Зарисовки. Она старается

Пальцы слегка коснулись талии. По телу пробежала дрожь.
Сегодня она тебе изменит.
...

Он смело прошел на кухню и поставил на стол все пакеты. На чистые салфетки поставил эти грязные сумки. Она едва подавляла в себе желание скинуть их и наброситься на него с кулаками.
(Я становлюсь неуравновешенной...)
Потом он очень интересовался, как у нее дела, говорил комплименты, делал вид, что торопится куда-то, прекрасно осознавая, что спешить придется только завтра утром. А она в какой-то момент села и предложила открыть спиртное.
(Да ну... через часик выставлю его... Какого черта он все понимает и жалеет..? Кто просил меня жалеть???!!!)
Она выпила и стала говорить, как будто так оно безопаснее для ее действий. И много слов было о том, как же хочет она любви. Чтобы сладкая и гладкая, как леденец на палочке, потому что он выглядит красиво, пробовать его – одно удовольствие, и уже в конце, когда от леденца останется только одна палочка, все равно на губах и во рту сладко (и даже где-то там внутри). Он внимательно слушал, думая, что сегодня он ей это обеспечит. И был так горд и счастлив.

А  г д е  б ы л  т ы?

Ему даже слово невозможно было вставить. Она расслабилась и совершенно не думала о том, что слетает с ее губ.
«Ты знаешь, это так страшно – не иметь возможности быть с тем, кого любишь, в ком нуждаешься, как в воздухе...»
Он, конечно, понимал, что она просто рассуждает. Она-то с ним, а он с ней. Красота...
«Ты понимаешь, это - вся жизнь наперекосяк...»
Он предложил ей потанцевать, устал слушать ее, как он полагал, пьяный бред. Взял ее за руку, притянул к себе. Она оказалась такой мягкой и гибкой, как теплый пластилин, и не могла стоять без его поддержки.
Пальцы скользнули по талии, а потом крепко обхватили ее. Играла волшебная музыка. Так хотелось танцевать. Он прикасался к ее волосам...
(О, нет, Господи, только не волосы... это же полная потеря контроля...)
Но он-то не дурак, знает. И мелодия постепенно из спокойной превращалась в такую волнующую... Она сильно опьянела и, кажется, уже любила его ресницы. Правда, у нее всё плыло перед глазами.

Т ы  п о м н и ш ь, о н а  ц е л о в а л а  т в о и  р е с н и ц ы ?

Он целовал ее в губы и говорил, что любит, а она молчала, и это казалось таким логичным, потому что она вроде как не хотела шевелить губами, чтобы сохранить этот поцелуй, чтобы он не улетел. Это он так думал. И умилялся, целуя снова. Как бы показывая, что она может ими разбрасываться, ведь он рад подарить миллион таких и даже лучше.
(Интересно, уже пора его попросить или еще пока неудобно?
Нет, только не шея... это... я же не железная...)

В о т  в и д и ш ь, о н а  т а е т  н е  т о л ь к о  в  т в о и х  о б ъ я т и я х.  Т а к - т о.

Он так смотрел, как будто хотел отдать ей всю эту землю. И это было даже приятно. Она такая не железная... Такая... Что уже и не хотела его выгонять, не собиралась останавливаться. Она добрая. А у него сильные руки, очень сильные, но не грубые.
И во всем этом водовороте звучали какие-то слова.

К а к  т ы  д у м а е ш ь, о н а  в с п о м и н а л а  о  т е б е  в  э т о т  м о м  е н т? Н е  с к а ж у.  П о м у ч а й с я.

Темнота ей всё прощает, абсолютно всё. И даже когда, оторвав кусочек облака, ей хочется прошептать «люблю»... На какие-то мгновения она и сама верит. А потом... потом лунный свет врывается в окно, пробегает по его лицу, открывает ее взору его счастливые глаза, и у нее начинается истерика. Она рыдает навзрыд, а он пугается, потому что никогда не видел ее в таком состоянии. Он гладит ее по волосам, успокаивает, называет любимой и хорошей, говорит, что всё прекрасно, спрашивает, почему она так сильно плачет, интересуется, чем ей помочь и что ей принести. А ей к горлу подступает тошнота.
(Заткнись... заткнись... заткнись...)
Она становится какой-то совершенно странной. Вместо теплого воркования на плече у него, она вскакивает, бросает в него разные вещи, кричит, что ей уже ничего не поможет. Он любуется ею. Какая страстная!
А ее все сильнее тошнит. От себя.

Г д е  ж е  т ы ?

Она подлетает к окну, открывает его и высовывается, чтобы вдохнуть поглубже свежий воздух. Он подскакивает, хватает ее и кричит, что она сошла с ума. Потом ведет ее на кухню, заботливо садит на стул, ставит чайник, открывает холодильник... Ее тошнит всё сильнее. Она просится полежать, пока он всё приготовит. Он, улыбнувшись, соглашается.
(Прости...)
Среди разбросанных вещей она находит помятые джинсы и испачканный свитер, надевает их, а потом, схватив сумку, надев куртку и сапоги, выбегает из дома.

На улице разлегся первый снег (или второй... или третий). Она так быстро бежит, что ее щекам очень больно. Слезы на них от ветра и от легкого мороза замерзают, не успевая протечь до конца. Где-то в парке она падает в снег и чувствует секундное облегчение. Она берет снег голыми руками, прикладывает его к лицу, снимает куртку, и ее одежда быстро намокает. Выходной, довольно рано, никого нет. Ей не хочется завтра, потому что у нее нет сил... Достает из сумки телефон, набирает номер, что-то говорит. Через какое-то время приходишь ты. Она, такая мокрая, такая растрепанная бросается на тебя, крепко обнимает. Просто обнимает, но так нежно, как никогда. Ты стоишь, потеряв дар речи и возможность двигаться. А она, побыв немного без движения, начинает целовать тебя в лоб, в глаза, в нос, в щеки, в губы, она берет твои руки, прижимает их к своим щекам, потом – губам. Она так плачет, что ты не можешь прийти в себя, ты ничего не понимаешь. Потом она начинает говорить:
«Никого вокруг. Видишь. Только ты и я. И ты весь мой. И я делаю с тобой всё, что я хочу. А мне ведь не так много надо. Вот прижалась к тебе, расцеловала и всё. Вы все глупые, вы ничего не понимаете. Вот ты сейчас чувствуешь, как я трогаю твои руки, как я бью тебя в грудь кулаками, но ты даже не догадываешься, что и сейчас, и вчера, и завтра – всё время я прикасаюсь к твоей душе. И если она вообще существует на свете, то у нее есть предназначение. А все эти прикосновения тела – не то. Ты вот молчишь сейчас. И молчи. Потому что ты всегда столько говорил.., а это ведь всего лишь слова. Вот мне не нужно слов, чтобы коснуться твоей души. Я задыхаюсь, понимаешь? Ничего ты не понимаешь... Ты же завтра спокойно проснешься, выпьешь кофе, читая новости в Интернете, и будешь рассуждать о мировых проблемах, даже не вспомнив о той душе, которая плачет. Тебе сложно понять, почему нельзя вот так по-человечески проснуться, выпить кофе, позавтракать, побеседовать о ситуации в мире, потом провести день с пользой для своей работы, вечером посидеть в каком-то кафе, раскидываясь дурацкими шуточками и обсуждая предстоящий футбольный матч. Господи, в этом же никакого смысла! Я задыхаюсь, потому что я когда-то стала дышать через тебя. И ты же теперь являешься преградой моему кислороду. Тебе кажется, что я сошла с ума? А что... может, так оно и лучше. Может, так я не буду чувствовать всего того, что меня и убивает, и в то же время все еще заставляет жить. Ну что, что? Хочешь сказать банальные слова о том, что мне надо успокоиться и взять себя в руки. Знаешь, сегодня я вернусь домой и не съем ни крошки, не выпью ни глотка. Все мои любимые занятия, вещи, все, что приносило радость, вдруг станет бессмысленным и ненужным. Я буду лежать или сидеть без движения, глядя прямо перед собой или в окно. Через некоторое время мои подруги скажут, что у меня депрессия. Посоветуют «забить» на всё. Боже мой... Это так просто сказать. Но как можно это осуществить? Вполне реально выйти из дома, оставив множество воспоминаний, познакомиться с новыми людьми, сходить в кино или на концерт, можно даже улыбнуться несколько раз, после чего долго выслушивать радостные возгласы подруг о том, что я молодец... и что они ведь точно знают, что всё проходит. Всё? Не буду рассказывать им, что эти несколько улыбок зажглись на моем лице при мысли о тебе, о твоем голосе, о твоих глазах... Я буду ненавидеть свой телефон, когда увижу на экране его имя, но я буду целовать этот экран, когда высветится твое, такое родное, такое нужное. Тогда и следа не останется от депрессии, и воздуха станет так много, что голова закружится. И вдруг появится такой сильный стимул жить... Возьму трубку, растаю от голоса, а ты попросишь об одолжении и, конечно, не заметишь моего разочарования. Я брошу всех, торопясь сделать что-то для тебя, чтобы ты позвонил или пришел сказать «спасибо», чтобы порадовать тебя, потому что в моем существовании нет иного смысла. Я все сделаю, а ты не придешь и даже не позвонишь. Самое страшное, что тебе все равно, с кем я и как, плохо мне или хорошо, живу я или выживаю. Тебе всё видится с одной твоей стороны, где всё вполне нормально. Никаких глобальных катастроф.
А у меня почти вся жизнь катастрофа. Нет, я не обвиняю тебя. Я же люблю тебя. Да и ты никак не можешь быть виноват. Я вот вечером приду в себя и буду жалеть о том, что сейчас устроила. Но в данный момент мне это нужно, чтобы очиститься. А то, знаешь, меня мутит от самой себя. Так вот. Я просыпаюсь утром и каждый раз думаю: катастрофа! Снова эта бесполезная суета и какие-то новые встречи, а глаза по-прежнему чужие. А когда случаются срывы, вроде того, что сейчас, я даже, бывает, думаю, как бы мне полегче уже распрощаться с этой жизнью. Но! Ты удивишься. Меня останавливает моя любовь. Я каждый раз думаю, что вот понадоблюсь я тебе в какой-то сложной жизненной ситуации, а меня уже не будет. Это же так досадно... И это не столько потому, что я переживаю за себя и за возможное исполнение своих желаний, я просто не хочу оставлять тебя среди всех этих людей, большинство из которых двуличные и ненастоящие. А я люблю тебя просто так. Знаешь, в том, что любят тебя, нет почти никакого смысла. Надо любить самому. И неважно, при каких обстоятельствах. Тебе кажется, ты любишь? Мне думается, что по большей части себя и утренний кофе. А я не люблю кофе, но я бы с радостью допивала его после тебя. Понимаешь? В твоих глазах такое замешательство, будто я говорю на китайском. А еще. Я вот сейчас хлопну тебя по плечу и скажу, что ты свободен и можешь идти, и вполне можешь забыть все, что тут было. И ведь у тебя получится. Потом много-много дней ты обо мне ничего не услышишь, если сам не захочешь. А я, узнав через кого-то о твоей какой-то внезапной радости, улыбнусь и стану чуть счастливее. И в одиночестве я буду всей силой своего воображения представлять тебя рядом и благодарить судьбу хотя бы за эту возможность.
Побудь со мной еще немного. И можно я еще разок прижмусь? Да?... Спасибо...»

Записка.
«Ты ушла погулять. Тебе надо побыть одной. Я все понимаю. (Как он достал своим всеобъемлющим пониманием). Надеюсь, без глупостей. А у меня есть дела. Звони».

Она оглядела квартиру в поисках смысла.
Увидела фотографию, с которой улыбались люди, среди них – ты.
Жизнь продолжается.

И, кстати, она всегда о тебе думает. Предает других, а тебя – нет.

Она старается.

А  ч т о  т ы ?..


ноябрь 2009г.