Пикник на морозном облаке. Глава 9

Наступало время обеда и за две перемены школьную столовую умудряются посетить все классы всей школы. Старосты заранее заказывают еду, и дежурные перед звонком расставляют тарелки и столовые приборы. За стойкой хохочут поварихи, подшучивая над молодыми дежурными, а детишки только счастливы сбежать с уроков пораньше.
Гремит звонок и растряхивает учебную пыль с плеч школьников, которые неуправляемым потоком несутся по лестницам на первый этаж – чтобы побыстрей занять место в столовой. А Инис убедил себя, что ему не стоит так торопиться, что его устроит любое, даже самое последнее место. И всё из-за того, что сердце неприятно стучит в груди, и металлический кашель изредка заставляет волноваться.
Вместе с друзьями он спокойно спускается по ступенькам, пропуская более нетерпеливых, думая о погоде и стараясь выбросить утренний инцидент из головы. Эти двое одноклассников тоже дрожали и выглядывали из классной двери, ожидая, пока неуверенными шагами Инис доберётся до класса. Они всё видели. И жалели Иниса, стараясь отвести его мысли в более весёлые края.
А присев за стол, негатив почти выветрился. Потому что на него смотрела излюбленная всеми школьниками кровавыми слезами школьная еда. Еда, о которой пишут в анекдотах, которую можно критиковать и ненавидеть, ведь поварихи сами признались, что им не платят столько, чтобы они старались.
- Эй, кажется в моё пюре кто-то плюнул!..
- Смотри, не ешь этот пирожок. Ты можешь съесть беременную тараканиху, и потом в твоём животе разрастётся новое поколение…
- Я слышал, что сегодня на горячее подают мясо той дворняжки с отстреленным ухом…
Инис улыбался и тыкал свою тарелку вилкой. Вся столовая была переполнена шумом и жизнью.
- Эй, Инис! – потрепал его сосед за плечо. – Тот парень с тебя глаз не сводит! Кто он?
С трудом сглотнув ком в горле, Инис медленно повернул голову и увидел то, что ожидал увидеть.
За самым маленьким столиком сидел Альгор, а в сжатом кулаке на столе торчала вилка.
Это было удивительно, ведь старшеклассники обедают на следующей перемене. Тогда бы у Альгора была целая компания друзей, а сейчас он сидит почти один. Почти, потому что Инис был не уверен, сумка ли это прилипает к его плечу, или всё же его вечная спутница? Вообще сидящие в таком гордом одиночестве два человека за столом, в окружении огромного количества людей, казалось, отпугивали от себя всю школу. Ведь, за другими столами дети пихались, толкались, но были довольны и с трудом помещались. Казалось, что каждый школьник – это тьма, а Альгор с Флеммой были факелом, отгоняющим тьму.
И холодная часть этого факела смотрела прямо на Иниса. Своим холодным, дико неприятным взглядом. А в окружении такого большого количества людей, отстранившихся от него, Альгор казался совершенно худым и немощным.
- Ты что, не знаешь Альгора?
- Ааа… этот старшеклассник? Он ещё с какой-то девчонкой из начальной школы водится, да? Извращенец, наверное. Ааа… так вот же она рядом с ним, да? Это она?
Инис с трудом отвернулся и принялся доедать свою трапезу. А когда запил остатки соком, то вновь повернулся, чтобы проверить, и точно – он до сих пор смотрел не моргая и не отвлекаясь на Иниса. А его обед так и стыл нетронутым на тарелке. Кажется, сегодня Инис не сможет ночью заснуть…
Альгор впервые моргнул, и свободной рукой поманил Иниса к себе. Инис испугался ещё больше. Он пытался взвесить все «за» и «против», но когда на лице Альгора медленно начинали сдвигаться брови, точно как этим утром, любые аргументы против в страхе разбежались по уголкам сознания. Резко встав и стукнув стулом сидящего за соседним столом мальчика, Инис извинился, попрощался и неуверенно подошёл к своему необычному знакомому.
Да, это определённо была Флемма. Она намертво вжалась в правую руку Альгора и тихо хныкала. Альгор указал на сидение рядом с ней и приказал:
- Сядь.
Инис послушно сел.
Тихо хныкающая Флемма тёрлась лбом о плечо Альгора. Солнечные волосы медленно и завораживающе покачивались, словно самая тонкая шаль при самом слабом ветерке. И переливались в этом грязном свете люминесцентных ламп.
И тут Альгор сделал неожиданное. Свободной рукой он приложился к голове Флеммы и с видимым усилием отодрал её от своего плеча. А потом толкнул её в сторону Иниса.
- Вот тебе твой новый друг…
Среагировав мгновенно, девочка вцепилась в щупленького Иниса.
- Ини! – запищала она. Очень громко запищала, но в том шуме, что наполнял столовую, конечно же, никто не счёл необычным, что пищит какая-то малолетка.
- Наконец-то! – выдохнул Альгор, схватил второй рукой нож и принялся поедать остывшее блюдо.
Инис был настолько смущён, что казалось, даже немножко покраснел. Флемма … она была такая горячая. Словно в этом холоде ей единственной всё время светит солнце и нагревает её. Хорошо хоть она не плакала, а просто хныкала и тихонько, но очень крепко сжимала Инису руку.
- Флемма! – не ожидав такого доверия, воскликнул Инис. – Тебя кто-то обидел?
- Нет … я… - забубнила она не отрывая лица от худенького плеча Иниса.
Это было так непривычно. То, что она так доверчиво прижалась к Инису. И то, что она вообще не улыбалась. Стало быть, случилось что-то страшное. Того, кто лишил Флемму улыбки нужно сажать на электрический стул!
- Ини! Просто … у меня плохое предчувствие… - тихой вибрацией бубнила она в плечо. – Что-то случится в скором времени очень плохое.
Альгор принялся за трапезу, как истинный аристократ. Словно его специально приучали к этому. Вообще на данный момент в столовой он был единственным, кто пользовался ножом. Но разрезая котлеты на кусочки он посылал еде столько негатива во взгляде, что казалось удивительным, почему ещё его тарелка не обуглилась.
Одноклассники Иниса подозрительно косились на растерявшегося беднягу. А девочка так и продолжала жаться к его плечу. И Инис не нашёл ничего лучше, как погладить Флемму. Но как только он коснулся её макушки, девочка схватила его руку и прижала плотно ладонью к голове. И начала быстро вертеться.
Рука постепенно запутывалась в солнечных волосах Флеммы, а Инис думал только о том, что не могут быть люди настолько горячими. Наверное, это из-за того, что в школе плохо с отоплением и любые конечности со временем дубеют. Поэтому ему чужое тепло казалось почти обжигающим.
Как только Инис поднял свои глаза с Флеммы, Альгор продолжил жевать.
В душе трепетал маленький источник света. Сердечко дрожало, словно огонь свечи, который одолевает сквозняк.
А пока в прогнозе погоды надеялись, что приближающийся циклон отгонит аномальную облачность, тихие и утончённые ангелы хихикали над проплывающими под тучами птицами. Сейчас с небес город казался мёртвым. Пропавшим в желании укрыться от непривычного холода. Кто прятался в домах, кто в школах, кто – на работе. И тишина бьющихся на улице сердец напоминала газетный отрывок, путешествующий по испещрённой шрамами пустыне…

- Ты там не помер, мальчишка?
- Сейчас, сэр! Сейчас…
Пепельный лепесток. Сначала Демеру казалось иллюзией, галлюцинацией, что с небес падают одинокие лепестки. Но это оказалось правдой! Он сам видел, как пепельный лепесток почти долетел до земли. Демер почти смог схватить его и растереть пепел на руках. Быть может, это вовсе и не пепел? Но запах всё же чувствуется, и ничем другим это быть не может. Но что бы это значило? Небеса догорают свои последние дни?
Потушив сигарету, Демер вновь поднял огромное старинное зеркало, обмотанное ватой и картоном, и внёс его в помещение.
Половицы заскрипели под его ногами. А запах был каким-то уникальным. Словно пахли не сами все эти старинные зеркала, но отражения миров в них.
- Отнеси его в заднюю комнату, к вечеру разберёмся, - сказал старик Руга, не отвлекаясь от протирания сухой тряпкой одного из своих ценных товаров.
«Содержать такое огромное количество зеркал – это работа, достойная настоящего героя» - когда-то говорил Руге его дедушка.
Издавна повелось в семье старика Руги, что сыновья считают своих отцов сумасшедшими, а дедов – кумирами. И лавка зеркал уже сотни лет передаётся по наследству не от отца к сыну, а от деда к внуку. Отец Руги называл своего отца дураком и ремнём отговаривал своего сына общаться с ним. Но будучи ещё ребёнком Руга тянулся не к логичным вещам. Он не считал деньги высшей степенью свободы и жизни, в нём никогда не вспыхивали романтические чувства, и он никогда не играл в травмоопасные игры.
Как сейчас, он вспоминает те дни, когда пробирался в это царство волшебных зеркал и разглядывал себя в отражении разных эпох. Только человек с сердцем в шрамах, нанесённых чёрствыми людьми, мог разглядеть в этих зеркалах фон и призраков.
Дед говорил, что в каждом зеркале, в котором увидишь себя, появляется твой двойник, а точнее отколупывается часть души и начинает жить в новом мире. Конечно же Руга не мог видеть многого, его фантазия ограничивалась лишь замками и волшебниками, но он искренне верил, он хотел, чтобы это было правдой. Каждое зеркало заменяет мир. Каждое отражение имеет шанс, спрятавшись за рамками, вытянуть меч и отправиться рубить врагов. И на каждое отражение приходится расходовать часть своих душевных сил. А точнее, чем больше зеркал, тем меньше друзей в настоящем мире. Дедушка убедил своего внука, что променять одного человека на целый новый мир – это благородно. И дедушка умер таким же отшельником, каким мечтает умереть Руга. В окружении своих зеркал.
Руга вытер пыль с последнего зеркала, чей один уголок слегка отбился, и начал оглядывать этот мир зеркал. На стенах, на потолке. Целые коридоры, отражающие бесконечность. Руга шумно отряхнул руки, и на миг ему показалось, что зеркала – это чешуйки в его доспехах.
Смахнув пот со лба, к старику подошёл Демер.
- Скажите, сэр, а почему вы не переставите здесь все зеркала? Они ж неудобно так стоят. Я бы вам помог.
- Потому что они здесь не для удобства, сынок, - улыбнулся морщинистой улыбкой старик.

В окно вновь барабанил дождь. Холодный, он почти разбивался о землю. А если бы он разбивался, то город переполнил тонкий хрустальный треск. Тучи всё ещё были тёмными и молчаливыми, но дожди … казалось, что это были остатки. Всё, что могло выжать из себя небо, даже такое тёмное и мрачное.

И солнце всё так же не появлялось. Где-то грустно блестело, для кого-то более важного. Там, где, должно быть, не так спокойно, где было нужно, чтобы оно светило. А маленькой девочке в больничной палате, естественно не нужно было, чтобы из-за неё суетилось целое солнце. Ей и так помогают врачи. А солнце пусть спасает тех, у кого врачей нет.
Либе показалось, что она увидела дождь из пепла. Всего мгновение. Когда небо становится немножко другим, словно напрягается. Осторожно напрягается, боясь уронить лоскутки облаков на землю. Либе показалось, что она увидела что-то новое и необычное. И она на самом деле увидела такое. Но это были лишь первые мгновения дождя. Когда он начался, но ещё ни одной капли не упало. Каким-то образом ей удалось это увидеть.
Скрипнула дверь, и казалось, вот вновь сейчас войдёт мальчик Инис и принесёт какие-нибудь фрукты. Какой-нибудь журнал. Расскажет о том, как написал очередное ругательное слово на доске и тут же быстро его стёр. Но это было лишь насильное сознание. Подсознание всё ещё рисовало образ того холодного юноши, сказавшего страшную вещь. То, с какой отрешённостью он смотрел в окно. И насколько острым и холодным, словно ледяной шип, был взгляд его ядовитых глаз. Но сквозь проём в двери полилось солнце.
- Привет! – сквозь лучезарную улыбку виделось мягкое волнение.
Девочка с солнечными волосами тихо юркнула в палату и стала осматривать её.
- Привет, - не в силах оторвать от девочки глаз, заворожено протянула Либа.
- Извини, что я так неожиданно ворвалась. Просто проходила мимо больницы, а тут бац! – дождь пошёл. И захотелось к тебе зайти. Как у тебя дела?
- Нормально.
Девочка вновь вернула своё внимание Либе и как-то хитро растянула губы в улыбке.
- Тебя ведь Либа зовут, да?
Либа молча кивнула. Это было ожидаемо. Инис же наверное объяснил им, в чьей палате они тогда появились.
Девочка скользнула к стульчику рядом с койкой пациентки и уверенно на него бухнулась.
- Извини, что я знаю твоё имя, а сама так и не представилась тогда. Времени было просто мало, вот я и забыла. Я вообще такая забываха!.. в общем, меня зовут Флемма. Ой! – девочка прищурилась, будто сболтнула лишнего. –  Или тебе Ини уже о нас рассказал?
Либа молча завертела головой. Смятение спутало все слова. У неё были такие яркие волосы. Такие красивые. Да и сама девочка, словно принцесса. Такая эмоциональная одежда, такая разноцветная и интересная. На рюкзаке какие-то смешные брелочки, при том в очень большом количестве. Но глаза … глаза были, словно отблески солнца, падающие на твёрдый хрустящий зимний наст. Когда чувствуешь запах этого сухого ледяного ветра, и одновременно нагреваешься от лучей света, крадущихся через закрытое окно.
- Будем знакомы! – захихикала Флемма.
- Будем, - тихо поддакнула Либа.
- А того высокого мальчика зовут Альгор. Ну… он был в капюшоне, надеюсь, ты помнишь.
- Альгор? Какое красивое имя.
- Он вообще весь очень классный!
От девочки пахло ромашками. От этой девочки тянулось воспоминание лета и не виданные вживую зелёные поля. Словно она всю жизнь прожила среди душистой летней растительности.
- Если не секрет, а о чём вы с Ало общались?
- Об ангелах…
Флемма попыталась глубже нырнуть во взор Либы, обращённый к небу за окном. Словно птица с подрезанными крыльями. За окном сейчас холодно, и свежо. Взмахнуть бы и улететь.
- Но он же тебя обидел, да? Ты ведь плакала. Ты уж прости его. Ало не умеет общаться с людьми. Он их боится.
Нет, не страх был в глазах Альгора, когда он смотрел на скучающую по солнцу Либу. Это было презрение, или отвращение.
- Если Ало наговорил тебе глупостей, то ты только скажи – я ему потом устрою. Нельзя обижать людей просто так…
- Нет-нет! – прервала маленькую девочку Либа. – Альгор вовсе меня не обижал. Он…
Либа вновь взглянула в окно. Испуганно. Словно, летящие под небом вороны сложились в предзнаменование.
На правду нельзя обижаться. Альгор не говорил гадостей. Либа заслужила те слова, что услышала. И если даже такой классный человек, как Альгор, был с ней жесток, то значит так оно и есть. Либа – плохой человек. Никому не нужна такая больная девочка. Которая уже никогда, возможно, не встанет на ноги и не вдохнёт воздух за парадной дверью.
До руки болеющей девочки коснулось что-то очень тёплое.
- Либа, не плачь, прошу!
Такие горячие у неё руки! Такие большие и выразительные глаза. Такие удивительные выражения эмоций. Словно, она и не человек вовсе. А … ангел? Или, быть может…
- Извини.
- Не извиню! – воскликнула звонко девочка. – Пока не перестанешь – не извиню!
- Всё, всё уже не плачу… - Либа утерла свободной рукой слёзы со щёк.
- Нет! Не верю! Ты плохо улыбаешься. Перестань!
- Я не знаю, как…
Вновь скрипнула дверь.
- Эээ… о, Флемма! Ты-то какими судьбами?
Это показался в дверях Инис. Весь такой обычный, скромно скользнувший в помещение. За спиной слегка намокший рюкзак и на верёвочке зонтик, с которого падали редкие капли.
- Ини!
С наигранным хныканьем она бросилась прямо на мальчика, у которого с реакцией были большие проблемы. Он подумывал увернуться, но слишком долго. И вот она уже уткнулась в его живот и горячо сопела.
- Ини! Она всё плачет. Почему я не могу уговорить её перестать плакать?
Инис посмотрел на Либу, а Либа уже не плакала. Покрасневшими, широко раскрытыми глазами, она наблюдала за своим хорошим другом. Молча, словно была немой всегда.

Когда-то давно, когда Инис ходил ещё в начальную школу, его мать работала в этой больнице, и попросила мальчика поприглядывать за Либой. Потому что с девочкой часто случались разные странности, вроде внезапного сильного озноба, или других приступов. Мальчику всего лишь нужно было крикнуть о помощи.
Инис – мальчик робкий. Тихий. Он молча сидел в её палате и не выглядывал из-за журналов, которые приносил с собой. А девочка в свою очередь не отрывалась от окна. Там светило солнце, и она чувствовала, что не одна. Что не боится того мальчика.
Целые недели именно так и шли. После школы он приходил в эту палату, и медсестра со спокойной душой уходила работать дальше. А мальчик садился на стул в углу комнаты и не подавал и звука, за исключением шуршащей бумаги.
А потом как-то Инису всё же пришлось поднять глаза с журнала. Он испугался, что наконец случился припадок. Ведь опасный период ещё не прошёл.
Но она всего лишь плакала. Смотрела в окно и слёзы сами лились из глаз, а она лишь фыркала. Не могла даже шевельнуться. Укутанная в одеяло, под спиной и головой подушки. И она наполовину сидела, наполовину лежала, и смотрела в окно. Только хрупкие пальчики пытались сжать одеяло в кулачках.
- Ч-что случилось?! – перепугавшись спросил Инис, встав и уронив свой журнал. – Это припадок, да? Это он? Медсестра!
- Стой! Не нужно! Я просто … плачу.
- Плачешь? – мальчик поправил на себе одежду, пытаясь прийти в себя. – А… а почему ты плачешь?
- Не знаю.
Просто солнце впервые скрылось за тучами. Впервые она была наедине с этим мальчиком и ей было страшно. Почему? Она не знает, почему. Быть может, слишком долго она уверяла себя, что солнце – её защитник, и что без него она пропадёт.
- Тогда, может быть … лучше перестать плакать?
Либа не знала, почему, но это испуганное выражение лица мальчика её рассмешило. Он действительно пытался о ней заботиться, но быть может, он был тогда ещё трусливей её.
- Перестала.
- Но ты всё ещё плачешь. Прошу, не плачь!
- Я не знаю…
- Хочешь, я тебе что-нибудь принесу? Хочешь фруктов? Я помню, в приёмной были апельсины. Я мигом!
- Стой!
Но он уже исчез с ветром. На полу так и лежал незакрытый журнал, чьи страницы весело листал сквозняк. Мог бы хотя бы дать его её в руки. Этого Либа и хотела.
А потом со стула упал рюкзак, и девочка от неожиданности вздрогнула.
Он тогда действительно принёс ей апельсин. Сам почистил его и, как настоящий мужчина, отдал большую часть ей, хотя она и не просила. Она боялась, что не заслуживала такого ухода. А у мальчика был такой вид, словно он пытался искупить вину. И Либа боялась, что Инис обидится, если она не примет его помощь. Что убежит.
Так они и росли вместе. Каждый будний день он приходил к ней сразу после школы и сидел до самого ужина. Обедали они вместе. Ей давали больничную еду. А Инис приносил из дому. А когда забывал, то медсёстры приносили и ему порцию. Бесплатную. За его помощь.
Её родители были гостями редкими, но они действительно любят свою дочь. И готовы потратить все деньги мира, чтобы спасти её. Поэтому они вечно в разъездах, да командировках.
У Иниса всегда был такой смешной голос. Будто бы даже спустя несколько лет их дружбы, он побаивался, что может всё испортить. Боялся, что быть может на самом деле она притворяется. Что он её, быть может, утомил. Эти мысли пропадали лишь в тот момент, когда он подсаживался поближе к её койке и они вместе листали журналы, которые он приносил. Перелистывал только тогда, когда она попросит. При этом она всегда учтиво интересовалась, всё ли он прочитал на этой страннице?
А потом началось это время. В принципе совсем недавно. Месяца три, или четыре назад. В летнюю пору, Инис сидел, как и обычно, и готовил домашние задания на своих коленках. А из открытого окна дул душный жаркий ветер, приносящий с собой радостный детский смех.
- Инис, - обратилась она тогда, смотря, как люди на улицах гуляют со своими детьми в колясках.
Из-за солнечного света её лицо было лишь сложно различимым силуэтом тени. Всё те же длинные волосы, заплетённые двумя косичками. Чёлка, которую давно уже надо было укоротить, а то она слишком сильно закрывает глаза. С того времени, как они смеялись над Микки Маусом в первый раз, каждый из них казался сильно повзрослевшим.
- Ведь, если я умру, это будет хорошо? Столько хлопот я доставляю другим, и при этом отплатить не могу. Бесполезная совсем.
Она представляла, как у неё отрастали крылья, и она мчалась к небесам. Наконец вырвалась из заточения в больнице. Наконец смогла бы ощутить ветер своими лодыжками. Быть может, если бы она жила ангелом, то принесла бы хоть какую-то пользу. Помогала бы людям влюбляться. Являлась бы музой к художникам. Оберегала солдат на войнах.
- Нет.
Это был Инис, но этот голос не был на него похож. Так сильный, такой взрослый… смелый. Как же Инис вырос с тех пор!
- Ты … глубоко … ошибаешься, - после каждого слова Инис делал глубокий вдох, слова дрожали, словно гитарные струны перед моментом разрыва.
От удивления Либа взглянула прямо на мальчика. Инис сидел, уткнувшись кулаками в колени, сжимая пальцами до скрипа блестящие странницы. А глазами он словно опирался на пол. Точней почти физически осязаемым взглядом усилия.
- Ведь… - продолжил он. – Врачам за это платят деньги.
- А мама с папой?
- Родители?! – судорожно хихикнул мальчик. – Они столько сил потратили ради тебя, что ты не имеешь права умирать!
- Но я бесполезная… – уже через тихое хныканье мычала она. – Зачем…
- Затем, что ты не бесполезная, - очень тихим и вкрадчивым голосом сказал Инис и резко встал со стула.
Помятый журнал с частичками пота ладоней Иниса безвольно упал на пол. Бесшумно, словно промокашка.
- Не смей…
Они вместе одновременно фыркнули носами.
- Просто … не смей!
И убежал. Даже рюкзак забыл забрать.
Инис не мог подобрать правильные слова, хотя знал, что хотел сказать. Ведь, тот опасный период, когда за ней нужно было следить, прошёл. Его освободили от работы. Но Инис всё равно приходил к ней. Как к другу. Приносил ей фрукты. Журналы. Интересные истории. Он понимал, что хотел сказать, но не мог этого выразить словами, которые знал, чувствами которые испытывал. Он бы мог объяснить это сотней слов, он мог бы говорить, не останавливаясь, даже если бы она заткнула уши и закричала, он бы смог сказать всё, что хотел своими простыми словами. Но тогда это не было бы полным.
Когда в следующий раз он пришёл, то поздоровался, как ни в чём не бывало. И она ответила таким же радостным приветствием. Словно ничего и не случилось. И действительно. Вот только Инис с того времени стал заходить в гости к ней не каждый день. Всё реже и реже. Извинялся, что не смог зайти в прошлый раз из-за того, что участвует в деятельности школы. Но на самом деле он просто боялся. Он хотел её видеть, но боялся, что вновь когда-нибудь она превратится в тот силуэт, заслоняющий солнце и вновь серьёзно скажет “не могу” После такого, он не мог относиться к этому солнцу положительно…