Движение ради движения

Движение ради движения. Движение не ради какой-то конечной цели, а ради самого пути до этой цели. Счастье, быть может, в этом, не в конечном результате, который никогда не бывает вечным, а в пути до этого результата.
  Он широко, как на марше, шагал по мокрому асфальту, местами залатанному, местами в лужах, но в целом неплохом асфальту. Хлюпающие кеды шаркали по дороге. Джинсы классические, голубые, рваные, куртка черная, как земля под ногами, расстегнутая. Прическа короткая, борзая. Улыбка наглая, с презрением. Подбородок вызывающе выдвинут вперед. Дышал, широко раздувая ноздри. А в глазах озлобленность и сила. В глазах свора собак, рвущихся с цепей, в глазах вой волков. Взгляд уверенный. Самоуверенный. Он ждал завтрашний день, твердо зная, что завтра точно всё поменяется, что завтра начнется настоящая жизнь. В наушниках Цой. Унылые фонари плохо освещали поселковую улицу, моросил дождик, а теплый ночной ветер дул в лицо. А он нагло подставлял лицо этому ветру и дождю, и получал удовольствие от победы над ними. От мнимой победы. В догонку ему лаяли собаки. Задирался на прохожих, отвечал дерзко. В кармане бряцала бабочка. Курил на ходу, красиво выдыхая густые клубы дыма, которые тут же рассеивались, оставаясь позади. Уже тогда он ошибался, что ноги устали. Шагал, держа в больной груди обиду, с диким желанием порвать всех их. И всё шагал, маршировал, держа ритм «мы ждём перемен». Луна то пряталась за быстрыми серыми рваными облаками, то ярко освещала его путь, как днём.
  Гравийная дорога сменила асфальт. Влажный студеный летний рассвет, роса. Чуть влажная пыль немного липла к подошве кед. Кукарекал где-то далеко петух. От утренней прохлады он замерзал, футболка с расстегнутой сверху рубашкой не грели. Он шёл чуть медленней, засунув руки в карманы джинсов, навстречу встающему солнцу, яркому, желтому солнцу. Зевал. Он чуть улыбался, глядя большими голубыми глазами в голубое небо. А в глазах грусть. Просто грусть, без примесей. Ну если только ещё немножечко боли и разочарования. Он ждал завтрашний день. Каждый день ждал завтра. Ждал, надеясь, что что-то изменится, что хоть что-то станет иначе. Боялся, что так и пройдет вся жизнь. В наушниках Сплин. Утро, прохожих в деревне не много. С редкими встречными здоровался, приветливо и лицемерно улыбнувшись, но не более. Если кто-то всё же затевал разговор, отвечал дружелюбно, но коротко, чуть сбавив шаг, но не останавливаясь. Легкий утренний ветерок раздувал волосы аккуратной, но вольной прически. Он шёл, лениво, мимо колодца, мимо дворов. Село спит. Солнце потихоньку пригревало, но ещё не грело. Курил спокойно, так же красиво, будто он курил за чашкой кофе в уютной кухне. Сигареты легкие, дым жиденький. Он шёл, как идёт мальчишка шестнадцатилетний, возвращаясь домой от девушки, рано утром, что б никто не увидел, не выспавшийся, но счастливый, беззаботный школьник. А ему ведь уже давно не шестнадцать, и идёт он не от девушки. Он шёл в никуда, навстречу восходу, солнцу. А старуха-мать с мокрыми глазами молча стояла у калитки и смотрела ему в след. Он вышел за деревню.
  Дорога стала проселочной, иногда лесной. Как будто старая дорога, по которой уже давно никто не ходил. Островки травы прорывались через накатанную серую землю. А вокруг лес. Смешанный. То легкие березы, то вековые сосны, то кусты. Или поле. Заросшее, огромное поле. Знакомый запах созревающей конопли. Шёл он. Сколько ему, за пятьдесят? Голова щедро покрыта сединой, борода чуть реже. Грузный, тяжелый, с животом чуть обрюзгшим. Красные от слез, мутно синие стариковские глаза смотрят с болью, будто молча просят о помощи, будто боятся, будто растеряны. Обида. Кроссовки, заношенная, видавшая виды рубашка расстегнута наполовину, рукава закатаны. Полуденное солнце печет в зените, пот катит крупными каплями, рубашка липнет к спине. Он вспоминал вчерашние дни, пустые, будто их и не было. Жалел об этом. Он вытирает пот рукавом. Часто останавливается, посмотреть путь, куда идти. Дышит ровно, но слегка устал. Останавливается попить у ключа, пьет с ладони, умывает лицо, шею. Никого больше нет. Только вдали где то  слышно, проедет трактор, залает собака. И птицы. И редкие заблудившиеся комары. А дорога все дальше уходит куда-то. Запах лета. Запах поля и лета.
  Он упал, с ходу, не останавливаясь. На заросшую травой тропинку. Сначала на колени, так тяжело рухнул. Обхватил руками живот. Уперся лбом в землю. Еле слышно простонал, выдохнул. Выдохнул воздух. Но не смог выдохнуть всю обиду, всё разочарование, всю бессильную озлобленность. Так и остался лежать. Согнувшись. Под палящим солнцем. Один. С красными от старческих слез глазами.

3 Сентября 2010