И все же жизнь прекрасна глава 3

Глава3
Начало учебы


В конце августа 1964 года меня привезли в Новочеркасск, в школу, где началась моя новая самостоятельная жизнь. В школе было 120 детей на все десять классов. Находилась она недалеко от городского сада на улице Декабристов. Во дворе было несколько зданий: школа, клуб, швейная мастерская, медсанчасть (кабинет врача, медсестры, баня), корпус девочек и корпус мальчиков, в котором жили малыши и ребята плохо передвигающиеся. Остальные мальчики жили в корпусе находящемся в квартале от основного двора и в школу ходили пешком в любое время года. Большинство детей были, как и я с остаточными явлениями полиомиелита, но с такими тяжелыми последствиями, как у меня, детей десять, а остальные ходили кто на костылях, кто с палкой, некоторым и вовсе повезло - они только слегка хромали. Несколько детей были с миопатией, у некоторых прогрессирующая форма заболевания: привозят ребенка еще ходячего, а через год-два он уже на коляске, несколько детей с врожденной аномалией развития: без руки или без ноги. Почти в один день со мной, поступила девочка из Перми, у которой не было рук, вместо рук на их месте находились пятнышки, как оспинки. Оля, так звали девочку, приехала в девятый класс, а я в седьмой, но, несмотря на разницу в возрасте мы с ней подружились и помогали друг другу: я причесывала и одевала ее, она могла принести что-нибудь. Мы как бы дополняли друг друга. Оля все делала ногами: застилала постель, умывалась, даже шила, причем нитку в иглу вдевала гораздо быстрее, чем я руками. Окончив школу, Оля уехала домой в Пермь, поступила в педагогический институт, по окончании стала работать преподавателем в спецшколе, вышла замуж и родила сына. Но я отвлеклась. Были дети и с ДЦП, но мало и в основном с нетяжелой формой заболевания.
    Девочки жили в бывшем купеческом особняке. В полутора этажном доме с парадным выходом на улицу и черным во двор, которым всегда пользовались, было пять комнат: четыре жилых, а пятая- комната отдыха, но называли ее почему-то рабочей. В доме был умывальник: большая комната с четырьмя кранами холодной воды, в углу стоял огромный титан. По вечерам нянечка включала его, и мы могли помыться и постирать горячей водой, по утрам умывались только холодной водой в любое время года. Был так же и  туалет с двумя унитазами и ванной, над которой даже не было кранов, но слив был. Вообще-то купались в бане, а ванна так для экстренных случаев. Из жилых комнат две были огромными: одна для младших классов на 12-15 человек, вторая для средних классов на 17-19 мест под номером 3, другие две комнаты были поменьше от шести до девяти человек для старшеклассниц. Я приехала в седьмой класс, и поэтому поселили меня в самую большую комнату. Потолки в доме были очень высокие, не менее пяти метров и украшены лепкой в виде цветов и фруктов, на множестве огромных окон вышитые полотняные шторы, паркетный пол один раз в месяц натирал полотер дядя Саша.
    В рабочей комнате на столе стоял телевизор, я увидела его в первый раз. Телевизор был небольшой, черно-белый, показывал не очень-то четко и регулировался с помощью трансформатора. Включать его разрешалось только старшеклассницам или воспитателю. И еще в этой комнате были два баяна, увидев их, я забыла обо всем на свете, так захотелось научиться играть. На баяне играла Вера Х., она перешла в девятый класс и была старше меня на три года. Я пристала к ней с просьбой научить игре на баяне, Вера устроила мне настоящий экзамен, после которого авторитетно изрекла, что слуха у меня нет и учиться играть мне бесполезно – толку не будет. С большим трудом я все же уговорила ее показать мне хотя бы гамму. Несколько дней я с упрямством достойным самому упрямому ослу, пиликала на баяне гамму и достигла почти совершенства: беглой игры туда и обратно. Выручила меня Оля: увидев мои страдания, она сказала, что в городе, в магазине есть самоучитель игры на баяне и что она может купить его мне, если я этого хочу. Что за вопрос, хочу ли я? Да я просто жажду этого! В тот же день у меня был самоучитель! До начала занятий оставалась почти неделя, и я с энтузиазмом припала к самоучителю. Забегая вперед, скажу, что к концу седьмого класса я уже довольно сносно играла на баяне. Иногда меня путали с Верой: сижу, играю на баяне, а кто-нибудь ищет Веру, входят - Веры нет
- Это ты так играешь? А я думала Вера, а где она?
    Для меня это было признанием моих музыкальных достижений. А однажды в комнату влетел Михаил Яковлевич, наш музыкальный работник, с минуту он удивленно смотрел на меня, а потом резко сказал:
 - В сентябре в оркестр!
 А было это в мае. Но все это было потом, а пока впереди первое сентября, мое первое настоящее первое сентября: я, как и все, в белом фартуке, с пионерским галстуком и белыми бантами. Первый раз в жизни я сидела за настоящей школьной партой, в настоящем классе с доской, и не надо было ждать учителя и волноваться придет или нет, я была в настоящей школе!
   В нашем седьмом классе было девять человек: четыре девочки и пять мальчишек. Первым был урок математики, вспоминали теорему Пифагора. Спросив двоих или троих человек, Валентина Александровна вызвала меня, но так как я не ходила, я могла отвечать с места и я с ужасом поняла, что ничего не вижу со своей второй парты. Теорему Пифагора я знала хорошо и отвечала по памяти без запинки. В классе повисла тишина, оглянувшись, я увидела удивленные лица ребят и замолчала.
- Ты дальше не помнишь, Дина? - спросила учительница.
 Конечно же, я все помнила, и быстро закончив доказательство теоремы, получила первую пятерку в настоящей школе.
   С неделю я привыкала к тому, что мне не надо ждать учителя, что я сижу за  партой. В конце сентября в школу пришли окулисты проверять зрение у детей и мне выписали очки, выявив у меня близорукость, на пять диоптрий. Примерно через неделю мне выдали очки в страшной, черной пластмассовой оправе, но мне было все равно – главное я видела. Так с четырнадцати лет я оказалась в очках и ношу их до сих пор.
   В школе уделялось внимание музыкальному развитию детей: был хор и два оркестра – струнный и духовой. На праздники всегда устраивали концерт силами учащихся. Пока дети собирались в клубе, играл духовой оркестр, обычно это были марши, которые создавали приподнятое и какое-то волнительное настроение. Потом начинался концерт: дети пели, играл струнный оркестр, рассказывали стихи, разыгрывали небольшие пьески, не было только танцев – танцевать мы не могли. Мне очень нравились праздники, и я старалась не пропускать концерты, но участия в них не принимала. На телевидении появилась игра КВН, мы все были просто влюблены в Маслякова и устроили у себя такую игру, в которой участвовала и я.
     Из дома приходили письма, я отвечала не всегда вовремя, скучать было некогда. Несколько писем я получила от Вани, которым рада  была несказанно. Писала мне и моя подруга Надя обо всех хуторских событиях, а однажды написала, что мои письма к Ване они читают вместе и я, ни в чем, не упрекнув его, прекратила переписку. А, в общем-то, я не очень и расстроилась, все это было уже так далеко и не нужно, меня поглотила настоящая жизнь, а Ваня, он конечно хороший, но он из другого мира. У меня теперь был свой мир, и Ваня в него не вписывался.
  В октябре мне исполнилось четырнадцать лет, а в ноябре я вступила в комсомол. Все было так торжественно под духовой оркестр, так волнительно. Вступали мы в комсомол всем классом, в клубе, а потом был концерт и праздничный ужин.
   В том же году, осенью, не помню в каком месяце, к нам в школу приехали сиамские близнецы Даша и Маша Кривошляповы. Задолго до их приезда, нас подготавливали к их появлению: показывали фотографии, рассказывали о них. И все же появление девочек произвело довольно шокирующее впечатление. В тот день, а это был выходной, я, как всегда, сидела в рабочей комнате и с увлечением пиликала на баяне, открылась дверь и воспитательница ввела Дашу и Машу. Увидев девочек, я уронила жалобно пискнувший баян на пол. Воспитательница, взглянув на меня, вероятно, поняла мои чувства, и быстро увела девочек, закрыв за собой дверь. Посидев некоторое время в оцепенении, я подняла баян и принялась снова пиликать, пытаясь заглушить нахлынувшую жалость к девочкам. Потом я, конечно, привыкла к их виду, это оказалось совсем не трудно, так как девочки были очень общительными, особенно Маша, но все равно, мне было, их  жаль. Девочки были очень разные и по характеру, и по темпераменту: Даша умная, серьезная любила почитать, поиграть в шахматы, Маша озорная и веселая предпочитала побыть в шумной компании, поиграть, побегать. Учиться Маша не любила, и на этой почве девочки часто ссорились:
- Тупица! - кричала Даша – Из-за тебя я сижу по три года в одном классе! И вообще что за манеры у тебя? Вечно чавкаешь за столом!
 - Я не чавкаю, а с аппетитом ем! – парировала Маша – А ты, ты синий чулок! Ничего не видишь, кроме своих книг и шахмат!
 Но они любили друг друга, и все ссоры обычно кончались мирным соглашением: Маша терпит игру Даши в шахматы, а Даша после партии в шахматы идет гулять на улицу. Через год их увезли в Москву в институт ортопедии, где им сделали операцию, удалив третью ногу. Проведя обследование, врачи пришли к выводу, что Маша паразит на теле у Даши и предложили подумать об операции. Маша, не задумываясь, сказала:
- Соглашайся, Даша, хоть ты будешь нормально жить.
 - Вместе родились, вместе и умрем, - был решительный ответ Даши. Вернувшись из института в школу, девочки продолжили учебу, но теперь училась Даша, а Маша была вольным слушателем со справкой, прослушала такой-то класс. После окончания школы, девочек увезли в Москву и поместили в дом инвалидов, где они и умерли несколько лет назад, причем первой умерла Даша, спустя несколько часов скончалась и Маша. Такая вот невеселая история, но я опять несколько отвлеклась от темы.