелкого князька. Я еще не знала, что в скором времени попаду в его лапы.
Начинался важнейший момент набега – дележ добычи: захваченного скота, зерна и полоняников, в числе которых была и я. «Держись Анна Николаевна, сейчас узнаешь: отправят ли тебя в гарем или пошлют доить коров и сбивать масло для хозяйского стола». Впервые за всю свою карьеру историка я подумала, что, возможно, взялась не за свое дело. Может, стоило не рваться в авантюрную экспедицию, а тихо работать в библиотеке, выйти замуж за хорошего человека, родить ему детей.
Пленных по очереди подводили к Анбалу, который одним движением руки отдавал их тому или иному воину. Но на мне Анбал задержался. Я была одета в том, в чем меня взяли около кузницы: мужские штаны и рубаха, кожаная куртка, войлочный фартук и на ногах валенки. Лицо грязное, волосы растрепаны, короче говоря, видок еще тот! Но не даром вожди кочевников обладали умением с первого взгляда угадать истинную ценность добычи. Бий сделал знак кому-то в толпе и к нему с многочисленными поклонами приблизился молодой широкоплечий булгарин.
- Кузнец Абдула, ты куешь нам приносящие победу мечи, но нет у тебя женщины, которая грела бы твою постель. Возьми эту славянку, пусть она доставит тебе радость.
Абдула сдернул с бритой головы шапку и низко поклонился, потом схватил меня за руку (как клещами сдавил!) и потащил куда-то. Я спотыкалась – попробуйте летом быстро идти, почти бежать в валенках. 
- Я не могу идти так быстро – сказала я ему по булгарски.
Абдула остановился и удивленно посмотрел на меня.
- Это хорошо, что ты говоришь по-нашему, не потребуется учить тебя плеткой. – и потащил меня дальше, правда с умеренной скоростью.
На краю городка стояла кузница и около нее изба из потемневших от времени бревен. Видимо ее построил отец или, даже, дед нынешнего хозяина. Абдула завел меня в сени и молча сорвал со своей собственности фартук и кожаную куртку. Я сама сбросила валенки и осталась босиком.
- Мама, посмотри, что подарил мне бий Анбал, да продлит Аллах его дни! – и с этими словами он толкнул меня в комнату, где у горящей печки копошилась старая булгарка, мать моего господина.
Я осмотрелась по сторонам. Изба, в которой кузнец Абдула жил со своей матерью, кроме обширных семей имела две комнаты и была на удивление опрятной. Глиняный пол застелен простеньким ковром, под стенами брошены подушки для сидения, Вдоль длиной стены широкая лавка со стопкой одеял и подушек. Видимо на ней спят. У короткой стены рулоном свернута кошма – это их постель. Круглый стол на коротких ножках поднят и прислонен к другой стене. При всей отчаянности положения пленницы-полонянки, которую князек подарил этому батыру, в моей голове вертятся сведения из недавно прочитанной книги: «Несмотря на переход от кочевого к оседлому образу жизни, булгары сохранили навыки прекрасных кавалеристов и многие элементы кочевого быта».
С талантами их кавалеристов я теперь хорошо знакома – налетели вихрем, накинули арканы и почти задушили ими. И ничем не могло помочь мое искусство рукопашного боя. Связали, затолкали полоняников в установленные на телегах клетки и быстро умчали в свои земли.
Старуха оторвалась от печи и уставилась на приведенную замарашку. Скорее всего, мой растрепанный вид не вызвал у нее восхищения. Абдула расстегнул пуговицы и стащил с меня рубашку, развязал гашник штанов и они упали на пол.
Вот и стою я перед своим господином голая, даже не пытаюсь прикрыться руками. Абдула не спеша повертел меня, осмотрел подарок князька, вздохнул и неожиданно спросил:
- Почему у всех славянок внизу шерстяная мочалка? Любой столб запутается в этой волосне. Разве так трудно женщине побрить желанное для мужчины место…
Вот паразит! Он не обращает внимания ни на мои девичьи груди, которые стоймя стоят без лифчика, ни на кругленькую попку. Его, видите ли, огорчает, что у меня не побрит лобок! Сдавил мне плечи железными руками и повалил на пол, на спину. «Ну – думаю – тебя собираются насиловать. Но арканов тут нет, сейчас я тебе покажу свое боевое искусство»! Только я успела схватить его за руку, Абдула приставил к моему глазу кривой нож.
- Лежи тихо, иначе будешь кривая на один глаз, а одноглазая жена мне не нужна. Отправлю тебя коров доить, огород копать, а под меня ляжешь как раба-наложница. Сейчас я побрею твою мочалку, и ты не дергайся. Потом дам тебе этот нож, чтобы брила сама каждый день. Если шерсть у тебя растет медленно, то можешь брить через день. Этим же ножом будешь мне голову брить, чтобы вошки не водились.
С этими словами Абдул широко раздвинул мои ноги и встал коленями на бедра. Больно! Лежу перед ним на раскоряку, как лягушка раздавленная, и все мои девичьи тайности наружу выставлены. Мой тиран обильно плюнул на руку и смочил волосики на моем лобке. Нож у него острее бритвы и срезает мою «шерсть» гладко. Но слюны у него хватило только на выпуклость лобка. И он приказал мне:
- Плюй и смачивай между ног складки своей долины.
Делать нечего, пришлось мне своей слюной смачивать кожу на больших губках. Абдул убрал колени с моих бедер и бреет мне в промежности до самого ануса. То на один бок повернет, то на другой. Одной рукой ногу мне задирает, вторая ножом скребет по самым нежным, самым интимным местам. А я на свои пальцы плюю и торопливо смачиваю кожу перед лезвием ножа.
Мать Абдулы стоит над нами, кивает головой и что-то удовлетворенно бормочет, довольна, что сын девушку приводит к национальному стандарту. Кончилась «парикмахерская процедура» но я все еще лежу широко раздвинув бедра и соображаю, как бы мне его вырубить. Это сделать просто, но как убежать: день и на улице полно народа. И хотя изба Абдулы крайняя в городке и рядом лес, но убежать не удастся – сразу поймают. Нет, побег нужно отложить на вечер, когда он вознамерится меня насиловать.
Абдула стоит на коленях между моих бедер, любуется побритой киской, потом начал гладить мои груди и пришел в лирическое настроение:
- Сахибджамал (красавица) – бормочет - умиде ман (мечта моя),
Старуха тоже нахваливает:
- Ба субхи руи ту башад (лицо твоё как утро). – рада, что ее сыну князек подарил красивую девушку. Будет у него жена и калыма платить не надо.
Все кочевые народы большие мастера слагать стихи и Абдула от полноты чувств над моим голым телом тоже выдал экспромт:
                Пусть тела тайна твоего
                Станет пленницей моей,
                Как можно дальше спрячу,
                Но не забуду прелести твоей.
Ишь, раскатал губу на девичьи телеса, а саму то девушку спросили: хочется ли ей ложиться под булгарского батыра? Никто не спросил – она же полонянка, одушевленная собственность. А если не угодит, то могут ей и глаз выткнуть! Но сейчас нужно усыпить его бдительность, а там посмотрим, чья возьмет… И я выдала ответный стих:
                Обнять и ждать – чего, не важно, лишь с тобой.
                Есть ты, а я – твоя, как небо над землёй…
                Ласкаешь меня и знаю я – ты мой!
Рассиропился, заулыбался балбес! Голая девушка на его вирши любовными стихами ответила. Глотает слюни в предвкушении момента, когда меня трахать будет. Все-таки наши предшественники экспедиционеры собрали богатый материал по фольклору булгар, а в институте под гипнозом эти сведения крепко вбили в мою голову. Таким же способом я усвоила культуру и традиции этого народа. Булгары считают, что сексуальная гармония всегда будет достигнута в браке. Женщина должна полностью удовлетворять мужчину, всем его желаниям подчиниться, а также хранить верность мужу. Считается, любовь между супругами непременно возникнет и укрепится в процессе совместной жизни. Жениться по любви вовсе не обязательно, фактически брак по любви даже противоречит традициям.
- Я рад, что ты покорилась – сказал Абдула и протянул мне нож – у каждой жены булгарского батыра должен быть нож для бритья. – Я приняла его с показной покорностью.
- Хороший нож – говорю – закаливал не в воде, а в масле и спрятала его под подушку.
У Абдула брови на лоб полезли.
- Откуда знаешь кузнечные тайны?
- Я батюшке в кузнице помогала, могу и с тобой добрые клинки ковать.
Покачал головой Абдула:
- Не женское дело железо ковать. Ты будешь подо мной ноги раздвигать и рожать мне много батыров.
- А если дочерей рожу?
- Они родят новых воинов батыров, чтобы крепко стояло ханство булгарское, чтобы никто из соседних народов не поставил ногу состязания на черту сопротивления.
Будь она проклята цветистость тюркских языков! Моя фантазия разыгралась: вижу множество маленьких смуглых и узкоглазых детишек. Нет уж, через сто лет уничтожит Батый булгарское ханство и перебьет моих внуков и правнуков. Не хочу рожать ему детей. Лежу перед ним голая, раскоряченная, с бритой киской и размышляю о судьбе своих внуков и правнуков. Совсем умом тронулась, девка.
Старуха подошла с тазиком, оттолкнула сына и начала обмывать мой бритый лобок и срамные губки. Потом кивком головы погнала Абдулу из дома:
- Возьми у Фатимы зеркало.
А меня она усадила на подушку над другим тазом, в котором плескалась какая-то черная бурда. Как оказалось, это была местная краска для волос: старуха пожелала перекрасить белобрысую славянку в масть черной булгарки. Ну и пускай, в институте мои волосы обесцветили под славянку, теперь буду черная, как булгарка. Только и всего, а вот что дальше будет… Выкрасила меня старуха, протерла голову на-сухо. А у меня мочевой пузырь вот-вот лопнет от переполнения.
- Аны (мама), – прошу я – дай мне одеться, мне по нужде на улицу надо.
Подала она мне коротенький халат без пуговиц и завязок, ляжки и до половины не прикрывает.
- Мама, как в таком халате из дома выйти, мне стыдно. – Распахнула халат и сразу стал виден низ живота и бритый лобок.
- Что из того, что твоя фардж видна мужчинам, ты ее охраняешь для мужа и другим мужчинам она недоступна. Это лучше, чем, ты прикроешь фардж, но позволишь доступиться к нему чужому мужчине. Подожди, я схожу вместе с тобой, мне тоже нужно в место отдохновения. Взяла старуха высокий кувшин – кумган, - из которого они подмываются и мы вышли с ней во двор. За домом плетень невысокий углом сделан, в углу ямка и несколько палок через нее переброшено. Над этой ямкой и присели, почитай на виду у всех прохожих. Потом пальцами подтерлись, подмыли задницы и из того же кувшина вымыли руки, поскольку ни сухой травы, ни пакли завалящей не имеется. Что за жизнь - ни туалетной бумаги, ни мыла!
Вернулись в дом, старуха нагнула меня – ноги прямые, а руки до пола достают – раздвинула половые губки и стала осматривать мою девственную пломбу.
- Бир тенги (единый бог)! – воскликнула она от удивления – ты оказывается еще ХИР - девушка! Как тебя не испортили славные воины бия Анбала, не лишили невинности.
Уй-бай, как повезло Абдуле, что добрый бий подарил ему девственницу! Мы простого рода, игеинчей (крестьяне). Сегодня он введет свой нефритовый столб в твою узенькую долину и станет твоя фардж настоящей. Ты родишь ему много батыров. И никто не посмеет сказать, что их родила измятая воинами полонянка. Сейчас я тебя накормлю, и ложись, поспи. Ночью Абдула тебе спать не даст, до утра будет пировать над твоим телом.
Накормила, спать уложила, а тут и Абдула заявился с небольшим зеркалом. Вручил его мне и сразу полез руками под одеяло к голому телу. Лежу и рассматриваю в зеркале свою новую прическу. Если не считать синяка под глазом и небольших царапин на лице, то выгляжу вполне прилично. Абдула времени не теряет, захватил полушария моих грудей и легонько мнет их, впрочем, больно не делает. Сдвинул одеяло до бедер, положил руку на самый низ моего живота и мечтательно прошептал:
- Колыбель богатырей.
Нужны мне все эти кандидаты в мужья и их матери! Ищут в свой дом покорную спину и детородное чрево, а мне еще докторскую диссертацию защищать предстоит. Но все же мои соски напряглись и выступили вперед маленькими ягодками. Они всегда подводят, на мужиков реагируют и напрягаются независимо от моего желания.
Абдула погладил мой пупок и занялся сосками. Вряд ли он имел заметный опыт обращения с женским телом, но интуиция ему подсказала правильно. Он начал легонько царапать ногтем мои ягодки, в которых каждый раз возникал электрический разряд, бьющий вниз, ТУДА и губки моей «фардж». Еще этого не хватало, кажется я потекла… Не отрываясь от этой забавы Абдула выдал новую газель в арабском духе:
                Это мученье покоя не даст,
                Если люблю, ты отдашься мне враз.
                Если судьба другого не даст,
                Значит, любовь тебя мне отдаст.
Я не специалист в арабской поэзии, но кажется у него прирожденный талант стихотворца, а может быть это гормоны в нем играют. В качестве плагиата я ему ответила стихами Омара Хайама, пускай думает, что я поэтесса:
                Лучше пить и веселых красавиц ласкать,
                Чем в постах и молитвах спасенья искать.
                Если место в аду для влюбленных,
                То кого же прикажете в рай допускать?
Абдулла распалился и вознамерился залезть на меня не дожидаясь ночи. Но я живой не дамся. Нож лежит под подушкой, пущу его в ход, а там, как позволит Аллах. Мать его прогнала из дома.
- Она не просто подаренная тебе полонянка, она девственница. Не спеши, дай ей отдохнуть, чтобы в первую ночь, когда ты объездишь эту кобылицу, просверлишь эту жемчужину, ты получил райское наслаждение.
Отстал Абдула, и я заснула.
Начинало темнеть, когда Абдула прибыл с твердым намерением лакомиться моим телом. Старуха зажгла в комнате три масляных лампы и приготовила мне на завтра одежду, приличествующую жене булгарке. Сама же она улеглась спать в проходной комнате, «чтобы не мешать молодым».
Первым делом он стащил с меня одеяло, а потом разделся сам до гола, уселся рядом и начал неспеша гладить мои груди. Я же не могла оторвать глаз от его торчащего члена с обрезанной крайней плотью. Как всегда в голову лезли самые неподходящие мысли. «У наших мужчин крайняя плоть защищает головку пениса, а у этих, как не натирают штаны самую чувствительную часть мужского инструмента»? Видимо от вида напряженного члена я покраснела, потому что Абдула покровительственно сказал:
- Привыкай к его виду, девушка, сегодня он сделает тебя женщиной, и потом часто будет гулять в твоем райском саду.
С этими словами продолжил (довольно нежно) играть моими грудочками, улыбается, редкие усы шевелятся от удовольствия. Неожиданно Абдула поднялся и задрал мои ноги вверх, а сам уселся на пятки вплотную к моему туловищу. Оригинальная поза: попой почти упираюсь в его промежность, ноги переброшены через широко разведенные бедра Абдулы и обнимают его торс, член уперся где-то под моими ягодицами. Но главное, поза не мешает ему лицезреть все прелести моего фасада. Сжал пальцами соски, потянул за них и потряс груди. Не дают они ему покоя. Опять начал царапать их ногтями и, как это было днем, разряд возбуждения пронизывает мое тело, бьет вниз, бедра непроизвольно дергаются и сжимают торс Абдулы.
- Ты хорошо обнимаешь ногами.- Этот гурман доволен, получает запланированное наслаждение.
Абдула не спешит, хочет получить все возможное удовольствие до того, как перейдет к главному. Опустил руку в мою промежность, провел пальцами по щели между больших губок – вот незадача, кажется, я опять потекла. Мокрым от слизи пальцем водит по моим губам. Я изображаю на своем лице довольно-таки вымученную улыбку.
- Ты уже готова и ждешь моего батыра с нетерпением, но я не буду спешить. Пусть моя невеста томится ожиданием.
И опять этот эротический гурман играет сосками, гладит мой живот, ковыряет пупок. Потом просунул под меня ладони, сильно сдавил ягодицы и раздвинул их, растянул в стороны. Толстый палец прижался к анусу и потихоньку стал проникать в заднюю дырочку. А сам не отрываясь, следит за выражением моего лица. Изучает реакцию моего тела, гурман паршивый! В заднем проходе щекочет. Не скажу, что ощущение неприятное, но стыдно, никто еще не совал палец в мой зад. Непроизвольно приподнимаю попу, пытаясь освободиться от его пальца.
Мои руки заброшены за голову, правая под подушкой сжимает рукоятку ножа. Куда ударить? Мужчина нанес бы удар в горло или в сердце, но женская натура инстинктивно восстает против убийства. Призвание женщины не отнимать, а порождать жизнь. Может отрезать его член? Но в момент эрекции в нем очень большое давление крови. Собственно оно и приводит пенис в рабочее состояние. Если отрежу член, Абдула запросто истечет кровью. Вот незадача, куда же воткнуть нож… Тянуть время уже невозможно, вот-вот, сейчас.
Абдула распрямил ноги и моститься лечь на меня, теперь член твердым колом упирается в мою девичью щелку. Сейчас воткнет… Но я решительно беру его в левую руку и прошу со все возможной цветистостью Востока:
- Господин позволит руке своей невесты быть проводником и привести батыра в сад наслаждения? – и приподнимаю член повыше.
Абдула улыбается до ушей, я выхватываю нож и одним движением отрезаю его мошонку. Он вскакивает с диким воем, яйца в кожаном мешочке остаются в моем кулаке. Зажимая руками рану, Абдула кидается в двери, бежит во двор. Признаться, я рассчитывала, что он потеряет сознание от болевого шока. Надо спешить, пока о не взбаламутил всех соседей – быстро надеваю свои старые штаны, рубашку и приготовленные старухой башмаки.
Не успела…
В двери вваливается несколько мужиков, у стоящего впереди старика в опущенной руке плетка, ремень змеится по полу. Не дамся живой, приставляю нож под левой грудью. Старик не поднял руку, не замахнулся плеткой, только резко дернулась кисть руки. Ремень ударил по руке и выбил нож. Второй раз дернулась кисть старика и ремень опоясал мою попу, от дикой боли я подпрыгнула. Третий раз конец ремня укусил между ног, по самому нежному месту. Согнулась, скорчилась от боли, тут они навалились толпой. Свалили, связали, куда-то поволокли…

                АЙДАР
Я валялась со связанными руками у ног бия и ждала решения своей судьбы. Ясно, что меня убьют, но вот как, насколько мучительной будет моя смерть? Бий Анбал молчал, его взгляд буквально придавливал меня к полу. А кругом стоял крик:
- Шайтанка!
- Эта дикая рысь сделала нашего Абдулу евнухом! Закопаем ее живой в землю!
- За ноги привязать к двум деревьям и разорвать!
- Кожу с живой содрать и к воротам прибить. Всем полоняникам наука будет.
Анбал щурит узкие глаза, щиплет редкую бороденку.
- Не надо большого ума, чтобы казнить эту лесную кошку, а кто из батыров возьмется покорить ее, сломать гордость этого Иблиса в образе женщины?
Наступило молчание. Смутились батыры: не убивать, а покорить коварную женщину, это вам не саблями махать. Тут ум и фантазия нужны. Анбал выдержал паузу и продолжил.
- Моему любимому сыну Айдару пятнадцать лет, он еще молод для участия в сражениях и не совершил поступка, достойного мужчины. Пусть Айдар усмирит и покорит эту дикую кошку, чего не решаются сделать могучие батыры. Это будет его первый поступок мужчины. И пусть ни один мужчина не помогает ему.
Опять схватили, потащили по коридорам, забросили в комнату и закрыли дверь. Хорошо, что руки развязали. Я осмотрелась: комната просторная – целый зал, потолки высокие, окошки маленькие, в них не пролезть. Попробовала открыть дверь – заперта, около нее медный кувшин с водой. У одной стены широкая лавка-лежанка, у другой несколько ларей. В них халаты и другая одежда. Заглянула в боковую нишу, занавешенную холстиной. Закуток два на два мета и дырка в полу, рядом кумган, чтобы зад подмывать это отхожее место.
После всех переживаний я все-таки уснула, завернувшись в толстый халат. А утром ввалилась в комнату целая толпа: сам Айдар, толстобрюхий мужик с с несколькими нагайками за поясом и пятеро здоровенных баб. Я сразу полила его самым грязным булгарским ругательством:
- Сын верблюжьего навоза, один не можешь справиться с девушкой, привел не только баб, но и мужика в помощь.
Слушает меня Айдар, лицо бесстрастное, как у каменной статуи. Дал мне прокричаться и отвечает:
- Батыра не может оскорбить лай шелудивой собаки. Это не мужчина, а евнух. Он с тебя, с живой сдерет кожу, если ты не покоришься и тем покроешь меня позором.
Щелкнул пальцами и из двери ему подали что-то вначале показавшееся мне ковром. Бросил это на пол… Боже мой, это женская кожа! Какая широкая… Вспороли несчастную по животу и теперь соски грудей разбросаны далеко по краям. Светлые волосы в две косы заплетены, значит, женщина была русская, чья то жена, а может быть и мать. Кожа ног обрезана по колени, на руках - по локоть. Но самое страшное, что на ней возвышаются в полном рельефе попа, ляжки, груди. Они набиты чем-то, как и голова с закрытыми, как у спящей, глазами. С ужасом гляжу на этот ковер с головой и бормочу «даже ресницы сохранились».
Айдар не торопится, ждет, чтобы я переварила увиденное. Потом кивнул и навалились на меня бабы, содрали штаны и куртку-жакет булгарскую. Растянули за руки и за ноги на полу. Айдар взял у евнуха плеть, широкий ремень стегнул по руке, ниже плеча загорелась огнем красная полоса. Но кожа не просечена, рубцов не будет.
- Я раздавлю твою гордость, дикая рысь, выпью твое тело по каплям, и от тебя останется только жалкая покорность. Так хочет мой отец, великий бий, так сделаю по его слову я, Айдар сын Анбала.
Бьет Айдар меня плеткой по плечам, по спине, по ляжкам. От боли, от ужасного вида ковра из женской кожи я сломалась. Кричу диким голосом, а в голове только одна мысль: «зачем я Абдулу кастрировала, нужно было при нем женой остаться, детишек булгарских ему рожать».
Кончил сынок бия плеткой махать и наступил ногами мне на спину. Грудь сдавлена, тити подо мной расплющены и начинаю задыхаться. Очень тяжелый парнишка, несмотря на его пятнадцать лет. Женщина, в отличие от мужиков, дышит не животом, а только грудью. Так природа бережет ребенка в материнском чреве. Хриплю и чувствую: вот-вот мне конец настанет. Но сошел с меня Айдар, дал отдышаться. И бабы, что держали за руки и ноги, меня отпустили. Слава Богу!
- Хочу на кобыле кататься, - говорит Айдар, Становись на четвереньки.
Я уже ученая, сразу встала на колени и локти. Сел он мне на то место, которое у коня называется крупом, махнул плеткой, укусил ремень ягодицу. Я побежала на четвереньках вокруг комнаты. Айдар ноги скрестил на моей талии, покачивается, песню напевает. «Хорошо, что не на поясницу сел, - думаю, - мог бы своим весом и спину сломать. Долго бежала, потом упала без сил.
Бабы подскочили, разложили меня опять спиной вверх, но не держат. Сел на меня Айдар, но на этот раз на мягкую попу, а на спину мне блюдо с пловом поставили. Ест он руками плов, чавкает, а у меня от голода живот бурчит. Вдруг он взял меня за волосы, повернул голову на бок и подносит ко рту горсть плова. Я подобрала под себя локти и кулаки, чтобы плечи приподнять и съела плов с его руки, даже пальцы облизала. Обтер руки о мою спину, встал и ушел. За ним и остальные потянулись и плов унесли. А я голодная. Кожу женскую в моей комнате оставили, как напоминание: хватит, Анна Николаевна, характер показывать, хочешь живой остаться, покорись мальчику-господину.
Когда следующим утром пришел Айдар, я сразу встала на четвереньки, и он опять на мне вокруг комнаты ездил, легонько плеткой по ягодицам подгонял. Очень я старалась под ним бегать, не хотела лишнюю порку получать. Потом толкнул меня ногой и я, догадливая, разлеглась на животе живым ковром, руки-ноги разбросила. Сел на мою попу, как на мягкую подушку, и блюдо с пловом опять на спину поставили. А еще пришли его дружки-ровесники, расселись на корточках вокруг меня, плов едят и обсуждают с ним всякие дела. Наверное, захотел Айдар друзьям показать, какая покорная и мягкая подстилка из меня получилась. Долго на мне сидел, а перед уходом говорит.
- Аллах создал на теле женщины трое входных ворот, охраняемых девственницами. Я войду в тебя, как в побежденный город, через каждые из этих ворот. Завтра победитель вступит через задние ворота, просверлит девственную охрану и насладится завоеванием.
Так, значит, завтра меня в попку насиловать будет. Я уже ничему не возмущаюсь и не удивляюсь. Тело рабыни принадлежит господину, и он может трахать ее по-всякому. И опять меня не кормили, одной водой живот полощу. Кишка чистая будет, господин свой член не испачкает…
Ночью сидела около той женской кожи, гладила ее по волосам. «Сестра моя по несчастью, чем ты не угодила господину, что ободрали твою кожу, ковер из нее сделали. Может и меня такая судьба ждет». Гордость и самоуважение от страха спрятались где-то в самых дальних закоулках сознания. Завтра мальчик, почти ребенок, который младше меня на десять лет, раздвинет ягодички и воткнет член в мою попку. А мне ничего не остается, как безропотно покориться ему. Поплакала и заснула.
И была ночь, и был день, день моего унижения и позора. Исследовательница, сотрудница Института сравнительной истории подставила попку мальчишке. Вот такая история, извините за каламбур. Пришел Айдар в сопровождении одного евнуха, который присел в уголке и не шевелится. Я же, ученая горьким опытом, сразу встала «кобылкой» - на колени и локти, возить его приготовилась, повернула голову, смотрю на Айдара, что-то будет… Он сел на пятки, полы халата разошлись и видно, что на нем шаровар нет, напряженный член торчит. Раз настроился сегодня лишить меня задней невинности, то зачем время тратить на снимание штанов. Поднес к моим губам что-то вроде фалоиммитатора. Только конец заостренный, а не толстой головкой, как у мужского члена.
- Оближи – говорит.
Полизала эту штуку – сливочное масло подмороженное. Понятно, пока масло твердое его легко в попку вставить, дырочку растянуть, а потом масло растает, будет смазкой. И начал мальчик Айдар тот масляный фалоиммитатор мне в заднюю дырочку вставлять. Вначале легко шло, а потом толстая часть начала раздирать меня. Очень больно было, но я не решилась голос подавать, чтобы не рассердить господина. Засунул, вдавил в мою несчастную попку эту штуку и принялся моими грудочками играть. Я на четвереньках стою и грудочки вниз висят, как коровье вымя. Мнет и тянет за соски, будто доит.
Потом пристроился Айдар сзади, раздвинул руками мои ягодицы и воткнул… Я только охнула, а он захохотал: БЫЛА ДЕВУШКОЙ. Ухватил руками за бедра, на себя натягивает, от себя отталкивает. «Вот, Анна Николаевна, - думаю – случилось то, чего не ожидала, не гадала: имеют тебя в попу, трахают, грубо горя ебут анальным способом». А он рычит:
- Сама задом двигай, дикая кошка.
Начала я навстречу Айдару двигать задом. Упираюсь ягодицами в его пах, вперед дергаюсь так, что его член из меня чуть не выскакивает. И стала я возбуждаться, охать и стонать. Ни с одним мужчиной ни после Айдара, ни, тем более, до него, я не занималась анальным сексом. Поэтому не знаю, всегда женщина так возбуждается, когда ее в попу имеют, или только этот мальчик таким умением обладал. А Айдар доволен:
- Молодец, дикая кошка, хорошо задом работает.
Потом он зарычал, до предела возможности натянул попочку на член и спустил в меня сперму. Рухнула я на живот, Айдар не вынимая из меня члена сверху навалился, весом своим мои ягодицы давит. Перевалился Айдар с меня на ковер, лежит голый, отдыхает. Я на бочок рядом с ним легла, ладошкой его член накрыла.
- Господин доволен мной – спрашиваю.
- Сейчас я возьму твои ворота в такой позе, чтобы видеть, как ты радуешься входу победителя, улыбаешься ему. Тогда и видно будет, угодила ты или заслужила плетку.
Перевернулся на спину, напряженный член торчит вертикально.
- Садись на него.
Я, стоя над ним, начинаю опускаться на корточки. Задняя дырочка сразу попала на его член, который легко вошел в меня. Плотно сижу на бедрах своего господина, волосы его лобка щекочут мою щелку между больших губок. Думаю: «почему мусульмане заставляют женщин лобок брить, а сами не бреют вокруг своих гениталий»? Мы соединены введенным в мою попку членом, но как он будет двигаться? Айдар лежит подо мной и жадно мнет грудочки. Потом нащупал язычок клитора и стал его теребить. Я сразу завелась, начинаю приподниматься и опускаться на этом колу. Скользит моя растянутая дырочка по его члену. Вот в чем секрет этой позы, я сама на его члене фрикции делаю. У меня одно желание – как можно глубже на него насадиться, стыдно подмахивать попкой пятнадцатилетнему подростку, но, честно скажу, ощущение было приятное…
Айдар щиплет меня за ягодицу. По этой команде начинаю вращаться вокруг его члена. Мелко-мелко перебираю по ковру ногами, перебрасываю через него одну ступню, потом другую. Перед моими газами то довольная физиономия Айдара, то пальцы его ног. Он от удовольствия разговорился:
- И дальше так старайся, бывшая дикая кошка, тогда не обдеру твою кожу на подстилку. Буду часто в тебя навещать, твоя задница меня веселит. После нее хорошие мысли приходят. Когда я стану бием, то сожгу русские города и уведу в полон всех баб и девок. Каждую будем использовать только один раз, а потом убивать.
Увидел мои испуганные глаза и успокоил:
- Но у тебя кожа на месте останется.
С этого дня Айдар стал постоянно трахать меня в попку. Во всех позах входил в меня этот сексуальный эстет: на четвереньках; когда я стояла на прямых ногах, навалившись грудью на высокий ларь; садилась на вертикальный кол, всего не перечислить. Очень любил мальчик-лакомка меня по-разному ставить. Всегда доводил до возбуждения, от которого увлажнялся мой девичий вход - ничего не могла с собой поделать. А вечерами я плакала от стыда, проклинала себя и этого мальчишку-насильника.
Отношение ко мне изменилось. Сделали мне роскошную постель на лавке: Айдар любил, чтобы к его приходу я лежала голенькая на белом покрывале. А в другие дни одеваюсь в роскошные шаровары, туфли без задников и вышитый атласный жакет. Каждый день меня евнух в баню водит, нежусь в бассейне с горячей водой. Бабы мне волосы в четыре косы заплетают. Пожелал мальчик-господин, чтобы я опять стала блондинкой. Пытались бабы отмыть краску, но плохо получилось – часть прядей светлая, а другие темные. И нож для бритья мне отдали – тот самый, что Абдула подарил. Им я и свой лобок брею и голову Айдара. 
Кормили хорошо, а накануне его прихода что-то добавят в плов и к утру меня пронесет до чистой воды. Это чтобы господин не испачкал член в моей кишке. Наиграется Айдар с моей попкой, уйдет, и я опять одетая хожу два дня, до нового его появления. Однако, из покоев наследника меня не выпускают.
Но продолжил Айдар «штурм города». Когда пришел, я поднялась с постели и встала «кобылкой» - он продолжал иногда на мне по комнате ездить. Сбросил он халат и стоит голый, обрезанный (без крайней плоти) член торчит. Думаю: «значит, мне сразу попу подставлять». А Айдар говорит:
- Встань на колени – и около себя место показал.
Стою перед ним на коленях, член мне в нос почти упирается.
- Сегодня победитель входит в твой город через верхние ворота – говорит мальчик-господин и начал членом мне по губам водить. – лижи победителя.
В мою эпоху институтские девицы оральным сексом баловались. А мне противно, никогда, ни при каких любовных играх я у Ждана член в рот не брала. Да он и не просил, в русском народе такая ласка не принята, поганой считалась. Но, господин пожелал…, Осторожно взяла его пальчиками, нежно поцеловала головку члена и стала лизать языком. Член чистый, запаха мочи нет, знатный булгарин каждый день подмывается. Потом открыла рот и охватила губами головку. Айдар меня по волосам гладит и смеется:
- БЫЛА ДЕВУШКОЙ !
А я вспоминаю скабрезную поговорку моего времени: «не бери в голову – бери в ротик».
Тут ухватил Айдар меня за уши на свой член натягивает, потом отодвигает, так, что только головка в губах остается. А я работаю язычком, сосу, чмокаю даже. Была я научная сотрудница Анна Николаевна, стала сосалка у булгарского мальчика. Вот позор! Забрало Айдара, натянул мой рот на член так, что тот в горло уперся и спустил… Кашляю, давлюсь спермой, но глотаю. Ни капли не пролила. Потом вынула его изо рта, и как мне ни противно, а нежненько держу член пальчиками и целую головку.
- Господин мой, охранница верхних ворот была рада отдать тебе девичью невинность.
В следующие дни он редко когда меня в попку трахал, чаще я член сосала. Разляжется на покрытой ковром лавке, а я над ним нависаю, сосу, язычком работаю. Груди качаются. Айдар пальцами соски трет, меня возбуждает. И однажды выдал:
- Скоро я возьму твои главные ворота, и следующим летом ты ожеребишься, будет молоко в твоих сосках.
И этот туда же, ребенка ему подавай. Но оказалось, у него другие планы.
- Будут старухи тебя доить, из твоего молока кумыс делать. Каждый день буду твой кумыс пить. Еще через год ты опять ожеребишься, каждое лето кумыс будет.
«Вот так раз, - думаю, - а как же ребеночку без молока, убьют его, наверное. От меня одной немного получится молока, скорее всего Айдар будет содержать целый табун женщин-кобыл. Покрыть их не мудро, просто запустит к ним своих батыров в качестве жеребцов. А через девять месяцев они «ожеребятся», появится в их сиськах молоко и начнется производство кумыса на потребу любимого сына бия».
И такая тоска меня взяла…
Почти каждый раз приходили товарищи Айдара, сидят на ковре, плов едят. Голый Айдар на лавке лежит, с ними разговаривает. А я, тоже голая, над ним нависла, ротиком работаю. И не стесняюсь их нисколечко – они меня такой много раз видели. Разговоры интересные: войско Юрия Долгорукого пожгло крайние вежи, угоняет полон и движется дальше в булгарские земли. Заврались историки, напутали летописцы: не наследующий год, а нынешней осенью обрушился этот князь на булгар.
Нужно и мне быть готовой к тому времени, как начнется штурм этого города. Только бы Айдар не взял «третьи ворота», не лишил меня девственности. Надругательство над моей попой и ротиком следов видимых не оставили, никто об этом не узнает. Другое дело, если он мне целку порвет. Почему-то я продолжаю трястись над своей невинностью, думаю, что она мне еще пригодится. Потому надо отвлечь внимание Айдара от «третьих ворот», а там русские разгромят это змеиное гнездо.
- Господин мой – обратилась я к нему в следующий раз со всей возможной цветистостью Востока, - охранница у задних ворот, которую ты лишил девственности, просверленная тобой жемчужина скучает и плачет о том, что ты редко ее посещаешь.
Доволен сидящий на лавке Айдар: бывшая дикая кошка сама просится, подставляет попку. Я стою перед ним во всей нагой красоте и покорности. Щурит от удовольствия глаза и начал меня по попке нежненько гладить – никогда ранее такого не делал.
- Пусть не тоскует, я буду ее часто посещать.
И развалился на лавке, с нетерпением ждет, когда я начну новую оральную ласку. Взяв в ротик, я начинаю его член легонько зубами сдавливать, вроде бы жевать, головку покусываю. Очень ему такая ласка понравилась. Жевала, сосала, сперму проглотила и опять обращаюсь к нему с просьбой:
- Мой повелитель, позволь твоей кобылке, твоей сосалке во внутреннем дворике гулять, свежим воздухом подышать.
Повернул он голову к евнуху:
- Принеси моей кобылке бурнус и башмаки подбери по ноге, она гулять во дворе будет, а там сейчас холодно.
Вот и получила я теплую одежду, в которой сбегу. Обманула, обманула!
Два дня гуляла во дворе, высматривала пути  для побега. А на третий день грянул гром на булгарские головы – многочисленное войско Юрия Долгорукого окружило городок и пошло на штурм. Выбили ворота тараном, в десяти местах лестницы приставили к ограде и раздавили оборону, как гнилой орех. Айдар в этот день не пришел над моим телом глумиться, готовится в обороне участвовать.
В середине дня прибежал евнух и говорит:
- Быстро одевайся, господин велел тебя надежно спрятать.
Пока одевалась, во дворе шум и крики начались, значит, бой уже внутри города идет. Бегу по коридорам за евнухом, по дороге схватила лук и колчан со стрелами, нож свой в зубах держу. Только мы в двери – евнух получил в лоб кистенем и свалился – мертв свидетель моего позора! Выглянула во двор, а там русские войны от булгар копьями-рогатинами отбиваются, щитами от сабельных ударов прикрываются. На том конце двора Айдар своих созывает. И так хорошо он стоит - лицом ко мне и расстояние небольшое, как в тире. Отомстила я этому извергу за все мои муки: достала из колчана стрелу-срезень с широким наконечником, натянула лук и всадила ее Айдару между ног. У срезня наконечник шириной сантиметров двенадцать и наточен как бритва. Отсекла у мальчишки-изверга все мужское хозяйство.
Булгар, что нападали на наших воинов, уже перебили. Вижу, стоит наш русский воин роста громадного, с лица пот утирает. Я к нему бросилась, за рукав ухватила:
- Славный дружинник пресветлого князя, не оставь сироту. Я девушка полонянка, меня каждый обидеть может. Ты не смотри, что я цветом волос пегая, они меня перекрасили, хотели за своего батыра замуж отдать. 
Погладил меня по голове:
- Ладно, будь со мной воробей-птица, только не дружинник я, а Никита Кожемяка, ополченец владимирский. – Поворачивается, настроился уходить из захваченной резиденции бия.
Я тяну его за рукав:
- Подожди, здесь золото взять можно, тебе пригодится. Он слегка упирается, а я его тащу туда, где в луже крови валяется Айдар. Тянуть Никиту все равно, что тащить на веревке грузовик. Но я помню, мальчик-изверг всегда носил на поясе кошелек-калиту. Папаша не жалел золота для любимого наследника, я не раз видела, как он доставал оттуда монету и бросал прихлебателям. Срезаю с пояса кису и заталкиваю ее за ворот рубахи своему покровителю. Айдар открывает глаза и хрипит:
- Дикая кошка, рысь…
Но мы уже идем в стан владимирского ополчения. По дороге я тараторю без остановки:
- В том дворце еще много чего взять можно, лопатину (одежду) шелковую, домой привезешь гостинчик жене и детишкам.
Никита останавливается, будто на стену налетел, глаза его делаются пустыми:
- Моровой язвой померли жена и дочка… и отец с матушкой тоже… Потому дом бросил и во Владимир перебрался. Сил не было пустое гнездо видеть…
Святая Матерь Божья, вот удачу послала, навела на мужика без жены и деток, держись за него, Анна Николаевна! Встречные ополченцы перебрасываются с Никитой шуточками.
- Попробовал уже полонянку, как она, мягкая? А то продай нам.
Никита отмахивается. В стане ополченцев сразу начинаю готовить им на ужин хлебово, Уворачиваюсь от шкодливых рук. Завтра будут хоронить погибших, считать полон и грузить на телеги добычу. Нужно показать Никите свое кулинарное искусство. Упросила ратников сходить со мной в город и принести запас продуктов. Притащили большой котел, мешок редкого на Руси риса, лук. Привели и зарезали барана.
Между делом расспрашиваю ратников о Никите. Выяснилось, что кожемякой был его отец, а сам он теперь усмарь (сапожный мастер), живет на посаде вне стен верхнего города и шьет обувь на продажу и на заказ. А семьи у него одна тетка.
Вечером, чтобы меня не подмяли жадные до женского тела ополченцы, подкатилась под бок к засыпающему Никите. Тот в полусне взял меня за грудочку, прижал к себе, но больше ничего, ни-ни-ни… До утра слышны были крики булгарских жен и девушек. Насилуют их русские ратники, которых в одиночку, а которую и целой толпой. Мне не жалко этих женщин, которые своими телами расплачиваются за такое же насилие их мужей в русской земле. Око за око, зуб за зуб. Зачерствела я душой, тут бы свое девичество сохранить.
Назавтра приготовила полный котел невиданного на Руси лакомства – плова. Каждый достал из-за сапога ложку и навалились. Еще несколько дружинников княжеских к котлу прибилось, наелись до стона, плов только что из ушей не выступает. И опять пристают:
- Уступи, Никита, девку. Мы тебе шелковую рубаху за нее дадим, нам в дружинную палату кухарка нужна. Мы добрые, топтать ее только в одиночку будем, а родит парнишку, воспитуем при дружине.
Вот ужас! Шепчу своему покровителю:
- Не отдавай меня, Никитушка, я тебе послужу, на все согласна буду.

                НИКИТА КОЖЕМЯКА
- Вернулся из похода ополченец Никита в родную избу на посаде, привел с собой девку смазливую, сироту одинокую. – Так судачат обо мне соседи.
Вошла я в избу, огляделась. Тетушка Никиты стара, часто болеет, потому дом запущен, захламлен. И теперь вместо нее я стараюсь: мечусь по избе, прибираю, еду готовлю, воду ношу, стираю и спрашиваю – не нужно ли еще чего. Относятся ко мне в этом доме по-божески.
В институте уже знают, что я потерялась, но как меня найти? Кузнец погиб, его двор сгорел, городок булгар сожжен, жители перебиты или уведены в разные города и веси русской земли. В довершении всего я потеряла чип. Нет, найти меня не смогут. Нужно самостоятельно устраивать свою жизнь в этом жестоком мире. Какие действия нужно предпринять? Сравним мою ситуацию с судьбой нашей сотрудницы Елены Дмитриевны Борго, потерянной в веках. Спасателям так и не удалось ее вызволить. Она не захотела родить ребенка своему господину и осталась до конца дней рабыней. Хозяин даже выжег на ее попе клеймо. Брр... Какой ужас! Представляю на миг: к моей красивой ягодичке прижимают раскаленное тавро. Сейчас на Руси рабов не клеймят, но все равно ужасно прожить жизнь бесправной рабой.
Нет, единственный для меня путь -  удачно выйти замуж. И не за кого попало, а за того, кто обеспечит мне стабильное положение и будущее моих детей. Сейчас я непонятно кто - толи раба, приведенная из набега, толи сирота, взятая в дом из жалости. Никто меня и не считает девушкой: «Какая девушка, – судачат знакомые Никиты и его тетушки – баба она, булгарами топтаная и мятая». Знали бы они, на какие хитрости пришлось мне пойти, чтобы сохранить девство.
Как и любой молодой мужчина, Никита хочет ласки женского тела, но его удерживает память об умершей жене и дочери. Спит неспокойно, ворочается во сне, бывает он мрачен, но временами смотрит на меня с интересом. Однако, лапать меня Никита так ни разу и не попробовал. Хотя, казалось бы, что стоит голодному до женского тела мужику подмять и оприходовать девушку рабу. Если бы Никита меня подмял и лишил целки, он из чувства вины перед сиротой взял бы меня в жены. Так сказать, по доброте своей искупил бы перед девственницей грех насилия. По крайней мере, его легко подтолкнуть на такой поступок. Я умею правильно плакать. Я бы бросилась на лавку, ревела по поводу потерянной невинности, и подол моего сарафана задирался бы ровно настолько, чтобы этот теленок тут же захотел еще раз прогуляться между моих ляжек. Цинично? Конечно, но что делать – другого пути нет.
Главное, нравится мне Никита своей силой, спокойной уверенностью и добротой. Вот такого мужика, мужа и отца детей я бы хотела. Какой же он огромный, выше меня на полторы головы. Вот с таким бы рука об руку пойти в церковь, на глазах у посадских жителей отстоять обедню и, вернувшись домой, угостить его приготовленными тобой вкусностями. И дело не только в том, что замужество даст мне стабильное положение в этом мире. Когда он в избе, у меня тепло в животе и твердеют соски. Прежние попытки Ждана, Абдулы и Айдара овладеть моим телом я воспринимала как нечто оскорбительное и грязное. Иное дело Никита, с каким наслаждением я раздвинула бы под ним ноги! Все позы камасутры я готова принять, чтобы доставить удовольствие своему желанному. И если я ему в чем-то не угожу, пусть сечет меня розгами хоть каждый день. Даже пускай побьет меня кулаками. Просто я ВЛЮБИЛАСЬ и сама хочу быть желанной и любимой.
Конечно, Никита нерешителен и простодушен, как теленок, но на то и жена в доме, чтобы ненавязчиво управлять своим муженьком. Если этот тихоня не предпринимает никаких активных действий, то подсуетиться нужно мне с применением всех видов женского оружия.
Первое оружие - наши наряды, «прикид», как говорили девочки в Институте. Выпросила у тетушки крашеной холстины и сшила себе сарафан по местному образцу. Под него надеваю короткую вышитую рубашку. От длинной нижней рубахи вятичей отказалась, использую ее как ночнушку. Сарафан очень удобное, с точки зрения мужиков, одеяние. Узкую поневу трудно задрать до попы. А широкий сарафан будто сам стремиться быть поднятым до подмышек и заголить хозяйку: вот они белые ляжки, вот виляющая под руками попа, вот торчащие титички. Все так и просится предстать на обозрение, попасть в мужские руки. Никита посмотрел на мое новое одеяние и промолвил: «А что, не плохо». Не подействовало…
Второе оружие – еда. Это оружие массового поражения. Сопротивление ему бесполезно. Оно без промаха бьет по самому уязвимому месту мужчины - по его желудку. Я готовлю вкусности, пеку подовые пироги с мясом, с вареным яйцом, с рыбой, с кашей. Пошли в дело кулинарные рецепты, которые повара откроют только лет через пятьсот. От запаха моей похлебки дух захватывает. Никита и тетушка едят и хвалят меня. Я скромно опускаю глаза и отвечаю:
- Спаси, Христос.
Всего и результатов, что тетушке стала добра ко мне. Но не перестает предлагать Никите новых и новых невест. Правда  он каждый раз отказывается.
Нет, не действует…
Третье оружие – прелести женского тела. Но здесь не заведено ходить в баню вместе мужчинам и женщинам. Как показать себя? Решилась на крайние меры. Я сплю на полатях и там же переодеваюсь на ночь из сарафана в ночную рубаху. Но сегодня я, готовясь ко сну, сняла сарафан посередине избы и, вроде бы, собираюсь надеть ночнушку. Но не спешу. Никита уже лежит на лавке и созерцает мой «задний фасад»: узкую спинку, гибкую талию, круглую попу, которой я немного виляю. Хорошо, что плетки Айдара не оставили рубцов на моих ягодицах. Вот сейчас Никита встанет, схватит, повалит и воткнет! Но… ничего не происходит. Надеваю рубаху и с молчаливым скрежетом зубовным лезу на полати. В последний момент обернулась: Никита пристально глядит на меня, в глазах явный интерес.
Действует, но слабо…
Четвертое оружие – удивить необычным поступком. Это мы умеем. Я растопила печь и испекла новую порцию пирогов, предлагаю пирожок Никите, который принес со двора охапку дров.
- Попробуй пирожка, Никита Олексич.
Он ест с удовольствием, молча берет еще один. Делаю робкие глаза:
- Если, что не так, постегайте меня розгами, коли не угодила. Вы только скажите, сама розги принесу, подам с поклоном и заголюсь. Секите меня в свое удовольствие, а потом я спасибо скажу и руку поцелую. У меня и прутья ивовые заготовлены на тот случай, тонкие, жгучие.
Удивленно уставился на меня: чудная девка сама на порку напрашивается. Я готова об заклад биться, в этот момент Никита представляет меня голой, лежащей на широкой лавке. Улыбнулся и похлопал меня по ягодицам:
- А и настегаю, коли виновата будешь.
Нет, слабо, слабо…
И решилась я на штурм, благо тетушки несколько дней дома не будет. Позвали ее вместе с другими повитухами к невестке воеводы. Та первого ребенка мертвым родила и теперь вокруг нее собирают целый «консилиум» повивальных бабок. Так что, три дня мои.
Пришел Никита из клети, где сапоги на заказ шил, а я ему выставила на ужин жаркое с перцем и изобилием чеснока, чтобы его мужская сила не задремала. Перед ужином меда ставленого налила, а после ужина пенной браги. Захмелел Никита, сидит и смотрит на меня телячьими глазами. Я животом к его плечу прислонилась, глажу по волосам:
- Какой ты хороший, Никита.
По хмельному делу отпустили у него тормоза, погладил мне попу, задержалась рука на ягодичке, мнет ее тихонько.
Действует мое оружие…
Вторую его руку я сама положила на грудь.
- Потрогай, Никита Олексич, какая хорошая титичка.
Видать разгоралось его сердце, посадил к себе на колени… И такое сладкое тепло меня охватило, такая блаженная и покорная слабость, какой я ни разу прежде не знала. Сейчас поцелует, как никто прежде. Я редко целовалась в своем старом мире, да и с Жданом просто баловалась. Никита поцеловал меня, и тот поцелуй я до гроба помнить буду. Потом поднял осторожно и понес на лавку. Не дала себя положить, сдернула сарафан и предстала перед своим любимым в чем мать родила.
- Ты ложись, Никитушка, я сейчас.
Пока он ложился, схватила длинную ночную рубаху и расстелила на том месте, где мне лежать. Правильно постелила, чтобы пятно девичьей крови на заду рубахи осталось, как и положено у честной девушки. Сама думаю: «вдруг у меня девичье устройство широкое и никакой крови не будет? Но отступать некуда, впереди мужчина». И легла… Никита плохо соображал, но когда я колени широко развела, сразу на меня навалился. Тяжелый какой! Тычется членом в мою щелку, но все по месту не попадает. «Неужели сейчас – подумала я в смятении – сейчас случится?... Вот ТАК оно и бывает»?
Я его член рукой немного направила, чтобы он спьяну не тыкался долго, и он ВОТКНУЛ.
Не широким, а наоборот очень узким оказалось мое девичье устройство. Больно было девушке Анне Николаевне, она же Богдана, в крещении Ольга. Громко кричала эта девушка, становясь бабой. Но сама того хотела, сама под мужика легла, терпи и не дергайся. Пыхтит Никита, движется во мне его богатырь, а девушке не до эротики, ей просто больно. Потому лежу под ним покорно, расслаблено и никаких движений не делаю. Спустил в меня Никита целое море спермы, свалился набок и заснул.
Утром с похмелья никак не мог сообразить: почему рядом с ним лежит голая девица Ольга и мягкой частью в его, Никиты живот упирается? Почему его рука на Ольгиной титьке покоится?
- Ты чего ко мне под бок залезла! – столкнул меня с лавки, уставился на рубаху с пятном крови. – Так ты что, девушкой была?
Я стою голая и поникшая около лавки, кривлю губы, а в глазах слезы – хорошо играю…
- Да… мне тебя жалко стало… - Сама думаю: только бы не переиграть.
Но Никита полон гнева. Он не хотел, эта хитрая девка его провела!
- Неси розги!
Вот, опять мою попу требуют на расправу.
- Сейчас, Никитушка!
Мечусь по избе, мелькаю перед ним белым задом и лобком с короткими, еще не отросшими волосиками. Выскочила в сени, босыми ногами по ледяному полу, достала в потаенном месте пучок ивовых прутьев. Бегом в избу, положила прутья в долбленое корытце. Они промерзшие, сломаются от первого удара, потому достаю из печи ведерный горшок с горячей водой. Когда поднимаю тяжелый горшок ухватом, мои ягодицы перекатываются от напряжения. Смотри, любуйся, Никитушка! В печи всю ночь тлели угли и вода горячая. Заливаю ей прутья. Теперь к лавке, убрать с нее лишнее и застелить чистой рядниной.
И вот я лежу бесстыже голая или невинно нагая, положив на свою попку запаренные прутья … Никита взял розги, коснулся ягодиц кончиком прута… Замираю от ожидания. Я не смею даже шевельнуться, хотя сладкой заныло у меня в низу живота. Мне хочется немножко (ну совсем чуть-чуть!) раздвинуть плотно сжатые ляжки…
– М-м-м… - Это я шепчу про себя, совсем про себя, а вовсе не в ответ на короткий свист розги, стегнувшей попу.
– М-м-м, о-о-о… - Шепчу чуть громче, ощущая «на холмах моего голого зада» новый укус тонкой лозинки.
Только с третьей розги, когда прутик хлестко прочертил на бедрах красную полоску, я длинно выдохнула и позволила себе высоко поднять откровенно зовущую попку.
– О-о-о!…
Мокрый прут взлетал и падал со свистом, ягодицы и бедра принимают его поцелуи коротким рывком. Пальцы рук сплелись, напряженно сжались ноги. Это больно и так приятно! Еще бы, ведь меня сечет не кто-нибудь, а Никита.
– О-о-о!… Секи меня, любимый!
Моя попа и бедра живут своей жизнью, сжимаются, вскидываются, увиливают в сторону и тут же возвращаются на место. Играет мое тело под розгами.
– О-о-о!…
На сбившейся ряднине все откровеннее и призывнее мечется молодое красивое тело. Белое тело на серой ряднине, постеленной на широкую лавку. Я сжимаю губы и до каменной твердости стискиваю свои нижние полушария, чтобы снова и снова встретить розгу и не дать, непослушным ляжкам раздвинуться и раньше времени показать, как я ХОЧУ ЕГО !
– О-о-о!…
При каждом укусе вскидываю голову, подпрыгивает попа, из самой души стон «О-о»! Непослушные мне ноги сами раздвигаются в стороны… шире… еще шире…
Никита отбросил прутья и перевернул меня на спину. Я зажмурила глаза и приоткрыла губы. Губы слились с его губами, а ЕГО руки, раздвигают мои бедра. Дрожь ожидания. И сладкая судорога, когда его твердый богатырь прошелся по складочке между больших губок, остановился и… вошел в мою мокрую глубину. Расслабленно лежу под ним, покорная толчкам его богатыря в моем лоне, в моей женской глубине. Переживаю накатившееся счастье. А он, не вынимая из меня члена, целует и шепчет:
- Лада моя, ладушка милая!
Так и не могу вспомнить, сколько раз Никита поимел меня в этот день. Мы очнулись от сексуального угара только к обеду. Поели остатки вчерашнего ужина, и Никита сказал:
- Идем в церковь, греховодница.
Скромненько-скромненько, не поднимая глаз, иду по первому снежку рядом с Никитой. В церкви он заказывает молебен за упокой души умершей жены и дочери, о чем-то долго говорит со священником. Ставит свечку у иконы Николая Чудотворца. Я ставлю свечу Богородице и впервые в жизни жарко молюсь «Пресвятая Дева Мария матерь Божья! Я соблазнила Никиту. Подставилась, чтобы он мне ПОРВАЛ  ЦЕЛКУ. Доверши чудо, сделай так, чтобы он на мне женился»!
Дома хлопочу собрать ужин. Никита в клеть сегодня и не ходил, не шил сапоги. Сидит на лавке и дошивает меховые рукавички и на меня поглядывает. Подошел ко мне, погладил по голове.
- Пойдешь за меня замуж, я с попом уже договорился.
Богородица Пресвятая! Сбылось! Я висну у него на шее, Никита подхватывает меня под попку и поднимает. Сижу на широких ладонях, как на лопате, ноги висят в воздухе. Впиваюсь в его губы поцелуем и одновременно руками торопливо подтягиваю, задираю подол сарафана. Голыми ляжками охватываю его поясницу.
- Никитушка, любимый! Я о тебе заботиться буду, деток тебе нарожаю!
И кажется мне что теплые детские руки обнимают мою шею… Свершилось. Конец моим приключениям…
Мелодрама прерывается появлением тетушки – невестка воеводы быстро разродилась и она попала домой раньше ожидаемого. Ей предстала картина, достойная кисти художника. Представьте только: ее племянник поднял и держит за задницу эту скромницу Ольгу, а она обнимает Никиту заголенными ляжками, на которых явственно видны красные полосочки, настеганные розгами. Да еще истрепанные прутья розг по избе разбросаны. Грех то какой! Прежде чем тетушка открыла рот, Никита опередил ее:
- Тетушка, благословите. Я женюсь на Ольге!
Тетушкин ответ навсегда сделал нас верными союзниками:
- Давно пора – сказала она с облегчением.
Свадьба была скромная ни у жениха, ни у невесты во Владимире нет родни. По дороге домой утешаю Никиту:
- Не кручинься, Никитушка, когда мы умрем, встретишься в раю со своей женой. Я ей старшинство уступлю, стану младшей, и будет у тебя там две жены.
                ***
Ах, медовый месяц! Месяц, когда тела узнают друг друга, складываются любовные игры, заветные словечки, тайные ласки, которые у каждой супружеской пары свои. Ах, дурман любовный, неодолимая тяга друг к другу.
С нетерпением ждем, когда тетушка уляжется спать на своем месте за печкой. У Никиты блестят глаза, и он ждет моего «представления». Покачивая бедрами, выхожу на середину избы и медленно-медленно начинаю задирать подол сарафана. Вот показались колени, обнажается белизна бедер (или ляжек – если хотите), выглянули курчавые волосики лобка и опять спрятались. Поворачиваюсь задним фасадом и поднимаю подол до половины попы, шевелю ягодицами. Иногда Никита не может выдержать и пытается схватить меня в этот момент. Ускользаю от его рук и поднимаю сарафан спереди и сзади до пояса. Медленно поворачиваюсь кругом и шепчу:
- Все это для тебя, любимый.
Снимаю сарафан, поднимаю свои груди на ладонях, покачиваю, будто на весах. Шепчу:
- А это для тебя, муженек, и для деточки…
Никита сгребает меня в охапку и сажает себе на колени. Прижимаюсь к нему спиной, в попку упирается его твердый богатырь. Легким движением таза ищу положение, при котором член моего муженька попадает между ягодицами. Так приятно, и никаких ассоциаций с поганым Айдаром. Никита увлеченно мнет мое тело.
- Мягкая попочка! Славные титички! Тугие ляжки!
И начинает меня целовать. И не только в губы. Целует груди, берет в рот соски. В приливе страсти укладывает меня на живот и, невиданное дело, целует попку! Ни один русский мужчина так не делает. Выворачиваюсь и валю Никиту на постель:
- Теперь моя очередь!
Покусываю его соски, целую живот, глажу рукой напряженного богатыря и, верх эротизма, целую мошонку. Никогда я не посмею взять в рот его член – не поймет муж такой ласки и не простит. Вся наша игра в половину голоса, чтобы не беспокоить тетушку. Но после того, как Никита завалит меня и раздвинет ляжки, я восхищенно охаю, ахаю и подвываю в полный голос. Если тетушка и услышит радость нашего соития, она поймет и простит. Вонзается в меня Никита и я высоко поднимаю согнутые в коленях ноги. В такт с его движениями подаюсь навстречу. Сдавил мои ягодицы и застонал:
- О-о-о! – излился, оросил меня семенем.
Утром зеваю, сонная тычусь из угла в угол. Тетушка по-доброму ворчит:
- Играли всю ночь, греховодники.
А в начале второго месяца моего замужества случилось радостное событие. Вдруг закружилась у меня голова, и я беспомощно осела на пол. Тетушка испугалась, воды поднесла.
- Что с тобой милая? Постой, а когда у тебя должны месячные крови быть?
- Да уже две недели, как запаздывают – отвечаю.
- Однако, ты не праздная – вынесла тетушка свое заключение.
Вот это здорово! Залетела, так сказать, с первого тычка! Помашем ручкой научной карьере и докторской диссертации. Скажу честно, меня они больше не интересуют. У меня есть любимый муж, и будет зачатый с ним РЕБЕНОЧЕК.
И начали они окружать меня заботой.
- Не носи воду с реки, тебе нельзя, Никита принесет.
- Посиди, отдохни, я сама обед сготовлю.
Современный мне дурень сказал, что для зачатия ребенка не требуется присутствия мужчины, достаточно искусственного оплодотворения спермой из генетического банка. А как же восторг эротической ласки, восхищение красотой тела любимого или любимой, трепетная забота друг о друге. Нет уж, сами искусственно оплодотворяйтесь, а мне нужен
Никита, и не только для оплодотворения.
Нормальная женщина в любовном акте должна быть послушна, отдаваться мужчине безраздельно. Подставляется под ласку женщина, пробудившееся желание передает любимому мужчине, который овладевает ее покорным телом. И сейчас, когда во мне зреет ребенок, соитие с Никитой мне совершенно необходимо для радости жизни. Хочу раздвигать под ним ноги, принимать в себя его богатырский член – и он хочет того же.
Но Никита бережет мое чрево, он отказывается от вечерней игры, на лавке отворачивается от меня и старается заснуть. Я кладу руку на его напряженного богатыря.
- Никитушка, ты меня не хочешь?
- Тебе нельзя – вздыхает мой муженек.
- Что ты, еще четыре месяца можно. - успокаиваю его.
- Я тяжелый, тебе на живот надавлю.
- Тогда давай я лягу сверху.
Никита удивлен, они с покойной женой такой позы не знали. Мужчины русской глубинки веками не знали любовной игры с женским телом. Заваливались между ляжек, совершали движения в женской глубине и засыпали. Предварительная игра бедная, без выдумки, поза только одна – традиционная, наизусть знакомая. А тут женушка предлагает мужу что-то новое…
- А разве так можно?
- Можно, мама с батюшкой всегда так делали. Мама была маленькая, а батюшка большой и тяжелый. Я девочкой за ними подглядывала, так батюшка всегда укладывал маму на себя. – Вру самозабвенно.
Никита переворачивается на спину и говорит:
- Давай попробуем, греховодница.
Улеглась на него, широко раздвинула ляжки и рукой направляю богатыря в свои «третьи ворота». Сдвигаюсь себя вниз и насаживаюсь. Теперь подтягиваюсь вперед, держась за его плечи. Никита уловил суть, его лапищи ухватили меня в самом широком месте, там, где ноги прикреплены к телу, и начал качать свою женушку вперед и назад. Мои руки теперь свободны, начинаю гладить его грудь и щипать за соски. Никита звонко шлепает меня по самому мягкому месту.
- Перестань щипаться, вертихвостка! – и тут же щиплет меня за попку.
В ответ на мой визг муженек гладит обиженную ягодичку, а я кладу голову ему на груди, предоставив возможность насаживать женушку на торчащий член в любом желательном ритме. Как я счастлива!
Лежим рядом отдыхая. Я думаю: «Мужчина всегда стремится к разнообразию. Иногда он достигает этого, обладая все новыми женщинами, но меня такое не устраивает. Мужчина может получить новизну и от одной. Для этого женщина, лежа со своим мужчиной, должна быть разнообразной. Значит, и я должна быть изобретательной, всегда новой и желанной». Но у меня есть и другие заботы.
- Никитушка, ты один работаешь. Деньги у нас есть, найми подмастерьев. Излишки обуток можно на тору продать.
- А что, верно! - Отвечает Никита.
- И еще, купи краски у бухарских купцов, будешь кожи красить, На цветные сапоги спрос всегда есть. А расплатись золотом из калиты, что в булгарском городке взяли.
- А что, ладно.
Муженек теребит волосики на моем лобке, запускает палец в щелку: «мокренькая». Потом нежно гладит низ живота, где растет деточка. На память приходят слова Абдулы: «Колыбель богатырей». Будут богатыри, Абдула, но не булгарские, а свои, русские. Будут и дочери, которые родят будущих мастеров, купцов и, возможно, воинов-дружинников.
***
Через пару дней в надворной клети работают трое нанятых подмастерий, мнут и пропитывают дегтем кожи, шьют простые обутки для продажи. За Никитой остается самое ответственное, раскрой кожи и пошив на заказ красных и зеленых сапог, которые состоятельные горожане с руками отрывают. Довольный Никита смачно целует меня:
- Умница-разумница, Ольга Премудрая.
Оберегая меня от массы домашней работы, он привел в дом девочку, десятилетнюю сироту, которая побиралась на торгу Христовым именем. Отмыли в бане, накормили, одели. Теперь хлопочет по дому Татьяница и рада радешенька, что есть кров над головой, есть семья, которая ее приняла. Ночью спит она за печкой вместе с тетушкой, а, может быть, слушает, как мы играем в любовные игры.
Ночью Никита лежит на спине, я стою над ним на широко расставленных коленях.
- Никитушка, я на твой кол сесть хочу. Направь богатыря, а то мне не видно.
Никита произносит свое любимое:
- А что, разве так можно?  - и направляет руками богатыря в мой женский вход.
Опускаюсь, насаживаюсь на этот кол, который достает меня до самого донышка. Приподнимаюсь и опускаюсь. Никита подхватывает меня ручищами под попу, поднимает, головка члена щекочет вход. Резко опускает, и я с маху насаживаюсь на полную глубину, мое мокренькое влагалище издает чмокающий звук, напоминающий звук поцелуя. Никита смеется:
- Оказывается, ты и этим местом целовать умеешь.
- Не смейся, а то соскочу – пугаю я мужа и приподнимаюсь.
- А не соскочишь!
Давит, осуществляет плотную посадку (или насадку?). Начинаю двигать тазом вперед-назад и из стороны в сторону. Никита выстреливает в меня спермой. Хорошо! И как я счастлива с любимым мужем!
                ***
Живот достиг такого размера, про который в мою эпоху говорят: «футбольный мяч проглотила». Шью распашонки, чепчики, подгузники к удивлению окрестных баб. Они пеленают младенцев только свивальниками, оставляя попочку открытой, чтобы реже пеленать. Никита долбит из колоды корыто для купания, будущего малыша.
Ходить тяжело, но так приятно, когда ребеночек толкается ножками. Никита хочет послушать. Задираю подол до титек, пузо нависает над курчавым лобком. Никита кладет руки на полушарие живота, на лице глупая улыбка:
- Толкается…
Становится на колени и целует мое пузо, как святую икону. И это мне так приятно, даже приятнее, чем ноги под Никитой раздвигать. Мы ждем тебя деточка.
                ***
Тетушка и приглашенная повитуха пеленают плачущего ребеночка.
- Мальчик.
Я выла и кричала в бане полтора часа, пока разрешилась Никитушкой, Никитой младшим. И все время вспоминала пророчество Ольги Петровны о том, что абориген сделает мне ребеночка и буду рожать, в баньке. Как в воду глядела Баба Яга. Мы рады тебе Никита Никитич, расти большой, здоровый, как папа, и умный, как мама. А мы готовы подарить тебе еще много братьев и сестер.
Груди распирает, на сорочке, там, где ее касаются соски, пятна засохшего молока. Никита старший с интересом и наблюдает процесс кормления. Я спустила с плеч сарафан и сижу с невинно голыми грудями. Деточка сосет грудь, налитую молоком как коровье вымя. На соске другой груди наливается капля молока.
- Ах ты, коровушка – говорит мой муженек.
В этом нет ничего обидного, в русском мире корова всеми любимое и почитаемое животное – кормилица. А мне вспоминается страшные слова Айдара:  «Ты ожеребишься, будет молоко в твоих сосках. Будут старухи тебя доить, из твоего молока кумыс делать. Каждый день буду твой кумыс пить». Есть в моих сосках молоко, но не для твоего кумыса. Бывшая научная сотрудница Анна Николаевна, а теперь жена Никиты Кожемяки, кормит ребенка, зачатого ей в любви и радости. Будь ты проклято ханство булгарское, не даром до девятнадцатого века дожило в русском языке выражение «Зверства булгарские».
Я раздобрела, сильно прибавила в весе, теперь мне уже не пробежать кросс по первому разряду, не провести учебный бой в зале. Но Никите моя полнота нравится, гладит меня и шутит:
- Люблю я ляжки налитые.
                ***
Никитушке пошел третий месяца, когда возобновились наши любовные игры. Дело было так. Я напросилась в баню вместе с Никитой, хотя он и был против:
- Выдумала, бабы с мужиками вместе не парятся.
- Я, Никитушка твоя жена, ты меня всякую видел. - Опускаю глазки, смущенно ковыряю носком туфли половик. - И даже когда-то высек меня голенькую.
- Ладно, собирай одежки, греховодница.
Пришли в баню, Никита раздевается, а я не спешу, наклонилась, будто на полу что-то ищу. Стою, повернувшись к муженьку пышным задом. Подошел Никита, похлопал меня по нижним полушариям:
- Ты полотенца взять не забыла?
А рука его так и осталась лежать на соблазнительном месте. Чтобы его раззадорить я быстренько подол подняла и на спину закинула. Выставила и попу и ляжки, складочка больших губок между ними выглянула.
- Что ты раздумываешь, муженек, заждались тебя мои прелести.
А он опять свое:
- А разве так можно? – он и не знает, что в женщину очень даже удобно сзади войти.
Я раздвинула губки, для последнего соблазна и он мне так воткнул! Наши бабы в таком случае говорят «до пупа достал». Натерпелся любимый, пока я глубоко стельная была. Это получилось не соитие, не слияние. Он трахал меня, другого слова не подберу. Разогнулась, улыбнулась:
- С разговением тебя, любимый, после долгого поста.
А ночью, чтобы ему приятное сделать, встала я на четвереньки. В мою эпоху о такой позе говорят «встала раком». Раздвинул муженек любимый мои срамные губки, поиграл ими и опять до пупа достал. А я опустила голову и плечи на лавку, попу высоко держу – наслаждайся, милый, покорным телом своей женушки… Я даже плакала от счастья. Натерпелся мужик, пока я сыночка в животе носила, да после родов поправлялась. Ждал, мой хороший, ни на одну бабу не заглядывался, ни одной подол не задрал.
Не насытился, любимый, с первого раза, опять меня на колени попкой вверх поставил и начал ласкать-целовать. Как быстро он новую позу освоил и ничего необычного в ней не находит. Сильные руки гуляют по моей спинке, гладят пышные ягодицы, играют женской щелочкой.
- Никитушка, ДАВАЙ, сил нет, больше терпеть! – шепчу я.
Засмеялся Никита:
- Я дольше терпел, теперь и ты потерпи, греховодница. – И гладит мою попку.
Сначала по талии руками провел (ох, расползлась моя талия-рюмочка после родов!), погладил верхушку ягодички, ниже опускается, нежно гладит самую чувствительную часть. Ах, лакомка! Таким же образом по другой ягодичке прошелся, а потом вдруг наклонился и … укусил легонько за мягкое. Я дернулась:
- Не кусайся!
Никита переворачивает меня на спину и начинает целовать живот, хватает зубами волосики лобка. А хулиганистая рука его тем временем щекочет мой клитор.
- Никитушка, милый, ДАВАЙ!
Меня совсем раздразнил, сжимаю ляжками его руку, а Никите весело:
- Девушка, чего ты хочешь? Загадай желание.
- Девушка хочет, чтобы ты, мучитель, скорее в нее член засунул, ребеночка хочет девушка, ребеночка! – в полный голос кричу, не стесняюсь, что услышат меня тетушка и Татьяница.
Нет, играет, изверг, дразнит свою женушку. Наконец, навалился (как приятно чувствовать тяжесть его тела!) и начал во мне двигаться, двигаться, двигаться... Наполняет семенем мою глубину. Видели бы мои бывшие коллеги, как научная сотрудница Анна Николаевна голая лежит под средневековым мужиком, задом ему подмахивает, ляжками играет и просит-молит: «давай, давай еще, любимый»! Нет, не понять вам, засушенные воблы науки, какое это счастье лежать под любимым, принимать в себя его член, слушать, как в тебе растет деточка!
А видели бы они меня днем, как я важно иду по усадьбе, киваю в ответ на поклоны подмастерьев. Надо принять привезенное с торга мясо-убоину, будут вечером щи богатые, до которых средневековые хозяйки еще не додумались. Накормить предстоит два десятка мужиков наймитов, все по патриархальному обычаю за хозяйским столом харчатся. Надо озаботиться и послать нанятых баб на Клязьму стирать порты подмастерьев и учеников. Проследить, чтобы воды в баню привезли. И сыночка потетешкать, а то он целыми днями на руках у тетушки.
Ох, много же хлопот у хозяйки достаточного дома. Но заботы все радостные, ни тебе интриг институтских, ни спешки цивилизованного века. Ах ты, забыла! Надо сегодня новую бочку кваса завести. По летнему времени холера случается почти в каждом дворе Владимира. Для бережения от нее я запретила всем домашним пить сырую воду из реки или из колодцев – пьют только квас, заведенный на кипяченой воде. И за стол не пускаю тех, кто руки не вымыл. Дело новое, невиданное, подмастерья ворчат, мальчиков учеников и баб наймиток подзатыльниками награждаю, если увижу, что пьют «сырую» воду. Зато ни одного случая холеры в нашем многолюдном подворье. Попробовали подмастерья на меня Никите жаловаться, но он сказал, как отрезал:
- Делайте, как говорит, она Премудрая.
Вечером садятся мужики за стол, на каждых четверых поставлена чашка большая со щами. Сидят молча, ждут, когда хозяин хлеб переломит. А я скромненько у печи стою, жду, кому добавки положить. Этим особое уважение работникам показываю: сама хозяйка на стол подает, не поручает этого наймиткам, которые весь день у печи хлопотали. Съели щи мясные и кашу пшенную с салом, и только тут я подаю голос:
- Всем ли довольны, мужики? 
Самый старший огладил бороду:
- Премного всем довольны, матушка-хозяйка, многих тебе деточек.
Матушкой назвал из уважения – сам то он меня на двадцать лет старше. После мужиков мы с бабами-работницами за стол сели и пошли между нами разговоры женские: который из подмастерьев на какую девку наймитку заглядывается, правда ли, что сосед своей жене дорогие стеклянные бусы подарил.
Все наймиты для нас с Никитой как младшие члены семьи, заботимся о них, а если кто из учеников или женской прислуги провинится, то муженек мой поучит их розгами на скамейке. Вспоминаю, как меня в доме Мужилы дважды высекли. За дело крепко высекли, так ей и надо было вертихвостке девке Богдане. Видите ли: стыдно ей было раздеваться-заголяться перед тем, как под розги лечь. И ничего тут стыдного нет, когда младшие голяком укладываются под розги главы семьи. Вот в прошлую субботу после бани высек Никита ученика Фролку и Татьяницу.
Фролка сырую воду из водовозной бочки пил «она вкуснее» - оправдывался он, когда поймала его за этим делом. Татьяница поленилась и долила бочку с квасным затором не кипяченой водой. Вот теперь стоят они перед скамейкой, ждут порки. Мальчишка храбрится, раздевается спокойно перед лицом баб и мужиков, не прикрывает рукой лобок, на котором волосики уже появляются. А Татьяница покраснела как маков цвет и прикрыла ладошками пупыпышки начавших расти грудей. Крепко постигал им попки Никитушка, будут в другой раз слушаться хозяйку.
                ***
Годик исполнилось Никитушке младшему, а я опять непраздная хожу. Глупости это, будто баба не может понести, пока молоком кормит. Я продолжаю прикармливать сыночка, однако семя мужа мне впрок пошло. Снова Никита и тетушка вокруг меня хлопочут, мой живот оберегают. Домашние дела я больше не работаю – бабы наймитки со всем управляются. И то сказать, муж мой богатеет, одних подмастерьев пятнадцать душ, да ученики-подростки и всех накормить надо. Еще на торгу приказчики наш товар продают.
Выбивается Никита в купцы. Ну а я кто – да просто мужняя жена, ублажаю любимого пышным телом, советы мудрые подаю, за порядком в доме слежу, как и положено любящей супруге. Во всех делах по дому мое слово главное, слово первое и последнее. Никита во мне души не чает, ни разу не обругал. Иногда я его поддразниваю: «Помнишь, Никита, как ты голенькую девицу Ольгу высек розгами на лавке? Хорошо она ляжками под розгой играла? А попка у нее красивая»? Отмахивается муженек: «а я и не помню, давно это было». И сразу целоваться лезет, мои молочные фабрики щупает. А мне так приятно, думаю: «боже, за что мне такое счастье в жизни привалило»?
Одно мне покоя не дает: через сто лет татары возьмут штурмом город Владимир и перебьют его жителей, погибнут наши внуки и правнуки. Только Новгородская земля не узнает монгольского разорения. Ночью начинаю ластиться к мужу:
- Никитушка, ты теперь купец справный, надо бы нам на жительство в Великий Новгород перебраться.
- Нам и здесь не плохо – отвечает мой супруг.
- Нет, Никитушка, там тебе больше торговый разворот будет, с купцами ганзейскими дела поведешь…
И так изо дня в день, как капля точит камень: «Знаешь, муженек, в Великом Новгороде китовый жир дешев, будем из него сальные свечи делать и продавать». Не зря говорят, что ночная кукушка всегда перекукует дневную: «Никитушка, в Новгороде народ лаптей не носит, все в кожаных обутках ходят. Спрос на сапоги да башмаки там большой и цены хорошие».
Но все это говорю без нажима, чтобы не рассердить, не показаться надоедливой. Все свое знание психологии в дело пустила - оторвался Никита от дома, от ласковой жены, поехал на разведку к Господину Великому Новгороду – торговлю посмотреть и себя показать.
Двух дней не прошло после его отъезда, и зашел к нам во двор калика нищий. А лицо то у него знакомое:
- Здравствуй, - говорю – Кир-Кир, какими ветрами тебя к нам занесло, давно ли узнал, что я в граде Владимире пребываю?
Мой руководитель не настроен шутки шутить.
- После всех твоих художеств трудно было тебя отыскать. Только полчаса назад установили твое местоположение. – Подает мне новый чип срочной эвакуации – Прикрепи по месту и отправляйся обратно в Институт строгие выговора лопатой огребать.
- А что я там потеряла в вашей цивилизованной эпохе: отравленные промышленными стоками реки, загазованные города, улицы полные хулиганья? Или по интригам аспиранточек красотулек соскучилась? А как быть с ребеночком, что в моем животе растет? – спрашиваю его.
Замялся Кир-Кир, чешет в затылке.
- Ребенка родишь в клинике. Но сразу скажу, из института тебе придется уйти, поскольку беременность твоя есть вопиющее нарушение всех экспедиционных правил. О твоем легкомысленном поведении, о любовных шашнях с сыном кузнеца еще Ольга Петровна докладывала. Это он тебе ребенка сделал?
- Нет, Кир-Кир, ребенок мой от любимого мужа Никиты Кожемяки, что в Новгород с товаром уплыл. А скажи, старшего моего сына, с которым тетушка сейчас по берегу Клязьмы гуляет, тоже в наше время заберем? Вижу по кислому выражению твоего лица, что не будет на это согласия.
- Да, - отвечает мой научный руководитель – ребенка нужно в этой эпохе отцу оставить.
- Но я ни за какие-то коврижки свое дитя не покину. А как быть с тетушкой, которая нам с Никитой столько добра сделала?
Вздыхает Кир-Кир и ничегошеньки не говорит.
- А муж мой любимый, Никитушка? Сейчас он всеми уважаемый купец и кожевник, а в нашей эпохе он будет просто дикарь необученный, места себе не найдет. Он без меня с тоски пропадет, если я исчезну. Я же для него не просто сладкое женское тело, я и друг надежный, и советы мудрые при случае ему подаю. А главное, любит он меня. Как с ним быть? Молчишь… Вот и передай в институте, что Анна Николаевна (она же Ольга) любимого мужа, сына и тетушку не оставит.
Скажи там, что Я НЕ ХОЧУ ВОЗВРАЩАТЬСЯ.