Глава 9. Увидеть и умереть

"Окруженная горными хребтами, эта маленькая  страна, с ее зелеными,
благоухающими рощами, цветущими лугами, шумливыми  потоками и весело
журчащими  родниками, уподоблялась... дивному, прекрасному саду,
обитатели коего словно прогуливались в нем для собственной утехи, 
не  ведая о тягостном бремени жизни.
              Э.Т.А. Гофман, "Крошка Цахес, по прозванию Циннобер"


Город, в котором жила София, поразил Омара своей красотой. Тут не было ничего того, с чем так долго и томительно приходилось иметь дело в Деспотии - с ветхими жилищами, с многочисленными очередями в государственные учреждения, с хамством на улицах, с серостью и однообразием жилищ. Во-первых, здесь было значительно прохладнее и оттого свежее. Во-вторых, люди вели себя совсем иначе: подозрительно не косились на соседа, чаще улыбались и вообще выглядели превосходно. Складывалось впечатление, что граждан города не занимала никакая трудовая деятельность, - на их лицах не было пресловутой печати усталости и утомленности. Светлые лица, радостное настроение - все это бросилось в глаза тут же по приезде на родину Софии.

- Великолепно! - восхитился Омар с присущим исследовательским даром. Он внезапно понял, что перед ним открывается безграничный простор для изучения - и это уже были не книжки с сухим и мертвым текстом, а сама жизнь с ее интенсивностью и бурлением.
- Тебе правда нравится? - София доброжелательно посмотрела на Омара.
- Однозначно. Мне нужно многое увидеть, - заключил он.

Впрочем, культурное ослепление, разумеется, не уничтожило в нем религиозное чувство, с которым он покинул Деспотию. Однако «Бог», о котором он говорил, был чем-то иным, нежели было принято понимать в то время под верой. Попытка убежать от мирской суеты, стремление обрести духовного наставника, желание не умереть - все это бытовало и доминировала в головах толпы. Но Омар смотрел на религиозный аспект несколько иначе. Вера была чем-то большим, чем просто вера. Для Омара она стала философией, системой взглядов, объяснением сложнейших процессов бытия. И ничто не могло поколебать его позиции, даже новый опыт жизни на неведомой земле. Он стоял в городе, который изумлял его своими красотами, вдохновлял и пронизывал. В голове сразу промелькнула мысль, услышанная от одного знакомого историка: «Этот город обязан увидеть каждый. Увидеть и умереть». Поскольку обратной дороги не было, Омар догадывался, что умрет здесь. Но прежде необходимо было понять, почему народы моря живут так, а не иначе. И, вероятно, попытаться их переубедить. Ведь система взглядов для того и рождается, чтобы охватить как можно больше культурного пространства.

Дорога от порта до дома Софии заняла продолжительное время. Но Омар все никак не унимался и восторженно глядел по сторонам: статуи местных богов поражали своим великолепием, гармонией форм и музыкой тела. Повсюду стояли обнаженные каменные мужчины, демонстрировавшие свою мускулатуру и доблестность. «Как же так? Как они смеют выставлять такое напоказ?», внутренне негодовал писец, между тем, отмечая художественные достоинства творений. Ничего подобного он ранее не видел, поэтому по первому впечатлению статуи отталкивали и только со временем стали казаться нормой.

- Ты странно выглядишь, - сказала София, - как будто заболел. Все хорошо?
- Не беспокойся, все нормально, - ответил Омар, не спуская глаз с искусственных мужей, - я впервые вижу такое, что одновременно злит и бесконечно восхищает!
- А... ты о статуях. Обычное дело. У нас тут их много. На каждой улице. Мы уже привыкли, даже и не считаем их произведениями искусства. Так... Украшения. То ли дело наши театры. С одним из них я тебя еще познакомлю.
- И тем не менее. Какая красота! - не унимался он, продолжая смаковать окружающие красоты.

Но статуи были только началом. Культурный шок еще предстояло испытать. Его изумляли ландшафты, дороги, пейзаж... Все было необычно. Зеленая трава, которую Омар никогда в жизни не видел, ослепила его. Насыщенность красок, приятный запах, непривычный зеленый цвет - ничем подобным не могла похвастаться Деспотия. Омар не мог уйти от ассоциаций, преследовавших его повсюду. До конца он не мог расстаться с родиной, любил ее и почитал, но та яркость, которая предстала перед ним, конечно, заставляла любить новое место сильнее и зависимее. По крайне мере по первому времени.

Дом Софии располагался неподалеку от центра города - все выдавало в ней девушку, пользующуюся уважением. Жила София одна, получив по наследству от отца жилище, и добилась почтения со стороны общества своими научными работами. Пожалуй, единственное, что роднило страну народов моря с Деспотией, это учтивое отношение к деятелям науки и культуры. Здесь даже образовалась особая каста, называвшаяся философами, которая, ничего не делая и не производя, занималось только тем, что поднимало вопросы о смысле жизни и смысле мироздания. Это стало их постоянным занятием и даже больше - жизненным принципом, за что они и снискали уважительное отношение к себе. Впрочем, София к ним имела мало отношения и старалась держаться от них подальше. Все-таки они представляли для государства скорее реакционную силу, нежели просветительскую. Сама же она работала в школе преподавателем и научным исследователем.

Поскольку в доме Софии было 4 комнаты, из которых 2 бесперспективно пустовали, одну отдали Омару. София охотно приютила любимого человека, но для начала оговорилась: «Если тебе захочется жить одному или ты просто будешь испытывать дискомфорт у меня дома, у тебя всегда будет возможность съехать». Омар и не думал съезжать, - ведь предстоящая совместная жизнь с Софией только вызывала радость, - однако произнесенные слова Софии позволили несколько усомниться в ее любви.

- На самом деле у нас так все поступают, - резюмировала она, - это обыкновенная практика. Мало ли что...
- Но «мало ли что» не бывает, когда речь идет о совместной жизни.
- Ой, поверь, еще как бывает. У нас лучше перестраховаться, чем слепо уповать на доверие.

Первое же знакомство Омара с городом произошло самостоятельно - София отлучилась по рабочим делам и попросила не обижаться. Впрочем, Омару только это и было нужно: когда речь шла о познании, он решительно сторонился посторонних лиц и любил все делать в одиночку. Его нисколько это не томило и напрягало; в конечном счете искусство всегда воспринимается индивидуально, зачем же тогда превращать исследование в фарсовую прогулку?

Его удивили красочные сады, благоухающие и дышащие жизнью, потрясло обилие объектов, служащих для комфорта. Даже внешний облик людей отличался от привычного ему. Так, например, на улицах не часто можно было встретить женщин, как в Деспотии - вероятно, подумал он, они слишком заняты. Мужчины же ходили раскованно и свободно, будто чувствуя себя хозяином своей жизни. Все носили исключительно белые одеяния - темные, как он понял в последствии, предназначались для траурных дней. Туника была самой распространенной одеждой - рубашкой без пояса и рукавов. Она плотно облегала тело и выдавала как все телесные достоинства, так и все телесные изъяны. Для народов моря культура тела имела большое значение: атлеты и хорошо сложенные солдаты пользовались популярностью, некрасивые же или, как легко и непринужденно их называли на улице, уроды томились в своих домах, стараясь не показываться. За внешним благополучием и убранством города скрывалась дикая агрессия внутри самого общества. Здесь, разумеется, не было деспотийских кровавых нравов, не было жестоких правителей, но вся жестокость как бы компенсировалась социальными конфликтами. Люди имели право говорить то, что они хотели, задевая чужие чувства и мнения. Сила также играла особую роль - со слабыми старались не иметь дела и откровенно поносить. Все эти мысли всплывали в голове Омара постепенно, шаг за шагом, при знакомстве с городом.

- Куда ты прешь, баран? Не видишь, что я здесь иду? - ругался один прохожий.
- Мне до тебя нет никакого дела. Иди своей дорогой, - безразлично пробурчал второй.

Случайно вспыхнувший конфликт чуть на глазах не перерос в драку. Но все-таки ситуацию удалось успокоить подбежавшим вовремя жителям. И как же они так живут, ругаются, как животные какие-то! Мысли Омара мало-помалу оформлялись в целостную позицию. Свободные люди, не видавшие власти над собой! Какая удача. Этому можно только завидовать, этим можно и нужно восхищаться. Но почему эти граждане даже не понимают в каких условиях они живут? Захлебываясь в буднях, они не чуют свободы, они ее не осознают. Условия, которые так удачно образовались, нисколько не вытравили животное в человеке. Он не перевоспитался, а воспользовался свободой, чтобы забыть о всех человеческих завоеваниях.

Впрочем, позиция Омара по отношению к пресловутой свободе оформилась уже давно, когда он еще занимался этой проблемой в деспотийской библиотеке. Но, памятуя о том, что число документов было ограниченно, он окончательно не подводил черту. Настоящей жизни он не видел, как не видел и самой свободы, и вот теперь он мог дать правдивый диагноз - пусть и поспешный, но вполне справедливый. Во всяком случае для него самого.

Проходя мимо жилых районов, Омар обратил внимание на дома, в которых живут люди моря, - они абсолютно не впечатляли и выглядели, откровенно говоря, жалко. Дело было в том, что здания носили исключительно практический характер и вопрос об эстетической составляющей уходил на второй план. В них было удобно жить, и это главное. Все остальное архитекторов не волновало. Условно говоря, у народов моря сложилось стойкая дуальность: искусство - отдельно, жизнь - отдельно. В отличие от Деспотии, в которой все, включая будничную жизнь, так или иначе имело культурные формы, здесь искусству отдавалась особая позиция в иерархии человеческой деятельности, безусловно немаловажная, но именно отдельная. Если речь заходила о строительстве памятника, то подключались все самые талантливые зодчие с целью создать произведение искусства, если же о строительстве жилья - то обычные строители. Культура была сферой избранных, и не все туда допускались и уж тем более в ней жили.

Город пугал своим могуществом. Омар провел на ногах весь день, так и не вспомнив о том, что он попал в чужую страну, в которой первым делом необходимо было найти работу. Увиденное затмило его рассудок. И лишь только к вечеру, когда солнце зашло за горизонт и город объял сумрак, Омар вернулся в жилище Софии.

- С тобой ничего не случилось? - тревожно вскочила она с места, как только увидела писца. Оказывается, она ждала его с вечера и беспокоилась за его здоровье.
- А что могло случиться? - в недоумении развел руки Омар.
- У нас опасно гулять ночью по улицам.
- По какой причине?
- Пойми, что в это время орудуют грабители, воры, нищие. Не забывай, что ты в другой стране. Здесь нет никаких гарантий. Каждый добивается того, чего заслуживает. А те, кто не добиваются ничего - эти жалкие людишки - вечерами совершают преступления из безысходности. Будь осторожен.
- Но я же просто гулял...
- Нельзя вот так просто гулять, - она взяла его за руку и прислонила к своей груди, - не заставляй меня беспокоиться, прошу тебя. Просто гулять здесь также опасно. Лучше сиди дома, иначе точно попадешь в неприятную ситуацию.
- Хорошо, любимая, не переживай. Все будет так, как ты желаешь. Я не знал, прости. Больше не буду заставлять тебя нервничать.
- Спасибо, - ласково отозвалась она и крепко прижалась к нему.

Но в эту ночь Омару не спалось. Во-первых, из-за избытка впечатлений, а во-вторых, из досужего любопытства: как же так, в стране, где прославляется свобода и многочисленные возможности, где красоты, созданные человеческими руками, ослепляют чужестранцев, может параллельно существовать рабство и зависимость? Опасность, исходящая от маргинальных слоев, от бывших рабов или беглых, позволяла взглянуть на прекрасную жизнь народов моря с другой стороны - страшной, совершенно неизведанной и вызывающей отвращение. Омар тихо встал и начал ходить по дому, благо здесь было много комнат. Ему внезапно стало невыносимо и тошно, и он не мог дать объяснения своему вспыхнувшему чувству. Оно застало его врасплох, всецело поглотило, не отпуская ни на минуту. Омар не понимал с чем имеет дело, оттого и не мог найти причину своих переживаний. Он лег на холодный пол и попытался уснуть, словно желая тем самым немедленно избавиться от болезненного наваждения, но попытка оказалась тщетной. Так он и пролежал до утра на полу, пока София не обнаружила его и не помогла добраться до теплого ложа.

- Полежи, никуда не ходи сегодня, - София заботливо погладила по волосам Омара, - тебе нездоровится. Может заболел чем? Я же говорила, что длительные прогулки не идут на пользу. Ты никуда не заходил? - она подозрительно прищурилась.
- Нет, только осматривал город...
- Отчего же такой эффект, - не понимала она, - у тебя горячая голова.
- Я не знаю. Просто дурно.
- Может быть ты привыкаешь к новому климату, к новому городу, к новому образу жизни...
- К новой среде, да, скорее всего. К новой среде, - фатально произнес Омар, будто получив для себя ответ на волнующий вопрос.
- Хорошо, а теперь мне нужно бежать. Долг преподавателя зовет.

Она ушла, а Омар продолжал томиться в волнениях. Так он пролежал целый день, не расставаясь с пагубными мыслями. Это было неописуемое состояние: как та болезнь, которую назвали в Деспотии «красной», так и болезнь Омара не имела рациональных объяснений. Увиденное повлияло на него, но как и чем - оставалось загадкой. Видимо, только здесь можно было подцепить меланхолию - тяжелое психологическое заболевание, которое не имело место на Востоке. Там все трудились и беспрестанно забивали свое свободное время какими-нибудь обязанностями, тут же все оказалось совсем по другому: больше свободного времени порождало больше мыслей о тщете жизни. Праздность была лишь оболочкой, бегством от одиночества. Ведь только тут просыпались подлинные чувства и мысли, только тут человек мог осознать гибельность окружающего мира и только тут он мог сделать выбор: принимать эту гибельность или уходить в праздность. Омар не спешил с выбором. 

На следующий день, почувствовав себя гораздо лучше, Омар захотел познакомиться с кем-нибудь, кто также являлся чужаком на этой земле. Таких, кстати сказать, было не мало, и этому способствовала специфика государств народов моря - сюда приезжали как преступники других стран, чтобы начать жить заново, так и просто политические беженцы, каковым и оказался писец. Народы моря фактически не являлись единым целым, они объединялись исключительно на почве наднациональной культуры, которая рано или поздно окутывала всех приезжих. Желание Омара в этом смысле представлялось естественным и вполне выполнимым.

- Хм.. Я попробую найти достойных тебе собеседников, - размышляла София, - Ведь ты не заслуживаешь общества каких-нибудь проходимцев.

Несмотря на то, что отношения Софии и Омара уже не носили такого ярко выраженного романтического характера, а скорее вылились в нечто бытовое, они по-прежнему любили друг друга. Незнакомая среда, в которую попал Омар, не позволяла расслабиться, но они оба знали, что как только волнение отступит, отступит и дистанция между ними. А пока София отправилась к школу, где преподавала историю и где надеялась застать своего знакомого Анания - он знал массу иностранцев и беспрестанно общался с ними по роду своей деятельности (он работал переводчиком).

Школа народов моря считалась примерной: тут изучали математику и геометрию, музыку и философию, риторику и историю. Уровень преподавания также был весьма высок, чем гордились и власти, и граждане. София вела свой урок искусно и виртуозно, рассказывая о самых интересных фактах истории народов моря и других стран. В этот раз ее лекция была посвящена Деспотии, из которой она только недавно вернулась.

- Деспотия - страна с неограниченными возможностями и неограниченной властью. Там ни один человек не застрахован от произвола, ровно также ни один правитель не застрахован от народного гнева. Впрочем, последнее впрямую случалось не часто, а вот косвенно - многажды. Сама атмосфера в стране накалялась до таких пределов, что правителю волей-неволей приходилось уходить. Или совершался государственный переворот в результате какого-либо заговора. Многие правители, насколько мне известно, не умирали, а просто уходили в скит, кто-то пропадал за пределами государства, на безжизненных просторах пустыни, а о ком-то доселе ничего неизвестно. У нас слишком мало источников, чтобы об этом профессионально судить.
- А там трудно жить? - задал вопрос один из учеников.
- Для вас - да, несомненно, - сидящие на скамьях ученики захохотали, - а для них - вполне выносимо. В силу этого взаимного давления люди постоянно напряжены, и у них нет времени на то, чтобы рассуждать о своей участи. Они работают и честно выполняют свою работу. Я бы даже сказала - работу жизни. Ведь их жизнь тоже превращается в трудоемкий процесс, где долг превалирует над свободой.
- То есть все-таки там трудно жить? - спросил другой ученик, вызвав дружный смех класса.
- Однозначно нелегко...

На выходе ее ждал тот самый Анания, желавший узнать подробности о поездке Софии в загадочную страну. И оказался как нельзя кстати.

- София, здравствуй! Ну рассказывай же скорее что и как, - он обнял ее по-свойски и поцеловал в обе щеки. Надо сказать, что София давно вызывала у него симпатии, но добиться ее сердца он никак не мог. Поэтому новости, которые привезла София из другой страны, вряд ли могли его воодушевить, - Я смотрю ты вся дрожишь. Неужели так необычно?
- Нет, Анания, просто я должна тебе кое-что сказать.
- Что же? Ты все-таки нашла в Деспотии, что искала?
- Можно и так сказать..
- Ну же, говори скорее!
- Анания, я нашла там свою любовь. Самого прекрасного человека. Чуткого, вдумчивого, воспитанного. Это Омар, один из лучших писцов своей страны, образованнейший муж и блистательный мыслитесь.
- Знаем мы таких мыслителей. Собираются каждый день на холме, а что толку...
- Нет, Анания, послушай, - по-женски стараясь сгладить углы продолжала София, - Он не философ. Он другой. Он несет миру такую мысль, которая была дана ему свыше, а не рождена в результате умственных брожений.
- Это все слова.
- Не важно. Дело в другом. Анания, я полюбила его за все это. Я понимаю, что тебе больно и неприятно слышать подобное, но я обязана была начать с этого.
- Мы же с тобой говорили, София, что рано или поздно ты все равно станешь моей.
- Говорили, Анания, и поэтому я вынуждена признаться тебе. Более того, он приехал сюда со мной и теперь живет у меня в доме.
Анания, покрывшись потом, изобразил спокойствие и глубоко выдохнул:
- Раз так. Что я могу сказать? Я рад за тебя.

Переводчик Анания славился не только своим умом, но и актерством. Высокий рост, черная кудрявая шевелюра, короткая борода, модная среди народов моря, прямая осанка. У него было все, чтобы нравиться девушкам. В итоге он развил свои обаятельные способности до театральных и уже не разделял реальную жизнь и актерскую. Именно поэтому ему было не сложно сыграть роль добродушного товарища. Внутри же он ощущал разочарование и неудержимую тоску от своей беспомощности. Впрочем, надежды не умирали, как не умирали и его замыслы, и, видимо, по этой причине он на время притворился тем, кто был необходим сейчас уязвимой Софии.

- А какие еще новости? Или это все, что ты привезла из Деспотии?
По выражению лица стало ясно, что шутка Софии не понравилась.
- Моя поездка выдалась очень полезной и насыщенной. Я тебе успею еще все рассказать. Но первым делом я бы хотела обратиться к тебе за помощью.
- Что-то, связанное с Омаром?
- Да. Он новичок здесь и пока не привык к нашим нравам. Первая же прогулка подкосила его. Он хочет познакомиться с кем-нибудь не здешним, чтобы быстрее привыкнуть к нам.
- Да, у меня есть много таких знакомых. Недавно, к слову, познакомился с одним деспотийцем, который живет неподалеку от меня. Он очень странный и тоже пока не привык к нашим законам. Впрочем, с его жизненными установками, я полагаю, он так и ни к чему и не приучится.
- Было бы хорошо, если бы мы их познакомили. Вместе легче привыкать к условиям.

Анания неохотно согласился помочь, но лишь ради Софии, к которой он относился особенно. Надо сказать, что Анания был честным человеком и палки в колеса молодой паре вставлять не желал. Однако отказываться от своих притязаний - причем добровольно - он, разумеется, не при каких условиях не стал бы. Анания слишком хорошо знал Софию и ее вкусы: она была падка на экзотическое и непознанное - вероятно, поэтому ее так волновала Деспотия - и могла часами зачитывать текстами о чем-нибудь необыкновенном. Но вкусы ее были сколько сильны, столько же и кратковременны, и она ловко меняла свои предпочтения с одного на другое. С Омаром Анании все сразу стало ясно: это очередная экзотическая игрушка, привезенная из другой стороны. И он не шутил, говоря, что она именно «привезла» его, словно сувенир на память, который некоторое время радует глаз, а затем надоедает. Поэтому, как ему казалось, оставалось только ждать. И продолжать доказывать, что он самый достойный из всех, кто ее окружает. Они вышли из школы и пошли гулять по шумным улицам, не замечая никого рядом. София рассказывала о красотах, которые ей удалось повидать, о политической системе, которая чужда любому местному гражданину, но родственно близка любому деспотийцу. Анания умело поддерживал разговор, вставляя свои замечания и комментируя ее слова. И за этими разговорами они не заметили, как наступил вечер.

Омар мучительно ждал Софию дома, ведь она обещала ему прийти пораньше. Но обещание в очередной раз было не выполнено, хоть и не специально. Привыкший к порядку не только в мыслях, но и в поступках, Омар в очередной раз натыкался на культурное непонимание: для Софии случайность была в порядке вещей, для него - порядок не допускал случайностей. Впрочем, его гнев поддавался разумному объяснению - как-никак необходимо время для адаптации - но последствия тем не менее от этого не становились менее пагубными.

Вернувшись поздно вечером домой, София застала Омара в дурном настроении. Не успев даже поинтересоваться его самочувствием, она мгновенно попала под град его критических замечаний.

- Почему ты так поздно пришла?
София по тону поняла, что скандал не за горами, и также грубо ему ответила:
- А какое тебе дело?
- Я ждал тебя, но ты опоздала. Что тебя задержало?
- А разве я обязана говорить тебе все, что я сделала за день? Это мое дело, - слова Софии взбудоражили Омара еще более. То, что было для Софии обыкновением, для Омара стало неожиданностью.
- Ты от меня что-то скрываешь?
- Ничего я от тебя не скрываю. Я, как и обещала, поговорила с одним человеком по поводу тебя. Он знает какого-то деспотийца, который, видимо, прибыл сюда недавно, также, как и ты.
- И ты обсуждала это весь вечер?
- Еще раз повторяю, Омар, это мое дело. Я не понимаю, почему ты возмущаешься. Я не давала тебе ни единого повода для этого.

Разговор на повышенных тонах продолжался еще некоторое время, пока, наконец, они не достигли перемирия. Впрочем, временного, поскольку накоплявшиеся разногласия рано или поздно должны были выплеснуться во что-то большее. Конфликт тлел и перманентно разрастался.

На следующий день Омар встретился с Ананией и неким Сануром. София любезно представила их, Омар же подозрительно засмущался. Какое-то время вообще не произнося ни слова, он пристально вглядывался в Санура, будто пытаясь нечто отыскать в его внешности. Нечто - это сходства, которые сразу бросились в глаза. Омар узнал в Сануре знакомого человека, но никак не мог вспомнить - где он его видел и когда общался. Поэтому избрал тактику молчания, выжидая первого шага со стороны Санура, однако тот, по всей видимости, совсем не торопился заговорить первым.

- Санур сразу впечатлил меня своими знаниями деспотийских обычаев, - представлял его Анания, - он - странник, решивший на какое-то время поселиться у нас.
- А вы долго жили в Деспотии? - поинтересовалась София.
- Всю жизнь.
- И что же заставило вас покинуть страну? - продолжала она.
- Красная смерть, бессмысленная и беспощадная.
- Да-да, слышала об этом, разумеется, - кивнула София, - Странная и непонятная эпидемия. До сих пор не ясно что это было. Существую разные мнения, но у нас в стране восторжествовало одно - ваш правитель не уследил за резкими изменениями, пытаясь их скрыть от общества.
- Один всегда может недоглядеть, - внезапно включился в беседу Омар, его голос источал уверенность и твердость, - поэтому не стоит несовершенство человеческой природы возводить в ранг вины перед обществом.
- Но и списывать его тоже не стоит, - заметил Санур.
Теперь Омар уже понимал с кем он имеет дело и сразу успокоился: нельзя было дать понять, что он узнал в Сануре того, с кем никогда бы так просто на улице не встретился. Это был тот самый правитель Санурсат, который, по слухам, умер - то ли от болезни, то ли от старости. Именно он приглашал его к себе, беседовал, угрожал, но не давал в обиду. Но что он делал здесь, среди народов моря? И почему в самой Деспотии все были уверены в том, что он умер? Это еще предстояло узнать. Пока же затянувшуюся паузу решила прервать София.

- Знаете, это очень интересный вопрос! Ответственность, наблюдения... Вы говорите - один правитель недоглядел. У нас в стране - и Анания эту историю прекрасно знает - был случай, когда за человеком недоглядели все, кто находился с ним рядом.

И София начала рассказывать про одного мастера сандалий, который пользовался популярностью среди граждан, но умер по совершенно нелепой причине. Эту историю, в сущности, знал каждый местный житель, но о ней старались не распространяться среди иностранцев. Слишком трепетно народы моря относились к жизни и смерти человека, и им элементарно не хотелось придавать гражданский «грешок» огласке. Те же, кто знали эту историю, молча констатировали: это точная иллюстрация того, что происходило в стране народов моря - некоторые математики даже изобрели формулу «степень свободы равно пропорциональна степени ответственности».

Так что же произошло? Мастер сандалий работал только на себя, не подчиняясь никому и зарабатывая деньги исключительно своими руками. К нему обращались не часто, зато точечно: он мог не только отремонтировать поврежденную обувь, но и превратить их в произведение искусство. Одно качество, впрочем, его характеризовало не с лучшей стороны: сонливость. Он любил спать, спал долго и крепко, уходя в сон чуть ли не на целый день. Из-за этого его работа задерживалась и усложнялась, но люди, знавшие мастера, по этому поводу не волновались - они-то точно знали, что свое дело он сделает великолепно. Поэтому, когда он спал - обыкновенно это происходило возле театра, там же и находилось его «мастерская» - на него никто не обращал внимания. Ну, спит и спит, никому же не мешает. Но вот это «не мешает» и привело к роковому концу. Однажды мастер сандалий заснул и больше не проснулся - трудно определить почему, ибо даже врачи не обратили внимания на его смерть. Люди продолжали проходить мимо, с иронией показывая пальцем на чудаковатого мастера. Он спал смертельным сладким сном и никому не мешал. Поэтому его и не замечали, ведь, чтобы заявить о себе, нужно неуклонно кому-нибудь мешать. А лучше - не кому-нибудь, а многим. Так он и лежал, пока трупный мерзкий запах не выдал мастера. «Уснуть на работе и умереть, какая жалкая смерть» - говорили злые языки. Но говорили не долго, ибо через день о мастере совсем забыли, а те, кто пользовался его услугами, моментально нашли других мастеров. Им не нужен был человек, а нужна была функция, выполняющая свою работу, поэтому и исчезновение человеко прошло совершенно бесследно. Однако через некоторое время это событие переросло в легенду, увековечив имя мастера. Впрочем, не имя даже, а его смерть, поскольку даже имени его в истории не сохранилось. Таковы были отношения у народов моря - все желали друг от друга выгоды, а если кто-то выгоду не представлял, то и человеком переставал являться. И не важно - спал он или бодрствовал.