Фуга 47 - Маленький шалаш посреди Мёртвого моря

   - Поссидио, что же ты не женишься? Жена бы за тобой ухаживала, следила бы, чтобы ты ходил чистый и опрятный…

Поссидио, этот мусорщик в вечно грязном рабочем переднике, небритый старикан со всклокоченными никогда немытыми волосами, в них стружка и нитки, оглядывался недоумённо и, сдув пену с пивной кружки, ворчливо отвечал:
- Ну вот ещё! Что я там не видел! Жениться! Женился я по молодости как-то раз, а жена меня каждый день пилила: «Поссидио, помой руки! Поссидио, смени трусы!» Надоело!


За кадром кто-то заливисто смеётся… испанский сериал «Дежурная аптека»… дешёвая жвачка для сознания – невкусно, вмеру пошло, но отвлекает от трудных мыслей и душевных терзаний…

… Каждый день в одиннадцать вечера я прихожу домой – в маленькую клетушку комнаты заводского общежития… где мы живём на втором этаже всей семьёй – Королева, маленькая Принцесса и я…

Длинный тёмный коридор на двадцать комнат… общая кухня, шум и гам, судачат, варят, парят, стирают, орут друг на друга, мочат корки, замачивают кого-то вместо сортира, рожают новых Эль Президенте, разводятся, дерутся… общий туалет с разбитым унитазом и краном холодной воды над ржавой раковиной, где опять какой-то алкоголик – сложно уже понять, какой, тут почти все пьют, изрыгнул из себя зловонное содержимое желудка… мусорные вёдра около каждой двери… поганые коты, которые валят ночью эти вёдра в поисках съестного, так что утро превращается в хождение на свалке в поисках своего мусора для водворения обратно в ведро…

Я прихожу, открывается наша обшарпанная дверь с цифрами «209», и я встречаю мою любимую, вымотанную от бытовой неустроенности и отсутствия перспектив… на руках у неё Принцесса, ей два месяца, и меня целый день не было дома… я искал работу… увы, сегодня снова в минусе.

Да, да, я безработный… хотя закончил школу с золотой медалью, учился в трёх институтах, но одним росчерком пера из-за недофинансирования закрыли лабораторию, и я угодил на биржу… а там тётки с равнодушным видом направляли меня в места, заведомо неподходящие для устройства… я приносил им заполненный отметками о моём посещении мест работы листочек с перечнем разнообразных гадюшников и похоронных бюро, где мусор есть, да чистить не хотят.
- Зря ты учился, паря, тут нам учёные не нужны, - отрезал очередной работодатель… и я его понимаю – с образованными морока, у них на лице написано, что им нужно что-то большее, чем просто выпить и закусить. Вокруг столько мусора, но разгребать никто не берётся – легче ждать Спасителя, чем убрать хотя бы за собой.

Сегодня на станцию прибыл вагон спирта «Абсолют», и я его разгружал, а платить не хотели, давали пузырь… да зачем мне пойло, когда меня дома ждёт сама Королева, и нам нужна элементарная еда. Заплатили тысячу жёваных рублей, по курсу два «сникерса», и я несу поесть – полбуханки хлеба и два плавленых сырка «Дружба»…
- Ну как вы тут, мои малыши? – спрашиваю я, целую своих милых дам… у Принцессы носик пуговкой, я мизинцем дотрагиваюсь до него. – Носик! Посмотрите, какой у нас красивый носик!
Юное сокровище улыбается, и на сердце становится легче… ведь мы вместе, и мы нежнейше любим друг друга… так сильно, что нам нипочём всё… кто не любил, не поймёт.

Я достаю купленную у соседей старенькую стиральную машинку «Стрелка», разворачиваю, включаю чёрно-белый телевизор «Рекорд», что стоит прямо на подоконнике, и под ядрёные шутки про пуки в ванной и дебильный смех за кадром стираю пелёнки… эти тряпочки, в которые Королева каждый день заворачивает самое дорогое, что у нас есть… милую попку дочки.
- У нас всё хорошо… только боюсь, молоко пропадёт… чем кормить будем, - благородная Королева не плачет, говорит чуть отстранённо, не показывая, как ей тяжело… целый день в этой тюрьме на девяти метрах без помощи дедушек и бабушек, когда даже в туалет отойти сложно… с детских лет Принци боится оставаться одна… вдруг дверь закроется, и всё, мама и папа никогда не вернутся, и она будет лежать на нашем старом диване, единственной мебели, которая поместилась в комнатёнке…

Из страха нас потерять дочка спокойна только в таком положении – хватает родителей за волосы и тогда спит, крепко держа нас ласковыми пальчиками… чтобы мы никогда не исчезали из её цепких объятий.

Да, да, любой приличный мусорщик знает, что нельзя спать с грудничком, ворочаясь, случайно можно задушить во сне… но это не про нас – мы на краешке с обеих сторон сжимаемся в комочек, подставляем наши волосы, и когда за них схватит Принцесса, лежим не дыша… так и привыкаем спать в одном положении, не ворочаясь, чтобы не спугнуть детский сон… такой чуткий и лёгкий… и даже во сне мы боимся шелохнуться…

***
- Ты мне скажи, зачем? – увещевал отец, узнав, что я женюсь. – Ни кола, ни двора… где ты откопал эту нищету … на какой помойке?
- Ну разве вы женились с мамой очень богатые? – отвечал я, вспоминая бесчисленные истории о том, что жили они в туалетной комнатушке, переоборудованной для проживания… как меня в возрасте три месяца отдали в ясли… и там воспитательница отнимала у меня игрушечку, что лежала у меня под подушкой, и страшно ругалась… я помню, хотя мне ещё не было года, когда из яслей перевели в детский сад, потому что там продлёнка, и можно забирать не в четыре, а в шесть, а то и вообще оставлять на ночь.

- Ну я надеялся, хоть ты будешь поумнее, - вздыхает бывший мусорщик.
Но поумнее никак не получается… ведь тем и привлекателен навозник, что несмотря на блёклую работёнку блестит у него хитин и любая бабочка от зависти давится нектаром в цветке и потом долго кашляет, от чего её в полёте швыряет из стороны в сторону.

Вот и Мохов Алексей, мой случайный приятель в поисках работы, похлебав пустого чая в нашей камере на троих, заявляет:
- Нет, так нельзя жить! Втроём в такой конуре! Это атас! Как твои родители это допустили? Зачем ты вообще женился?
- А ты что, никогда-никогда? – «типа, зарекалась одна свинья грязи не искать… никогда не говори «никогда»… но Лёха мужик простой, в струю не попадает, рапортует забитую на подкорку программу:

- Да мне и так забот хватает… вот сначала создам бизнес… на ноги встану… наколочу на угол… дом сляпаю… или квартиру удохряю… машину пригоню с Калграда… и тогда за меня замуж пойдёт любая! – авторитетно вещает мой товарищ по несчастью. - А кто женится и селится в таких трущобах… дурак!

- Ну-ну, - отзывается счастливый дурак, вспоминая зелёные глаза Королевы… такие неземные очи, увидев которые, теряешь разум и всякую житейскую сметку… и как другие этого не заметили? А может… в этом и есть волшебное блаженство любви – видеть то, что скрыто от посторонних глаз… и отдавать сердце навеки… просто так… не думая о последствиях.

С родителями поссорился – мой выбор они категорически не одобрили. Отец, хоть и коммуняка по прежней советской жизни, но когда коснулось единственного чада, решил мне сосватать богатую невесту… дочь одного знакомого держателя авторынка… за будущее моё побеспокоился, папашка. Как-то подшофе буржуй выпендривался перед батькой, вытаскивал из-под кровати чемоданы с деньгами, хотя в шкафу без дверцы на вешалке висела одна рубашка – у Кореек свои причуды. И отца проняло, маман сплела хитрый замысел по моему семейному устройству… оставался пустячок – уломать дурака.

Об этой договорённости Поссидио и не знал, меня заманили в Москву на смотрины под предлогом поиска непыльной работёнки… ожидаемый тесть даже разрешил пожить в одной из его многочисленных пустующих трёхкомнатных квартирок, прикупленных про запас… и наследница его мульонов, Света, ухоженная блондинка с явными лидерскими потенциями, вроде совсем не против, очевидно московские женихи в чём-то проигрывают провинциалу с простым лицом мусорщика… только я не искал синицу в руке, пусть и такую жирную в смысле денег синицу.

- Пойдём сегодня на Таганку, спектакль - «Мастер и Маргарита»! – решала она, а я не ценю такой шикарный подарок, ведь мне совсем невдомёк, что это постановка Любимова, и билетов не достать. Но моя потенциальная невеста именем хозяина автомагазина открывала двери пинком, её встречали, расшаркиваясь, доставали контрамарку, так что мы садились в партере рядом с актёром, который по ходу действия выходил на сцену из зала…

На спектакле я то плакал, то смеялся, настолько потрясён этим чудом лицедейства… а вот Светка… меня не поразила… всё при ней – и умом вышла, и хваткая, что называется, деловая колбаса, и прикид, вся в заграничном шмотье… но когда она пришла отдаться по-быстрому вечерком в эту мимоходом навяленную пещерку на Кутузовском… я затупил… сделал вид, что не понял, что это за ужин при свечах… и отчего мне такая пруха.
- Не, я бы не устоял! – щерится Лёха, когда я ему рассказываю, как меня, как бычка, привели в упакованное стойло. – Ты точно дурак! Сейчас был бы боссом автомафии, ездил бы по курортам, отводил бы душу на всём, что движется… а вы живёте - и пожрать нечего… и одеться не во что… ну дурило ты беспросветное!

И не сечёт Лешан фишку, что Поссидио не продаётся, что ему пофигу на все деньги мира, если он не любит, и не нужны никакие бирюльки, если влюбился раз и навсегда, что ему Светка в лучшем случае просто кореш, свой парень, живой, незадёрганный, но и только… что связывать жизнь по расчёту, терпеть нелюбимую рядом… не та планида для того, кто пришёл за теми, кому давно пора выплывать из Мёртвого моря. Не представляю Юпитера в роли альфонса, а ведь это всего лишь Юпитер… совсем не высший свет (за сценой жидкие хлопки)… или тьма (яростные хлопки, до посинения). Да лан, не надо так трястись! Не так страшен Мусорщик, как его работа.

- Да ты бы завязался там, устроился, хапнул кусок, а потом на сторону отвалил, раз ты такой разборчивый! – с жаром убеждал меня Мохов, да так кипятился, как будто это ему обломилось такое счастье московское… буржуйское такое нахрапистое счастьишко, накаканное прямо на кости остального народонаселения.

То же высказал и батяня, когда ненароком, после допросов глаза в глаза всплыло, зачем туда меня посылали…
- Ну что, вас можно поздравить? – лукаво спросил он после того, как я, обозрев лучшие театры столицы, вернулся. – Когда будем свадебку играть?

- Я женюсь только по любви, - твёрдо заверил будущий скиталец по биржам труда и чужим углам. Полный облом бывшему коммунисту породниться с капиталом, и мой создатель посерел от невысказанного мата.
- Лубофф… лубофф… дело нехитрое… в самый раз для дураков! – как его, однако разбирает! А мать назузыкивала его за спиной, но в открытую мне перечить не хочет – знает мою натуру… кровь ещё та… на канализационной жиже замешанная.

Только слышу из кухни, как она отцу лепечет: «непутёвый он… с детства все мечтали – кто космонавтом, кто инженером, а этот… только посирки на уме». Маман ненавязчиво намекала, что в детстве я влюбился в романтический образ ассенизатора… какая у него машина… как важно он вышагивает, забрызганный дерьмом, и все сторонятся, боятся, вдруг он заденет… а он вскрывает люки железным крюком, запускает туда хобот и включает отсос… да… работать говночистом, это мечта любого мало-мальски уважающего себя Поссидио.

Что ж, у меня была такая мечта, и не стыжусь – я умел мечтать… с первого дня, как себя помню, когда в яслях у меня толстая злая тётка отобрала игрушку и с криком «А ну спи, зараза такая!» выбросила её в мусорное ведро. Это магическое действие доброй женщины и определило все мои хобби – подбирать по жизни собачьи фрикадельки и тащить их в дом. А, и ты тут? Ну заходь, раз приплыло…

Однажды в четырнадцать лет я даже почти заслужил своё место в списках на Дарвиновскую премию, когда из баловства бегал по тёмным улицам, забыв, что мы живём в России, и темнота тут не всегда друг молодёжи. Помню только резкую боль в колене, разбитом о невидимый железный костыль ограждения и мой полёт вниз головой в какой-то тёмный омут неогороженной сливной ямы два на два, выныривание из клоаки и гладкие кирпичные стенки, нет ни выбоинки, не зацепиться, а край этого отхожего места так высоко! Я захлёбывался и не мог крикнуть «на помощь», потому что мой рот был занят тем, что там плавало. Вот так бесславно я мог погибнуть в темноте, утонув в отходах человеческой жизнедеятельности! Но видать, у мусорщиков девять жизней, я нырнул, оттолкнулся от дна, потом выскочил и достал до края… если бы какой-то заезжий чёрт увидел того, кто вылезает из этого смрадного месива, точно бы за своего принял. А потом я безуспешно отмывал одежду и себя на колонке под ледяной водой… и дома не нашёл ничего умнее, как спрятать свои запахи под ванной. Может быть, именно тогда мама и решила, что у неё сын не такой как все, что он просто мусорщик, собиратель фекалий, в которые превратились человеческие существа.

И вот, когда на моей улице всплыла баржа с величайшим счастьем, когда душа моя осветилась, мой выбор не совпал с родительскими мечтами и чаяниями… я попал в жесточайшую опалу вплоть до придыхания «идиот! ты нас в гроб загонишь!»… и всё, на что хватило папашкиного одобрения – это спихнуть меня с молодой женой в девятиметровую комнатёнку самого задрипанного общежития, где по ночам пьяные зомби бегают по коридорам и ищут, чем догнаться… и порой убивают таких же спящих разумом горемык, если не получат прикурить.

Мы как боги, явились в наш рай - и пусть он в таком шалаше… даже здесь я счастлив и блажен, ведь рядом – Она, самая высшая Сила, моя Любовь, моя Королева!

От щедрот родительских кроме характера нам перепал старенький диванчик, добитый телик, из сарая древний холодильничек и стиральная машинка от четы Пронькиных, соседи себе новую купили на двадцатилетие прозябания в общаге…

Единственное удобство этого жилья состояло в том, что прямо через дорогу – роддом, и однажды я увидел на руках у моей Королевы дивное дитя – Принцессу. Девочка с изумительно чистым лицом, каким-то необычайно глубоким взором… как будто всматривалась в самую душу. Вот только по сердцу прошёл испуг – у ребёнка вокруг рта зелёная полоска…
- Что тут с ней сделали, зачем зелёнка? – заволновался я, и моя любимая успокоила, что так надо… обработали от заражений… ведь мы возвращались в такую дыру, куда дитё нести страшно… где в порядке вещей воровать друг у друга и чинить всякие гадости… где могут вломиться в комнату, пока тебя нет, и вытащить всё ценное… хотя какие могут быть ценности на этом дне?

Однако наша ценность цепко схватила нас за волосы и сладко причмокнула во сне, и я подумал, что вот теперь, в скрюченном положении на самом краю дивана и жизни, в маленьком шалашике посреди Мёртвого океана от этой ручки в меня проникает свет и тепло, и мне хорошо, хотя я часто голоден, и денег нет заплатить за свет… и надежд на работу тоже – Советский Союз пал, и вместо красивой мечты на поверхность выплыло что-то несуразное, но очень знакомое, с такой дремучей свалки, что только Небесный Ассенизатор смог бы разобраться в этом всплывшем непотребстве, только слабо ему, ковыряться в этой куче нас, таких разных. Вместо рубиновых звёзд курицы-мутанты, вместо идеи одно желание – выжить, и вместо людей - сплошной мусор с загаженными душами и глазами. Сколько судеб спущено в унитаз!

А я чувствовал себя королём на именинах, потому что мне достался самый большой выигрыш, я на свалке нашёл лотерейный билет на Вечную Вечность безмятежных дней – у меня есть Королева… конечно, её нельзя особо поздравить, ведь у неё всего лишь бестолковый неудачник… по совместительству Мусорщик… от этой должности прибытков никаких, только гемор, да, жизнь порой так несправедлива, и браки так неравны – Венера и Поссидио… непостижимая Россия с великой историей и мелкие паразиты в Кремле, ползающие на её проспиртованном трупе.

***
- Будем заниматься недвижимостью! – предложил как-то Лёха, и лицо как у кота, свистнувшего чужую сметану. – На тебя откроем абонентский ящик на почте, дадим объявления в газету, что покупаем дома, авось что-то и нам обломится!
- Как ты будешь покупать дома? – не понимал я, слушая вполуха, думая, что бы можно было толкнуть, чтобы потом прикупить. Но ничего в голову не приходило – увы, мин херц, и у нас, непостижимых авантюристов люков с нечистотами, бывают паузы в фантазиях.

- Легко! Протиснемся между теми, кто продаёт и теми, кто покупает… будем бабосы грести! – учил меня Мохов, мелкий тип с ухватками гиены, и вскоре мы до темноты за отсутствием машины и велосипеда мерили чужие улицы, чтобы осмотреть объект и потом искали, кому бы его всучить и состричь купоны. И хотя варианты наклёвывались, но получить свой навар сложновато – нет никакой гарантии, что кто-то посчитает нашу суету трудом и заплатит.

Помнится, мы стояли у заплёванного окна в коридоре, Лёха курил, небрежно тыкая окурки в консервную банку.
– Поверь мне, друг, я сделаю всё, чтобы ты выбрался из этого ада… вот увидишь, раскрутимся, и купишь себе хату на берегу моря. Ты только не забывай абонентский ящик проплачивать, - попутно командовал он, тёртый калач, ну ещё бы, пока я учился в одном институте получать и бить в морду не по паспорту, в другом чинить космические корабли, которые бороздят просторы Вселенной, а в третьем долбать детишек Бейсиком по кумполу, он уже и там пообтесался, и тут кое-что спёр для хозяйства. И неженат, свободный волк на тропе войны, хотя и старше меня.

- Поосторожней ты там, - волновалась Королева. – Не нравится мне твой приятель, мутный он какой-то… глаза у него нехорошие… жадный… втянет тебя ещё в какую-то историю…
- Малыш, ну нам нужно как-то выкарабкиваться!
- Всё получится, мой родной! Ты только себя береги… мы так тебя ждём, - она гладила меня по уставшим плечам, и проходила боль от мешков, что мы грузили на станции ради куска хлеба. - Мы как-нибудь потерпим, я тут приработку нашла, буду репетиторством заниматься, в институт готовить, - продолжала моя благородная девочка, у которой от недосыпа и недоедания уже круги под глазами. Я целую их снова и снова… я счастлив, и мы вместе намываем нашу Принцессу в маленькой ванночке, поливая из ковшика. Воды горячей в общаге нет, мы на кухне согрели, попутно поглядывая, чтобы никто не плюнул в воду или не отлил, нравы тут простые, чай не из филармонии народу накидало.

А по телику мой двойник Поссидио говорит, что и в отбросах попадаются очень вкусные продукты, после чего шпарит дикий закадровый смешок. Режиссёр будет доволен, и если это крутят, значит, есть ещё и такие как мы… русские дураки.

Вот и Поссидио придурь, над ним легко смеяться – такая беззащитная и беззлобная мишень, копающаяся в мусорном баке в поисках съестного… скоро мы все такими будем… все, кто не научился резать других и давить в подворотнях малого и большого бизнеса.

Два месяца как проклятые, мы рыщем, где бы что-то найти у продавцов, и на объект подыскать покупателей. Первые ломят цену, вторые не хотят платить посредникам… Королева терпеливо ждёт меня каждую минутку… день за днём… а вечером следующая серия, и я начну стирать… пока я разгребаю подписи на пелёнках, она переживает со мной за все наши плохие новости… и мы говорим… говорим… говорим, забывая о времени.

…Пособие безработного кончается… мы на мели… и мои родители, всё ещё не смирившиеся с бесприданницей невесткой, хотя в глазах Поссидио ставшей подлинной Владычицей Вселенной и моего сердца, ничем не помогают, грезят, когда я приду с покаянной жалобой на судьбу, и тогда… а что тогда?… неужто всё ещё согреваются грядущим слиянием с крупным капиталом? Да пошли они! Житейская мудрость всё чаще оборачивается скотством, без любви, но палёным свиным рылом в ананасах…

Ну нет, фазер… я знал, на какие ворота пёр, как баран… и горевать нам рано… мы ещё половим рыбку в мутном потоке!

…Надо отдать ему должное, Лехандро не ленится, суетится, однако на все опасные базары вперёд выдвигает меня – может потому, что у меня глаза не колючие, вид увальня… словом располагает… или уже тогда он подозревал, чем всё это кончится, и меня толкал вперёд на убой.

И вот нам клюнуло – один хрен продаёт квартирёшку, а самому искать влом… мы водим покупателей, показываем… расписываем красоты проживания в промышленной зоне рядом с туберкулёзниками из соседней тюрьмы… шучу… об этом глухо молчим, как в танке. Да и промышленность страны накрылась потухшими трубами, так что выбросов стало гораздо меньше.

Вроде даже получилось! Только всё, что мы, посредники, срубили на этом дельце, куда-то уплыло.

- Лёх… ты бы мне денег тоже подкинул, а то на встречи стыдно ходить в этой курточке, - подкатил я к напарнику.
- Погодь, деньги будут, просто нам нужны хоть какие-то колёса, чтобы по адресам не тереть башмаки… а ещё лучше офис, где можно вести дела, - отмазался Мохов и купил у кого-то старый мотоцикл «Урал», без коляски и без глушителя, так что мы разъезжали с ветерком и скрежетом. И видать, слишком шумели при этом, потому что на нас наехали. На очередном адресе нас уже ждал джип и четверо отморозков хрен знает, с какой горы.
- Пора вам башлять, деловые! Кто у вас босс? – рявкнул главный мордоворот из бригады, и Лёха как-то вжал плечики, вроде он тут мимо шёл. А мусорщики не сгибаются, у них дурь колом в позвоночнике сидит.

Платить мне нечем, для верности я вывернул карманы, а при случае мог бы предъявить им содержимое желудка – с утра ничего не ел… Когда бандосы приставили к моей голове пушку, мне популярно объяснили, что в этом бизнесе по недвижимости все места заняты, и хотя я совсем не понимал, чья это крыша – то ли ментовская, то ли гэбешная, отморозки представились «от Палыча», а таковских у нас на Руси как собак нерезаных, хватай прямо в палатах государевых, расстреливай, на сто раз триста попаданий, ни разу не промажешь… но как только наша тёплая встреча закончилась, я расстался с планами на сытую жизнь посредника.

Узнав по зрачку ствол Макарова, я почему-то подумал, что они тоже дураки, как мы, но в отличие от меня, они дураки злые, и могут выстрелить без угрызений совести… и тогда я не вернусь в одиннадцать вечера домой и не увижу зелёных глаз моей Королевы, которая на меня ворчит:
«Поссидио, ну какой же ты грязнуля! Почему твой товарищ на мотоцикле, а ты пешком всё?»
Поэтому я сдержал характер и не нагрубил этим добрым людям без мозгов, подумал, что надо завязывать с риэлторством… а то так вместо одинокой бабки придавят в подъезде… чтобы не мешал беспредельщикам качать их бабло. Вот только подумать подумал, а вовремя слинять в тот раз не удалось – ох уж этот работун, то там люк поднять, то тут собой выгребную яму подровнять.

А тут как-то подъехал на служебной тачанке мой отец.
- Ну ты когда остепенишься? - начальственным рявканьем он учинил допрос. - Мне уже на работе кости моют, что отпрыску ничем не помогаю, а его уже ветром шатает… доходяга… приходи домой на ужин, поговорим.

Я кивнул, и когда отец отъехал, подумал: «Что такое – «приходи домой»? Кого это зовут – меня или нас? У них есть внучка, у внучки есть мама, моя Королева, их сноха… но это – приходи на ужин… кажется, к моим лапкам и не относится»… Идти совсем не хотелось, и я поделился с самым родным мне человеком. Она вновь, само благородство! их защищает:
- Сходи! Это родители, и ты не должен на них держать зла. Ведь они пытаются тебе показать наглядно, что ты, женившись на мне, выбрал самый сиротский удел… а мог бы осчастливить их другой, более выгодной партией. Ну та же наследница автомойки чем не вариант!

Это она уже с перегибом… всё-таки ей горько… что всё так складывается не в её, а значит, и не в нашу пользу.
- Не автомойки, а авторынка… но это дела не меняет. Не пойду!

- Да, такой ты не пойдёшь, что это у тебя за пятно, - ну вот, прокол! Она заметила, что на моих джинсах кровь… результат второй встречи с крышевателями… «бестолковых поучим, ещё раз попадётесь и не отстегнёте за бизнес – башку снесём», приговаривал их бригадир, когда меня слегка пинали… Лёха успел просочиться в толпу, меня обрабатывали несколько торпед, кровь хлестала из разбитого носа, средь бела дня получил... и никто не сказал против и не позвонил в милицию, а что звонить – все знают, менты - те же бандюки, только в одинаковой форме и с лицензией на отстрел мирных граждан… люди привыкли к дракам и убийствам, и даже отворачивались, чтобы потом не попасть в свидетели. – Всё, прекращай ты с ним шататься, это не работа, я боюсь… так и убить могут, и мы останемся без тебя совсем сиротинки… пожалей нас, Поссидио! Дай-ка я это застираю на руках, - она заставляет меня снимать окровавленные джинсы, и я в одних трусах тянусь за «Стрелкой», и тут колет в бок… всё-таки ребро сломали, сволочи... и я прикусил губу, чтобы не огорчать её… единственную в Космосе душу, которая пожалела и полюбила Мусорщика. Ничего, всё пройдёт… не в такие шагали дали…

Принцесса не понимала, о чём это мама, но её глаза так заглянули мне в душу, что я понял, что не стоит доводить заоблачных лентяев до греха… ну не моё это – встревать в эти сделки, я же дурачок Поссидио, и превращаться в умного мне уже поздно.
- Всё, милый, иди к родителям, раз зовут, передавай привет от Принцессы для дедушки и бабушки, - собрала меня на ужин моя милая, и я с тяжёлым сердцем пошёл на разговор.

***

- Ну что, ты думаешь на работу устраиваться и из конуры выбираться? – грозно спросил отец, когда я пришёл в мой уже не совсем мой дом.
- Думаю… хожу на биржу… но по моей специальности работы нет.
- И далось тебе это – кому нужны учителя по компьютерам, когда ещё ни в одной школе нет нормальной базы.
- Сейчас нет, но появится рано или поздно…
- Появится… только не быстрее, чем рак на горе свистнет или Ельцин на рельсы ляжет…
- Отец, - встряла мама, - ты ведь дедушка, хоть бы к внучке пришёл, гостинчик принёс… надеюсь, нам прийти к вам можно?

Последняя фраза ко мне... Как я не люблю эти интриги мадридского двора! Сначала нас после свадьбы выставили из дома в эту общагу, а теперь с листа разыгрывают сцену, что им прийти нельзя… но я молчу, как наказывала Царевна-Лебедь – она не хочет, чтобы я ругался с роднёй… никого ведь не переделаешь, только нервы испортишь.

- А что мне туда идти, там даже стула нет, позорище! - гремит папан. - Подумать только! Наш сын в бомжатнике среди алкашей и зэков… у них там людей каждый день убивают, а он не чешется… слыхал, у вас опять кого-то прибили на лестнице?
- Да, это вчера… на третьем этаже, - напустив на лицо маску легкомысленности, в тон ему играю я, а что мне остаётся, плакать что ли? Они только и мнят… разнюнишься, и начнут потчевать рекомендациями… с кем мне по жизни идти… а кого посылать подальше.

- Ну конечно, только вчера и всего лишь на третьем, - чего-то добивается отец, только чего, не пойму… и какая-то торопливость, чешется… что у него на уме на вечер? – В общем так. Выбирал себе жену ты, наши советы тебе были не нужны… Вот теперь колупайся, как хочешь. А понадобится жильё - там у твоей… есть бабушка в Гороховце, дом в деревне. Продай дом, купи жильё…
- А бабушку куда? – всплеснула руками мать, как будто не зная, что они уже всё обговорили.
- К себе возьмут, потеснятся, - повторил заученный урок отец, не зря его мать неделю строгала.
- Продать проблема, да и задорого не продашь, там считай та же деревня, - чешу репу я, а сам думаю, нахрена мне такие советы. – Тут на такие деньги разве что комнату в общежитии выкупишь… свои девять метров.

- Ничего, было бы с чего начинать… вы сначала продадите, может и получится что-то, - отец завершил семейное чаепитие высоких договаривающихся сторон и радостный почесал к телевизору – наши со шведами в Германии, хоккей, ядрёна вошь, его не кантовать!
- Сынок… тебя твоя кормит хоть? – спрашивает мать в прихожей, когда я надеваю бахилы ботинок.
- Мам, ты не переживай, она меня кормит лучше всех!
- И лучше меня? – ревнует материнское сердце.
- Лучше всех на свете! – не скрываясь, отвечаю я, пусть даже ей это и не нравится. А как ещё говорить про Королеву… даже за глаза… только так, ведь я блажен… при этом я даже не лукавлю… сухарик из рук милой дороже всех деликатесов на свете, шалашик дороже всех дворцов, если в нём ждёт Она. И хотя меня нашли на мусорке, но только мы, порождения свалок, знаем, где отыскать бриллиант. Обычно он в самом мерзостном испражнении… которое обходят все стороной… сиротливо так лежит себе, пока вдруг корочка коровьей лепёшки не засохнет, и не засияет он для тебя… может быть, поэтому я и стал… мусорщиком.

***
- Продать нормально дом нереально в тех местах, там же все без работы, денег ни у кого нет, - Королева задумалась. – И бабушку взять к себе… это же целая проблема… как она тут приживётся… у неё там все подруги на лавочке… какой-никакой огород. Ну… если у нас нет другого выхода, и твои всё равно ничем помогать не будут… продавай!

- Ничего, зря что ли я два месяца прыгал по чужим домам, если надо, то всё получится, - хорохорился Поссидио, и моя милая грустно улыбнулась… И я порой ловлю себя на мысли – ну я-то, допустим, знал, что она Королева… а знает ли она, что ей достался Мусорщик?

* * *
За время, пока не видел Лёху, он неожиданно поднялся. Ну ещё бы, меня сдал под каток, сам подмазал, подлизался, и был милостиво принят "крышей". Ведь им тоже самим работать не в кайф, а этот парень шустрый, свой шанс не упустит. И вот у него уже конторка, свой автомобиль, пока «шестёрка».
- Слышь, друг, тут надо продать дом в Гороховце, ты как, поможешь? – спрашиваю у бывшего компаньона.

- Не вопрос. Найду тебе покупателя. Но ты мои расценки знаешь? Вот официальная такса, отстёгиваю только в путь, и пятьдесят тонн сверху мне лично, колёса хочу купить поновей.
- Ну ты размахнулся… да я вряд ли весь дом за столько продам, а ты про колёса!
- А ты постарайся, чтобы и тебе хорошо, и мне капнуло.
- Ну тогда давай так – я по таксе плачу как положено, а эти пятьдесят тонн даю, если ты не берёшь ничего с покупателя. А то получится, ты два раза одну и ту же корову подоишь…

- Лады! Беру деньги только с тебя, покупателя щипать не буду, - ответил крутой риэлтор, и буквально через несколько дней он подкидывает мне клиентку – беглянку из Грузии… со всех национальных окраин русских выжимают… вот и она собрала вещи в контейнер, продала по дешёвке квартиру и с двумя дочерьми и внуком уехала… три женщины и один малыш, вот и вся команда. Этим ещё повезло… хотя как знать… можно из огня в полымя попасть… на земле, которая резко для всех стала чужой.

Но когда она появилась в России, денег, что выручены за квартиру, не хватало ни на какой угол – тут другие цены… и правит воровская камарилья, почище снаружи, но ещё мерзостней изнутри.

Всё это мне слил Мохов, и я познакомился с беженкой. Первое, что бросилось в глаза – её печаль и страх… страх за своих… попасть в чужую далёкую землю без родных и близких… и отчаянная попытка найти себе, где упасть… где растить ребёнка… и ещё… боль… за то, что жили в одной стране, а теперь в каждой национальной республике на поверхности такое же дерьмо плавает, как и у нас… только наши демократические бандосы перед камерами ещё в галстуках и руки моют перед каждым разделом страны, а там резали всех несогласных и выдавливали без разбору. Просто вламывались в квартиру и выносили вещи… пока она стоит и молчит, прикрывая собой детей.

- Вот все мои деньги… у меня больше ничего нет… мне сказали, у вашей родственницы дом… я хочу посмотреть.
Денег негусто… продав дом, мы всё равно не могли бы купить угол, и переселиться из наших девяти метров на загаженном этаже… Поссидио чесал репу… но как можно отказать этой несчастной?
- Поедем, посмотрите, может, сойдёмся, - решил я, и отец, вдохновлённый, что нищая сторона хоть что-то вкладывает в создание уюта, послал с нами шофёра на служебной таратайке. В Гороховце осмотрелись - дом обжитый, и дровишки в сарае, и вишнёвый сад, всё ей понравилось. А Бабушка Королевы на всё согласна, лишь бы внучке полегче было, весь смысл её существования – служение единственной родной кровинке.

Беженка всю дорогу обратно умоляюще смотрела на меня – соглашусь ли я отдать за несколько бумажек это сокровище, пусть в деревне, но в России, далеко от резни и разбушевавшейся национальной вражды бывших строителей коммунизма.

На выезде из города дорогу перегородила «девятка»… опять бандиты, да откуда же вас столько повылазило на Руси? И как прознали?

- Чё, дом продаёшь? А ты в курсах, что тут все сделки идут только через меня? – заявил мусор мусорщику. – Я отказа не принимаю, отсюда не выедешь.
- Не продаю – уже продано. И это не сделка – продал своё, не посредник. А если есть вопросы – позвони Палычу, - наобум ляпнул я, ну зря что ли мне ребро ломали с этим именем на устах. Однако местный щипач поутих, видать, их телеграф работает… и благодаря неведомому авторитету мы смогли живыми выехать из Гороховца. А то заставил бы продавать дом не за цену старого мотоцикла, а за три кусочека колбаски. Вокруг лютуют беспредельщики, пока наверху взрывают за нефтяную трубу, внизу душат за пакетик йогурта. Но дуракам повезло… на этот раз.

Так мы продали дом бабушки, вот только одна незадача – Мохов меня всё-таки кинул. Когда мы уже получили деньги, женщина призналась, что больше у неё ни копья, потому что последние пятьдесят тысяч она заплатила деловому с такими глазами… как у гиены. И мне пришлось из этой пачки ничего не стоящих денег оплачивать доставку контейнера с пожитками и самому разгружать.

Ну лан, думаю, Мохов за деньгами не явится, ну не настолько же он наглый, и там и тут стричь овец. Но я ошибся. Он подъехал со своими новыми дружками, и один как раз тот, что мне ребро ломал. Узнал, улыбается… мы теперь связаны… метёлка и бумажка… всех ветерком в кучку сдует, дай срок.

- Продал дом? С тебя пятьдесят тонн, как договаривались, - с порога заявил мне мой сердечный друг по навозной куче.
- Постой-постой… ты уже взял с покупателя, мы же договорились, что берёшь только с одной стороны. Так же нечестно! Я на свои деньги оплачивал их переезд и перевозку контейнера, потому что ты вычистил последнее.
- Ты хотел продать дом? Я тебе помог? Короче, гони бабки, а что я взял с неё, тебя не колышет…
- Ну а если я не согласен и не отдам, - пробовал упрямиться Поссидио.
- Ну смотри! У тебя жена… дочка… дверь то хлипкая, пни и развалится. Не доводил бы ты меня до греха… я в такой упряжке, что могу перешагнуть через всё. Не заплатишь - очень сильно пожалеешь.

Он мне угрожал. Ради несчастных бумажек готов убивать направо и налево… вот что прочитал я в глазах гиены. Такова цена нашей несостоявшейся дружбы. Я зашёл в шалашик, вынул из целлофана деньги, отсчитал требуемое, и вынес ему в коридор, на то самое место, где он клялся в дружбе и обещал помогать нам убраться из трущобы.

Поссидио расстаётся с деньгами легко – ведь не деньги греют душу мусорщика, а чистота во всём… и вымогатель удовлетворённо хмыкнул…
- Вот теперь живи. Ты бы знал, что мы делаем с теми, кто сопротивляется, - и развернулся. Да знаю я, в курсе, как они находят алканавтов и пенсионеров и заставляют их подписывать дарственные… а потом вешают на шею батарею и в Москва-реку. На этот раз Пиковая Дама прошелестела мимо Поссидио, и эта смерть была совсем не старая… не в отцветшем и опавшем саду… а на розовом кусту белый платок наших испачканных ненавистью сознаний.

- Ну и правильно сделал… я так рада, - Королева целовала меня, и губы её были слаще мёда и ярче розы, и отступила от души тоска… нам хорошо, мы любим… и у нас есть будущее. А у Моха будущего нет… сейчас он добивает ослабевших, потом и его добьют, как поскользнётся. В России бизнес всегда замешан на крови, и отличие кремлёвского бизнеса от дел местной братвы только в масштабах, возможности замазать дела и перевести стрелки на других.

* * *
- Кто ты, о, Выживший Эль Президенте? – вскипел над бурлящими потоками людей голос диктора. – Ты самый умный? Ты самый трудолюбивый? Ты самый везучий?
- Да, я самый умный, да, я самый трудолюбивый, да, я самый везучий! – отвечал Эль Президенте. – Потому что я их всех убил.

* * *
Я притащил оставшиеся деньги отцу и положил на стол перед ним. На них ничего не купишь, и мы оба знаем это. Но он ведь так хотел, чтобы мы загнали дом старушки, и она теперь ложилась бы спать на раскладушку у двери в той же комнате, где на продавленных пружинах древнего диванчика скрючились мы. Она каждый день просила её сбросить в дом престарелых, но я слишком хорошо знаю, чем там кормят… нет, мы своих не бросаем, тут нет никакого благородства, просто мы не можем иначе.

Наши хоккеисты победили у шведов, хоть кому-то праздник, и батянька согласился, что теперь и он может включиться в решение наболевшей жилищной проблемы.

- Папа поговорит с Лепешинским, у них там дом будет строиться… купить пока ничего нельзя, но можно вложиться в котлован, без отделки, это дешевле выйдет, через несколько лет будет вам своя квартира, - сказала добрая мама, как-никак она когда-то была Правительницей Вселенной, и у неё тоже на памяти период, когда рядом цветёт и пахнет счастливый Поссидио. И она моя мать, а он – мой отец, а это всех к чему-то обязывает.

- Конечно, придётся подождать… пока стройка века идёт… так что… живите там. А я вам буду молоко привозить для внучки, тут на Пиковом Поле козье молоко продают хорошее, - неожиданно смягчился батя... и я послал «спасибо» нашей сборной, хоть какая-то польза от бестолочей на коньках.

Мы смотрели друг другу в глаза – он, бывший ассенизатор земли русской, и я, Поссидио, действующий чистильщик, хуже которого и нет, потому что лучших всех убили. Бывший, потому что его безумие позади, то безумие, когда ты бросаешься очертя голову за карими глазами любимой, и терпишь и стужу и зной, прижавшись друг другу, прилепившись так шибко, что не разжать никому.

А моё безумие… оно продолжается… я знаю, что я приду сейчас в маленький шалашик с номером «209» на втором этаже, где меня ждут три моих женщины – Королева, Принцесса и… Бабушка Королевы… единственные существа, которые любят меня не за что-то, а просто так, волнуются за меня и прощают, что я такой непутёвый дурачок, без работы, без денег, в застиранных джинсах и рваных кедах, пусть я хромой, с выбитым глазом… поломанным ребром, тяжёлым характером и дурной кровью, отягощённой придурью и наследственностью… какой бы я ни был, я принадлежу им… и я буду рассказывать им сказки на ночь… вспоминать про мою первую игрушечку, брошенную милой воспитательницей в мусор… и напевать ещё одну волшебную песню… Мусорщика.

***
- Поссидио, почему ты не женишься?
- У тебя устаревшие сведения, Эль Президенте! Я женился.
- И кто та безумная?
- Она настоящая Королева… во всём… от пяточки до кончиков волос!
- Почему же она вышла замуж за мусорщика?
- Не знаю… может быть, она надеется, что я не мусор, а тот, кто очистит мир от мусора.
- Ты странный, Поссидио!
- Да, я странный… как все те, кто любит и любим. Придёт время, что на планете останутся только такие… странные… но при этом очень счастливые.

(хлопки в студии)
- Стоп-стоп-стоп! Откуда взялся этот текст? Что вы тут лепите в прямом эфире? И кто отключил смех за кадром? Это что, розыгрыш? Я понял, это шутка… так?
- Шутка, это когда всем смешно, - отозвался ненароком попавший в кадр человек в замасленном переднике.
- А вы кто вообще такой? – режиссёр лихорадочно листает сценарий, оператор в шоке, поэтому забыл отвести камеру.
- Я уборщик… меня зовут… Поссидио.
(хлопок падающего тела – режиссёр в глубоком обмороке)

* * *
Я не знаю, зачем он подкатил на новеньком сарае. Я проплывал по улице с пакетом, в котором, устроился-таки учителем информатики на два дня в неделю, нехитрая еда для моих девчонок с первой получки.

Сначала не обратил внимания, как по дороге притормозил джип – такой сеновал с затемнёнными окнами. Бибикнуло. Я оглянулся – на переднем месте – Лёха Мохов… напряжённо так смотрит, оценивает – узнаю не узнаю, встречу или сделаю вид, что незнакомы… рядом - наверное, его избранница… На тощих плечах так глупо смотрится малиновый пиджак… а у меня мысль: «Кого вы грохнули за этот пиджак, сэр?»

- Здорово, счастливчик… чего улыбаешься? - он тянет вялую руку, и тут бы не пожать… но… поглядев ему в мёртвые глаза… вспоминаю про его предательство… и жму.

Девушка вылезла из таратайки, сверкая вещами из чёрной кожи, закурила тонкую сигарету, отвернувшись.
- Да так… настроение хорошее, - отвечаю я. А чего мне горевать – меня дома ждут любимые, сейчас мы будем обниматься, возиться на диване, агукать, Королева состряпает обед, я пойду гулять с колясочкой, в которой вся надежда. Всё здорово, и я улыбаюсь жизни.

Мохов поджал губы, как будто его что-то гнетёт. Что его так тянет – неужто груз погубленных жизней? Или чует падальщик, что и по его душу звоночек? Его мадам капризно выпятила губку, типа «ну ты скоро?»
- А я смотрю и удивляюсь, ты не ты! Тебя и не узнать… и раньше не грустил, а теперь просто светишься.
- Да всё путём, вот и свечусь. Ты-то сам как?

И тут… он одарил свою подругу… каким-то пустым взором… смотрит на неё, как на дорогую вещь… да и она на него как… на вещь… и я осёкся… из соседнего облака выворотили урну, и пошуршали мысли… они не любят друг друга… ведь любовь не в машине и не в деньгах… а в сердце… в глазах… и если нет света… бесполезно всё.

А ведь Лёха далеко не дурак… не повезло ему, слишком умный… и по его лицу, искажённому внутренней болью, заметно, что он тоже кумекает...

- А я вот так… всё есть – и дом… и фирма… это моя невеста… да ща, едем, обожди в машине! – делано вежливо приказал он, и курилка, фыркнув, хлопнула дверцей, сидит насупленная.
- Ну так радуйся, если всё получилось, - подмигиваю я, а сам уже тороплюсь… но не каждую же минуту разгребать чужую помойку… тем более что тут особо и не хотят. А меня ждут дома… самые милые… самые благородные… самые чудесные сердца на свете.

- Аха… радоваться можно… только что-то не получается… хотел у тебя спросить, от чего тащишься ты?
- Я же говорю, погода классная… и на душе легко, - отвечаю я без каких-либо обид за прошлое.
- И всё-таки ты не ответил, - напирает бывший напарник и нынешний бандит. Да, права Королева, плохие у него глаза… осмысленно загаженные.

- Слыхал такую поговорку – если пить, то шампанское, если грабить, то только банк, а если жить, то с королевой… ты что из трёх составляющих выбираешь?
- Каверзный вопрос, - напрягся малиновый пиджак, - наверное, судя по всему, я уже выбрал... конечно, банк.
- А я выбрал третье… самое вкусное. Вот и все дела. Ну бывай! – оставляю его в недоумении. Хотя чего тут морщить лоб? Отчаливаю, пока он не потянул меня разгребать его жизнь, где навалено каках выше головы… нет, сегодня у мусорщика выходной. Да и не поймёт он, наверное, что такое, когда тебя любят и ждут. Реальный пацан выбирает деньги… и не признаёт таких виртуальных ценностей, как любовь…

Я иду, а он всё ещё сверлит в спину… завидует… или гадает, почему я его простил? Ну простил и простил, дурак я, ты что, забыл? Счастливые зла не помнят… зло копят в себе только несчастные…

Я поднимаюсь на второй этаж, открываю дверь с цифрами 209, крепко прижимаю к груди тех, кого люблю… Королева светится… Бабушка Королевы само сияние… и Принцесса, Огненный Вихрь детских радостей… журчит… ручками машет… как же славно жить на свете, друзья мои! Меня тут ждут, мне рады, а что ещё нужно для счастья?

- Чем тут у вас так славненько пахнет? – принюхиваюсь, а рука уже тянется к кастрюле, но шлёп по руке, это Королева.
- Поссидио, какой пример дочери! Мой руки перед едой! – командует Её Величество. – Мы сварили борщ, какой ты любишь!

Я блаженно щурюсь, как будто гляжу на солнце – передо мной близко искристые изумруды её глаз… и я знаю тайну мира - никогда ни на кого не свете больше не поглядят так… да, жизнь без любви – это сплошная помойка посреди рая, а в любви – рай среди Мёртвого моря загубленных судеб… тот, кто не хочет быть мусорщиком, будет мусором, иного не дано… мне повезло, я с радостью и с головой окунаюсь в дерьмо… блин, и охота мне толкать речи на субботнике по всеобщей зачистке… да да, в самое дерьмо, не бойся его, именно там и хранится алмаз твоей любви… или брильянт, как повезёт… Делать ничего не надо, просто увидишь кучу и ныряй… вот же оно, вот родимое … по уши, как заказывали ещё наши предки, сплошные иванушки-дурачки, гении утилизаторы! Ах, какой навоз! Чуешь, как в нос шибает? Россия! Хотя нет, не дерьмо… понюхай… какие, однако чудесные фиалки! Извини, родное сердце – тут уже всё чисто…

- Ну ты идёшь? Руки помыл? – как я люблю этот голос, чудесный голос Ласковой Отрады моей. - Иду, иду! – пожалуйста, не надо больше включать закадровый смех, как-то не вяжется такой идиотский хрюч… и моё счастливое лицо в кадре… пускай оно принадлежит хромому одноглазому мусорщику в вечно грязном рабочем переднике, небритому старикану со всклокоченными никогда немытыми волосами, в них стружка и нитки… но оно всё равно счастливо, моё лицо… потому что меня зовут – Поссидио, и я не ограбил банк… я не выпил шампанское… мне повезло… я женился… на Королеве.

------------------------------------------------------
иллюстрация - http://s55.radikal.ru/i149/1004/19/f6aa40f062a5.jpg