Они играли, но гневной была игра. День восьмой

   Но такой сон длится у меня обычно всего пару часов, и когда я проснулась, то оказалось, что Ирдман куда-то ушел. Вокруг меня царил сумрак, прорезанный единственным лучом света. Я огляделась. Свет шел из приоткрытой двери и сопровождался запахом еды, дров и горелой бумаги. Одеваться мне не захотелось, и я просто закуталась в одеяло и прошлепала навстречу свету. Войдя в комнату, я сразу увидела Ирдмана, сидящего перед открытым очагом и подкладывающего туда поленца. У очага на подставке из темного металла стоял котелок, над ним вился ароматный пар.
   -Проснулась? – приветливо спросил Ирдман, заметив меня.
   -Чем пахнет? – я устроилась с ногами в одном из двух кресел, стоящих у очага, и поплотнее завернулась в одеяло.
   Ирдман достал откуда-то из тени позади себя половник и кружку. Наполнил ее и поставил на столик рядом со мной. Он делал это, не торопясь и молча, я тоже не прерывала его молчания. Когда кружка оказалась рядом со мной, я принюхалась к ее содержимому. Это был какой-то суп, на поверхности плавали аппетитные маленькие сухарики. Я с удовольствием отхлебывала суп и глядела в огонь. Расслабленность была так сильна, что я не сразу заметила в огне тлеющий переплет.
   -Стоило мне только лазить по всяким дырам в поисках этих бумаг, чтобы ты взял и отправил все в огонь, - даже не знаю, к кому я обращалась, к милорду Ирдману, или к Раймонду.
   -Я просто сделал так, как делала ты, - спокойно ответил мне Ирдман. Он встал и вытер руки о полы халата. Я никогда не видела его таким умиротворенным. – Кстати, ты так толком и не рассказала мне, как добыла эти бумаги.
   Я начала рассказывать ему о прогулке енота, и мы проговорили несколько часов к ряду, пока я снова не начала клевать носом. Однако я успела разглядеть комнату, в которой мы находились. Она, как и очаг с котелком, красноречивее, чем весь дом милорда, говорила о его родстве с сэром Родриком. Тяжелая темная мебель, шкафы со странными трофеями за потемневшим стеклом, стены, скрытые за плотными драпировками и гобеленами. Что-то подсказало мне, что за этими гобеленами скрыты либо Пути, либо сейфы.
   Наконец, я решила, что мне пора обратно в кровать и ушла в спальню. Ирдман задержался совсем ненадолго, но этого времени хватило мне, чтобы решить притвориться спящей. Я лежала, как кукла, и старалась дышать ровно и глубоко. Я почувствовала, как Ирдман лег рядом со мной. Я не отреагировала, и он провел кончиками пальцев по моему боку и бедру. Я постаралась не напрягаться и сосредоточилась только на дыхании. Он подержал руку на моем бедре еще с минуту, затем, не дождавшись моей реакции, убрал ее. Мне показалось, что он чутко прислушивается к моему дыханию, готовый в любую секунду уличить меня в притворстве. Но я не дала ему этой возможности, хотя лежать неподвижно, боясь неожиданным движением выдать себя, было нелегко и неудобно. Наконец, он вздохнул, и я почувствовала, как заколыхалась кровать, когда он устраивался в ней поудобнее. Теперь пришла моя очередь прислушиваться к его дыханию.
Уйти, пока мой друг спит, это мой любимый способ расставания. Никаких слов, никакого хлопанья дверью, надо просто дождаться, пока он заснет, но при этом не уснуть самой. Я отлично различаю дыхание спящего человека и дыхание бодрствующего. Дыхание спящего всегда громче и искреннее. Наконец, Ирдман начал дышать так, как надо. Я слегка пошевелилась, просто подвинула ногу. Ритм его дыхания не изменился, и я решилась. Я соскользнула с кровати, быстро натянула на себя платье, застегнув те крючки, что не сопротивлялись, подхватила свои туфельки и босиком выбежала из спальни в комнату с очагом.
   В ней было довольно светло, не смотря на отсутствие окон. Очаг еще не погас, да и плиты потолка освещали комнату мягким изумрудно-зеленым светом. Я бросила туфельки у кресла и тихо прошлась по комнате, размышляя с чего начать. Я не знала, что это за комната в обиходе милорда, и стал ли он хранить дневники брата здесь. Гобелены первые напрашивались на осмотр. Я подошла к одному. Не удивлюсь, если это подарок сэра Родрика, потому что на нем была изображена охота. Я не стала вглядываться в подробности, а попыталась заглянуть за него, но не смогла даже оторвать его от поверхности стены. Оказавшись перед выбором: попытаться, просканировав этот гобелен, все же взломать его, или оставить его в покое и не рисковать поднять на ноги милорда, я решила в пользу последнего. Мысленно плюнув на него, я подошла к другому. Тот легко отошел от стены, и за ним не оказалось ничего, кроме вездесущей пыли. Третий к моему удивлению крепился к стене тонкими цепочками и скрывал за собой окно, ведущее непонятно куда. Я смогла разглядеть только часть стены и темную арку. Похоже на какой-то Путь. Налюбовавшись на него, я подошла к шкафу с безделушками. В комнате стояла мертвая тишина, способная пожрать даже шорох платья. Мое внимание неожиданно привлекла миниатюра в золотой затейливой рамочке: молоденькая девушка с капризным лицом избалованного, красивого ребенка. Ее требовательный взгляд прожигал меня насквозь. Я смотрела на леди Хильду, и мне хотелось повернуть ее портрет лицом к стене. Она требовала от меня отчета, а я все еще не имела полной картины, чтобы предложить ей. Я мысленно сказала ей:
   -Я обязательно найду дневник вашего брата. И более того, я воспользуюсь слабостью, которую питает ко мне второй ваш брат и мой хозяин, и выпытаю у него, что произошло. Но это будет чуть позже, может, завтра, а сейчас мне надо пойти и отдохнуть. Посему, позвольте откланяться!
   Я отвесила ей шутовской поклон и повернулась к гобелену, висящему рядом со шкафом. Узор этого гобелена гипнотизировал, и я простояла перед ним пару минут. На нем были изображены переплетения лилий и змей, при том так искусно, что трудно было понять, где кончаются стебельки лилий и начинаются тела змей. По-моему, этот рисунок еще и двигался, вгоняя смотрящего на него в сон. У меня закружилась голова, и я присела на ручку кресла. Пожалуй, мне, правда, лучше пойти к себе. Я подняла туфли, повернулась к выходу и замерла в нелепой позе. В дверях спальни стоял милорд и молча смотрел на меня. Я выпрямилась, а он потер ладонью глаз.
   -Что ты тут делаешь?
   -Я заплутала.
   -Ты так крепко уснула, что я подумал, ты проспишь до вечера. Почему ты одета? Уходишь? – со сна милорд был не так ласков. Он смотрел на меня с явным неудовольствием. Я виновато улыбнулась.
   -Я крепко засыпаю только в собственной кровати. Привычка у меня такая плохая.
   Он приподнял бровь.
    -Нет, ты все-таки собралась на Границу, и просто морочишь мне голову. Я же видел, ты прекрасно засыпаешь и в моей постели.
   Я подошла к нему.
   -Не сердись. Я проснулась и подумала, что мне лучше уйти.
   В ответ он раздраженно покачал головой.
   -В большинстве случаев ты была бы права, поступив так. Но не после того, что я тебе сказал.
   -Я подумала…
   -А я подумал, что ты поняла меня, но, выходит, я ошибся. Мне показалось, что ты хочешь того же, что и я.
   -Я хочу…
   -Тогда почему уходишь?
   -Я испугалась, - проблеяла я, огорошенная тоном милорда.
   -Кого? Меня?
   Я жалобно посмотрела на него.
   -Значит, ты не хочешь, чтобы я уходила?
   Он притянул меня к себе.
   -Ты только-только пришла ко мне, и я не хочу, чтобы ты уходила. Тебе придется поверить в это.
   Тон милорда заставил меня вспомнить, что он не любит непонятливых слуг, которым надо повторять поручение по два раза. Милорд слегка отстранился и почти официальным жестом пригласил меня в спальню. С покорностью судьбе я вошла, попутно думая, что не вовремя начала поиски. «Да и возможно не с того места», - продолжила я размышления, раздеваясь под требовательным взглядом милорда. Совсем уже засыпая, я поймала себя на нелепой мысли, что все это время ждала, что Ирдман скажет, что не хочет давить на меня, или что-то в этом духе. Но я не дождалась и намека на извинения. Впрочем, с какой стати?
   Утро началось суматошно. Присутствие милорда уничтожило любую возможность утренней медитации, в которой я так нуждаюсь. Пришлось включаться в жизнь сразу после пробуждения, и мне это удалось. Можно сказать, я была в ударе. Я схватывала пожелания милорда с полуслова и умудрялась удачно шутить, когда ему этого хотелось, и молчать, когда он хотел тишины. И отличать одно от другого с поразительной легкостью. В результате Ирдман сказал мне, что у него давно не было такого хорошего настроения прямо с утра. При этом милорд не догадывался, в каком плачевном состоянии находятся мои нервы. Это стало понятно, когда я, сбежав в свою комнату под предлогом переодевания в свежую одежду, в бессильной ярости разбросала по полу почти все содержимое платяного шкафа. Убирать за собой я не стала, только захватила гирлянду. Теперь вся эта затея казалась полной чушью, но если мне предстоит жить рядом с милордом, то надо очистить мое прежнее жилье от подозрительных объектов.
   Я подошла к кабинету Ирдмана и с удивлением поняла, что он заперт. Видимо, пока я собиралась, к милорду кто-то пришел. Я все равно нацепила гирлянду на ручку, и тут дверной замок щелкнул. Я расслышала этот тихий звук, и вслед за ним из открывшихся щелей над и под дверью до меня донеслись тихие голоса. Я быстренько поблагодарила демона, похвалила себя за очередную победу и, свившись в стебелек, проползла по двери и устроилась на верхней ее части. Гость сидел ко мне спиной, а милорд устроился на краешке стола, давая понять пришедшему, что торопится. Но когда по голосу в госте я узнала Раймонда, то поняла, что милорд зря старается, - намеки на этого человека не действуют. Я понадеялась, что пришла к началу разговора и пока пропустила не очень много.
   -Кстати, забавная подробность, - сказал милорд Ирдман, помассировав плечо. Раймонд сидел в своем кресле, не шевелясь, и, как мне показалось, сложив на груди руки. – В теле того дракона из театра были найдены пули. Насколько я помню, только Дом Орсини использует в обиходе огнестрельное оружие. Во всяком случае, стал им пользоваться в последнее время.
   Я облилась холодным потом, надеясь против надежды, что Раймонд пришел не за тем, чтобы обсудить бумаги Йорка или просить вознаграждение за спасение слуги милорда.
   -Мы действительно пользуемся огнестрельным оружием, - признал Раймонд. – Точнее, пользовались. Сейчас в этом нет надобности. И все же, разве есть доказательства, что там был кто-то из нашего Дома? Пули – это еще не аргумент, мы ведь могли просто подать пример…
   -Вас видели в театре, - рассеянно заметил милорд, занятый изготовлением журавлика из какого-то доноса.
   -Ваш дядя упрекнул меня в необразованности. Мне это не понравилось, и я решил исправить ситуацию.
    -Если бы вы при этом сидели в зале и смотрели представление… но вы были за кулисами.
   Раймонд хмыкнул и покачал головой.
   -Что вы хотите услышать? Что я был тогда в театре? Да, был. Что я убил ту тварь? Да, убил. Что не трубил об этом направо и налево и забыл отчитаться перед вами? Да, забыл, но это мое личное дело. И сейчас я пришел не за тем, чтобы исправить тот досадный промах.
   Слушая его, я даже перестала трястись за свою шкурку, настолько странно и захватывающе было наблюдать, как этот тип с Границы хамит в лицо милорду. Сам милорд тоже поднял голову и без гнева или холодности, которой он обычно осаживает хамов, смотрел на Раймонда.
   -И зачем вы пришли ко мне?
   -Собственно, я пришел не к вам, а к вашей помощнице. Я уже сказал об этом. Я спросил о ней дворецкого, но тот отказался разговаривать со мной и послал меня прямо к вам.
   -Кто вы ей? – резко спросил милорд. Я тут же вспомнила, что боюсь, и снова начала обливаться потом.
   -Скажем так, человек, которому небезразлична ее судьба по причинам, о которых я не обязан перед вами отчитываться. Вы можете решить, что я лезу не в свои дела, но там, где я вырос, без взаимопомощи и поддержки не выжить, поэтому я пришел спросить об одной вещи. Если уж Джил сейчас нет, тогда спрошу вас. Так может быть даже лучше. Сколько она вам должна?
   Ирдман сухо рассмеялся.
   -И вы думаете, я сразу же вам отвечу?
   -Я надеялся.
   -Вас этот вопрос не касается.
   -Я никогда не задаю вопросы из пустого любопытства, и если я что-то спрашиваю, значит, этот вопрос касается либо меня, либо моих близких. Я хочу заплатить ее долг. Я хочу, чтобы она была свободна от вас.
   -А хочет ли этого она сама? – так же сухо спросил Ирдман, а я подумала, что, судя по тону, он едва ли допустит, чтобы я смогла ответить на этот вопрос Раймонду лично.
   -Но вы же можете назвать сумму? Должен же я знать, на что рассчитывать!
   -Вам не на что рассчитывать! – срезал его милорд, смяв в руке журавлика. Он встал, давая понять гостю, что разговор окончен.
   -Едва ли эта глупая девчушка могла наделать таких уж больших долгов, чтобы я не мог их выкупить. Вам просто жалко безделушку, которую вам удалось отхватить у судьбы за бесценок. Не жадничайте, ваше высочество! Для вас она просто служанка, каких много, а для меня – моя будущая жена. И мне неприятно видеть, куда вы посылаете ее, что ей там приходится делать, и как она после всего этого выглядит.
   Ирдман поднял брови, и я, невидимая, последовала его примеру.
   -Она не сказала мне о ваших планах.
   Раймонд хмыкнул.
   -Признаюсь честно, я еще не добился ее согласия, но это вопрос времени.
   -Когда она сама скажет мне, что хочет за вас замуж, вот тогда я и назову сумму долга, - в голосе милорда сквозило явное облегчение.
   -Я запомню ваши слова и напомню вам, если вы забудете.
   Ирдман криво улыбнулся.
   -Что ж, я вижу, вы спешите. Не буду больше вас задерживать, - в голосе Раймонда звучала неподдельная усмешка. Я подумала, до чего же он похож на Родрика, - те же самомнение и грубость.
   Раймонд встал, слегка кивнул милорду и повернулся к двери. Я видела, с какой иронией смотрит ему вслед Ирдман. В этой иронии сквозила почти ласковая непримиримость. Похоже, не одна я при виде Раймонда вспоминала дядю милорда.
   Раймонд подошел к двери, уверенным жестом открыл ее, вышел в коридор и захлопнул дверь. Воспользовавшись силой его движения, я соскользнула с двери на его плечо. Он рефлекторно дернул головой и плечом, почувствовав мое падение. Я спряталась за его воротник и подползла к уху.
   -Это я, - шепнула ему я. Он дернулся, но не остановился.
   -Сверни на втором повороте. Пройди три двери и найди дыру в стене. Напротив дыры есть еще одна дверь. Нащупай ее и войди, обычно она не заперта.
   Он точно последовал моим инструкциям, и уже через пару минут я могла вернуться к своему истинному облику, не обращая внимания на тесноту этого чуланчика.
   -Да ты с ума сошел! – я постучала кулаком по лбу Раймонда, не зная, как еще дать выход своим эмоциям. Он схватил меня за запястье и сжал.
   -Ты все слышала?
   -Еще бы!
   -Я был уверен, что он врал мне о том, что тебя нет. Но так даже к лучшему. Ты слышала все, и мне не надо повторять два раза.
   -По тому, как ты долдонишь одно и то же, не слыша моих ответов, я делаю вывод, что тебя это не беспокоит. Зачем ты пришел к Ирдману?
   -Ну, как мне не повторять все по два раза, если ты, услышав все, задаешь такие вопросы?
   -Ты упоминал бумаги?
   -Конечно, нет. Я похож на дурака?
   -Иногда, - облегченно буркнула я. – Больше не ходи к нему.
   -Не выйдет. Ты же слышала все. Я хочу выкупить тебя. Если хочешь на свободу, скажи об этом милорду, пока я не ушел, и мы заключим сделку прямо сейчас.
   -Откуда такая спешка, прямота и целеустремленность?
   -А как еще? Поверь, я умею ухаживать, но только когда дама дает мне такую возможность. С тобой же большинство времени, которое я мог потратить на красивые жесты, уходит на поиски тебя. Мне ничего не остается, кроме как действовать предельно прямо.
   -Да на кой я тебе сдалась? – рассмеялась я.
   -В этом странном мире много чудес, но в тебе я вижу воплощение тех, что уже знаю, и чарующие намеки на то, о чем только догадываюсь.
   В ответ на это высказывание мои мысли разделились на два параллельных потока. Первый: я пыталась найти хоть что-то чудесное в этой ситуации, но мне мешали швабры и свернутые ковры, наваленные за спиной Раймонда. Второй, не менее прозаический: я поняла, что не стоит отвергать его ухаживания, потому что он может пригодиться мне в возможной игре против милорда, если станет совсем уж невмоготу.
   -Ты правильно заметил, что меня трудно застать. Это потому что я все время в движении. И сейчас я спешу, - затараторила я, выкручивая свое запястье из его железной хватки.
   -Ты скажешь все Ирдману?
   -Когда придет время. А теперь уходи и не показывайся на глаза милорду без моего ведома. Я сама найду тебя.
   -Если через пару циклов ты не появишься, я снова приду сюда.
   К счастью я не видела в темноте выражение лица Раймонда, но, судя по тону, оно бы мне очень не понравилось.
   -Разберемся, - рыкнула я, сменила форму и песком просочилась сначала сквозь его пальцы, а затем и через половицы чуланчика. К кабинету Ирдмана мне снова пришлось подниматься по скрипучей винтовой лестнице. Я решила лишний раз не беспокоить демона и просто постучала, как обычный посетитель.
   -Какие будут указания? – спросила я милорда Ирдмана. Милорд сидел в своем кресле и снова мастерил журавлика. Он улыбнулся мне и поставил журавлика на стол. Не смотря на улыбку, я тут же почувствовала озабоченность, видимо, Раймонд все же испортил ему настроение. Мне он его скорее поднял, хотя с утра мной владело чувство полной безвыходности положения. Всегда приятно иметь пути к отступлению.
   Любопытно, расскажет мне Ирдман о разговоре с Раймондом, или нет? Я сама не собиралась признаваться в том, что подслушала, и надеялась, что милорд не догадывается о моем присутствии.
   -Ты долго, - сказал Ирдман.
   -Укладывала волосы, - я тряхнула кудряшками.
   Он смотрел на меня, и в его глазах я уловила сомнение, которое за несколько секунд сменилось решимостью. Похоже, он решил не говорить мне.
   -Чем займемся? – спросила я, прервав тягостную паузу. Ирдман снова посмотрел на журавлика.
   -Сегодня мне не хочется ничего делать. Но встречи назначены, и нам никуда от них не деться.
   -Всегда все можно отменить, - ласково ответила я.
   -Ты так считаешь? – он поднял на меня глаза.
   -Что с тобой? – мне не надо было изображать обеспокоенность.
   -Это был такой поганый год, Джиллиан. Я устал и начал делать ошибки. Я почти перестал доверять себе. Иногда мне казалось, что надо мной действительно висит проклятие. То же проклятие, на которое жаловался мой брат незадолго до своей смерти. Он говорил об этом и мне, и маме. И писал в своем дневнике, - на этих словах милорд посмотрел на панель рядом с баром. Я подумала, что этот взгляд – очередная его ошибка.
   -Я помню, как ты сказал, что оно висит надо мной, - заметила я, устраиваясь на подлокотнике его кресла.
   Ирдман горько усмехнулся.
   -Начитался дневников брата. Там через строчку повторяется «твое проклятие висит надо мной, подобно петле виселицы». Неудивительно, что эти слова проникли в мою повседневную речь.
   -А при чем тут виселица? – удивилась я.
   -Мой брат был не чужд поэтичности.
   -Да уж.
   Мы помолчали.
   -Все когда-нибудь заканчивается, - сказала я, сама не зная, что имею в виду. Ирдман погладил меня по плечу.
   -Конечно. Уверен, теперь все будет иначе. Более того, мне хочется все делать не так, как я привык. Все мои прежние привычки смертельно надоели мне. Думаю, ты права, надо отменить все встречи.
   Я вдруг поняла, что вырыла себе же яму. Если милорд отменит все встречи, то когда же я буду искать бумаги его брата? Пытка будет тем изощреннее, что я знаю, где они лежат. Я же не смогу думать ни о чем другом, а мне придется играть счастливую влюбленную.
   -А может просто отделаемся от них побыстрее и не будем назначать новые? – робко предложила я. Милорд поднял брови.
   -Ты так любишь работу?
   -Нет, просто не люблю подводить людей. Это портит мне настроение.
   Ирдман откинулся на спинку кресла и потрепал мой локон.
   -Сделаем, как ты скажешь.
   -Сделаем, как скажешь ты, потому что я даже не знаю, что надо делать, - рассмеялась я.
   В результате пол дня я играла роль второго дворецкого милорда Ирдмана, и эта работа понравилась мне больше секретарской. Я встречала гостя и намекала ему на те или иные обстоятельства, о которых предварительно рассказывал мне Ирдман. Таким образом, мы убивали сразу двух зайцев, я видела реакцию гостя, а милорд мог не тратить время и силы на то, чтобы долго и нудно доводить до посетителя свое мнение. Во время самой беседы я просто стояла за спинкой кресла милорда и наблюдала. Потом провожала гостя, в зависимости от ситуации радуясь за него или сочувствуя. Одному человеку я сочувствовала вполне искренне, вот только он мне не поверил. Он был умен, и не думал даже принимать мою реакцию за чистую монету. Меня это слегка расстроило, о чем я и сказала Ирдману. Милорд пожал плечами:
   -Он ясно видит ситуацию, а это значит, что рано или поздно найдет из нее выход.
   -Он видит ее настолько ясно, что понимает, самому ему из нее выбраться не по силам, - ответила я.
   -Ты просишь меня за него? – милорд посмотрел на меня серьезно. Я тут же почувствовала себя, как на экзамене. Проверка состояла в том, воспользуюсь ли я своим положением при нем или нет. Я ласково покачала головой и ответила:
   -Ты же знаешь, что нет. Я понимаю, что его проблема лежит вне сферы твоего влияния. И к тому же, я почти не знаю этого человека, чтобы просить за него. Нельзя давать эмоциям туманить разум.
   -Мне нравится, что ты совершенно безжалостная женщина, - сказал мне милорд, ища что-то на столе.
   После каждого визита мы обсуждали гостя, и милорд рассказывал мне свои планы, касающиеся этих людей. Слушая эти планы, моя хваленая безжалостность мало помалу давала трещину. Я не имею в виду, что мне было жалко всех, просто милорд отзывался о других, как о шахматных фигурах, лишенных способности умирать и чувствовать боль. Особенно это касалось людей, работающих на него. Я невольно вспомнила пару серьезных переделок, в которые попала, выполняя его поручения.
Но эти мысли я прятала глубоко внутри, с виду слушая Ирдмана внимательно и с увлечением. Если какая-то идея казалась мне блестящей и остроумной, я смеялась, иногда целуя его. Первые несколько поцелуев Ирдман воспринял с удивлением, не ожидая от меня такой вольности, но быстро привык к подобному проявлению эмоций. Даже начал ждать поцелуев. Сама же я наблюдала за ним и видела, признаюсь, не без смеха, что, рассказывая мне все, милорд обращается не ко мне, а к себе. Моя же работа заключалась в том, чтобы вовремя кивать и говорить пару слов. Ну, теперь еще и целовать.
   Я ласкалась к нему совершенно искренне, поэтому Ирдман не чувствовал фальши. Хотя я была скорее летящей к цели стрелой, чем влюбленной женщиной. И, тем не менее, мне доставляло удовольствие с нежностью смотреть на милорда, испытывать к нему эту нежность, граничащую с любовью, и все же понимать, что я защищена от того, чтобы переступить эту грань. Я знала, что никогда не влюблюсь в него, потому что слишком многое помню. Но это было даже хорошо, ведь если я не люблю его, мне не надо мучиться мыслями о его жестокости. Не надо думать о том, как примирить мою любовь и его низкие поступки. Зная себя, они бы бросались мне в глаза, причиняя боль. И я понимала, что никогда не смогу изменить его. Впрочем, уж к этому в отношениях я никогда не стремилась. Похоже, я слишком далеко зашла, разыгрывая роль возлюбленной милорда. Поймав себя на такой мысли, я не выдержала и улыбнулась. Ирдман, заметив мою улыбку, наклонился чуть ближе ко мне, а я сидела на пуфике рядом с ним, и спросил:
   -О чем задумалась?
   -Вспомнила, как носила твою почту. Это в мои обязанности больше не входит, я надеюсь?
   -Напрасно надеешься, входит. Читать о том, как ты справляешься с этим, одно из удовольствий в моей жизни, и я не намерен отказываться от него вот так сразу.
   Голос милорда был тверд, а в глазах читалась ласковая ирония. Мне пришлось покорно съесть эту новость, а милорд принялся рассказывать мне, как он видит дальнейшее наше с ним сотрудничество.
   -Ты будешь жить со мной. Ты отличаешься от других женщин, и твое общество не раздражает меня. Даже наоборот, мне лучше думается, когда ты рядом…
   Я всегда догадывалась о жестокости милорда, но раньше мне было безразлично, как далеко она заходит. Теперь, наблюдая за ним и слушая, что он говорит мне, я понимала, что никто не является исключением из жестких правил игры, которые он установил для себя. Даже его любовницы. Проанализировав всех женщин, которые сменились у милорда за то время, что я на него работала, я поняла, - он заводит любовниц для здоровья, а не из влечения или влюбленности. Затем они исчерпывают себя или надоедают и выбрасываются прочь. Мне вдруг захотелось спросить о здоровье леди Дитты.
   -Как себя чувствует леди Дитта?
   -Дитта? Лучше. Я навещал ее на днях.
   Я молчала, улыбалась и водила пальцем по лакированному столу, думая, что если бы не несчастье с Диттой, я бы сейчас не сидела рядом с милордом. Задумавшись, кто же я для Ирдмана, я посмотрела на наши отношения со стороны. Итак, леди Дитта вышла из строя, и милорд вынужден искать новую любовницу, чтобы не нарушать свой режим. Ухаживать за новой дамой – это трата времени, денег и сил. Зная запросы милорда, новая дама в качестве платы за красоту могла потребовать повышенного к себе внимания. А он устал и занят. И тут появляюсь я, которой не надо ничего объяснять, которая живет с ним в одном доме. И которая, что не маловажно, полностью от него зависит. Днем помощница, ночью любовница. Конечно, это формула жены, но у жены есть права и какая-то собственность. И личная свобода. Я же повязана своими долгами насмерть. Я просто его вещь. А милорд все же скуп, неприятно осенило меня.
   -Я оплатил ее новое лицо, - заявил Ирдман, будто прочитав мои мысли.
   Что ж, от Дитты он откупился, а от меня ему даже откупаться не нужно, если я правильно поняла его планы на мой счет. Несмотря на параллельные мысли, я слушала, что говорит мне милорд. И вывод из этих речей был неутешительный. Работы у меня не уменьшится, а нагрузки увеличатся. А если добавить то, что у меня, судя по всему, не будет личного пространства, в котором я так нуждаюсь, то картина получалась и вовсе печальной. Долго я так не протяну.
   -Я сказал ей, что все кончено, - на этот раз милорд неправильно понял мое молчание.
   -Это было жестоко, но ожидаемо, - грустно заметила я. – Думаю, она это понимала, если не была дурой.
   -Проблема с Диттой заключалась не в том, что она была дурой, а в том, что она ей и остается, - недовольно буркнул милорд.
   Позже вечером, после того, как все встречи были закончены, истории рассказаны, а планы обсуждены и расписаны на время вперед, мы оба перебрались из рабочего кабинета, который милорд привычно запер прямо у меня на глазах, в комнату, которую я пыталась обыскать ночью. Сейчас, когда я точно знала, что меня в ней ничего не интересует, то сидела в ней спокойно. В спальне я тоже была послушна, но внутреннее нетерпение нарастало, и я изо всех сил старалась измотать Ирдмана, чтобы он поскорее заснул. Уже после того, как он задремал, но не настолько глубоко, чтобы я могла уйти незамеченной, мне пришлось развлекать самую себя дальнейшими размышлениями о вынужденном моем любовнике. Забавно, но до этого времени я почти никогда не думала о характере милорда, не подвергала его тщательному анализу. А ведь этой участи не избегал ни один человек, так или иначе попадавший в поле моей деятельности. Похоже, я подсознательно старалась держать внутреннюю дистанцию, чтобы не быть растоптанной жестоким напором милорда. Меня всегда пугала его властность, жажда контроля. Даже не жажда, а страсть. Это ощущалось, когда мы были наедине. Возможно, со временем это пройдет, но сейчас я чувствовала, какое бешеное наслаждение получает Ирдман от осознания своей полной и безграничной власти надо мной. Его эмоции были так сильны, что ему не нужно было ничего говорить, все читалось в его лице и теле.
    Впрочем, эти его чувства я хорошо понимала. У меня тоже была пара любовников, к которым я относилась, как к безмозглым куклам и самцам. Мне нравилось смотреть на них и тискать, но когда они пытались что-то сказать или проявить волю, меня это начинало безумно раздражать, и я порывала с ними. При этом у меня не было фактической власти над ними. Как далеко зашла бы я в своем отношении, будь они моими слугами, мне было страшно представить. А как далеко зайдет милорд? Эта мысль всерьез испугала меня, и я выскочила из кровати, не проверяя даже, уснул он или нет. Мне повезло, милорд не пошевелился, и я тихонько выскользнула из спальни.
   Пройдя через комнату с очагом, я подошла к внутренней двери в кабинет. Она была заперта и никак не реагировала на мои постукивания и заклинания. Я отошла от нее и криво усмехнулась, давая понять, что она меня остановить не в силах. Даже не знаю, чье выражение лица я копировала в тот момент: мамы или папы.
   Я нашла выход в главный коридор, и уже через него прошла к внешним дверям кабинета. Мне стоило лишь провести кончиками пальцев по панели двери, как демон-страж откликнулся, и на поверхности возникло его лицо. Он встретил меня выразительным молчанием.
   -Впусти меня, - тихо попросила я. Он ответил мне щелчком замка. Я подумала, что пара заноз от шиповника – это не цена за такой легкий вход.
   Я вошла в кабинет милорда, и дверь за мной закрылась. Я огляделась. Вещи милорда продолжали жить какой-то своей жизнью и в его отсутствие. Все напоминало о нем и излучало его энергию, но не впрямую, а будто скучая о нем. Я подошла к столу и начала перебирать ручки, карандаши, ножики для открывания писем, записные книжки, пепельницы, странные коробочки, корешки журналов, стопки бумаг и просто безделушки. Закончив со столом, я осуществила давнюю мечту и осмотрела бар. Как не странно, но он меня разочаровал, что не помешало мне, впрочем, достать оттуда бутылку коньяка. В конце концов, милорд сам приказал мне жить с ним.
   Отхлебнув для храбрости, я взялась за панель рядом с баром. Мне пришлось над ней потрудиться, и я не один раз облилась потом, прежде чем та открылась. Меня поддерживало и вдохновляло понимание того, что я не могу просто плюнуть и уйти. Усталость и помраченное милордом сознание сослужили на этот раз хорошую службу, я работала вдохновенно, и интуиция не подвела меня. Я вскрыла сейф и при этом не подняла на ноги весь дом. Позволив себе слегка покопаться внутри, я выудила, наконец, ту самую тетрадку, затем, прикрыв дверцу сейфа, устроилась в кресле милорда и начала листать дневник, прихлебывая коньяк. Тетрадь была толстой и исписана почти до конца. Я понятия не имела, где находятся те записи, которые представляют для меня интерес, поэтому начала пролистывать ее с самого начала.
   Брат милорда вел дневник нерегулярно и был склонен записывать туда самые яркие и невразумительные мысли. Мой взгляд невольно задерживался на записях, типа: "я хотел бы взорвать все могилы прежних героев, так как они своей тяжестью тянут наш мир на дно". Такие фразы отвлекали и сбивали с толку. Я отхлебнула коньяка и постаралась сосредоточиться, но все равно постоянно повторяющиеся имена Ирдмана и Хильды вкупе с пафосными цитатами сильно замедляли чтение. Я не могла удержаться и читала все, что касалось милорда. В основном это были заметки о ссорах и конфликтах в семье. Если письма любовницам демонстрировали светлую сторону брата милорда, то дневнику он просто жаловался, впрочем, наравне с поэтическими экспериментами. Ирдман и Хильда задевали его сильнее остальных родственников, поэтому их имена повторялись в дневнике максимально часто. Не смотря на привязанность к Ирдману, его брата частенько раздражала та дистанция, которую держал милорд по отношению к своим родственникам. Брат милорда объяснял это тем, что Ирдман зазнался после того, как император признал его сыном. Хильда незадолго до замужества и смерти тоже отдалилась и стала предпочитать общество Ирдмана. Вообще, отношение брата милорда к сестре было довольно своеобразным. Даже в письмах, где он упоминал ее смерть лишь косвенно, чувствовались глубокие и сильные чувства, иначе я бы не обратила на них внимания. В дневнике же все было откровенно, впрочем, форму изложения брат милорда выбирал под час очень своеобразную, например:

"И снова Хильда сказала мне, что брат умнее.
Я (заводясь). И чем же это он умнее? Уж не тем ли, что единственный не стал возражать против твоей помолвки?
Хильда (вздернув подбородок). Он понимает, как это важно для меня. А я важнее ваших глупых распрей. Разве ты сам не убеждал меня в этом?
Я (хмурясь и в который раз удивляясь способности женщин перевирать чужие слова). Конечно, важней… если бы не эта глупая твоя помолвка.
Хильда (самодовольно улыбаясь, будто слыша то, что ожидала услышать). Вот поэтому я и считаю, что Ирдман умнее вас всех вместе взятых. Он сын императора, поэтому не копается в мелких грязных скандальчиках, как вы все!
Я (чувствуя, как от гнева у меня немеют щеки). Это говорит не о том, что он умнее, а о его равнодушии. Ему плевать на тебя, поэтому он соглашается со всем. Да и при дворе своего папаши он поднаторел подлизываться к женщинам!
Хильда (сладко улыбаясь). А что в этом плохого, братик?
Я (внутренне кипя, но из уважения к сестре сбавляя тон). Во всем нужна мера. Если потакать всем твоим капризам, то ты очень скоро забудешь, что хорошо, а что плохо.
Хильда (снова о своем). Если Н. хорош для меня, то не плох и для вас!
Я (обреченно вздыхая). Ты уже не видишь, что правильно, а что – нет. Ты просто…"
 
   Дальше строчка обрывается. Я так и не поняла, был этот разговор в действительности, или происходил только в голове брата милорда. Вслед за ним стояла маловразумительная подпись: "я так больше не могу, и чем дольше это тянется, тем яснее я понимаю, что не могу так больше". Мне надоело читать хронику семейных ссор, и я пролистала дневник немного вперед.
 
"Видел этого урода из Дарга. Что ж, он как гравюра с изображением героя древности. Так же пафосен и пуст".

   Что-то подсказало мне, что с этого места стоит читать все подряд.

  "Мне снилось, что очень холодно. Обжигающе холодный ветер дул прямо в лицо, выжимая слезы из глаз. Из-за этих слез я не видел ничего вокруг. Они стекали по моим щекам, и их тут же высушивал ветер, а может они просто замерзали. Потом, когда ветер стих, я перестал плакать и смог оглядеться. Я стоял в ледяной пещере. Вокруг меня дышал холодом зеленовато-синий лед. Я подошел к темному входу в пещеру и выглянул наружу. Мое лицо сразу же овеял теплый ветер. Я и кусок льда, на котором я находился, мы плыли по темному ночному морю. Я стоял на самом краю моей пещеры и жадно ловил теплые порывы ветра в тщетной попытке согреться.
   Я заметил берег сразу. Он не приближался, а просто возник передо мной. Мы проплывали мимо изрезанного заливами, скалистого острова. Свет на нем возник также неожиданно, как и сам остров. Маленький огонек горел на одной из скал, к которым мы медленно, но все же подплывали. От нетерпения меня стало знобить сильнее.
   Когда мы подплыли очень близко к скале, я разглядел силуэт девушки с фонарем. Она стояла неподвижно, и фонарь освещал только складки на ее юбке. Я стал кричать ей, чтобы она подняла фонарь выше, тогда я смогу прыгнуть к ней. Но она, будто не слыша меня, бросила фонарь в мою пещеру. На секунду я увидел ее лицо, и тут же понял, что знаю ее, но кто она такая, я так и не смог вспомнить. Я знал, что она была из числа моих прежних увлечений, и понял неожиданно, что именно ее я и любил на самом деле. Вот только я никак не мог вспомнить, кто же она. Я начал кричать ей, чтобы она назвала свое имя, но проснулся от собственных криков. Мне было очень холодно.
   Весь вчерашний день, борясь с жаром и лихорадкой, я пытался понять, кто же эта женщина. Ничего не вышло. Если бы только фонарь осветил ее лицо хоть на пару мгновений дольше.
   Сегодня мне немного лучше, но руки все еще трясутся".

   Я читала этот сон и пыталась понять, имеет ли он отношение к леди Хильде. Дочитав и придя к выводу, что не имеет, я раздраженно отпила из бутылки. Мне хотелось поскорее найти нужный отрывок. Я бегло просмотрела еще пару страниц и натолкнулась на имя Игнацио. Пришлось ненадолго отложить дневник и попить коньяка. Когда напряжение внутри спало, я снова взяла тетрадку и стала медленно читать.

  "Зашел к Игнацио. В последнее время его почти невозможно нигде застать. Он сильно похудел. На него даже стало неприятно смотреть. Я попытался заинтересовать его новостями, но не сумел. Он оставался ко всему равнодушен.
Тогда я просто предложил выпить. Он согласился, но вскоре снова взялся за свою трубку, а я продолжал пить вино. Поняв, что политика его не интересует, я снова, как обычно, стал жаловаться на семью. Эту тему он поддержал более охотно, хотя я заметил, что он отвечает мне заученными фразами. Видимо, я частенько однообразен в своих жалобах. Конечно, слушать одно и то же от одного и того же человека – это утомительно, и я бы охотно пересказывал все кому-нибудь другому, кто еще не слышал моих историй, но никто не умеет слушать меня, как Игнацио. Не понимаю, за что Хильда его так невзлюбила. Он даже сейчас не позволяет себе в ее адрес резких высказываний. Я бы на его месте вел себя более зло, если бы мне также показали на дверь, как поступила с Игнацио Хильда.
   Потом он обкурился до того, что начал убеждать меня в том, что у сестры есть право на выбор. Я не спорил с ним, думая про себя, что у каждого из нас есть право на выбор, но, делая этот выбор, надо не забывать об интересах семьи. Нельзя жить, будто ты существуешь сам по себе и сам для себя.
   А этот Нилус из Дарга именно таков. Грустно, что он научил этому и Хильду, также грустно, что та оказалась прилежной ученицей. Это мы тоже обсудили с Игнацио и пришли к выводу, что ничем, кроме как помрачением рассудка это объяснить нельзя. Вчера она была наша Хильда, а сегодня - незнакомая и неприятная женщина, бросающаяся направо и налево смутными оскорблениями, и полностью игнорирующая тот факт, что ее любовник убил ее дядю.
   Это трудно терпеть. К тому же мне грустно смотреть на Игнацио. Он даже не пытается бороться, а все дальше и дальше уходит в мир грез. Неужели какой-то другой мужчина мог изменить сестру настолько, что ей теперь совершенно безразличны прежние привязанности?
   Все же я надеюсь, что это просто злое заклятие ублюдка из Дарга, и Хильда вскоре справится с ним и вернется в семью и к прежней жизни, но для этого надо избавиться от того, кто наложил на нее это заклятие. Я сказал об этом Игнацио, чем вызвал у него приступ истерического смеха. Меня мало что может напугать, но вид обезумевшего друга заставил меня болезненно вздрогнуть".

   Я тоже болезненно вздрогнула, потому что ярко вспомнила лицо синьора Игнацио в ту нашу встречу. Но тогда в нем уже не было безумия, а просто опустошающий надрыв. Я представила себе, что синьор Игнацио испытал в последние дни перед смертью, и мне пришлось усилием воли подавить волну боли и безнадежности. Я снова приложилась к бутылке, решив про себя побыстрей закончить чтение и пойти спать. Похоже, что после этой ночи прежней я уже не буду. Надо будет как можно пафосней занести эту мысль в собственный дневник.

  "Хильда вышла замуж. Я не пошел на свадьбу, а Ирдман пошел. Но и он не выдержал дольше одного дня. Когда он приехал к дяде, то был мрачный и желчный. Я не думал, что даже его проймет. Он сказал, что Игнацио тоже не было, впрочем, по его словам, Хильда о нем и не спрашивала.
   Брат был так зол, что сказал мне, насколько не опечалило нашу сестру мое отсутствие. Свою гневную тираду мой брат закончил словами, что и он мог не тратить свое драгоценное время на столь глупую церемонию.
   Я записываю все это в качестве напоминания о том, как не надо поступать с родственниками. А также чтобы не забыть сладкий момент бешенства моего брата".

   Я ухмыльнулась, мысленно поблагодарив автора дневника за предупреждение. Как же надо было довести милорда, чтобы он начал срывать свою злость на окружающих? В нормальном состоянии Ирдман себе этого никогда не позволяет.
 
  "Что ж, дядя оказался прав, ответив мне на мои упреки, мол, он не торопится с местью, что на ловца и зверь бежит. От себя же могу добавить, что людей, играющих с темными проклятиями, рано или поздно настигает расплата. Кто из нас ближе к правде?
   Наверное, я, потому что не люблю все усложнять. Театральность – не путь к постижению вещей, а мой дядя уж очень к ней склонен. Он из всего стремится сделать пьесу в старинном духе, при том еще и не самого хорошего вкуса. Ну почему было просто не зарубить Нилуса, как только тот переступил границу его владений? Зачем было устраивать весь этот спектакль с ложными клятвами и племянниками? Из-за этого в тот день мне хотелось прибить не только Нилуса, но и собственного дядю за то, что тот тянет с делом и портит мне нервы.
   Разумеется, дяде было мало одной только смерти Нилуса, ему нужно было моральное удовлетворение. Чем дольше ждешь мести, тем кровавее хочется ее обставить, - это я хорошо понимаю, но не могу сказать, что мне близок такой взгляд на вещи. Возможно, я более прямой человек.
   Странно, я совершенно не помню, как выглядела Хильда в тот день.
   Мне пришлось ждать, пока дядя натешится. Естественно, как и положено в героических пьесах, Нилус обнажил меч, когда оба его племянника были уже мертвы. Поступок героичный, но совершенно бессмысленный. Я понимаю, когда в старых глупых пьесах убивают таких мальчиков, но там это делается для пущего драматического эффекта. И главный герой смотрит на это и молча страдает, потом срывается и крушит всех врагов. Но Змей, это же пьеса! В жизни так не делают! Если бы на моих глазах кто-то пытался задушить Ирдмана, я бы вцепился обидчику зубами в глотку. При отсутствии меча, конечно.
   В результате получилось, что смерть обоих мальчиков была совершенно бессмысленна, если не считать, конечно, радость дядюшки по этому поводу. Но ему и так весело живется. Итак, я снова делаю вывод, что Нилусу были безразличны его племянники, а значит и само понятие «семья». Сестре повезло, что она совсем недолго пробыла замужем за этим человеком. Счастья бы он ей не принес.
   А тогда мне просто хотелось как можно быстрее стереть Нилуса с лица земли. Не знаю, как я выдержал и не кинулся на него раньше срока. Кажется, чтобы охладить эмоции я поглядывал на кислую морду Ирдмана. Видит Змей, выражение лица этого человека способно загасить самый пылкий энтузиазм.
   Я снова отвлекся, странно.
   Самого боя я почти не помню. Помню только, как время от времени Нилуса заслоняли от меня головорезы дяди, и тогда я своими воплями разгонял их. Еще я помню, что весь мой меч был в крови. И руки тоже. И одежда".

   Однако. Я оторвалась от дневника, почувствовав, что у меня затекла шея. Сменив позу и хлебнув коньяка, я посидела несколько минут, раздумывая над прочитанным. Судя по тексту, Нилуса убил брат Хильды. Или все же это было коллективное деяние? Дневник оставлял многое недосказанным. Если предположить, что леди Хильда хотела знать, ее ли брат убил ее мужа, то смерть навсегда лишила его возможности высказаться на эту тему более подробно. Но можно посмотреть на эту проблему и с другой стороны. Не является ли скорая гибель брата милорда подтверждением, что именно он и нанес Нилусу самые тяжелые раны? Я поймала себя на том, что в моей голове зазвучал голос брата милорда, который сказал мне, что мои рассуждения лишены самой простейшей логики и отдают моим театральным детством. Мол, что еще можно ждать от дочери актрисы, сошедшей с ума? Я захотела ответить ему в том же духе, но взяла себя в руки и вернулась к дневнику. Зачем переходить на личности?

  "В ушах звенела кровь. Я не слышал, что говорят вокруг меня. Я не помню, как дошел до своей комнаты. Или кто меня до нее довел. Помню только, что когда я рухнул на кровать, кровь в моих ушах все еще звенела.
Хильда вернулась в семью. Она не хотела, но ей пришлось…"

   -Это что? Все? – возмущенно спросила я у дневника вслух.