Взорвать Петербургскую башню не удалось

В предбаннике.
Место действие, - предбанник в стиле 60-90 годов 20 века городской народной бани
г. Ленинграда. Они еще живы и сейчас, как и тридцать лет назад. Только теперь в углу
светился огромный экран японского телевизора, на котором с утра крутили предновогодние
программы. Сейчас Люда Гурченко продолжала напоминать о своей молодости начала шестидесятых:

Пять, минут, пять минут,
Разобраться если строго,
Даже в эти пять минут,
Можно сделать очень много…

На покрашенной белой масленой краской лавке бутылка «Русский Вопрос», триста грамм
докторской колбасы и два стакана. Один на половину налит, другой пуст. Пуст тот,
что рядом с Леней. Справа, за Вовой на двух металлических крюках свисают джинсы
и свитера друзей, прикрывающие остальную одежду, которая своими разноцветными
краями раскрывает секреты их исподнего.
Полбуханки черного хлеба на газете пока не тронуты.
- Скажи, а на хрена он нам теперь сдался. Ну, сил уже нет, затрахал своими письмами.
Сидел бы в своей Израиловке и молчал, как раньше? - Леня наливает себе и на секунду
задерживает горлышко бутылки над стаканом друга. Горлышко задумчиво, беззвучно касается
стакана и, не решившись дополнить его содержимое, принимает вертикальное положение.
Бутылка опускается на лавку, слегка отодвинув носки и еще сухую мочалку в полиэтиленовом
пакете с шампунем.
- Ну, давай, за внуков.
Леня запрокидывает голову и выливает содержимое внутрь. Жидкость, не коснувшись
гортани исчезает.
- Если бы только письма, а еще и байки егонные, иногда страниц на сорок намалюет….
А не прочтешь, - еще хуже будет. Тоже мне писатель?! Вот, к примеру Дина Рубина, та
писатель! Жаль, правда, что еврейка, но пишет прекрасно! А этот? Писатель?!
Вова стакан поднимает тоже, подносит к красному после парилки носу, морщится и ставит
на место. Он заметил прилипший березовый листок на левой руке (а может и ноге, - не помню точно),
снимает, его кладет на газету, рядом с докторской колбасой.

Березовый лист закрывает фотографию макета башни, которую Газпром решил построить
на набережной Невы. Это вызывает недовольство мужика, который сидит рядом, на соседней
лавке, и видно уже давно наблюдает за Леней и Вовой, так как перед ним пять пустых пивных
бутылок разных марок. Лист перекрывает ему заметку под фотографией, которую мужик читал.
- Дай дочитать, товарищ - сними листок.
Вова сдвигает березовый листок ближе к колбасе и смотрит на нее долго, как будто
видит в первый раз в жизни.
- Ты знаешь, Леня, я бомбу решил сделать и взорвать эту башню, когда построят.
- Не получится, Вова. Тебе такую бомбу не сделать, а если сделаешь, то на своей
«КАЕ» не довезешь, не потянет.
Мужик, закончил читать заметку, и в знак одобрения мотнул головой.
- Так ее!
С мокрых волос его разлетелись брызги, несколько капель попали в стакан Вовы.
- А ты знаешь, я тут было обрадовался. Моей женушке на работе электронную почту установили.
Она его письмами и забросала. Ему сразу не до меня стало. Но и ей потом надоело, только
на два месяца хватило. Ох…. Он снова письма мне начал переправлять.
- Не знаю, - куда и деваться? – выдохнул Леня.
- Я тоже это проходил. Тоже научил жену отвечать ему вместо меня. Она одновременно с вязанием
это делала. Все равно время пропадало. Такая благодать настала. Но они, евреи, хитрые.
Он, хоть и не сразу, но догадался. Она один раз из своего почтового ящика послала, но от
моего имени написала. Теперь не открутиться. Самому приходится переписываться. А я это страсть,
как не люблю. Не по этому делу я. Но приходится - он обижается, когда не отвечают.

При слове, - евреи, мужик с соседней лавки широко открыл глаза, и они оказались у него ярко
голубого, как на плакатах, цвета. Он пошарил ими под животами приятелей, не обнаружив следов
обрезания, удовлетворенно вздохнул, и решил принять участие в беседе.
- Двести лет как они над нами издеваются, - прав Александр Иванович, - забыл фамилию, описал все
подробно…, в двух томах, - я месяц читал. Я даже конспект сделал, там такие факты…! Слушай, давай две бомбы сделаем. Одну для башни, а одну для всех этих (мужик оглянулся и перешел на шепот) евреев, вместе с олигархами….
Договорить он не успел, замолчал, удивленно наблюдая за действиями приятелей.
Мужик им явно перестал нравиться, - Леня собирает выпивку и закуску, берет одежду и переносит
на противоположную лавку. Вова не спорит и помогает приятелю в переезде. Они садятся так, чтобы
уже не замечать мужика никогда, спиной к его лавке.
Мужик начинает одевать носки, но ему не попасть, и он все время промахивается. Он явно обиделся, -
нарочито старается не смотреть в их сторону тоже.

- Может, споем Черного Ворона….
- Нет, - эту не будем….
- Без него не получится…, - уже на ходу в парилку ответил Леня. Вова , аккуратно накрыв газетой выпивку
и закуску направился за ним. Мужик уже не с обидой, а с явной злобой посмотрел им в спины.

Парилка.
В парилке народу хватало, а места нет, и приятели устроились лишь на нижних ступеньках. Пахло
пивом и эвкалиптом. Один, пузатый, но в больших рукавицах и широкополой шляпе подбрасывал какое-то
зелье в печку. Подбросит и отскочит в сторону. Печка отвечала ему с готовностью, таким жаром, что
веники не выдержали и заходили по распаренным, заждавшимся телам.
Пар заметался волнами, приятно ударяя в спины слегка наклонившимся вперед друзей.
- Там знаешь, какие эвкалипты вдоль Иордана растут. Он возил нас…. Я как раз там окунулся, теперь
вроде крещенный….
- Я тоже туда хочу….
Помолчали, вдыхая горячий жар.
- Степь, да степь, кругом…, - это Вова сначала очень тихо, почти шепотом, а в конце уже во весь голос
затянул их любимую.
- Путь далек лежит…, - точно попав в тональность, но вторым голосом, не опоздал Леня.
Парилка поначалу испугалась в недоумении, - оказавшись на время как бы в шоке, а затем один за другим
присоединилась к приятелям. Казалось, вся парилка дружно, покрывшись инеем замерзала вместе с несчастным,
сбившимся с пути в пурге ямщиком.
Пели долго, со старанием, все куплеты, иногда с повторами, не сговариваясь, возвращаясь к уже спетым.
- Там в степи глухой умирал.

Облава.
- Не двигаться, руки за голову, ноги на ширине плеч. Лицом к стенке, - в дверь парилки ввалилось человек
десять омоновцев. Слова эти отчеканил офицер, в чине капитан-лейтенанта звонким голосом. Голос усилился
гулкими стенами, окрасился в далеких углах эхом, и парилка не сразу поняла, что их посетила женщина.
Рядом с офицером, за пластмассовыми щитами омоновцев, стоял голубоглазый мужик, уже в меховой шапке и зимнем
пальто, а в руках он держал веревочную авоську с пустыми бутылками из под пива.
В парилке никто не пошевельнулся, вставать не стал, только один, лежащий на самом верху на лавке лицом к
стенке с трудом приподнял голову и сердито просипел, - Дверь-то прикрой, зараза, - весь пар выйдет.
(Вот именно тогда парилка признала в капитан-лейтенанте женщину).
Капитан-лейтенант стушевалась, но послушно ногой прикрыла дверь, продолжай крепко сжимать револьвер на изготовке.
Как раз в это время, толстопузый в больших рукавицах и в шляпе на босу ногу приготовился поддать пару. Он
находился уже в движении, остановиться он не смог, и полный ковш заранее приготовленной смеси ухнул на
заднюю стенку раскрытой пасти печки. Раздалось мощное шипение, и густой пар, насыщенный пивом и настоем
эвкалипта вывалился наружу. Печь как бы ответила залпом вместо безоружной парилки.
Омоновцы, оказавшиеся по неосторожности напротив печи сначала присели, а потом растянулись на мокром полу,
прикрываясь щитами, словно от стаи крылатых ихтиозавров.
Прикрывались шиитами и остальные ребята в касках, забившись в противоположный угол.
Положение стало неловким.

Спас его (положение) знакомый уже нам мужик, - Вот он, подрывник, берите его, - крикнул наводчик, защищая
глаза от пара левым потертым рукавом пальто.
Вытянутая правая рука с авоськой, под тяжестью бутылок ходила ходуном, как бы описывала круги, в сторону
обоих приятелей, что заметно снижало точность выбора преступника.
- Что ты сказал, парень, - Леня поднялся во весь рост. (Он заметил среди пустых пивных одну инородную,
«Русский вопрос», признав свою, на дне которой оставались недопитые сто грамм).
Леня наклонился всем телом вперед, еще мгновение и….
У капитан-лейтенанта округлились глаза, - такое, такое она увидела в первый раз в жизни.
Девушка неожиданно смутилось (а посмотрел бы я на вас), - и уже не так звонко, переведя дыхание от горячего
влажного воздуха парилки, воскликнула, - «Взять его, - террорист!» и поспешила из парилки, судорожно запихивая
револьвер в раскрытую на заде кобуру. Руки у нее от возбуждения слегка дрожали.

Эпилог
Что началось потом? - описывать не буду. Материалы дела надежно засекречены.
Важно чем закончилось. Башню отменили.
Почему?
Но об этом узнают лишь потомки.
Историю иногда творит ОМОН или матрос с ружьем из Кронштадта.