6. Так и было

               Родители к тому времени уже начали ссориться. Вначале из-за какой-то «московской  Нади». Я была ещё совсем маленькой, когда отец однажды  даже уходил от нас, но ненадолго, вскоре вернулся.  Помню,  я стояла в своей кроватке , держась за спинку, когда он вошёл и   молча  протянул  бумажный кулёк свёрнутый пирамидкой.
- Это что? – спросила я
-Клюква – ответил он ,снимая пальто и  глядя на меня со знакомой усмешкой.
Это были  шоколадные конфеты!   Я обрадовалась,   полезла к нему на руки: мне-то не за что было на него обижаться.  Потом мама ещё долго уверяла  себя и других, что «…приняла его обратно только из-за ребёнка!» 

Я так не думаю, были у них и другие чувства. Однажды , ко  дню рождения , отец подарил ей  брошку. Конечно- же  не дорогую, но как она блестела, и как мне нравилась!  А дня через два, после очередной ссоры, я увидела сверкающие камушки, рассыпанные по полу:  она была растоптана отцовским каблуком.   

Мама так и не смогла понять его , не приняла  сложного характера, постоянно упрекала  в замкнутости и равнодушии к  житейским делам. Но сейчас я понимаю, что это был просто страх и недоверие к людям, прочно  усвоенные  отцом , в тюремной ссылке.  Он никогда  не принимал участия в заготовке дров на зиму, не ездил на старенькой «полуторке»  коллективно в лес за грибами   или в Москву  за продуктами, не сажал   по осени  деревьев перед домом.  А организатором-то  всего   была мама…               

Только однажды я запомнила их вместе  за общим делом.               
Нам выделили небольшой участок земли  под  картошку  на самом берегу реки Костромки. Майским днём родители поехали туда и  взяли меня с собой.  На противоположном берегу  отражались в  воде  стены  знаменитого   Ипатъевского   монастыря,  с золотыми  куполами   собора,  с островерхими башнями    и    крышами  деревянных церквей.               

Участок наш был уже вспахан , но весь густо усыпан  щепками, обломками веток и прочим мусором, принесённым весенним разливом .  Отец  уверял, что вырасти тут ничего не может,  стоял на берегу  у самой кромки воды и смотрел, как садится большое красное солнце – он  очень любил закаты. Мама  пыталась собрать мусор, но слишком много его было и отец , наверное был  прав, ничего там вырасти не могло.   В этот вечер я  вдруг поняла, что мои родители  слишком разные люди и вряд ли когда-то  поймут друг друга.               

Они никогда вместе не ходили в гости к маминым родственникам, а общих знакомых у них просто не было. Очень редко выходили  в центр «пройтись» и только иногда – в кино. После работы отец расхаживал по комнате, заложив руки за спину, думал  о чём -то ,  или  читал своего любимого Лермонтова .                Ссоры бывали частыми, по каждому мелкому поводу, но сердилась  мама, а отец только усмехался, отпуская  колкости в её адрес, больно задевал за живое,   чем обижал её ещё больше. Позднее  ссоры приняли уже политический характер. 

В то время было много разрушенных семей, пострадавших от произвола  власти. Наивных , она просто обманывала,  другие сами  рады были обманываться, принимая желаемое  за действительное. Любая власть выстраивается на подчинении большинства меньшинству,  а ложь  им в этом  помогает. Но,  тогда ещё  страх   ощущался во всём,  мешал людям думать, самостоятельно принимать решения, иметь, и тем более, высказывать своё мнение. Проще было тем, кто жил по принципу – делай, что велят. Человеческие ценности подменялись политическими, а в обычной семейной жизни это  мешало людям понять друг друга.  Но, тем не менее, жизнь шла своим чередом.