Мне приснилась любовь. Часть шестая
– Где ты собираешься ночевать? У тебя есть родственники в Николаеве? - Заботливо поинтересовалась я, готовая предложить ему остаться, если будет нужно.
– У одного... друга.
По тому, как он это сказал, я поняла, что этот друг – женщина. И что она ему не друг.
Мы договорились встретиться завтра вечером и вместе поехать последним автобусом в Хрестинки.
Стараясь не привлекать к себе внимания и воспользовавшись тем, что мама смотрела любимый сериал, я прошмыгнула в свою комнату и, перезвонив Насте, легла спать.
И тут в моей жизни произошло нечто необычное, чего никогда раньше не случалось. Мне приснилось продолжение того сна, который привел меня в Хрестинки.
Мне приснилась любовь.
Я никогда не была в том месте, что мне привиделось. Я находилась на берегу моря. Оно было бесконечное, и такое же прозрачное, как и воздух.
Пожалуй, это было утро. Солнце только всходило, и над водой стоял легкий туман. Прохладный воздух ласкал мое лицо своей влагой.
Я шла к Нему. Я определенно знала, что Он ждет меня, и будет ждать, пока я не приду. И в моем сердце, которое гулко билось, жила вера во встречу с Ним. К Нему вели меня все пути в мире, к Нему подталкивали меня волны, о Нем пели все ветра. И куда бы я ни шла, – каждый шаг приближал меня к Нему.
И Он тоже шел мне навстречу. Наверное, Он долго ждал и искал меня, ибо я всей своей сущностью чувствовала его страх не найти меня.
Он чувствовал, что я приближаюсь, и боялся, что я пройду мимо, не заметив, не узнав, не увидев. Это был страх вечно искать меня в этом тумане.
Он остановился. Он боялся ступить еще хоть шаг, чтобы не отдалиться от меня.
Наконец я почувствовала его присутствие.
Я почувствовала себя частью этого мира. Не атомом, не песком, а очень большой и важной частью мира. Я чувствовала все запахи и все прикосновения. Я видела прошлое и будущее. Я знала все тайны Вселенной. Я почувствовала Его всем телом, всей душой. Я растворилась в Нем, потеряв себя.
Туман немного начал рассеиваться, и я уже видела Его руки, красивые, сильные мужские руки, обнимавшие меня.
Он наклонился к моему уху и шепнул: "Я никогда не оставлю тебя!".
На следующее утро повторился вечерний сценарий разговора с родителями. Похоже, они пускают в ход тяжелую артиллерию. Еще бы, ведь я еду в село, где мои шансы выйти замуж стремительно приближаются к нулю.
Набегавшись по магазинам и внимательно осмотрев свою комнату в родительской квартире на предмет полезных вещей, я упаковала две огромные сумки и, прерывая проповедь матери о прелестях Миши, пожелала родителям доброго здоровья и направилась на вокзал.
К моему удивлению, Максим все время, что мы ехали в автобусе, молчал и смотрел в окно. Я не пыталась его разговорить.
В Хрестинках Максим помог нам с Настей донести вещи домой. У ворот мы простились, и он пошел прочь, а я попыталась успокоить: Волка, который бурно выражал свою радость, размахивая хвостом и подпрыгивая, Соню, которая мешала идти, путаясь между ногами, и Настю, которая пыталась всех поцеловать.
"Привет, мой славный воин! Как дела? Я так соскучилась по тебе, Слава. В последнем письме ты пожаловался, что начал ревновать меня к Максиму. Хочу тебя утешить: ты для этого имеешь все основания. Но если бы ты познакомился с ним, ты бы меня понял.
Я познакомилась с ним недавно, но уже не помню своей жизни без него.
Я и не заметила, насколько привыкла к Максиму. Без него мне очень скучно. Когда он рядом, моя жизнь превращается в праздник. Он никогда не дает мне скучать (даже если у меня есть на это время).
Максим так отличается от меня. Когда я на него смотрю, то не могу поверить, что такой человек действительно существует. На мой взгляд, он безупречен. И если попытаться оценить все, что он принес в мою жизнь, то самым ценным, безусловно, будет то, что он дал мне идеал человека.
Не тебе рассказывать, что самая важная задача каждого учителя – определить для себя, что именно ты хочешь привить детям. Помнишь, в институте мы заучивали целый ряд достоинств, которые безусловно необходимо воспитывать в молодом поколении.
Но я, признавая нужным достижение великой цели – воспитание личности, наделенной всеми возможными достоинствами, – не верила, что это возможно. Я никогда не встречала людей хорошо образованных, грамотных, развитых физически и интеллектуально, таких, которые не боятся тяжелой физической или умственной работы. Я не видела людей, которые по своим способностям приближаются к звездам, – и одновременно никогда не забывают о своих корнях. Таких, что все свои достижения в конечном счете полагают на благо Родины. Я не встречала таких людей и думала, что в принципе невозможно для наших детей даже овладение в полной мере школьной программой, не говоря уже о разных там дополнительные предметах.
Но в мою жизнь вошел Максим. Каждый божий день я смотрела на него и не верила своим глазам. Он, словно бриллиант, играл все новыми гранями.
Я наконец осознала цель своей деятельности как учителя. Я собственными глазами увидела, что идеал достижим. Максим дал мне веру в то, что моя работа не напрасна. Он возродил во мне веру в возможности человека.
Мы с ним такие разные.
Я безусловно признаю, что он совершенней меня. Он более развит физически, его знания во всех сферах более глубокие и более действенные. И одновременно в чем-то неуловимом, в чем-то незаметном, но фундаментально важном, – мы очень похожи. Я чувствую его, как саму себя. Мне кажется, что в каждый отдельный момент я могу точно почувствовать, что его беспокоит или что его делает счастливым. И он, я вижу это, знает меня лучше меня самой. Иногда он высказывает мысли, которые годами носились в моей голове, не облеченные в слова.
Мне кажется, что я люблю его. Люблю впервые в жизни».
Следующим утром я пришла на работу. Максима я не увидела, но Илья Петрович охотно показал мне мой рабочий кабинет.
– Это будет ваш класс. Здесь пару недель не убирали, а вообще класс хороший, светлый, – ознакомил меня с состоянием дел Илья Петрович. Как мне показалось, он очень старался не смеяться.
Он ушел, а я осталась осматривать свое хозяйство.
Во-первых, класс был не просто "немножко неприбранным", он нуждался в ремонте. Во-вторых, может он и был светлым весь год, но сейчас здесь стояла невыносимая жара. Парты стояли как Бог на душу положил, без всякой системы, а доска была такого интересного цвета, что я и названия не знаю.
Я повернулась и пошла за Ильей Петровичем, не позаботившись закрыть класс – по доброй воле туда зайдет разве что такая дура, как я.
Найти старка было несложно – он не отходил далеко от двери.
– Ну, как вам ваш кабинет? – Спросил он с улыбкой.
Я улыбнулась в ответ, правда, совсем не так жизнерадостно.
– Бывало и хуже, и реже. Где я могу найти все необходимое для того, чтобы хоть как-то привести его в порядок?
Старик порылся в кармане и достал спички.
– Как по мне – это единственное, что может помочь...
Вечером я уже готова была согласиться с Ильей Петровичем. Все было значительно хуже, чем казалось на вид. Закрыв класс (для приличия), я пошла домой.
Дома меня ждал Максим. Он сидел на пороге кухни и баловался с Волком.
Я печально посмотрела на последнего.
– Какой, к черту, с тебя сторож, а? Заходи кто хочешь, бери что хочешь, вот как это называется! - Пес поджал хвост и отполз от Максима ко мне.
– Не ругай его, он честно гавкал. Меня Настя впустила.
Максим встал, приветствуя меня.
– И куда она делась? – Устало спросила я. В этот вечер мне не хватало разве что поисковых работ.
– Ушла куда-то с Иванкой. Скоро должны вернуться, не волнуйся. Как у тебя дела?
Я решила не дать ему понять, как напугал меня тот класс.
– Как в сказке – чем дальше, тем страшнее, – проворчала я почти про себя, но он услышал. Видимо, просто ожидал именно такого ответа.
– Не обижайся, пожалуйста, на Павла Семеновича, просто это действительно единственный кабинет, который он может тебе дать. Понимаешь, ты самая молодая из учительниц, остальные живут в этом селе испокон веков. Как это будет выглядеть, если этот кабинет дадут кому-то из них? И, если это тебя утешит, лично у меня вообще нет кабинета. То есть, он у меня был, но теперь достался тебе. Мы не знали, удастся ли найти учительницу, и планировалось, что историю читать буду я. Теперь мы будем делить этот проклятый кабинет.
После этого спокойного объяснения силы будто меня оставили. Не знаю, может я до последнего надеялась, что все это лишь неудачная шутка, но когда все окончательно стало ясно, мне захотелось лечь где-нибудь и больше не вставать.
Вместо этого я села на крыльцо, где только что сидел Максим.
– Не садись на цемент, простудишься.
Я встала, а он подстелил какую-то рогожу. Потом Максим посадил меня и сам сел рядом. Я была такая уставшая, что даже не протестовала, когда он слегка приобнял меня. Вместо этого я молча расплакалась. На меня иногда находит.
Максим растерялся, как и все мужчины, которые видят женские слезы. Он прижал меня к себе, и я уткнулась носом в его теплую грудь. Я чувствовала, как гулко бьется его сердце, и мне нравилось думать, что это от моей близости.
–Ты что? Успокойся! Ну что такое, девочка? Чего ты? Я тоже не очень радовался, когда мне дали тот класс, но все не так плохо. Знаешь, когда я учился, мне было наплевать на состояние школьных принадлежностей или цвет стен, но посмотрев на все это глазами учителя, а не ученика... Я просто испугался. Я помогу тебе. Не все так плохо, – повторил он.
Я посмотрела на него сквозь слезы, упрямо набегавшие на глаза.
– Не все так плохо? С тех пор как я приехала сюда, у меня одни неприятности! Посмотри на этот дом, она не уступает в беспорядке тому кабинету, что мне дали. Будущие ученицы не здороваются со мной, а мою тетю даже на кладбище не похоронили, потому что вполне серьезно считали ведьмой. Так как же мне не плакать?
Максим улыбнулся.
– Не плачь, пожалуйста, – он пальцем снял одну капельку с моей щеки. – У тебя просто черная полоса. Но поверь, солнце еще выглянет. Да и сейчас есть многое, что может утешить.
– Например? – спросила я.
– Например, торт на столе и розы в вазе.
Против воли я улыбнулась.
– Спасибо, если не врешь.
Максим поднял правую руку, словно на присяге.
–Я никогда не вру... в мелочах.
Я засмеялась, и мы пошли на кухню.
На столе стоял маленький тортик, на вид очень сладкий и жирный. Именно такой, как мне нравится.
Рядом с тортом стояла ваза (наверное, не моя, я не видела такой вещи при осмотре дома), а в ней – семь разноцветных роз.
– С первым рабочим днем, Вышеслава! Желаю плодотворной и творческой работы на ниве педагогической деятельности. – Максим откашлялся и добавил: – И очень прошу, не подавай сразу же заявление на увольнение. Видишь, как я пытаюсь тебя удержать в школе?
Я засмеялась, проведя пальцами по лепесткам роз.
– Не знала, что в деревне можно купить цветы... Ты ездил за ними в город?
Максим загадочно подмигнул мне.
– Цветы здесь купить действительно невозможно. Их просто никто не продаст, даже если они есть. Хозяева им цены никак не сложат, да у меня и денег не было. Я их украл у одной соседки!
Я улыбнулась. Какой он добрый, этот Максим, все пытается рассмешить меня.
– Спасибо, – произнесла я, приложив значительное усилие, чтобы голос не сорвался.
Таким образом я отпраздновала свой первый рабочий день. Перед сном я немного посидела на крыльце, глядя на звезды. В городе я никак не могла заставить себя выйти на улицу, чтобы просто посмотреть на небо.
Утром я проснулась за три минуты до звонка электронного будильника, бодрая и отдохнувшая. На этот раз я уже знала, что мне надеть: в школу я пошла в простейшем платье, а волосы подвязала платком. Впереди была та еще работенка.
Еще вчера я решила начать свой день раньше, на рассвете, чтобы не работать в самую жару. Поэтому теперь, идя в школу, имела возможность любоваться восходом солнца. Было еще довольно прохладно, и я накинула поверх платья кофту.
По дороге мне встречались крестьяне, мы вежливо здоровались и расходились в разные стороны. Только с Маргаритой Игнатьевной я поговорила немного дольше. Женщина была заметно сбита с толку, а еще более того – рассержена.
– Представляете, Вышеслава (можно я вас так называть, по-простому?), вчера пришла домой с поля, посмотрела на свой сад – и чуть не упала. Утром оставляла цветущие кусты роз, знаете, у меня такие редкие розы, из столицы выписала, а пришла – на кустах ни цветочка, одни бутоны остались. Это же какой паскудник так оборвал мои цветочки, и рученьки-ноженьки ему не отсохли... Не было еще у нас таких наглых краж! Пожалуй, залетный какой, на своих и думать не хочется, мы же и двери не закрываем... Я вас не задерживаю?
Я пыталась успокоить несчастную женщину, чувствуя себя преступницей, ведь эти розы стояли у меня в спальне. Мы с Маргаритой Игнатьевной разошлись. Надо будет вернуть цветы Максиму, пусть делает с ними что хочет. Господи, и это учитель сельской школы!
Весь день я не находила себе места от стыда, будто это я залезла в сад Маргариты Игнатьевны и украла ее розы. А Максим, который пришел в полдень, казалось, нисколько не озабочен этим преступлением.
Он зашел ко мне в класс, когда мы с Настей в поте лица мыли окна.
–Привет работникам образования! Как дела?
Я гневно посмотрела на него с подоконника, одновременно ища стул, чтобы спуститься на пол без угрозы для здоровья. Максим протянул мне руки, и я, опираясь на него, спрыгнула с окна. Сделав это, удивилась самой себе. Никогда раньше я не доверяла настолько силе мужчины, чтобы надеяться, что он меня подхватит, если я упаду. Сейчас я даже не задумалась, достаточно ли Максим силен, чтобы я могла опереться на него.
Восстановив равновесие после прыжка, я пошла в атаку.
– Ты украл эти проклятые цветы! Ты на самом деле их украл, вор несчастный! Как ты мог обокрасть старую женщину, она тебе в матери годится!
Настя, предвидя неприятности, быстренько пошла поменять воду. А этот мерзавец только улыбался.
– Скорее, в бабушки, – поправил меня он.
– Не настолько она старая! – Я сердито отвернулась от него, не желая смотреть ему в глаза. – Вечером я верну тебе твои цветы, мне краденого не надо.
Максим вдруг обиделся. Которые эти мужчины странные, он улыбался, когда я назвала его вором, но страшно разозлился, когда я сказала, что верну его подарок. Он схватил меня за плечи и развернул к себе лицом.
– Ничего подобного ты не сделаешь! Это твои цветы, ты их приняла, хотя знала, что они краденые. Я сам сказал это тебе вчера!
Я упрямо посмотрела ему прямо в глаза, потому что, несмотря на то, что он прав, я чувствовала за собой моральный долг вернуть цветы. Однако на мой взгляд он ответил своим, не менее упрямым. Я решила пока оставить этот вопрос.
Вторым по степени важности после учителя-вора был вопрос об учениках.
– Если тебе должны были поручить преподавание истории и этот кабинет, то наверняка, ты знаешь, какой класс я буду вести? – Спросила я Максима, когда он, забрав у Насти ведро, поставил его на подоконник. – Вообще-то я еще два года не имею права на классное руководство, но не думаю, что в селе так уж четко придерживаться инструкций.
Максим казался несколько озадаченным.
– Мне не собирались поручать классное руководство: еще нос не дорос, как сказал дядя. Но тебе, наверное, дадут пятый. В седьмом тоже нет классного руководителя, но они тебя живьем съедят. Директор наверняка решит, что тебе лучше взять молодых и зеленых.
В душу мне закралось неприятное ощущение, что лучше ни о чем не спрашивать, иначе мне скажут правду. Я не понимала, по какой причине могут не дать классное руководство одном выпускнику педуниверситета, но дать его другому.
– Почему тебе не давали класс? Сколько у тебя лет стажа?
Максим посмотрел мне в глаза своим пытливым взглядом.
– У меня нет стажа, Вышеслава. Директор школы – мой дядя, и только поэтому меня взяли учителем-организатором. Это же почти как вожатый в лагере, а я однажды был им.
"Когда я его увидела, то подумала, ты ходишь в театр со своими учениками", – почему-то вспомнила я мамины слова. В желудке стало холодно.
– То есть у тебя неполное высшее образование? Кажется, после третьего курса проходят практику в лагере?
Господи, это уже не один, а два года разницы!
Максим, не отводя взгляд своих шоколадных глаз, покачал головой. Ему явно не хотелось говорить это, но он хотел быть честным со мной
– Этим летом я закончил школу. Мне семнадцать. Я поступил на юрфак и буду учиться заочно...
Свидетельство о публикации №210090201332