И боги войны погибают

                «И  «боги войны»  погибают…»



«Пусть он ушёл, твой друг. И навсегда
Какой-то луч погаснет в свете этом,
Исчезнет в мире капелька тепла,
Которая согрела бы планету.

Не надо, не нужны слова,
Пусть даже нужные кому-то,
Но в этот миг словам не верю я,
Заменит их молчания минута»

/Михаил Шустов, 1.12.1963-12.11.1983,
артиллерист-корректировщик/



Предисловие от автора


       Офицерские вдовы, так и не дождавшиеся своих любимых.  Офицерские  и солдатские матери… Офицерские дети, так и не увидевшие своих отцов…Только память о них – какими были, что любили – останется навсегда. Как самую дорогую реликвию хранят во многих семьях погибших последнюю фотографию, присланную в письме из Афганистана.   Невозможно поверить, что ЕГО уже нет и не будет. Но, как поётся в одной афганской песне, «только кажется порой, они должны к нам возвратиться…»  Как хочется этого! Они – сыны наши. Они всегда должны быть с нами.

    В основу рассказа положена реальная история офицера-артиллериста, погибшего в Афганистане. Все фамилии изменены.



                1


   Звонок прозвучал звонко и требовательно, возвещая об окончании урока. Но  в классе никто не сдвинулся с места, явно не собираясь выходить на перемену.

-Так, ребята, продолжаем слушать нашего гостя. Сегодня у вас запланировано подряд два моих урока биологии, так как Вера Степановна заболела, истории не будет. Мы с вами решили провести «Урок мужества», пригласив участника войны в Афганистане в канун праздника 23 февраля.  Майор Невский очень интересно рассказал нам о работе  военных врачей по спасению наших раненых бойцов и командиров.   Какие ещё у вас есть вопросы, задавайте, не стесняйтесь.

-Елизавета Никаноровна,  можно я спрошу товарища майора?

-Конечно, Вадик. Только подними руку и  встань, пожалуйста. Не надо говорить с места. Я уже в  какой раз напоминаю всем о правилах поведения.  Наш дорогой гость решит, что вы не девятый класс, а  сборище непослушных ребят и девочек.

  Полная пожилая женщина погрозила пальцем  всему классу  и улыбнулась. Её глаза остались по-прежнему печальными, в них словно навсегда поселилась грусть.

  Худенький паренёк с последней парты поднял руку, затем встал и протараторил свой вопрос, при этом он смотрел не на офицера, а на свою классную руководительницу:

- Расскажите, пожалуйста, как воевали советские артиллеристы на земле Афганистана, особенно хотелось бы услышать о работе корректировщиков огня.

  Майор Невский с удивлением смотрел на школьника, который, задав вопрос, уселся на место, с победным видом обводя взглядом своих одноклассников.  Александр взглянул на учительницу, лицо которой приняло напряжённое выражение.

- Я удивлён этим вопросом. Я  весь предыдущий урок рассказывал о своей службе в Афгане, и мне показалось, что все должны были понять, что по профессии я врач, а не артиллерист.

- Сын Елизаветы Никаноровны был офицером-артиллеристом, он погиб ровно пять лет назад в 1986-м, ему не было и двадцати пяти. Мы всем классом ухаживаем за его могилой, обязательно приходим к нему на день рождения 18 сентября и на день гибели 16 февраля.  Вот и три дня назад навестили Виктора Ивановича.  Да, конечно, мы знаем, что вы были врачом, но нам интересен ваш взгляд на службу корректировщиков огня, наверняка, вы можете что-то припомнить из своих впечатлений, -  смуглая, кареглазая девушка поправила  рукой чёлку и села  за парту.

- Мне очень жаль, Елизавета Никаноровна. Я не знал о вашем горе.  А вы, ребята, молодцы, что чтите память погибшего офицера.  Вы правы, я видел артиллеристов в работе во время участия в рейдах.  Ну, что ж, пусть это будет рассказ непрофессионала. Попробую припомнить свои впечатления.



                2

    Это был сентябрьский рейд в самые  первые месяцы после прибытия в Кандагар.  Автоперевязочная, на которой, как обычно,  я выехал для медицинского обеспечения рейда, расположилась при управлении Бригады (70 Отдельная мотострелковая бригада).  На второй или третий день  меня направили на бронетранспортёре к стоявшим неподалёку  артиллеристам  - надо было оказать срочную помощь раненому офицеру.
 
   Фельдшер, конечно, на месте помощь оказал,  наложил на ногу  жгут, сделал перевязку, ввёл обезболивающее,  но требовалось переливание кровезаменителей, обработка ран.   У капитана оказалась перебита осколками рука, а правая ступня держалась на клочке кожи.
 
    Прямо под небольшим  брезентовым навесом я промыл раны,  стопу пришлось ампутировать,  ввёл антибиотики,  наложил  чистые повязки и транспортные шины на ногу и руку, ввёл несколько флаконов кровезаменителей.

    Вертолёта пришлось ждать довольно долго – обстановка не позволяла ему приземлиться из-за обстрелов.  Он прилетел только утром, так что требовалось  наблюдать состояние раненого постоянно, вводя то или иное лекарство.  Иван, так звали офицера, держался мужественно.

   Душманские  зажигательные ракеты продолжали лететь в нашу сторону, однако падали они, как говорится, вразнотык, гдё придётся.  И чем дальше, тем эта стрельба – лишь бы куда, становилась очевиднее. Мне так объяснили эту стрельбу душманов артиллеристы: до нашего прихода сюда вся местность была ими пристреляна, но когда наши артиллеристы начали накрывать одну за другой их огневые точки, остальным пришлось сниматься с насиженных мест, выбирать новые, более защищённые.   А новая позиция, в сравнении со старой, пристрелянной, это, как говорится, сбитый прицел.  К тому же и с новой позиции наши артиллеристы не позволяли душманам вести прицельный огонь.   Спустя несколько часов душманские термитные ракеты вообще прекратили прилетать с гор. И у наших артиллеристов вроде бы работы поубавилось.  А потом наступила такая тишина, что, казалось, можно услышать, если очень напрячься, как мигают на  вечернем небе  первые крупные звёзды.

   Так продолжалось до полуночи. А потом началось…

   В пяти километрах от позиций наших артиллеристов, среди полуразвалившихся стен старого караван-сарая, ещё засветло   был оставлен по просьбе афганского командования взвод. Задача его – обеспечивать безопасность движения по дороге, которая пролегала в ста метрах от того караван-сарая, заброшенного потому, что дорога возле него была асфальтированная и по ней мчались не верблюды, а автомобили, им, как  известно, нужен не караван-сарай, а нужна бензоколонка. И вот в полночь затрезвонили телефоны на позиции у артиллеристов.  Командир того взвода доносил, что на них в атаку пошли душманские цепи.

  Подполковник  Кокунько это прокомментировал коротко:

-Обнаглели…

  С этого момента Герман Игнатьевич не отнимал телефонную трубку от уха, по-моему, часа два подряд.  Только один раз отвёл её в сторону и сказал мне, сидевшему в это время рядом с ним:

-Док, хочешь послушать, что там делается? – и протянул телефонную трубку.

   Я взял её и прижал к уху. Слабо, будто из-за толстой стены, слышалось уханье, треск эфира, голос: «До них уже шестьдесят метров. Я «Стекло», до них уже шестьдесят метров Они ползут…» Я поскорее передал трубку Кокунько.  Подполковник взял её и сразу стал говорить:

-Всё нормально. Не горячись. Ну-ка, дорогой мой, ещё раз поточнее координаты… Чудесно. Теперь смотри, как ложатся снаряды… Спокойно, дорогой, сейчас всё уладим…

   Рядом с палаткой ударило сразу несколько наших стволов.

-Как легли? – продолжал Герман Игнатьевич в трубку. – Ну вот, всё будет чудесно. Сейчас, «Стекло», будь повнимательней, ты меня понял, будь повнимательней, пусть твои пригнут головы, я ударю поближе. Понял… Всё будет хорошо. Только замечай разрывы и докладывай. Можешь? Всё будет чудесно, ты только не горячись.

   Опять за палаткой рвануло так, что ветер пошёл понизу.

-Откатываются… Ну вот видишь… Ты только разрывы замечай… Замечай разрывы… В обиду я тебя не дам, дорогой ты мой. Понял? Не дам… А сейчас будет ещё лучше. Замечай разрывы и говори мне… У нас тут всё готово, всё нужное есть. Главное – замечай разрывы и докладывай, - так ворковал в трубку командир, без промаха накрывая душманские цепи.

   -Взвод наш душманам там как кость в горле, - пояснил мне командир. – С того места взвод контролирует участок дороги в одну сторону на пять километров и в другую на столько же. А душманам надо этот отрезок дороги за ночь успеть заминировать, потому что утром по дороге пойдёт колонна афганских автомашин. Вот почему они и прут сейчас цепью.
 
   После интенсивного огня напряжение несколько спало.  «Стекло» успокоилось, хотя до утра ещё множество раз звонили телефоны на позициях артиллеристов, и они незамедлительно открывали огонь.

- Самое главное в таком деле, как сегодня, а других тут и не бывает – это артиллерийский корректировщик, - пояснил подполковник Кокунько. – Хороший артиллерийский корректировщик тут, как говорят в хоккее, полкоманды стоит… Как там, Ваня, док?

-Держится капитан. Скорей бы отправить его в госпиталь. Вертолёт скоро будет, Герман Игнатьевич?

- Да, уже на подходе. Готовь раненого к эвакуации.



                3

   Утром после той ночи я на вертолёте пролетал над караван-сараем, где был артиллерийский корректировщик с позывным «Стекло». И видел с высоты ночную работу артиллеристов – воронки от разрывов снарядов безукоризненно ровной строчкой впечатались в пятидесяти метрах от дувалов караван-сарая, за которыми были наши солдаты.  Артиллеристы знают, что значит ночью положить снаряды в пятидесяти метрах от своих. Ювелирная работа! Но она такая не ради, как говорится, искусства.
 
   Вертолёт высадил меня неподалёку от Автоперевязочной; к уже имеющемуся на борту раненому капитану  добавили ещё троих раненых, которых пришлось «обрабатывать» в моё отсутствие оставленному фельдшеру, впрочем, он справился с этой работой успешно. Вертолёт  помчал  всех раненых в госпиталь Кандагара, а я приступил к своим обычным обязанностям.

   Сказанное подполковником Кокунько о значимости артиллерийского корректировщика я потом имел возможность слышать и от других  знакомых офицеров-артиллеристов. Например, находился на лечении после ранения у нас в Медроте Кандагара  подполковник Козевич Василий Маркович. Он потомственный артиллерист. После окончания училища попал служить в тот дивизион,  в котором отец был командиром.  Вскоре отец вышел в отставку. До Афганистана Василий Маркович окончил военную академию, два года успел послужить за рубежами нашей Родины, награждён медалью «За боевые заслуги».  Одним словом, потомственный бывалый артиллерист.

-На мой взгляд, кое в чём артиллеристы подрастеряли опыт Великой Отечественной войны. Преподаватели сегодня в училищах и академиях пороху не нюхавшие. А в Афганистане ведь батарее приходится вести огонь по двум-трём целям сразу и по разным направлениям. Поначалу иной даже твёрдый отличник теряется. Через полгода только становится настоящим, что называется, «богом войны».  А ведь в какие-то времена у нас даже из лексикона исчезло это выражение – «бог войны», - говорил  мне в разговоре Козевич.

   Однажды, рассказывал мне подполковник, афганский пехотный  батальон попал в горах в засаду.  Выяснилась и такая подробность: в суматохе боя кто-то из руководства погиб, кто-то плохо знал местность, короче, батальон ко всем бедам ещё и заблудился, не знал, в каком направлении двигаться. И Козевичу и его артиллеристам была поставлена задача вызволить батальон.

   Нужен артиллерийский корректировщик, и не один, а два. Один в той обстановке не справился бы.  Не буду утомлять вас  пересказами, с какими трудностями и риском  в район, где отбивался от душманов батальон, забросили двух лучших корректировщиков – старшего лейтенанта Вениамина Вовнейко и старшего лейтенанта Артёма Снежик.  И началась работа.

   Позиция артиллеристов отстояла от района боевых действий на 15-19 километров. Осветительными снарядами Козевич обозначил направление, в котором следовало пробиваться батальону. Одновременно, по данным, которые сообщили ему корректировщики, он отсекал огнём артиллерии наседавших  со всех сторон душманов.

-Мы поставили подвижный заградительный огонь, - рассказывал Козевич. – операция по выводу батальона длилась тринадцать часов. Корректировщики наши – умницы.  Без них мы бы не знали, как и что…

   А там, между прочим, такие горы, в которые без специального горного снаряжения и сунуться-то нельзя. Быть завзятым скалолазом – ещё одно обязательное требование к корректировщику.
 
- Знаешь, док, какая самая большая награда бывает для нас, артиллеристов? – спросил тогда меня Козевич., я молчу, но он, видимо, и не ждёт от меня слов, отвечает сам. -  Это когда после боя спускаются с гор солдаты, заходят на  наши позиции и говорят: «Спасибо». А мы в свою очередь говорим «спасибо» нашим корректировщикам.
 
   Вот есть у нас лейтенант Алексей Шёлковый, корректировал он однажды огонь. Радистом у него был сержант Суюн Бабаяров.   В такой они попали тогда переплёт, что вынуждены были вызвать огонь на себя.

   Подполковник замолчал, наверное, вспомнил и заново переживал то событие.

- Ведь какой сейчас пошёл душман? Битый. Так вот, как только мы начинаем вести огонь, душманы стараются вплотную приблизиться к нашим мотострелкам. Расчёт прост: боясь поразить своих, мы прекратим огонь.  У душманов ведь опытные инструкторы.  Знающие. Тут за счёт мастерства только и можно их накрыть, не поразив своих.
 
   И опять речь о мастерстве артиллерийских корректировщиков. Вот откуда требование работать с ювелирной точностью.
 
-Ну, а что с лейтенантом и сержантом?

-Живы остались. Только сержанта  Бабаярова немного поранило. Укрыться успели. А душманы, которые их окружили, полегли. Не ожидали они, что наши артиллерийские корректировщики вызовут огонь на себя…

   А вот ещё  уже из моих личных наблюдений.  Несколько дней в одном из рейдов прожил я среди артиллеристов. Однажды был свидетелем дуэли наших артиллеристов и душманских, засевших где-то в горах. И я видел, как работали под огнём наши. Без суеты. Толково и размеренно. Сноровисто и ловко. Через пятнадцать минут душманские огневые точки были подавлены.
 
  Уже после возвращения из Афганистана познакомился с ещё одним артиллеристом. Полковник  Касьян Юрий Николаевич – опытнейший артиллерист. По отзывам его сослуживцев, навести орудие на цель способен, кажется, по звёздам, по луне, по солнцу, по облакам – по чему  угодно.

-А вы не задумывались, откуда вообще у нас корректировщики, без которых мы и выстрела произвести не можем? – как-то спросил меня в разговоре Юрий Николаевич. – Скажу откуда. Из подразделений. А надо бы – из училищ.  Есть такой вид стрельбы – по наблюдению знаков разрывов. Как без корректировщика такую стрельбу проведёшь!  Ровно половина офицеров-артиллеристов ходит корректировщиками.  В училищах надо обратить особое внимание на подготовку этой категории  специалистов -  офицеров-корректировщиков. Конкретно? Усилить упор на глазомерную подготовку, на умение ориентироваться на незнакомой местности, в горах, где почти нет ориентиров, а для остальных – чтобы учились больше стрельбе в горах… Хотелось бы, чтобы каждый курсант проявил себя в этом виде боевой учёбы всё своё старание, всё своё прилежание. За напряжённый этот труд потом в бою он будет благодарен судьбе… Очень нужное дело и сегодня, и завтра…

  И опять звонок прозвучал неожиданно.  Невский смущённо улыбнулся:

- Как быстро летит время. Спасибо вам, что так внимательно слушали. Быть может, я слишком увлёкся подробностями, но, как видите, постарался обрисовать работу артиллеристов со своей позиции.

- У вас сейчас математика? – Елизавета Никаноровна посмотрела на наручные часы. - Отдохните на перемене. А я от вашего имени и от себя лично благодарю майора Невского за такой интересный и содержательный рассказ, в том числе и о труде артиллерийских корректировщиков, теперь я чуть лучше представляю службу моего сына.  Так, ребята, вы ведь хотели ещё вручить нашему гостю подарок. У кого он?

  С парты у окна поднялась девушка с длинными волосами. Она пошуршала под партой бумагой и извлекла на свет  горшочек с кустом розы, щедро покрытым алыми цветами.  Густо покраснев, она проговорила: «Это мы сами вырастили в нашей школьной оранжерее» и  подала подарок Невскому.

-Спасибо вам большое, дорогие друзья. Теперь этот куст розы мне будет всегда напоминать  о нашей встрече. Всех ребят хочу поздравить с наступающим праздником Советской Армии и Военно-Морского Флота, а если кто-то пожелает связать свою судьбу с армией, то непременно желаю дослужиться до генерала.

   Из класса майор Невский выходил вместе с учительницей под дружные аплодисменты девятиклассников.



                4


 - Вы не очень спешите, Александр? Ничего, что я так просто по имени вас зову? При детях я такого не допускала. Но мне шестьдесят лет, я почти вдвое вас старше, а мой сын почти вам ровесник.
 
-Конечно, я не против. И я никуда не тороплюсь.
 
      Елизавета Никаноровна  Будина достала из сумочки пакет и подала его Невскому.- Ваш цветок давайте положим сюда.- Она помогла осторожно упаковать горшок с розой.
 
- Вы, наверняка, голодны. Время обеда. Пойдёмте в наш школьный буфет, я вам составлю компанию. Кстати, там прилично кормят. – Учительница двинулась по школьному коридору, ловко обходя многочисленные «стайки» детей, которые в «броуновском движении» перемещались туда-сюда. Шум в коридорах стоял невообразимый.
 
   В буфете было тихо, лишь вполголоса переговаривались  учителя, разместившиеся  в зале у столиков. 

   Невский, следуя примеру своей спутницы, взял сосиски с картофельным пюре, стакан компота и  коржик. Они уселись на освободившееся место у столика.

-Вы, Александр, наверняка были удивлены вопросу, который задал вам Вадик. Это он для меня старается. Когда мы устраиваем встречу с военными, а это бывает и в начале года, и в феврале, и в мае на праздник Победы, то он обязательно задаёт свой «коронный вопрос». К сожалению, пока среди приглашённых нам не удавалось послушать настоящих артиллеристов, но каждый немного  рассказывал об этих «богах войны».
 
-Помните, я упоминал полковника Касьяна? Юрий Николаевич настоящий артиллерист, он служит в нашем военном училище – Свердловском высшем военно-политическом танково-артиллерийском, даже возглавляет кафедру, не помню только какую.  Давайте, я поговорю с ним, он отзывчивый и порядочный офицер, наверняка согласится рассказать вам о службе артиллеристов в Афганистане, где он прослужил более двух лет, награждён двумя орденами. Я прекрасно понимаю ваше желание узнать побольше об условиях службы вашего сына.

- Это было бы просто замечательно. Я оставлю вам номер моего домашнего телефона. Если согласится офицер, то вы мне позвоните, решим, как лучше организовать встречу.

-Договорились.

    Елизавета Никаноровна допила компот, поднялась из-за стола.

- Я пойду ещё куплю стаканчик. Вам взять?  Очень вкусный нынче получился.

-Да, спасибо.

   Будина вернулась с двумя стаканами, наполненными до краёв тёмной жидкостью:

-Попросила поменьше положить  фруктов, – учительница улыбнулась. Потом сразу посерьёзнела и задумчиво посмотрела на офицера.- Я хотела немного вам рассказать о своём сыне.  Это моя незаживающая сердечная боль. А вот поговорю о нём,  и становится легче.

-Расскажите, Елизавета Никаноровна. Я выслушаю вас с большим вниманием.

  Учительница извлекла из рукава кофточки  крошечный носовой платочек, промокнула вмиг повлажневшие глаза и начала неторопливо говорить, продолжая теребить кусочек ткани.

   Витя родился в 61-м, в мой собственный день рождения. Это был мне самый дорогой и желанный подарок, десять лет мы тогда уже прожили в браке с мужем.   Сын у нас относительно поздний ребёнок, мне ведь было тогда тридцать уже.  Мы в то время  жили в Днепропетровске. Отец Виктора, Иван Николаевич, с девятнадцати лет в армии, воевал ещё в финскую, потом на фронтах Великой Отечественной, прошёл нелёгкий путь от солдата до офицера. В детстве Витя часто просил отца рассказать вместо вечерней сказки про то, как они жили на фронте, а в школьных сочинениях писал, что тоже, как и отец, будет защищать Родину… После восьмого класса сын поступил в Киевское суворовское военное училище, окончив его, - в Сумское высшее артиллерийское командное, дважды Краснознамённое училище имени М.В. Фрунзе.
 
   Зоя вспоминала (Зоя – это жена Виктора), что некоторые сослуживцы, которые вернулись из Афганистана, рассказывали Вите о работе там корректировщиков огня: это, по их словам, опасная офицерская должность артиллериста. Но ещё она вспоминала, что её муж, то есть Виктор, их слушал, но отвечал, что будет служить на такой должности, где он нужен, а не где безопаснее.

     Они познакомились случайно. Зоя, тогда студентка пединститута, гуляла с подругами на улице. Навстречу – группа курсантов-артиллеристов.

-Девчата, пошли с нами на танцы в училище, - весело предложил стройный паренёк с русой чёлкой. Это был Виктор.

   Полтора года их дружбы пролетели незаметно. В мае 81-го играли свадьбу. За столом рядом с молодыми сидели в основном гости в защитного цвета обмундировании – товарищи Виктора по седьмой роте. Погостили недолго, подняли символический тост, весело крикнули «Горько!» и стали прощаться: в этот день в училище начинался выезд на полевые занятия.

   Дочь Светочка родилась в молодой семье за месяц до лейтенантских звёзд отца.  Виктор получил назначение в Одесский военный округ. Зоя пока осталась у родителей – заканчивать институт.  Год спустя приехала к мужу вместе со Светой с одним желанием – больше не расставаться.

   Прожили вместе два года. Прожили счастливо. Однажды, вернувшись поздно со службы, Виктор признался Зое: «Ты знаешь, я, порой сам того не замечая, возвращаюсь домой бегом – хочу скорее увидеть тебя с дочуркой».

   Тогда она ещё не знала, что предстоит скорая разлука. Вскоре Виктор в соответствии со своей просьбой получил назначение в одну из частей Ограниченного контингента советских войск в Афганистане.  В августе 85-го сын уже писал нам с мужем письма из горной и жаркой страны. Он был очень целеустремлённый, очень ценил время, зря не тратил ни одной минуты. Даже приезжая курсантом в отпуск домой, Виктор рассчитывал время не только по дням, но и по часам.
 
   Когда Виктора не стало, я начала интересоваться условиями службы артиллеристов в Афганистане, пыталась вникнуть во все тонкости и секреты их профессии. Много читала мемуаров, правда, это была другая война – Великая Отечественная. Но теперь уверена, что многие черты характера сына  присущи и другим артиллеристам. Ведь эта профессия приучает  их к ответственности, точности, экономии времени. Разумеется, у сегодняшних артиллеристов есть электронно-вычислительная техника. Но ведь в горы её на себе не потащишь! Поэтому, как я поняла, в Афганистане корректировщики обычно обходятся минимумом: компас, фонарь, карта, таблицы стрельбы, дальномер. Плюс свой тренированный мозг, личный боевой опыт и – абсолютная, не зависящая ни от каких обстоятельств профессиональная и человеческая честность.

   За несколько месяцев до отъезда Виктора в Афганистан мы с мужем перебрались сюда, в Свердловск.  Иван Николаевич вышел в отставку в звании полковника. Решили  мы круто изменить жизнь, переехали к его старенькой маме, правда, она вскоре и умерла.
 
   Эта смерть стала первой в череде несчастий, постигших нашу семью. Зоя со Светочкой отказалась переезжать к своим родителям, от предложения переехать к нам в Свердловск тоже отказалась.  Осталась в военном городке, где продолжала работать в школе, дочь посещала детский садик.  В начале зимы проводились какие-то плановые прививки детишкам в садике.  Возникла реакция на эту вакцину у нескольких детей, тяжелее всего она протекала у нашей внучки.  Аллергия, общий отёк. Одним словом,  умерла наша Светочка. Это горе было так  велико, что Зоя сразу после похорон  слегла, пролежала в больнице больше месяца.  Конечно, мы с мужем приехали к ней, как и её родители. Поддерживали, как могли. Но словами горю не поможешь.
 
  Зоя даже запретила Виктору писать о гибели дочери, позже, мол, сама сообщит.  А он в каждом письме  настойчиво расспрашивал о дочке своей,  наверняка сердцем чувствовал беду.  Спустя несколько недель не стало и Вити.

  Я ждала его, как может ждать только мама. Но случилось непоправимое.  В конце февраля пришли к нам представители районного военкомата.
 
   «Уважаемая Елизавета Никаноровна и Иван Николаевич…»  Что это? Со мной ли это происходит?! «С прискорбием извещаем вас о том, что ваш сын старший лейтенант Будин Виктор Иванович, выполняя боевое задание, верный военной присяге, проявив стойкость и мужество…»

     И вот стоит обелиск над могилой офицера.  «Погиб при исполнении служебных обязанностей».   Печальная тишина кладбища под Свердловском.  Рядом со своей бабушкой он и покоится.   Но не долго они были вдвоём.  Летом того же года не стало и его отца, моего дорогого Ванечки.  Не смог он смириться с потерей сына, слёг, а потом и сердце его отказало.  Теперь вот навещаю всех троих.  Жаль, что могилка внученьки далеко от нас.  Но там за ней присматривает Зоя.  Я каждый год тоже приезжаю к Светочке. 

    Вот какую беду принесла в нашу семью афганская война.  Я, мать, убитая горем. Жена сына, ставшая вдовой и потерявшая свою дочь. Витя так и погиб в неведении, что дочка его любимая не осталась на земле.  Но ничего,  ТАМ они наверняка встретились. И теперь до конца жизни мне и Зое нести эту боль.
 
    Сын мог не быть на этой должности, так как здесь, в Союзе, он на ней уже отслужил, уже был переведён на другую… Не осталось на земле его продолжения, его кровиночки, которой  бы я могла рассказать о своём сыне (её отце) и которая бы свято хранила память о нём, передавала из поколения в поколение…




                5

     Юрий Николаевич смог выкроить свободное «окошко» в своём плотном  рабочем графике.  Полковник Касьян согласился сразу, услышав рассказ об этой трагедии пожилой учительницы от Невского, проблема была только в свободном времени. Наконец, эта возможность появилась.   Александр Невский созвонился с Елизаветой Никаноровной Будиной, она назвала место встречи.

     Офицеры приехали прямо в школу № 146  на улице Уральской.  Был конец марта, время весенних каникул. В коридорах царила непривычная тишина, шаги отдавали гулким эхом по зданию.  Елизавета Никаноровна встретила гостей прямо у входной двери.  Она заметно волновалась, то и дело,  поправляя пышную прическу.
 
- Рада познакомиться с вами, Юрий Николаевич!  Пойдёмте в мой кабинет биологии, там никто не будет нам мешать.  Спасибо вам, Александр, за вашу помощь.    Признаюсь честно, когда вы вчера вечером позвонили, то я страшно разволновалась, не спала всю ночь. Вновь и вновь перебирала свою жизнь, заново проживая счастливые годы, когда все ещё были живы, а мы имели счастье видеть и обнимать нашего с Иваном сына.
 
   Женщина вновь тщательно промокнула платочком повлажневшие глаза, смущённо улыбнулась:

- Вы не обращайте внимания  на мои слёзы. Известное  это дело – женские слёзы, мы, бабы, скоры на «мокроту из глаз». Так мой муж всегда говорил.

   Поднялись на второй этаж, прошли в конец коридора.
 
-Вот и мой кабинет.  Царство биологии. Ну, Александр уже здесь был, а вот Юрию Николаевичу будет интересно взглянуть на наш живой уголок.

-Это что у вас, настоящий зоопарк?

   Полковник разглядывал белых мышей, хомячков и черепаху, которые копошились в своих жилищах. Невский прошёл прямо к большому аквариуму, в котором кипела жизнь: разноцветные рыбки  всевозможных размеров и пород  сновали туда-сюда среди пузырьков воздуха, обильно поднимающихся от трубок компрессора.
 
-Кто же за всем этим ухаживает?- Юрий Николаевич с изумлением  посмотрел на Будину.

-Как кто? Мои ученики, а в каникулы я сама прихожу каждый день. И знаете, зверьки меня узнают. Даже черепашка Варвара встаёт при моём приближении на задние ноги.  Это она так со мной здоровается.  Я теперь только с животными нахожу своё успокоение. Дома у меня собака и кошка. Тоже требуют внимания и ухода.

    Ну, ладно. Не будем терять времени. Садитесь, где вам удобно. Саша, наверное, вам передал, что мне хочется услышать о службе артиллеристов, в том числе корректировщиков огня от настоящего специалиста. Только вы можете отметить те опасности, которым подвергались мой сын и его коллеги. Возможно, одна из таких ситуаций и стоила жизни моему сыну.  Как я поняла, тело моего сына сопровождал офицер, который даже не знал Витю, он не был артиллеристом. Я его, конечно, не обвиняю. Выбрали земляка и отправили сопровождать тело погибшего, а как награда за тяжкий труд – возможность проведать и своих родных. Обычное дело.
 
   Юрий Николаевич снял очки, подслеповато перевёл взгляд с учительницы на офицера и обратно, при этом лицо его приняло совершенно  беспомощное, детское выражение. Касьян протер очки носовым платком, вновь водрузил их на тонкий, «хищный» нос.  Прочистил горло, негромко кашлянув.

- Не знаю, с чего начать.  Да, Саша мне подробно рассказал о бедах вашей семьи. Примите мои искренние и глубокие соболезнования. Но вы должны жить. Ради памяти о дорогих вам людях.  И вы правильно делаете, что не замыкаетесь в четырёх стенах. На людях всегда легче. Вон, какой у вас хороший класс, заботятся о вас, ухаживают и за могилками ваших близких.  И вы воспитываете их настоящими патриотами. Уверен, из них вырастут хорошие люди.

   Мне пришлось послужить в Афганистане еще в начале войны. Я и уезжал туда в 81-м, когда ничего не было известно о ситуации в стране. Пришлось, что называется, учиться на ходу.  Конечно, я не смогу рассказать  о том подразделении, где служил ваш Виктор, ибо служил в других провинциях: мне пришлось за свою службу побывать и в горах, и в пустыне, то есть там, куда направляли мой дивизион.  Пришлось обеспечивать «огоньком»  многие рейды.  Поэтому я буду рассказывать, как вообще служили в Афганистане наши артиллеристы, особенно корректировщики.  Имел с ними общие дела в горах и долинах, на командно-наблюдательных пунктах и в цепях, идущих под пулями подразделений.
 
   Думаю, вы, Елизавета Никаноровна, сами найдёте в офицерах, о которых буду говорить, черты своего сына.




                6


 … Как издавна и везде, так и в Афганистане, «боги войны» - самые неутомимые её работяги. Только выйдут в район – сразу копают: основные позиции, запасные, склад боеприпасов, погребок, наблюдательный пункт, окопы.  Напоминаю об этом умышленно, чтобы не подумали непосвящённые, будто артиллеристам–огневикам живётся и служится легче, нежели управленцам, то есть тем, кто чаще ходит в качестве корректировщиков.

    Помню, приехал к нам корреспондент из столичной газеты.  Отправил я его к заместителю командира батареи самоходных гаубиц старшему лейтенанту Владимиру Проноза, мол, давай «развлекай» гостя, рассказывай о своей работе.   Чуть позже спускаюсь в заглублённый в каменистую землю, прикрытый маскировочной сетью пункт управления огнём.  Слышу, Володя рассказывает журналисту, чем отличается дальномер от буссоли и как расшифровываются отметки на его командирской карте.  Я только хмыкнул и решил не вмешиваться в их разговор. Тут звякнул полевой телефон: батарее приказано открыть огонь по цели номер такой-то.

    Первыми на зов Пронозы – потные, пыльные, с лопатами в руках – появились из-под земли наводчик ефрейтор Игнат Невечеря и заряжающий, тоже ефрейтор, Сапар Файзиев. Старший лейтенант им только кивнул, и они сразу побежали к орудию. Через считанные секунды загремели выстрелы.

    Скажу честно: во время батарейной стрельбы корреспондент даже сначала присел, потом он признался, что стоял всё это время стрельбы оглохший и потрясённый. Никогда не слышал он такого грохота, не видел такой мощи.  А для нас, артиллеристов, это привычное дело.  Благо, цель тогда была неподвижной, заранее пристрелянной. А если цель движется, и если к тому же невдалеке от неё находятся афганские и наши солдаты?

   После окончания стрельбы корреспондент спросил Володю Пронозу, как он относится к корректировщикам.  Вовка рассмеялся:

-К себе самому – хорошо.    Потом пояснил гостю, что он не только руководит стрельбой батареи с позиции, но и ходит на задания старшим группы корректировщиков, в которой состоят и оба его ефрейтора: Файзиев – связист, Невечеря – разведчик.
 
   Хорошо помню, что когда мы прощались с корреспондентом, то старший лейтенант сказал ему:

- О нас, артиллеристах, совсем ничего не пишут. А в горы без нас никто тут не ходит.

    И это правильно. Правда, в те годы вообще мало писалось в газетах об истинном положении дел в Афганистане. Но всё же чаще героями репортажей становились десантники, лётчики, но не артиллеристы. Ну, ладно, это я отвлёкся.

    Хочу вспомнить ещё об одном офицере-артиллеристе. Старший лейтенант  Антон Лебедь. Мне кажется, многое совпадает, пусть не с абсолютной точностью,  в биографии его и вашего сына, Елизавета Никаноровна. Судите сами.  Антона, рано потерявшего отца, приобщил к военной судьбе отчим, подполковник морской пехоты Ираклий Нодарович Чонишвили.  Лебедь тоже учился в суворовском – но в Ленинграде, в высшем артиллерийском – в Коломне.  Оба были награждены орденами Красной Звезды уже в первые месяцы службы в Афганистане.

 Лебедя мне довелось повстречать в заснеженных холодных горах, он с гордостью показывал мне свою гаубичную, «самую высокогорную в мире» батарею, прикрывающую дорогу и перевал Саланг. Впрочем, показывая, сам отмечал что-то для себя новое: три недели на батарее отсутствовал – выполнял обязанности корректировщика. В жилом, сложенном из камней домике, куда он привёл меня, Антон долго тогда стоял над койкой старшины батареи, рассматривал прикреплённый к стене лист с крупными неровными буквами: «Дорогой папа! Поздравляем тебя с днём рождения! Желаем тебе здоровья, счастья, возвращения к нам. Ждём, целуем. Твои сыновья Саша и Коля».   Возможно, Лебедь думал тогда, что ему самому скоро исполнится двадцать пять лет, а он ещё не женат. Вслух же сказал вроде бы о другом:

-Четырнадцать килограммов на выходах сбросил. Прилечу к родным в Ленинград – мама расплачется, невеста вообще вряд ли узнает. Буду их успокаивать: дескать, спортом здесь занимался.

   Но не суждено было Антону увидеть своих родных. Спустя несколько дней он погиб.

… Афганское подразделение прочесывало кишлак, в который, по разведывательным данным, была только что доставлена из Пакистана партия оружия и взрывчатки. Нашли склад, изъяли оружие, начали выходить из кишлака, но банда, которой предназначался груз, успела подтянуть силы, отсекла пулемётным огнём одну из афганских рот, атаковала её из ущелья. Лебедь и его радист Петров занимали позицию в полукилометре от места боя, видели в бинокли, как прицельно бьют душманские пулемёты, как быстро приближается по ущелью банда.  Минута-две – всё будет кончено, тем более командир роты уже тяжело ранен, афганский радист тоже.

   Оставалась единственная надежда – на советских артиллеристов. Но ведь гаубичная батарея, с которой держали связь корректировщики, стояла в двенадцати километрах от кишлака! Малейшая ошибка в расчётах, которые лихорадочно делал тогда Лебедь, и снаряды упадут на кишлак, на афганскую роту. Первые, пристрелочные снаряды Антон умышленно «положил» чуть в стороне, с запасом по дальности. Отмечая места разрывов, он встал в полный рост, и один из вражеских пулемётов тут же перенёс огонь на него. Антон снова рухнул на камни, прокричал Петрову поправки, которые нужно передать на батарею. Следующие снаряды легли ближе к целям. Зато и душманы поняли, кто теперь их главный противник, ударили по корректировщикам из всех своих пулемётов. Лебедь получил несколько ранений, но,  истекая кровью,  он снова и снова вставал над камнями, отмечая разрывы, высчитывая поправки. Рота была спасена. Банда не прорвалась. И когда спустились в ущелье артиллеристы, то нашли  ещё очередную порцию брошенной бандитами, не прогремевшей взрывчатки.  Но  вот довести старшего лейтенанта до госпиталя не успели, он умер в вертолёте от большой кровопотери.

   Юрий Николаевич оборвал свой рассказ на полуслове. В классе уже давно слышались едва слышные рыдания – это Елизавета Никаноровна старалась сдерживать себя. Но после сообщения о гибели офицера она уже не смогла сдержаться.
 
   Невский бросился к столу, налил из графика воды, подал учительнице. Выпив полный стакан, она перевела дыхание.

-Извините меня, ради Бога. Я представила, что где–то ещё живёт мама, так и не дождавшаяся сына, а невеста не смогла соединить свою судьбу с любимым человеком. Давайте на этом поставим точку. Спасибо вам большое, Юрий Николаевич, за рассказ. Возможно, мой сын погиб тоже подобным образом. Я услышала всё, что хотела.  Давайте, я провожу вас.

   Больше она не произнесла ни слова. Да и офицеры шли молча. Мёртвым никакие слова не нужны. А живым  это молчание наиболее приемлемо…

… Безмерно горе Елизаветы Никаноровны Будиной, матери погибшего офицера-корректировщика. Пусть поклонятся ей советские и афганские воины, водители вырученных из душманских ловушек военных и гражданских колонн, спасённые от террористических актов афганские студенты и лицеистки, дехкане освобождённых, ставших неприступными для банд кишлаков.

    Поклонимся ей и мы все. Ей и всем советским артиллеристам…

                *

Использованные материалы:

- Филатов В. «Огонь на себя», газета «Красная звезда»,  февраль 1986г.;
-Верстаков В. «Все её сыновья», газета «Красная звезда», февраль 1987г.


                ***