Мясорубка

Лёха Люсин любил пошутить. Что там, другого такого шутника завод не видел ни до, ни после. Попав под его розыгрыш, скрежетали зубами и краснели, но неизменно прощали: Лёха, в сущности, был шутником беззлобным. Но однажды и он дошутился: когда некий полковник ВВС приехал принимать очередной двигатель, сдававший установку Лёха протянул ему круглые черные очки.
- А это зачем? – удивился военный.
- Для предохранения глаз от Ы-излучения, - совершенно серьезно ответил Лёха. – Согласно последней инструкции Министерства обороны СССР.
- Ну, раз согласно инструкции – давайте, - важно кивнул полкан и, нацепив светонепроницаемые очки для слепых, пошел осматривать двигатель для новейшего истребителя. Ничего, естественно, он не увидел, что и отразил в приемном акте: мол, двигатель-то хороший, но в эти новые очки не видно ни хрена.
После такого акта, ясное дело, грянул гром. Головы не полетели, но двое лишились партбилетов, многим вкатали строгача, а самого Лёху, пропесочив на партсобрании вдоль и поперек, депремировали до разумного минимума и сослали на маскировку. «Маскировкой» именовали производство «мирных» товаров: скороварок, лодочных моторов, сельхозинвентаря и тому подобного. Конечно, никто не тешил себя иллюзией, что какой-нибудь шпион вот так за здорово живешь поверит, что завод, занимающий несколько кварталов, обмотанный по периметру спиралями Бруно в несколько слоев, выпускает лишь грабли да сковородки; но таков был тогда порядок.

В то время «маскировка» готовилась начать выпуск мясорубок, и недавнего отличника Авиапрома бросили, если не сказать: швырнули, на этот перспективный участок. Как лётчик тоскует без неба, так несчастный Лёха тосковал без родных двигателей, но приговор обжалованию не подлежал, и потому выпивал Люсин несколько больше, чем следовало бы. Компанию ему в ту пору составлял сосед Петрович,получавший сто десять рублей в месяц, но твердо мечтавший стать антикваром. Только затянувшимся подпитием можно объяснить тот факт, что Лёха и здесь решил шуткануть: после некоторой подготовки он заменил в опоке одну половинку деревянной формы для литья, чего по первости никто, вроде бы, и не заметил…

И вот процесс пошел, и к десяти утра первые сверкающие мясорубки поступили в отдел технического контроля. Там ими вволю полюбовались, проверили: все замечательно, ручка крутится, струбцина прижимает – и так далее. Но тут у сотрудников ОТК стали отваливаться челюсти: на станине мясорубки вместо гордой надписи «МА-С ГОСТ 4025-83» красовалось отлитое на века, почти забытое, но невыносимо буржуйское: «ФАБЕРЖЕ».

Лёху признали злостным вредителем и выгнали без выходного пособия; спасибо, в тюрьму не посадили. Партию несоциалистических мясорубок забраковали и уничтожили. Только вот ведь какая незадача: успели выпустить сто мясорубок, а уничтожили девяносто девять. Сотую, посмеиваясь, унес под полой драпового пальто Николай Егорыч по прозвищу Дракон, начальник ОТК. На память, наверное.

***

Несколько позже, когда страна потихоньку начала умирать, о чем мало кто догадывался, когда водку третий год приходилось покупать после двух, зато разрешили частное предпринимательство, Николай Егорыч с почетом вышел на пенсию и, сдав московскую квартиру, уехал во Ржев, где еще третьего года получил в наследство неплохой домик. Чердак новых владений Егорыча оказался битком набит всякой рухлядью времен войны, и бывший гроза всей маскировки мигом сообразил, как и чердак расчистить, и деньгу заработать. Месяцем позже в городке открылся «кооперативный» антикварный магазин, где любой желающий мог приобрести немецкие каски, советские портупеи, снарядные гильзы, а также нехитрую мебель и утварь тридцатых-пятидесятых годов. Бизнес заладился, и скоро Егорыч на своем «козлике» зачастил по окрестным заброшенным деревням, обогащая ассортимент сундуками, простыми ходиками и непростыми настенными часами с оглушительным боем от фирмы «Павелъ Буре», и прочими диковинами. В одном из таких походов он и нашел серебряный портсигар с клеймом Фаберже. На память Николай Егорыч никогда не жаловался, и потому мгновенно вспомнил Люсинскую мясорубку. В антикварных делах Дракон уже поднаторел, и быстро сообразил, как из давнего курьеза вынуть много денег.

Знакомый мастер с ходу оценил идею, но предупредил, что превратить по сей момент сверкающее изделие в подлинный… ну, почти подлинный раритет быстро не получится: нужно время. Дракон согласился: если время – деньги, то большое время – большие деньги, а ради них и потерпеть можно.

***
Вечером одного колючего и неприятного ноября, когда столица едва перевела дух от танков на улицах и почти состоявшейся гражданской войны, на самой окраине многострадального города собралась любопытная компания. Два десятка крепких узколобых парней в джинсах и кожаных куртках понуро сидели на диванах и стульях в скудно меблированной комнате при свете единственной сорокаваттной лампочки. Перед ними нервно прохаживался невысокий плотный мужчина в ярко-зеленом двубортном пиджаке с блестящими пуговицами. Аристократический профиль его, дополненный седым понитейлом, выглядел странновато – возможно, из-за яростных глаз навыкате. Был он местным авторитетом, и знали его как Калиостро. Бригада сегодня отличилась: выпотрошила нескольких торговцев на неплохие башли, и оттого ожидала благосклонного отношения босса. Вышло же как-то наоборот.
Калиостро не орал, и оттого делалось еще страшнее.
- Как вы выглядите, я с вас спрашиваю? Это же что-то ужасного! Это же сплошной позор и содом с геморроем! Как могу я не стыдиться, что у меня, кулюторного человека с двумя, на секундочку, верхними образованиями, братва выглядит как сявки подзаборные?
- Патрон, ты бы это… - попробовал защитить честь бригады Штырь, но вот тут Калиостро уже заорал:
- Закрой уже свой поганый рот и слушай мене сюда! Почему у Саввы Левобережного вся бригада крышует музей живописи и через это каждый собрал уже по неплохой коллекции? У Бесо Захребетошвили бойцы коллекционируют скрипки Амати и Гварнери! А вы? Нажраться в кабаке да весь хабар спустить на путан – и это все, что вам надо по жизни?! Бестолочи! Читайте книги уж хотя бы! Короче, базар такой: окультуривайтесь немедля, а то мне будет сильно в падлу якшаться с вами… Пошли все вон!

- Дрон, ты как думаешь, у патрона совсем башня рухнула? – спросил Штырь, когда обалдевшие после нечаянного разноса отбойщики собрались в любимом ресторане «Ласточка» и заливали «Абсолютом» свежие душевные раны.
- Ни фига, Штырь. Если разобраться, патрон совершенно прав.
- И чо?
- А ничо. Мы вполне можем продолжать делать все то же самое, только культурно.
- То есть?
- То есть приходишь ты в ларек, и вместо чтоб дать в морду и заорать «Пять косых на бочку живо!» вежливо здороваешься и говоришь: «Соблаговолите уплатить ежедневный взнос за обеспечение безопасности - пять тысяч вот сюда, пожалуйста».
- Чо-то бледно, - не одобрил Штырь. – Когда в морду, да по почкам, оно доходчивее. А как ты предлагаешь, нас засмеют.
- Попробуют засмеять – вот тут и в морду, и по почкам, и еще куда добавить не вредно. Но мне другое интересно…
- Что?
- Что бы нам, в натуре, такое собирать, чтобы патрону было приятно?
- В детстве я собирал фантики от жвачки, - припомнил Штырь и выругался.
Прошло целых два холодных дня. За это время Серьга и Рыжий взяли инкассатора, Пегий и Хохол полегли на стрелке, а Калиостро еще раз напомнил братве о необходимости повышения культурного уровня.
- Алё, Дрон! Это я, Штырь, в натуре!
- Здорово.
- Брателло, я надыбал мазу!
- Типа?
- Типа что нам собирать такое, чтобы патрон отмотался!
- Да ну? И чо?
- Я ща во Ржеве, паленую тачку скидывал. Тут у них есть конкретный бугор, Дракон его кликуха. Он всякой древностью торгует. Вот эту хрень и будем собирать! Мне тот Дракон вкрутил, типа это почетно!
- Лады, зависай там, я еду. Жди меня на хате у Косого.
- Капусту не забудь.

Дракон вовсе не походил на дракона; он оказался толстеньким таким дедушкой с тщательно прикрытой жиденькими волосенками лысиной и бегающими глазками, и напоминал кулацкого прихвостня из старых фильмов. Угадав денежных покупателей, он охотно разложил на прилавке всякие удивительные штуки. Назначение некоторых было понятно, некоторых – совсем нет, но все – старинные, а значит – стоят денег. И это типа почетно.
- Вот это – ордена. Тут наши, тут германские. Дальше – холодняк. Сабли, шашки, шпаги, кортики.
- Круто, блин!
- Но самый крутняк, ребятушки, это всякие штуки, которые делал Карл Фаберже.
- Это типа чего?
- Это типа всякая ювелирка. Но она стоит запредельных денег, особенно пасхальные яйца. Но Фабер делал еще всякие бытовые штуки, они попроще, и оттого подешевле. Вот, к примеру, серебряный портсигар. Косарь баксов. Вот пепельница. Еще косарь. А вот это, друзья мои, мясорубка Фаберже. Сделана в единственном экземпляре, и потому стоит десять тысяч североамериканских долларов.
- Десять косарей?!
- Ну, ваще!
- Но! Важно понимать: другой такой на свете не существует! Изготовлена в единственном экземпляре в 1903 году для императорской кухни! Я приобрел ее два месяца назад у потомков лейб-кухенмейстера Его императорского величества.
- Да… Красота-красотища! Дед, на последнее обуваешь, но – беру. За уникальные штуки, в натуре, не жалко. И пепелку, и портсигар, и, само собой, мясорубку. Заверни.
Скрипнула дверь. К прилавку подошел невзрачный худой человечек в старенькой «Аляске», шапке «петушок» и дутых сапогах, вышедших из моды года четыре назад. Выглядел он, как последний лох, но ощущение опасности от него исходило нешуточное – Дрон вообще с ходу определял такие вещи, потому и был жив до сих пор. Пришедший посмотрел на мясорубку, удивился, но ситуацию вычислил мгновенно.
- Так-так-так, папаша, - развязно произнес он, а дверь тем временем снова заскрипела. - Нехорошо получается. Я, в натуре, неделю за десять косых вламываю, потом и кровью их добываю, а ты мою мясорубочку на сторону двигаешь? Нехорошо, совсем нехорошо… – Конечно, навскидку, боец он был никакой, но в качестве группы поддержки при нем нарисовались два амбала. Дрон оценил обстановку, бросил толстую пачку франклинов на прилавок, смел раритеты в сумку.
- Спокуха, братва. Дракона не трожь. Давай отойдем, перетрем по понятиям.

Перестрелки в ту пору никого не удивляли, так что для разборки особо далеко и не ехали. Ну, словами разобраться не вышло, схватились за стволы. Штырь с двух рук завалил обоих громил, но и сам словил три маслины и истек. Дрон грохнул тощего, сам остался невредим. Тело Штыря с места увез, скинул в знакомом морге.
- Спи спокойно, братан. Похороним тебя по всем понятиям.
И пошел домой, любоваться сокровищами.

- Этто у ття шо? – спросил Дрона отец, вечный раб бутылки.
- Вот, значит… Батя, это, типа, Фаберже. Я теперь, типа, коллекционер.
- Даа? Как интересно… Дай гляну… - отец взял в руки мясорубку.
Дрон, или, если полностью, Андрей Алексеевич Люсин, не въехал, с чего это батю скрутил дикий хохот. Он смеялся страшно, сбиваясь на кашель, и слезы текли по изможденному десятилетним алкоголизмом лицу…
- Ты лучше барабаны Страдивари коллекционируй… - отсмеявшись, посоветовал отец.