Уроды

Жили были Старик со Старухой. То есть, начинали-то они жить не как старик со старухой, а как все нормальные люди. Были они когда-то молодые. Ну вот, Старик пил, гулял, веселился всю жизнь, веселый такой был Старик, а Старуха всю жизнь дома копошилась, ждала его верно, в общем, скучно жила. Ну вот, потом Старуха заболела раком, ну, в общем, до ручки дошла, положили ее в хоспис. Она уже совсем немощная была. Старик приходил ее навещать. Часто. И вот, когда он приходил, Старуха всяко на него ругалась. Проклинала, ненавидела. Всю, говорит, жизнь терпела дура. А сейчас вот умираю, гадина, ты, говорит, кровосос. Ну и так далее. Дети, конечно, тоже приходили. Дочка почаще, сын пореже. Ну, что уже дети, дети взрослые, у них своя жизнь. Она даже и не оживлялась особо, когда дети приходили. Только когда Старик приходил, она даже вся тряслась от ненависти, плакала горькими, беспомощными, старческими слезами. И Старик тоже плакал, молча. Гладил ее по сморщенной руке и плакал. А потом что-то он  долго не приходил. Она молчала-молчала, наконец, не выдержала и спросила у медсестры, что это, мол, мой Старик не приходил ли? А медсестра говорит, да вы, говорит, не волнуйтесь, на улице, говорит, гололед, да и эпидемия гриппа сейчас, может, приболел. Придет! А на самом деле, они все уже знали, что Старик умер. То ли инфаркт, а то ли просто от старости умер. Но Старухе не говорили. А она подождала-подождала, да и тоже умерла.

………………..

Одна баба маялась животом. Долго так маялась, а к врачу не шла. Наконец, разрезали ее. А там – опухоль. Опухоль удалили, надо, говорят, облучать. А она, дура, говорит, не хочу лысая быть. И так старею уже, а тут еще лысая стану. Ей говорят, дак помрешь! А она говорит, дак и так помру. Так и не стала лечиться. Только зря это она. Померла, конечно, скоро. Но вот, что интересно, в гробе когда лежала, все равно будто лысая. Волосы-то от болезни выпали. Жалко бабу.

………………….

Одна деваха, молодая совсем, все любила веселиться. Как идет, у  проходной всех поджидает, айдате, говорит ко мне, щас салатов наделаем, вина купим, будем танцевать, песни петь. И ведь главное что, она хорошая была, из деревни только, а у нас народ? Сразу начали думать про нее всякое. Ты, говорят, гулящая, наших парней приваживаешь, это девки-то говорят. Хотя у нее же пили-веселились. Ну, в общем, нагостевались, парней себе подобрали, и нет чтоб ей тоже парня какого-нибудь оставить, дак они всем остальным про нее гадости стали рассказывать. Ходила она одна, ходила, уже хотела обратно в деревню податься, а вот не получилось. Однажды шла она вечером, а тут ее друзья бывшие, пьяные уже, ее увидели, и ну кричать… ну, сами знаете что. Она от них бегом, дурочка, а они видят, что она бежит, ну догонять. В общем, бежала по обрыву, да на каблуках, в общем, споткнулась, да покатилась под откос, а там поезд… Мать-то из деревни когда приехала, плакала очень. 

………………..

Одна бабка под старость с ума сошла. А у нее была дочь- учительница. А еще у них был колодец во дворе. Ну дак бабка все стала в колодец выбрасывать. То посуду выбросит, то суп в колодец выльет. Дочь-то сильно боялась, что бабка в колодец упадет. Стала ее в доме запирать. А та сильнущая такая! Стекла-то в доме выбьет и к колодцу! Ну дак дочка стала ее в доме-то привязывать. Бабка – выть. Да голосистая такая – на всю деревню! Ну, соседи-то и говорят, ты что, говорят, изверг, мать привязываешь, а ишшо учительница! Ну, та наняла мужиков, те ей колодец-то плитой закрыли да замок повесили. Стала она ключ с собой в школу брать. Да вся извелась, одних стекол сколько вставляла, да бабка ишшо каждый раз порезанная. Да сама-то не молоденька уже, за сорок. Ну, однажды бежит из школы, ребят пораньше отпустила, как сердце чуяло! А бабка уже из дома выбралась, лом нашла и замок-то почти и сбила! Да сильнущая такая! Ишшо замок не сбила, а плиту-то почти своротила уже. Ну, в общем, в тот-то раз все обошлось, а все равно все плохо вышло. Всего год-то промаялась так учительница, потом  хоронили ее. Сердце. А бабку-то потом в сумасшедший дом отвезли. А дом-то их так и сгнил. Не было родни-то больше.

…………………

В одной семье убогий ребеночек родился. Все дети бегать, а он еще только ползать, все дети в школу, а он еще только бу-бу да гу-гу. Ну мать-то сильно убивалась. Да муж-то у ей ишшо непутевый попался. Уйдет че-то на весь день, работает-работает, а все денег нет. Ну, невезучий! Ей соседи-то говорят, ты, говорят, рожай еще одного, родишь нормального и успокоишься. А она говорит, боюсь я. Да тут ишшо год неудачный выдался. Совсем они бедствовали. Да муж-то еще говорит, уйду я, говорит, на заработки, здесь-то, в деревне, ничего не заработаешь, дак я в город пойду. И ушел. А она вообще затосковала. Думает, я тут с дитем пропадаю, а он там в городе чем занимается? Ну, это она, конечно, все от тоски, потому что он-то мужик был не гулящий. И стала она с тоски с шабашниками крутить. Ребенка на ночь оставляет, а сама уходит. А утром вернется и воет в голос. Ну, свекровка прознала, ее из дома выгнала, ребенка себе забрала. Та ходила, ходила вокруг свекровкиного дома да и повесилась. А муж-то вернулся, стал с матерью жить. Нынче, говорят, жениться опять собирается.

…………………….


Тута жили у нас сестра  да два брата у ей младшие, близняшки. А родителей-то у них задавило. Братьев-то хотели в детский дом пристроить, да сестра не дала. Годков-то ей тогда уж семнадцать, что ли, было. Только не углядела она за одним-то братом: свалился с дерева и насмерть. Ну, второй-то школу закончил, ничего. Только вот пить стал. Сестра-то с ним воевала все, только куда ей, она такая махонька, а он-то вырос у-у-у!  Она-то все раньше-то говорила, вот Васька школу-то закончит, пойдет на ферму работать, али на лесопилку, я учиться поеду. А тут куда поедешь? Стала брата от пьянки отваживать, потом говорит, я Ваську в город пошлю, у нас-то мужики все в деревне пьющие, а в городе он учиться будет, там приличных ребят много. Изробилась вся, а Ваську-то в город отправила. Он вроде учиться начал, ничего, а потом – хуже прежнего. А тут к ней парень один посватался, наш, тутошний, а она говорит, вот я брата от водки отважу, тогда и поженимся. Ей ишшо тогда говорили, дура, замуж выходи, а она говорит, да как же я на могилку к мамке с батей-то ходить буду, что я им скажу, что Кольку не уберегла, да и от Васьки отступилась? Поехала в город, устроилась там куда-то, стала дружков-пьяниц от брата гонять, да куда! Разве в городе усмотришь? Город-то большой. Пока она там за Ваську боролось, парень-то женился. Кто ждать-то будет? Ну, привезла тогда она Ваську обратно в деревню. Тут и соседи и тетка на Ваську-то навалились, ты что, говорят, окаянный, сестра из-за тебя учиться не поехала, замуж не вышла, ты что, делаешь, а?! Ну, он вроде образумился, работать пошел. Недолго продержался. Запил так, что такого и у нас не видали. Хуже всех самых пьющих мужиков. А  к ней опять посватались. Не наш мужик, шабашник. Но хороший, не пьющий. Да она девка такая красивая была! Вроде и перестарок по нашим-то меркам, по деревенским, а все невеста хоть куда, да и работящая.  Да тетка-то ей говорила, плюнь ты на Ваську! Пропащая он душа, ты-то хоть не пропадай. Да все зря. Не поехала она с тем шабашником. Не могу, говорит, из деревни уехать. Пропадет совсем Васька без меня. Он уже и вещи все стал из дома пропивать, все, что под руку попадет. Она работать не успевает, вся почернела, а разве углядишь, за взрослым-то мужиком? Она уж и сама вроде как потупела что ли? И  бить он ее начал. Однажды, прибежала домой, зимой то было, а брата дома нет. Кинулась искать. Мимо реки-то бежала, видит, кто-то вроде как тонет, лед-то тонкий был еще. У нее сердце остановилось – брат!  Шел на тот берег за водкой, да пьяный, не соображат, что лед-то тонкий! Лед-то проломился, он в воду, да спьяну выбраться не может. Она  -  спасать его. Мелко там у нас. Вода только холодная. Где-то по грудь она зашла, да пока тащила его пьяного, махину такую. Это потом уже, кто-то увидал, помогать прибежали. Да пока то да се… Ну, в общем ему, паразиту, ничего. А у нее – ревматизма, да еще какой-то паралич нето… В общем, щас ходит вся скособенившись, едва ноги передвигает, да болит у ей все – суставы. Работать не может, нищета. Так и живет. А  Васька-то, тот, окаянный сбежал от нее в город, да не долго куролесил, помер, говорят, от пьянки-то.

…………………

А то вот еще жил у нас тут старик один. Старый уж был совсем. Дети разъехались. Жена умерла. Он еще когда не такой старый был, ходила к нему женщина одна, хорошая женщина, помогала все ему, стряпала, по дому убиралась, соседка да и говорит ему, женись, говорит, а он говорит, не-е-е. Ну та женщина походила, походила, да и не стала больше ходить. Соседка-то говорит, дурак, ведь в голбец свалишься, никто и не услышит, как одному-то жить? Ведь старый уже. А он так и не женился. И ведь как накаркала! Свалился в голбец и помер там. Никто не пришел вовремя проведать-то. Это потом соседка спохватилась, а что это Митрофана не видно? А он уж  помер в голбце-то.

………………….

Жила у нас одна женщина. Так-то вроде ничего, да гулящая. Ой, какая гулящая! И образованная была: училище да техникум закончила и мастером работала. И поначалу-то никто и не заподозрил ничего: вроде скромная. А потом-то! Дак ведь вот какая пакостная-то была! То у одной подружки с мужем переспит, то у другой. Хотя бы гуляла где с чужими, а то с подружкиными мужьями! Да и муж был у ей! Ну, сначала все шито-крыто было. А потом один мужик совсем на ней помешался, хотел семью бросить, к ней уйти. Шум-то поднялся, дак все и выплыло наружу, все ее похождения. Подружки-то все отвернулись от нее. И муж ушел. Вот тут-то она и взвыла от одиночества. Потом рассчиталась, уехала отсюдова-то. А так-то вроде баба нормальная была, да вот гулящая.

……………………………………………………………..

Одному старику ноги отказали. Да какому старику, ему ешшо лет пятьдесят было. Ну, может, с небольшим. Так, болезнь кака-то. Жили-то они бедно. Коляску не на что было купить. Так ему брат стул на колесиках сделал, так он и разъезжал по всей квартире. Да как разъезжал, жена возила. Ухаживала за ним, да и била его со злости. Иногда и не покормит по-хорошему, а и вывалит кашу на голову-то. Совсем сумасшедшая! Говорит, ты, говорит, всю молодость гулевал, я как соломенная вдова жила, пока до дому из рейса доедешь, по дороге всем своим девкам подарки даришь, домой ползарплаты привезешь, а у меня ребята! Полюбовницы твои платья меняют, а я голодная хожу! Где моя женская доля была?! Чё они сейчас-то не бегут из-под тебя горшок выносить?! Он уж плакал, меня, говорит, Бог уже наказал, ты хоть не бей, а она говорит, это меня Бог наказал, я сейчас работай и за тебя и за себя, еще и горшок выноси! Так он, бедный, к окну подъедет и смотрит так тоскливо на улицу. Вот судьба!